Есть что то трагичное в нашей дружбе, окрашенной цветом влюбленности.
18 января 2019 г. в 13:23
Примечания:
Две самые ужасные фразы в мире, это: «Мне надо с тобой поговорить» и «Надеюсь, мы останемся друзьями».
Чимин опускает голову, пытаясь скрыть всю палитру чувств, которые отливают всеми цветами радуги. Это до безумия бесит Юнги. Он просто хочет стереть это мечтательное выражение с лица Пака, вмять в землю и растоптать.
— Хён…
Юнги грубо прерывает:
— Вот скажи, Чимин, ты мазохист? Сколько ещё раз тебя надо долбануть об землю, чтобы до тебя начало доходить, что он не любит тебя! Он не любит и не будет любить, потому что не умеет! Недостоин! Не сможет! И твоё письмо…
Юнги в ярости разрывает его. От бумаги остаются уже кусочки. Они не рвутся. Юнги переводит безумный взгляд на белую горку на поверхности стола и дрожащей рукой накрывает её ладонью, которую тут же сжимает в кулак. Он хочет смять эти чувства, а лучше поджечь. «Бульторунэ», как он написал в тексте «Fire», именно так и сейчас. Сиюминутно это или нет, но он даже не задумывается ни о чём, вот с какой силой на него наваливается чёрная и удушливая ревность.
Чимин немного отступает от его напора. Он спотыкается о стул и садится, продолжая неотрывно смотреть в пугающие фанатизмом глаза рэпера.
— Что? Что с тобой, Юнги? Почему ты так себя ведешь?
— А ты, блядь, не знаешь? Ты такой весь белый с переливающимися райскими птичками на плечах. Ангел Чимин. Не знаешь? Ты серьёзно? Ты даже не догадываешься?
Пак качает головой и медленно встаёт.
— Ты пугаешь меня, я, пожалуй, пойду, — Чимин разворачивается к двери, но сделать шаг не успевает.
Юнги крепко перехватывает его за запястье и притягивает к себе. Голос его хрипит, отдаёт безумием. Но сумасшествие отступает так же незаметно, как и нахлынуло.
— Не надо меня бояться. Я никогда не сделаю тебе больно. Чимин, ты для меня всё.
Юнги зарывается носом в растрепанные волосы Чимина вдыхая их запах. «Боже, он всегда так пахнет». Он целует его макушку, потом захватывая ладонями лицо поднимает к себе.
— Люблю тебя, — шепчет он, обдавая кожу горячим дыханием.
Их взгляды встречаются, и до Пака наконец-то начинает доходить всё и то, что Шуга пытается сейчас, именно в этот момент сделать.
— Нет. Не делай этого, хён, прошу тебя, — Чимин понимает, что в эту минуту Юнги поставит для них точку невозврата, пересечётся граница дружбы и больше никогда всё не будет как прежде. Ни для Чимина, ни для Юнги. Для влюблённого нет друзей.
— Остановись.
Но Юнги уже не слышит ничего. Он смотрит только на его губы, и разум начинает играть с ним в очень плохие игры. Он наклоняется ближе. Он так мечтал об этом. Он так хотел его, всего полностью без остатка, только его. Всегда был только он!
— Нет! Стой. Я не могу так. Не могу. У меня нет чувств к тебе. Пойми, ты — мой хён, мой друг, но не более, — уже в истерике выкрикивает в его губы Чимин.
Руки Юнги отрываются от чужого лица и повисают плетьми вдоль тела — чужого. Оно и вправду становится вдруг чужим, таким далёким, таким холодным. Нет, это не его Мини. Кто ты и что ты сделал с ним? Верни его на место! Верни на место вместе с минутами, которые Юнги сейчас так бездарно упустил. Что-то надрывается и с треском лопается в душе рэпера. Что-то, что раньше было безумно прочным и надёжным. Он закрывает лицо и медленно сползает по стенке вниз на пол.
— Уйди.
— Юнги, пожалуйста, давай поговорим. Нам нужно поговорить. Мы же можем еще остаться друзьями, ведь так, хён?
Юнги почти шепчет. Устало так, жалобно, разрывая душу Чимина на куски:
— Уйди. И никогда больше не залезай ко мне в голову, не ковыряйся в моём сердце. Отпусти меня, мать твою. Отпусти, прошу тебя, Чимин.
Пак видит, как ладони Шуги становятся мокрыми от слёз, как его голос хрипит и ломается.
Видит бог. Чимин не знал, или знал, но не хотел в это верить.
— Юнги…
— Уйди. Оставь меня в покое, Чимин, — голос его срывается. — Отпусти меня, прошу, или я больше не выдержу.
Как Чимин оказывается в коридоре — он сейчас даже и не вспомнит. Он приходит в себя только после того, как кто-то перехватывает его и утаскивает за собой захлопнув дверь.
Чимин тяжело дышит от нахлынувших противоречивых чувств. Он хлопает глазами, из которых уже текут горячие и жгучие слёзы обиды. На кого — он и сам не знает. На Юнги? Потому что тот полюбил. Или на себя? Потому что не заметил, что на самом деле творится в душе рэпера.
— Ну вот, приехали. Та-а-а-ак, а вот сейчас сначала и поподробнее, — Чонгук разворачивает Чимина к себе лицом и устраивается на корточки между его коленок.
— Это же какая-то ошибка, да? Это ведь ничего не значит?
Чонгук печально улыбается. Он поднимает руку и пальцем смахивает слезинки со щёк Чимина.
— Ну, смотря что подразумевать под «ошибкой». Хён, тебя кто-то обидел?
— Нет, Гуки. Просто вот так живёшь с человеком долгие годы и оказывается, что ты его и не знал, не разглядел, что ли. Не распознал, не проникся.
Чонгук наклоняет голову и прищуривает глаза:
— Кто этот человек, Чимин-щи? Кто он? Кто так обидел моего любимого хёна? Ты же ведь знаешь, это могу делать только я. Так что давай, я жду.
Чимин рассказывает долго, потом замолкает и опять опускает глаза, которые наполняются влагой.
Чонгук слушает молча, и только язык, проходящий по внутренней стороне щеки, выдаёт то, что он выбит из равновесия, он злится и ревнует. Да, это чувство называется именно так. Чон с ним знаком лично и уже давно.
— Чимин, скажи мне, только честно. Что ты чувствуешь? Есть ли что-то, что даёт право хоть на каплю сомнения, что он тебе безразличен? Вернее сказать, как человек, испытывающий к тебе такие сильные чувства не как к другу…
— Гуки, но я не могу к нему чувствовать того же. Я не могу ему дать то, что он просит.
— А что он просит, хён?
— Любовь. Вот что он просит. Мою любовь к нему.
— Почему, Чимини? Тебя пугает любовь парня? Или ты просто не можешь это чувствовать по другой причине?
Чимин смотрит в тёмные глаза.
«Вот этот момент. Не упусти его, Пак Чимин. Ты должен всё рассказать ему. Не повторяй ошибок Юнги».
— Меня, Гуки, не пугает любовь парня. Нет, дело не в этом. Дело во мне. Я не могу любить Юнги, так как никогда и не рассматривал это. Моё сердце занято. Очень давно занято… Я не вижу других и не хочу видеть.
Чонгук придвигается ближе, всё также не отводя взгляда.
— Так кто же он? Он должен быть очень особенным человеком, так как украл сердце лучшего из нас.
Чонгук только сейчас вдруг понимает, почему он настолько одержим быть с ним, с ним и только с ним. Со своими тяжёлыми чемоданами, недопитыми напитками, истрёпанными нервами. Потому что ему интересно с ним. Он другой, не такой, которых он знает. Он зажигает в нём мечту. Новую, не ту, к которой он шёл все эти годы. Другую, неизведанную.
— Он ведь особенный?
Расстояние между Чонгуком и Чимином резко сокращается, и Чимин шумно выдыхает:
— Да, этот человек особенный. С ним мне всегда тепло. Его взгляд меня сводит с ума, голос заставляет сердце биться чаще. Без него невозможно дышать, жить, существовать. Мне хочется засыпать и просыпаться в его руках, вдыхать запах, уткнувшись в его шею. Он такой свежий и тёплый. Других таких не было для меня и не будет. Он — смысл жизни, он — мой воздух, — Чимин замолкает, переводя дыхание и смотрит прямо перед собой. — Без него даже слёзы теряют смысл… просто прозрачная вода… дым…
Чонгук слышит стук чужого сердца. Он поднимает руку и прижимает ладонь к его груди.
— Сердце, оно так сильно бьётся. Оно любит, потому так стучит?
Чимин прижимает руку макне своей.
— Оно любит, Чон Чонгук. Оно сильно любит тебя, Гуки. Любит до самой-самой луны и обратно.