Путеводная звезда и потерянный рыцарь

      В сумраке её от природы тёмные глаза кажутся провалами в семь преисподних. В его личные семь преисподних. Неверный свет, льющийся из глубины комнаты, ткёт силуэт Эшары, тоненький и беззащитный, но лицо скрывает в тени. Джейме выпрямляется, ожидая, что она его ударит, но Эшара лишь прижимается спиной к дверному косяку, давая молчаливое разрешение войти.       «Сир, вы бесстыдник! Разве не знаете, что в покои молодой девушки мужчинам путь заказан?»       Она всегда встречала его шуткой и смехом. А теперь от постылой тишины хочется наткнуться на собственный меч. Уж лучше бы она надавала ему пощёчин. Уж лучше бы кричала, обвиняла и сыпала ругательствами.       В её комнате ничего не изменилось. Разве что стало темнее и будто бы холоднее. Эшара притворяет дверь и поворачивается к Джейме:       — Сиру что-то угодно?       Свет, наконец, падает ей на лицо. На смуглой коже синяки, возможно, и не столь ярки, но Джейме от этого не легче. Он виноват, он не уследил… А теперь разве может он что-то исправить? Прошлого не воротишь, а извинения никому не нужны. Но он никогда ни от кого не бегал, не станет и теперь.       — Сиру много, что угодно, — ухмыляется он, привычно заталкивая совесть куда подальше. Служба в королевской гвардии учит забыть о её наличие и слушать лишь голос короля. Вот только Джейме так не хочет. У его совести голос Эшары Дейн, и едкая горечь красных дорнийских апельсинов на языке.       Эшара смотрит в упор, не мигая. В зрачках дрожит отражение свечи, и больше ничего в её облике живого нет.       — Я больше не люблю загадки. Так чем могу быть полезна гвардейцу короля Роберта?       Короля Роберта… Джейме морщится и шагает к ней, протягивает к опухшей скуле руку, едва-едва ведя пальцами по коже. Рискованный, откровенный жест. Эшара не отшатывается, но замирает со столь ощутимым напряжением, что он не может вздохнуть. Джейме успевает заметить мелькнувшее в её глазах затравленное выражение, прежде чем лживое равнодушие охватывает тёмно-лиловую радужку. Эшара никогда его раньше не боялась. Напротив — льнула, как кошка, и хихикала. Игривая и насмешливая, бесстрашная до безрассудства, прекраснейшая из дам принцессы Элии. Её свет грел его, пока сестра находилась так далеко.       — Кто это сделал?       Он клянётся себе, что найдёт подонка и заставить мерить шагами собственные кишки. Хоть это он сделать в состоянии.       — Я не понимаю, о чём вы, сир.       Но сначала он переломает выродку руки, посмевшие притронуться к Эшаре, со вкусом пересчитает каждую косточку. И тогда, возможно, ему самому станет легче.       — Кто? — повторяет Джейме, цепко удерживая её взгляд своим. Защищать женщин у Джейме не получается. Возможно, мстить выйдет лучше?       — То не ваша печаль.       — Моя. Я не уйду без ответа, — предупреждает Джейме. Эшара упрямо поджимает губы и отворачивается. У неё больше нет для него слов. У неё больше ничего для него нет.       — Шери… — он и сам не знает, что хочет сказать, но видеть её такой невыносимо. Льдисто-спокойная, изысканно-вежливая, не его, даже вовсе не Эшара…       Она дёргается. Кривится, и её лицо вмиг становится ему незнакомым.       — Зачем ты пришёл? — сухо спрашивает она. Это звучит как: «Пошёл вон!». Возможно (совершенно точно) заслуженно. Джейме и сам знает, что дверь в эту комнату ему лучше позабыть навсегда. Но не может. И спать он тоже теперь не может.       — Ты знаешь, — отзывается Джейме. Эшара в ответ криво улыбается, и лучше бы эту презрительную, мёртвую улыбку ему не видеть никогда.       — За моим прощением? Тебе нужно, чтобы я подтвердила, что ты хороший? Что сделал всё верно?       — Он бы сжёг в диком огне всю столицу! Мне нужно было смотреть на это?!       — Да в Пекло безумца! Мы оба знаем, что дело не в нём! Ты должен был защитить принцессу и детей. — Взгляд Эшары незнаком, напряжён и холоден.       — Я не знал! Я и подумать не мог…       — …Что кто-то может предать своё звание рыцаря? — иронично заканчивает за него она. Последовавшее молчание оглушает. Эшара зябко дёргает плечами и вздыхает: — Твои клятвы оказались пустыми. Так бывает иногда.       Притворные сожаления и мягкость не обманывают.       — Я понимаю, ты был слишком занят троном и телом короля у его подножия. Для Элии не осталось места в твоей голове, — голос ломается, и заканчивает она почти шёпотом: — Для меня тем более.       Джейме стискивает руками её плечи, едва сдерживаясь, чтобы с силой не встряхнуть:       — Ты думаешь, она мне не снится? Я не думаю каждый день о том, что мог бы сделать и не сделал? Но ничего нельзя вернуть!       — Нельзя… — эхом повторяет она. — Чего же ты хочешь теперь от меня?       Он и сам не знает. Наверное, он просто слишком привык к тому, что её смех глушил его боль, заставлял кривить губы в ответной улыбке. Но её боль он облегчить не в силах. Единственное, что он может для Эшары сделать — убить мерзавца, укравшего свет из глубины её удивительных глаз, растоптавшего её гордость и храбрость. Вот только не он ли это сам?       Джейме, нехотя, отпускает её плечи:       — Так ты назовёшь мне имя?       Губы Эшары дрожат, и Джейме кажется, что она вот-вот выдохнет его имя, так дразняще всегда звучащее из её уст. Но она лишь стискивает кулаки и горько усмехается:       — Боюсь, что я забыла его спросить.