по пикачу на каждого дурака.

— Я вот знаешь, че думал? — начинает Андрей, скребясь пяткой о его щиколотку. Федя вздыхает тяжело, потому что это «думал» чаще всего заканчивалось какой-нибудь хуйней. У Пиро налёт эстетики и долбоебизма в равной степени на характер наслаивается, так что «думал» — это как неизменное «хуй встал» в твиттере, затесанное меж умных мыслей и красивых строчек из собственных треков. Федя, конечно, от такого контраста тащился. Но иногда не знал, куда глаза от чужих мыслей закатывать. Игнатьев наклоняется, подхватывает Андрея за лодыжки, легко закидывает худые ноги на свои, потому что заебал сидеть рядом и постоянно вот это вот ступнями делать, и спрашивает как-то смиренно: — Что? — Бля, твоя эта сука на коленях, — поясняет Пиро, садится боком и задницей чуть ближе подтягивается, — Я вот слушал и думал, в смысле, на коленях твоих сидит. А она про отсос. Наверняка ж не я один так думаю. — Ну, да, — ухмыляется Игнатьев, устраивает ладони на чужих ногах, поглаживая легко, — Как про тебя писал, да? — Крашеные волосы в лапе, ага, — важно кивает Пиро, — И синяки сквозь джинсы. Только я тебя папочкой не зову, и хорошо, блять. — И полностью не глотаешь, — невозмутимо парирует Федя, наглаживая те самые еле заметные синяки на голых коленочках, торчащих из под домашних шорт. Андрей как-то оскорбленно толкает его пяткой в бедро, но Игнатьев знает, что не обижается же. — Ну, извини, у меня как-то скилл отсоса другому мужику не прокачан. — Ничего, нужно принимать чужие недостатки, — смеётся Федя, Андрей пожимает плечами и не особо реагирует, что, наверное, к лучшему. Или придумывает достойный ответ. В любом случае, Федя пока не расслабляется и продолжает мацать чужие коленочки, в который раз поражаясь, как можно столько жрать и бухать, и оставаться таким худым. Вот у Игнатьева так не получалось. — И вообще, — все же подаёт голос Пиро, и Федя думает что-то вроде "ну, конечно, блять", но смиренно слушает, — почему на коленях? Андрей еще ладони свои устраивает поверх чужих, пальцами цепляется. Федя улыбается с его привычной тактильности, и плечами пожимает, переворачивая одну из ладоней так, чтобы переплестись нормально. Руки у Андрея красивые тоже, даже не просится на язык избитое "длинные музыкальные пальцы" и прочая хуйня — вот просто красивые, и все тут. Игнатьев даже подзалипает как-то, забывая, что у него спрашивали что-то, но вовремя соображает ответить. — Может у меня этот, — выдаёт он с важным видом, — фут-фетиш. — Еблан, фут-фетиш это скорее вот то, чем ты с моими ногами сейчас занимался, — смеётся Андрей, дергая его за ладонь, — А не отсос на коленях. А вообще, так-то, это влечение к ступням. Федя, если честно, тут бы поспорил с общепринятыми формулировками — ступни-то ступнями, но вот колени Андрея реально, ну. Не то, чтобы влечение прям, но классные такие, худые, но не до некрасивости тощие, в ладонь — тут он ржет мысленно — помещаются классно, как, блять, грудь женская должна. И ссадины с синяками на них смотрятся, хоть снимай под модными фильтрами и во всякие тамблеры-тумблеры выкладывай. Пиро его опять за ладонь дергает, чуть сжимая своей, внимания к себе требует, и Федя взгляд на него переводит и кивает, мол, понял, не залипаю. — Щас довыебываешься своими знаниями, и поползешь на пол, — шутливо угрожает Игнатьев. Пиро ржет ещё громче, чем до этого, и приваливается к его плечу, съезжает ближе и почти переползает на бёдра Феди задницей. Щекочет шею остатками смеха и зеленой челкой. А Федю от таких нежностей аж пробирает, на самом деле. — Потом твоим фут-фетишем займёмся, — бормочет Андрей куда-то в шею, выпутывается пальцами из чужих ладоней и обвивает Федю руками. Федя запускает ладонь в его волосы, чешет, как котяру, и согласно хмыкает. Успеется ещё.