Путеводная звезда и потерянный рыцарь

      Лианна чему-то смеялась и ловила взгляд мужа, счастливая и разрумянившаяся. Привставала на цыпочки и касалась губ короткими поцелуями, не стесняясь ни фрейлин, ни белогвардейцев. Полсотни шагов да редкая весенняя листва едва ли утаивали королевскую чету от любопытных глаз.       Джейме отвёл взгляд, ощущая лишь возрастающее раздражение, от которого кожа зудела, и ладонь против воли плясала на рукояти меча. Даже зрелище вышивающих в беседке фрейлин было приятнее. Визерис развлекал их разговором, впрочем, без особой радости. Эшара, не глядя, протянула ему клубок ниток, и принц растерянно взял его, умолкая на полуслове. Дорнийка удовлетворённо пригладила вышивку и подняла на Джейме лукавый взгляд. Подмигнула, скаля зубы, и откинулась на стуле, забрасывая ногу на ногу. Эта снисходительно-вызывающая усмешка заодно с холодным взглядом были знакомы до дрожи. Джейме словно видел себя. Эшара стала походить на его отражение больше, чем даже Серсея. Та же улыбка, не трогающая глаза, те же пустые шутки и тщательно скрываемая боль. Джейме никогда не спрашивал, любовь к кому сделала Эшару такой. Не от того ли, что ему было плевать? Да и игры в прятки дорнийке удавались ни в пример лучше.       — Общество Таргариенов очень дурно влияет, — с притворным (или нет) огорчением качала она головой и кусала грушу, а после протягивала фрукт Джейме. От неё больше не пахло апельсинами, и Ланнистер думал, что это к лучшему.       Эшара всё ещё оставалась фрейлиной, хотя её руки просили не раз. Она лишь хохотала над очередным несчастным и отказывала, разбивая влюблённое сердце. Говорили, у неё сердца нет вовсе, и вся её огненная, жаркая красота лишь морок. Джейме казалось, что и его сердце умерло тоже. Что же тогда так болело одинокими ночами?       Об Эшаре шептались как о непостоянной и преступно легкомысленной. «Злое, глупое дитя». Джейме усмехался: о нет, вовсе не дитя. Она была когда-то шаловливой девушкой-ребёнком, но больше нет. Тогда она умела улыбаться так ярко, что даже мрачные стены Красного замка становились светлее. Теперь её свет отбрасывал жуткие тени.       Старший брат писал ей гневные письма, которые Эшара сжигала, иногда с выражением зачитывая перед этим Джейме. Эдриан умолял, приказывал, угрожал, но всё без толку. После смерти Эртура не было никого, кого бы эта бестия слушала. Рейегар мягко уговаривал быть разумной, но из дворца не гнал, ощущая вину. Да и Рейенис Эшару обожала. Оттого король всё терпел, даже язвительные замечания и неприличные выходки. От её злого языка страдали все, она не делала исключений ни для кого, но всё равно находились идиоты, которых её красота манила. Влюблённые глаза следовали за дорнийкой повсюду. И чем решительней она отвергала ухаживания, тем, казалось, сильнее действовали её любовные чары. Эшара смеялась, и Джейме смеялся вместе с ней. В их смехе ему чудились истеричный раскаты хохота Эйериса. Поэтому Джейме торопился закрыть Эшаре рот поцелуем, и не то чтобы она была против.       Эшару королевские гвардейцы считали своей, почти сестрой, а братская любовь Джейме всегда была извращённой, разрушительной. Может, оттого Семеро и спрятали от него Серсею, а вот Эшару не сумели. Вместо вины и сожаления Джейме ощущал лишь ярость или обманывал себя в том. Эртур, будь он жив, свернул бы ему шею, и был бы тысячу раз прав. Эшара появилась при дворе почти девчонкой, с хрустальным смехом и наивными речами, невинно-соблазнительной и воздушной. А теперь? Кто бы назвал её невинной теперь? Да только Джейме ли в том вина?       Она запрокидывала голову и смеялась-смеялась-смеялась. Без этой проклятой лживой улыбки Джейме не видел её бесконечно давно. Эшара улыбалась, даже когда он сжимал пальцы на её шее, а на следующий день появлялась в широком сапфировом колье и насмешливо подмигивала. Поклонники вились вокруг неё, как дрессированные псы, и Джейме оттого было смешно. Она флиртовала с очередным дурнем и впархивала в объятья Джейме за следующим же поворотом коридора. Поцелуи её всегда отдавали отчаянием, и гулкий стук её сердца Джейме ощущал, будто свой.       Он выдыхал ей в шею что-то совсем неразборчивое и даже не смог бы сказать, что именно. Наверное, «Серсея», хотя ему всё чаще мерещилось, что губы против воли складывались в лаконичное: «Эшара». Он не любил её. Его сердце всё так же принадлежало сестре. И Эшара, в том он был уверен, не любила его.       Варис (и Семеро знает, кто ещё!) разумеется, был осведомлён об их связи, но молчал, лишь сладко улыбался и разводил руками при встрече. Огласка погубила бы репутацию Эшары, но Джейме было в общем-то всё равно. Он не держал её, и совесть молчала.       — Что потом? — спросил он однажды, и Эшара легкомысленно пожала плечами:       — Я налью себе ещё вина. Хочешь?       Он мог бы сказать, что спрашивал не об этом, но был уверен, что она и с первого раза поняла всё верно. У неё не было будущего. У них обоих не было будущего. Глядя вперёд, Джейме не видел ничего. Он молил Воина лишь о том, чтобы умереть с мечом в руках, а не уснув в постели, как его предшественник в роли королевского гвардейца. О чём молила Эшара Джейме не знал. Да и молила ли? Она никогда не говорила о будущем, будто и впрямь собиралась до старости быть фрейлиной ненавистной королевы. Эшара смеялась так легко, будто не собиралась доживать до старости вовсе. Она пила вино, шутила и казалась бабочкой-подёнкой, залетевшей в открытое окно. Она приходила из сада и сбрасывала с плеч плащ прямо в руки принцу Визерису, будто он был её пажем, и улыбалась, на мгновение встречаясь с ним взглядами, прежде чем спешила вперёд. Принц часто бывал в её компании, и Джейме не сразу заподозрил подвох.       — Это закончится плохо, — заметил непривычно серьёзный сир Ливен, наблюдая за тем, как младший брат короля кружил Эшару по залу. Она смеялась, и Джейме едва не морщился, даже издалека различая в нём леденящий перезвон близкой истерики. Бордовый шёлк мёл каменные плиты, и белый («в твою честь, сердце моё») шарф колыхался, ластясь к руке Визериса. Пир в честь именин королевы Лианны переставал быть скучным.       — Король будет в восторге, — лениво ответил Джейме. Лицо Рейегара было непроницаемо спокойно, но Джейме был уверен, что он в ярости: Визерис с Эшары глаз не сводил и выглядел настолько невменяемо счастливым, держа её в своих руках, что это не могло остаться незамеченным. В чёрных кудрях сияли рубины, и Джейме был почти уверен, что знал имя дарителя.       Танец закончился. Эшара опустилась в реверансе, весёлая, как птичка, и тут же упорхнула прочь — Визерис не успел удержать. В его руке остался лишь тонкий шарф.       На следующий день Эшара вышла от короля бледная, сжавшая левую руку в кулак. Нашла глазами глаза Джейме и заломила усмешку в угол рта. Эшара была смуглее, когда только появилась при дворе, теперь же столица словно выкрала краски с девичьего лица, лишь цвет глаз будто стал ярче, ещё выразительней, в обрамлении густых ресниц.       — Ты будешь скучать по мне, сердце моё? — почти весело спросила она на его вопросительный взгляд.       — Он ведь не мог тебя?..       — Кто? Рейегар? Конечно, нет! Он может только угрожать и хмурить брови, — она засмеялась и коснулась холодной ладонью его щеки. — А всё же, будешь?       — Разумеется, нет, — хмыхнул Джейме. Ответная улыбка Эшары оказалась до боли фальшивой:       — Это хорошо…       Через несколько дней он случайно застал её, целующей принца. Там, где должно было быть сердце, неприятно кольнуло. Визерис что-то горячо шептал, но Эшара лишь качала головой и, кажется, впервые не улыбалась. Он покинул её взбудораженный, и лишь тогда Джейме вышел из тени. Эшара обнимала себя за плечи и не казалась удивлённой появлением королевского гвардейца.       — Он ведь тебе не нужен, — он сложил руки на груди и опёрся на стену.       — Что с того? — грубо ответила Эшара и тряхнула головой. — Мы с тобой ведь друг другу не нужны тоже.       — Он другой…       — Думаешь, я его не заслуживаю? — она впервые за весь разговор посмотрела на Джейме.       — Я думаю, что ты его не любишь.       Эшара тихо рассмеялась:       — А я думаю, что ты всё же будешь по мне скучать.       Она была совсем близко, и Джейме хотелось целовать её так же трепетно, как это делал Визерис. Да только нежности в нём не осталось — одни разочарования и злость.       Король выслал Эшару из столицы на следующий же день. Не учёл лишь одного: Визерис за ней последовал.