Путеводная звезда и потерянный рыцарь

      Он впервые поцеловал Эшару после королевской свадьбы.       Его отпустили с поста уже за полночь, когда новобрачных проводили в постель, а сам Джейме едва не убил какого-то пьянчугу, решившего, что испытать терпение Ланнистера — это прекрасная идея.       — Можешь быть свободен на сегодня, — сухо приказал Хайтауэр.       Джейме криво усмехнулся и кивнул. В Великом Чертоге из королевской семьи оставалась одна королева-мать. Сир Герольд справится с её охраной и сам. А королю Рейегару сегодня и вовсе едва ли понадобится помощь: со своей молодой златокудрой женой он разберётся сам, уж точно без Джейме. Хотя тот и мог бы дать пару практических советов по обращению с ней. Кто, как не брат, может знать, что доставляет ей удовольствие…       Ланнистер вышел из Великого Чертога в ночь. Небо было на редкость звёздным, густо-синим. Джейме запрокинул голову, задышал жадно и глубоко. Дородная луна невозмутимо глядела на него с высоты. Сердце ныло, каждый удар отдавался в груди мучительной болью. Белый плащ, спокойно лежавший на плечах, словно душил. Дрожащими пальцами Джейме погладил золотую фибулу. Главное, не думать о сестре, не думать… Но он не мог. За весь вечер она даже не взглянула на него. А если бы и взглянула, разве стало бы легче?       Он пересёк западный и восточный дворы. Идти в Башню Белого Меча отчаянно не хотелось, но возвращаться больше было некуда. Теперь это единственный его дом. На широких каменных перилах лестницы, ведущей во внутренний двор, кто-то сидел. Каким-то внутренним чутьём Джейме узнал Эшару. Её серое, не траурное, но и не праздничное, как должно быть настаивали, платье сливалось с мраком. В тёмных волосах едва поблёскивали драгоценности — словно упавшие с небес звёздочки. Наверное, она ждала Эртура, но тот сегодня дежурил у покоев новобрачных. К счастью, сия чаша миновала самого Джейме. Но сколько ночей ещё впереди… Бессчётно.       Джейме сел рядом, сам не зная зачем. Эшара прижалась щекой к его плечу, откусила от груши и протянула её Ланнистеру. Помедлив, он всё же впился зубами во фрукт в её руке, оказавшийся приторно сладким. По запястью дорнийки тёк сок, но она словно и не замечала, задумавшись о чём-то, недоступном пониманию Джейме. Ударила бы она его, если бы он собрал языком с кожи липкий сок? Хотя ему, скорее, хотелось впиться зубами до крови, выплеснуть ту боль, что тяжело ворочалась в груди. Джейме запрокинул голову назад, разглядывая небо. Лучше не думать ни о чём, чем думать о Серсее. Вдалеке раздавались голоса, кто-то пел, празднование всё ещё не закончилось.       — Рано или поздно ваша сестра разочаруется. Рейегар всех разочаровывает, — наконец, негромко произнесла Эшара. Руке было тепло от её близости.       — Почему вы?..       — Я вижу, как вы на неё смотрите.       Джейме ощутил, как она пожала плечами. Знает… Она всё знает… Это должно было волновать, но не волновало, словно он перешёл ту грань, за которой уже всё равно. Да и Эшаре он… доверял. Ланнистер осознал это в один миг, но мысль не поразила, точно он всегда это знал.       — Я никому не скажу. Это не моё дело. Мы не выбираем тех, кого любить, — словно в ответ на его мысли заверила она. Хотелось уткнуться в её волосы, полнее ощутить запах жасмина и апельсинов, пряную горечь каких-то трав, в прохладном воздухе звучавшую особенно чисто и остро. Серсея пахла иначе: солёно-сладко, плясками на берегу Закатного моря, ежевичными пирожными, так ею любимыми, вином, дурманом, ударяющим в голову…       — Это больше не имеет значения, — преувеличенно беззаботно отозвался Джейме. Он ощущал себя преданным. Боль сменилась злым весельем. — Следовало стащить кувшин с вином и отпраздновать, как следует. Я, знаете ли, преступно трезв да и вы тоже.       — Мне не помогает, — Эшара выбросила недоеденную грушу и поднялась, поправляя платье. Уйдёт? Джейме поднялся тоже, загораживая путь:       — Тогда придётся попробовать что-то другое.       Он не мог остаться один, не сейчас, а умолять не привык. Эшара фыркнула и толкнула в грудь.       — Вы похожи на Пицеля. Какой только дрянью он меня не поил, ведь «Его Милость изволит беспокоиться о миледи», — весьма похоже передразнила она Великого мейстера. Джейме не сдвинулся с места, и руки девушки остались упираться в его броню. Было бы легко притянуть Эшару к себе ближе. Серсея ведь явно сейчас не скучала. Почему тогда должен тосковать он? Дорнийка красива, её общество приятно. Они часто перешучивались, поддерживая друг друга, когда мир разлетался на осколки, полыхал под смех Эйериса.       Внизу на лестнице послышались голоса, и Джейме вместо того, чтобы отстраниться, утянул Эшару в тень, прижал спиной к каменной кладке. Она не сопротивлялась, лишь бархатно рассмеялась:       — В прятках вы чудовищно плохи. На вас белый плащ и доспехи королевского гвардейца, дорогой сир — вас всё равно видно.       — Зато вас, миледи, не видно. Вашей чести ничего не угрожает, — подразнил в ответ он. Лица девушки теперь было не разглядеть, зато сама она оказалась ближе.       — Я не боюсь, чтобы прятаться. Я уже ничего не боюсь, — тихо сказала она. Её тёплое дыхание коснулось его щеки. А он так замёрз. Разочарование, усталость и боль смёрзлись в душе в один ком, который переворачивался, резал нутро острыми краями. Разве преступно желание отогреться, почувствоваться себя живым? Джейме поймал девушку за подбородок и нашёл её губы своими, не спрашивая разрешения и не заботясь о вопросах морали. Будь что будет. Не в в его привычке просить. Никогда не целовал он никого, кроме Серсеи, не знал прикосновений других женщин и не стремился к ним. Сестра целовала остро, напористо, так, что доставала до глубины души, переворачивала её, лишала воздуха вместе с разумом. Джейме будто молния била каждый раз. Неправильно, аморально, порочно и мучительно-желанно настолько, что он скатывался в безумие. Он стал королевским гвардейцем ради неё. Теперь Серсея целовала Рейегара, ему в рот, должно быть, выстанывала: «Ещё! Ну же!». Мысль об этом укусила, и Джейме смял губы Эшары с жестоким отчаянием. Она вздрогнула, как-то вся обмякнув, не сделав попытки вырваться. Целовать её оказалось сладко, приятно до дрожи. Хотелось прижать сильнее, ощутить чётче этот контраст с Серсеей, но Джейме, сделав над собой усилие, отстранился, ожидая заслуженной пощёчины. Её не последовало.       — Я не буду вашим лекарством, — мягко заметила Эшара.       — А я и не болен, — Джейме дёрнул плечом, привычно скрываясь за высокомерным лукавством и ухмылкой. Дорнийка неожиданно скользнула руками по его груди, обняла за шею:       — Неужели?       Он мог бы поклясться, что она иронично улыбалась, хоть тень и не позволяла разглядеть лица. Его руки легли на девичью талию так легко, будто всегда там и были. Эшара, прильнув, легко и дразняще водила пальцами по его шее, скулам, подбородку. От незатейливых прикосновений бросило в жар. Девушка рассмеялась тихо и невесело:       — Какой вы бедовый, сир! Такой красивый и такой несчастный…       — Какой же я несчастный, раз держу в руках самую яркую звезду столицы? — с лукавой усмешкой возразил Ланнистер и наклонился, чтобы поцеловать Эшару ещё раз. В Пекло всё! Однако она не позволила: прижала палец к его губам, и поцеловала сама, но в щёку. Джейме едва не застонал, не то от разочарования, не то от непривычной трепетности мимолётной ласки. Серсея никогда не целовала так: ласково, бережно, почти невинно.       — Да, держите. Только удержать не сможете, — горячее дыхание щекотало ухо. Она неожиданно ударила его по рукам, отскакивая от сбитого с толку гвардейца. Луна осветила лицо девушки, сделало дерзкую улыбку какой-то неживой.       — Я же сказала, что не стану вашим лекарством, сир. Я бы хотела быть вашей болезнью. На меньшее я не согласна.       Она склонилась в поклоне и ланью бросилась через двор, уничтожая шанс на дальнейший разговор. Джейме не решился преследовать. Той ночью ему впервые снились чёрные кудри, а не золотые.