Нелёгкая жизнь RK800

Иногда мир может показаться не таким, как ты раньше думал. У всего и у всех есть свои рамки, последствия, черты, за которые не нужно выходить. Иногда все твои мысли сводятся к одному важному решению и у каждого оно свое. Рамки рыбки Дьюи превращались в стеклянный прямоугольник, называвшийся аквариумом. Она не любила, когда в ее пространство, пересекая все запретные черты, вторгались другие рыбы. Последствием этого была плохая реакция рыбки, ведь никому не понравится, если его забулькают до смерти. Иногда сама Дьюи вторгалась в чье-то пространство, от чего вылетала из аквариума. И каждый раз Коннору приходилось ее поднимать, давать наставления, как себя вести, думая, что она ничего из этого не знает и не может запомнить. Но ведь это не так. Иногда надо осознавать, как ты себя ведешь с другими рыбами или людьми. Ведь они имеют такие же чувства, как и ты. Даже рыбка знает золотое правило морали. «Относись к людям/рыбам так, как хочешь, чтобы относились к тебе». И иногда мир разбивает все твои представления о жизни в прах, все твои мечты и ожидания в мелкие осколки, которые потом впиваются тебе в душу. Все падает в твоих глазах… Что такое нестабильность? Коннор наверняка знает что это такое. Его голова трещит от ошибок и постоянных вылетов системы, он жмурится, но боль не утихает. Боль? Да, да, он ее прекрасно чувствует, чувствует ее до дрожи в коленках, до трясущихся пальцев. Его карие глаза наполняются мокрой пеленой слез и отчаяния. Никто, никто не может ему помочь, и от этой мысли ему становится хуже и хуже, погружая на отдельный островок боли и одиночества. Есть ли у роботов психика? Да она есть, и он это знает. Он знает это во времена, когда начинает беседовать сам с собой, когда отчаянно не верит данным системы и анализу. Когда сходит с ума от своей жгучей боли, что ни на минуту не затихает, пульсируя в висках, глазах, сердце… Сейчас Коннор стоял на краю старого полуразрушенного, дряхлого, кряхтящего от порывов ветра моста… Он стоял и крутил револьвер с одной пулей, то открывая, то закрывая барабан, прокручивая его, создавая тем самым страшный посмертный ритм, созвучный с пульсацией его головной боли и кряхтением этого моста. Созвучный с мелодией этого сознания. Ошибка за ошибкой вылетали, запрет за запретом ломались, а кареглазый опускался на самое дно пучины своей депрессии. Волны океана бились об затерянные берега, неумолимо стачивая их под ноль. Ветер бил по лицу, трепля волосы. Андроид поджал губы. Сейчас, он чувствовал приятную прохладу, расслабление, на фоне которого боль не была такой яркой, такой отвратительной, такой постоянной. — Умереть, или нет? — спрашивал он себя. Дождь такой необычный, мягкий стучал по его телу, отдаваясь громкими звуками, и большими брызгами. — Где я, что происходит? — думал про себя Коннор. Он лежал на груде обломков старых, ненужных андроидов, которым был год, два, а может быть и несколько месяцев. Это было неизвестное ему место — свалка. Свалка для старых, ненужных андроидов, которые утратили свои прежние способности, но он то их не утратил. — Они…меня…предали. ВСЕ.

Я Буду Мстить.