«Так уж устроена жизнь: мы делаем простой выбор — быть счастливым или быть несчастным, но и то, и другое, требует одинаковых усилий». — Теун Марез
Тен-Тен увлеченно что-то строчила за его столом, острый локоток быстро ходил туда-сюда. Канкуро немного отстраненно наблюдал за ее работой, витая в собственных мыслях. В какой момент стало не хватать этой мелкой нагловатой коноховской куноичи, как воздуха? С первой ночи вместе? Не может быть. Ну просто не может этого быть, чтобы холодный рассудительный Канкуро, правая рука Казекаге, герой войны, и вдруг, как мальчишка, млел и растекался рядом с девушкой. Да сколько их было? Много, считать было бы глупо. Двадцать девять, вроде, а если считать тех, кто на войне снимал стресс в его палатке, то еще больше. Но на войне не считается, там все по-другому, там все какое-то острое, на пике возможностей, хватаешь ускользающую жизнь за хвост и берешь все, что можешь. Еда вкуснее, потому что может быть последней, шутки веселее, потому что ты можешь и не услышать других, и секс скомканный, торопливый, но в него вкладываешь максимум чувств и получаешь бурю эмоций, потому что этот секс — то, что успел вырвать у ускользающей жизни, то, что ты еще успел. Это было тогда. Потом, после войны, эмоции перестали быть такими до крайней степени сильными, и девушки стали приятным разнообразием рутинной работы. Но не она. Тен-Тен совершенно необъяснимым образом ворвалась в его жизнь и поставила жирную точку в бесконечных похождениях. Канкуро до зубовного скрежета ревновал ее к каждому столбу, в глазах темнело от одного упоминания о Хьюга, ее бывшем напарнике и не только напарнике. Он понимал, что верх идиотизма ревновать к мертвому парню, но не мог ничего с собой поделать. Хотелось лезть из кожи вон, доказывая Тен-Тен насколько он лучше во всех отношениях ее бывшего, ее друзей мужского пола, вообще всех мужиков на свете, которых Тен когда либо видела и увидит в будущем. Такахаши хотелось привязать к себе, ее единственную хотелось таскать за собой по всей Суне, объявляя вслух о том, что девушка принадлежит ему. Именно так, всецело и безоговорочно ему. — Ты опять пялишься так, что у меня лопатки чешутся, — проговорила Тен-Тен, оборачиваясь и прерывая размышления марионеточника. Канкуро деланно закатил глаза и ухмыльнулся. Пришлось отлепиться от стены, которую он бережно подпирал, наблюдая за Тен, и подойти ближе. — Заканчивай, домой хочу, — пожаловался он, заглядывая в записи девушки. Само собой получилось, что под «домой» уже давно подразумевалась выделенная Такахаши квартирка, в которую Канкуро неизменно возвращался даже без приглашения. Туда же сама собой перекочевала ритуальная краска, пару свитков с марионетками, подсумки с оружием и еще кое-какая мелочевка из его дома в Суне. В то же время Тен уже стало привычно видеть, как темные волосатые ноги торчат из-под края ее короткого лилового халатика, как тут и там она натыкается на чужие разбросанные обмотки, как ее резинки для волос вдруг мелькают на некогда растрепанной башке Куроари. Она давно махнула рукой, ведь все было просто. Они не обсуждали совместный быт, не делили полотенца на мужские и женские, просто как-то раз он вытер свой подтянутый зад ее тонким полотенцем для лица, и с тех пор это полотенце стало исключительно его, а свои Тен-Тен предусмотрительно запихнула подальше. Просто Канкуро не обращал внимание, взял ли он почистить зубы свою щетку — своей не было, а была первая, которая подвернулась под руку. Просто как-то он налил в ванну вместо пены ее дорогущий шампунь и философски рассудил в ответ на праведное негодование Тен-Тен, что «какая разница, пахнет то все равно хорошо» и пригласил ее хотя бы поплескаться вместе. Просто как-то она никак не могла найти свои любимые дорогие трусики, пока как-то в кабинете не заметила подозрительно торчащий из его кармана край красного кружева. Было просто, и было до сумасшествия хорошо раз за разом чувствовать, как жадно он целует раскрытые губы, как хватает огромными руками и сжимает в душных объятиях, как желание накатывает на них обоих, стоит только на секунду остаться наедине слишком близко друг к другу. Не надо было дотошных разговоров, о том какие у них отношения, и что ждет впереди. Наверное, если бы кто-то спросил: «А вы вместе живете?» Оба бы незамедлительно ответили: «Нет» — хотя именно вместе они и жили. Просто не замечали как и когда стали жить вместе, как и когда просыпаться рядом стало привычным и логичным, как и засыпать, греясь одним теплом на двоих. — Хочешь домой, пойдем домой, — сворачивая свиток, отозвалась Тен-Тен.***
— Да нечего дома есть, хватит греметь, — крикнула Тен-Тен из ванны, старательно вытирая мокрые волосы. Из кухни недовольно забурчали. Из всего сказанного Такахаши расслышала окончание «…котлеты». — Вчера еще съел ты свои котлеты, сразу после… Тен осеклась, взъерошенная голова Канкуро вынырнула из-за двери, кричать так громко уже не было нужды. — Тен, — протянул марионеточник, — хочу есть, пошли к соседям. Такахаши невольно подняла взгляд на часы, висящие на противоположной стене в коридоре. Стрелки приближались к двум часам ночи. — Гаара не спит, спасет брата от голодной смерти. Тен-Тен скептически поджала губы, услышав, что под соседями имеется в виду даже не Сакура. — Идем, — огромная ручища облапила ее тонкое запястье и дернула к выходу. — Один, один топай, — попятилась Тен-Тен, освобождаясь из захвата.***
В дверь постучали, и спящая Сакура дернулась в его объятиях. Гаара осторожно приподнялся, руки сложили печать, и песок тонкой струйкой метнулся к двери, на ладони тут же проступил иероглиф. Гаара еле заметно покачал головой и бесшумно поднялся, стараясь не разбудить Сакуру. Дверь приоткрылась, и в Канкуро вперились заспанные бирюзовые глаза. — Дай пожрать, — страдальчески прошептал марионеточник, молитвенно складывая руки. Гаара чуть склонил голову, оглядывая затянутого в тонкий шелковый халатик бледно-фиолетового цвета, брата. — Себя видел? — уточнил, улыбаясь и отпихивая Гаару в сторону, Канкуро. Казекаге пожал плечами, поправляя розовое полотенце на своих бедрах. Если бы не песок, сообщивший о том, кто решился нанести столь поздний визит, возможно, парень бы и оделся более подобающе, но ради Канкуро, по-мнению Гаары, делать это вряд ли стоило. Гаара приложил палец к губам, показывая брату не шуметь, и ткнул в сторону маленькой кухни. — Тут еще меньше, чем у нас, — возмущенно прошипел Канкуро из недр холодильника, вытаскивая полупустую банку джема. Гаара философски развел руками и поставил посреди стола пачку печенья, подозрительно древнего вида. Канкуро тут же кинул желтый кружок в рот и оглушительно хрустнул. Что хрустнуло: зубы или печенье марионеточник до конца не понял. — Ч-ф-щщщ-ай, — просипел сквозь крошево во рту Канкуро, и Гаара качнулся на стуле, протягивая руку и снимая с плиты предварительно нагретый чайник. — Как дела? — как бы между прочим уточнил Канкуро, кивая в сторону спальни. Гаара против воли растянул губы в блаженной улыбке. — Она, — Гаара помедлил. Признаться самому себе было сложно, признаться кому-то, пусть даже брату, представлялось невозможным. — Она со мной, — так и не решившись на большее откровение закончил Гаара. Канкуро фыркнул. Вечно он так, впитанная в самое нутро сдержанность Гаары иногда выводила из себя. Сейчас, ночью на кухне, хотелось по-домашнему откровенных разговоров. — Га-а-ра, — с нажимом прошипел Канкуро. — Я боюсь, — более серьезно высказался Гаара, — боюсь, что что-то или кто-то может ее отнять. Канкуро помолчал, у него повода для серьезных страхов не было, но когда марионеточник позволял себе заглядывать дальше сегодняшнего момента, мысль о том, что их ждет с Тен-Тен после завершения ее миссии мелькала в голове. Но будущее их пары было туманным для Канкуро только в таких деталях как: где они будут жить, сколько заведут детей, будет ли в доме кошка или собака? Развитие событий, при которых они не будут вместе никак и никогда даже не вставало перед глазами. У Гаары поводов для беспокойства было больше, а в довесок был не просто повод — вполне реальная угроза Сакуре или их совместному будущему со стороны шаринганистого психа. Невысказанная догадка от этого не стала менее очевидной. Гаара боялся потерять Харуно во всех смыслах. Боялся, что Учиха передумает и заберет девушку с собой, боялся, что Сакура не сдержит обещание и в порыве заслуженной откровенности расскажет все Саске лично, а тот размажет ее за измену. Боялся, что, прознав о его слабости к девушке, другие скрытые деревни попытаются использовать это против него. Боялся, что по окончании миссии она не бросит Коноху и не останется с ним, боялся, того, как сильно он увяз в ней, как сжималось и колотилось сердце, как только она оказывалась рядом. Боялся, что Сакура исчезнет из его жизни так же внезапно, как в нее ворвалась. — Это глупости, — прервал размышления Гаары марионеточник, отправляя в рот очередное печенье, — она ж не слабачка какая-то, куноичи, и способности высокого уровня. Я вот за Тен в этом плане не переживаю, ну, не то, чтобы очень переживаю, — поправился Канкуро. — Вон как она Мацури наваляла, а была в хлам, — Канкуро хрюкнул, давясь печеньем и смехом, Гаара, не сдержавшись, заулыбался, вспоминая как ему докладывали об идиотской стычке двух куноичи. — Такахаши не знает, что ты в курсе? — усмехаясь, уточнил Гаара. — Не обсуждали, — отмахнулся Канкуро. — Если Сакуре Тейжо это припомнил, думаю, Тен догадывается, что это не секрет. Братья помолчали. Со стороны спальни раздались тихие шаги, и на кухню вошла заспанная Сакура. — Привет, — подмигнул Канкуро. Сакура с ужасом проследила взглядом, как Канкуро отправил в рот печенье из пачки, которая была в квартире еще до ее прихода. О примерном возрасте сомнительного угощения она даже не догадывалась, а выкинуть раритет все никак не доходили руки. — Вкусно? — осторожно уточнила Харуно. — С чаем — пойдет, — пожал плечами Канкуро, отправляя в рот очередной кружок. — А что? — глядя на озадаченную Сакуру, подозрительно уточнил марионеточник. — Ничего, — принимая самое невинное выражение лица, ответила девушка. — А где Тен? — оглядывая семейное чаепитие разодетых в лиловое и розовое братьев, уточнила Сакура. — Она не голодная, — пояснил Канкуро и, приподняв пачку, вытряхнул себе на ладонь последнее печение с прилипшим к нему дохлым тараканом. — Это съем я, — Сакура молниеносно выдернула кружок на пути ко рту Канкуро, пока тот не успел разглядеть пикантную приправу, — спасибо. Марионеточник проследил за вероломной Харуно, скрывающейся с его печеньем в чреве холодильника. Что-то захрустело, Канкуро погрустнел. — И предложить тебе больше нечего, — проговорила Сакура, выныривая из пустого холодильника, который щедро посыпала раздавленным в руках печеньем. Канкуро обреченно вздохнул. — Тогда я пошел, — он встал со стула, одергивая вниз коротенькие полы шелкового халата. — Спокойной ночи, Сакура, завтра с Тен-Тен купите стратегический запас пожрать, а то так и помереть можно. Особенно тебе стыдно должно быть, медик. Сакура согласно мотнула головой. Гаара усмехнулся и похлопал брата по плечу. — Спокойной ночи, Канкуро. — Ага, и вам. Дверь за марионеточником закрылась.***
Утро встретило Сакуру пронзительной тишиной пустой квартиры, залитой солнечным светом. На тумбочке у изголовья кровати лежала записка: «Доброе утро. Ты закуталась в одеяло и подушки с головой, поэтому пришлось поцеловать торчащую наружу коленку». Сакура улыбнулась, бросая косой взгляд на обе коленки и гадая, в какой же позе утром она дрыхла. Неисправимый Гаара даже через записку явно хотел ее смутить. Улыбка стала шире, когда она представляла, как Казекаге утром ломал голову, чтоб такое ей написать, как уголки его бледных губ дернулись вверх, когда он наконец придумал текст и, в чем Сакура не сомневалась, как он все-таки поцеловал одну из ее худых острых коленок. Приятное трепетное тепло разлилось по телу, и Сакура почувствовала себя до глупости счастливой. В приступе чудесного настроения Сакура потянула Сэтору прочь из больницы, мотивируя это срочной необходимостью пополнить запасы лекарственных трав. Топать до ближайшего леса пришлось прилично, но это явно того стоило. Удивляло, что столь очевидный повод сбежать из больницы на целый день в лес не пришел ей в голову раньше. Пестрящий яркими оттенками зеленого, перемежающийся тенями и бликами лес поднял настроение Сакуры до предела. Чистое прозрачное голубое небо над головой так и дышало ощущением свободы. Перемещение по деревьям дарило иллюзию полета, и сердце само собой то восхищенно замирало, то срывалось в галоп. От переизбытка эмоций хотелось кричать, и Сакуру останавливала только впитавшаяся в кожу после многолетней учебы необходимость быть осторожной. Говорить о работе не хотелось. Поднимать серьезные темы изучения медицинских дзюцу и скрупулезно разбирать те или иные вопросы казалось непростительной наглостью и бесконечным занудством в этот прекрасный солнечный день в лесу. Напарники, подчиняясь нерабочему настрою, рассказывали друг другу истории из медицинской практики, позволяя себе тайком обсудить нерадивых пациентов, а иногда и коварный медперсонал, прописывающий двойной курс успокоительного не в меру активным шиноби, рвущимся на миссии с поломанными конечностями. Сакура обрывала листочки с очередного жутко полезного куста и неосознанно мурлыкала под нос какой-то мотив. Сэтору собранные листочки аккуратно укладывал, запечатывал в свитки и подписывал информацию о месте сбора, дате сбора и названии растения. Молодые люди, всецело погруженные каждый в свое занятие, не заметили в какой момент стало темнее. Ожесточившийся ветер нагнал на минуту назад прозрачное и высокое небо сизых туч, окончательно скрывая солнце. — Думаю, пора выдвигаться, — проговорила Сакура напарнику, внимательно вглядываясь в потемневший небосвод. — Идем, Сакура-чан. Скоропалительный сбор, а затем скакание по деревьям с удвоенной скоростью не помогло, в небе оглушительно громыхнуло. Сакура сделала знак напарнику остановиться и непроизвольно задрала голову вверх, вглядываясь в предательски сгустившиеся тучи. На ее щеки и лоб упали первые прохладные капли. — Не успели, — разочарованно протянул Сэтору, останавливаясь вслед за девушкой. Стихия стремительно набирала обороты. Вслед за редкими каплями дождь зачастил, и в лесу резко похолодало. Где-то в верховьях крон завыл не слабеющий ни на минуту ветер. — Привал, — с сожалением скомандовала Сакура и осмотрелась в поисках подходящего места. Трава под ногами намокла, а земля с жадностью впитывала влагу, превращаясь в чавкающую жижу. Открытые сандали шиноби были мало предназначены для слякоти, поэтому пришлось взобраться на широкую толстую ветку ближайшего дерева, надежно укрытую от воды раскидистой кроной. Сакура поерзала, стараясь принять положение поудобнее и невольно поежилась от холода. Открытые руки и ноги покрылись мурашками, казалось, сырость пробиралась даже под одежду, остужая кожу. Сакура подтянула ноги к животу и прижалась спиной к дереву, обнимая голые коленки и стараясь хотя бы отчасти сберечь ускользающее тепло. Сэтору, покосившись на постепенно синеющую напарницу, стянул с себя рабочий жилет и накинул ей на ноги. — Не надо, — неуверенно проговорила Сакура, протягивая жилет обратно. — Сакура-чан, укутайся немедленно, в экстренной ситуации самый сильный должен быть способен к действию. — Ободряющая улыбка отразилась на лице Сэтору, и он снова накинул жилет на ноги Харуно. На повторный отказ вежливости не хватило, и Сакура поплотнее закутала окоченевшие ноги в чужую одежду и булькнула сквозь постукивающие зубы благодарность.***
Раздражающий участившийся дождь перерастал в проливной. Пришлось перебраться под защиту дерева и прижаться поплотнее спиной к шершавому стволу. За два дня в округе песчаной деревни Саске так и не удалось проникнуть внутрь. Патрули сновали туда-сюда, постоянно меняя маршрут, стационарных постов или не было, или вечно изменяющийся пустынный пейзаж не давал запомнить их точное расположение, о прямом входе не могло быть и речи — узнать его могли даже под прикрытием хенге или гендзюцу. Саске раздражался все сильнее. И деревня, и пустыня, и его импульсивная вылазка порядком набили оскомину. Тратить здесь так много времени он не планировал, но и уходить ни с чем уже принципиально решительно не собирался. Саске сложил печать. Сегодня он еще не призывал Аоду*. В надежде, что змей засечет Сакуру за пределами деревни и девушку будет проще разыскать, Саске раз в день просил подопечного отыскать Харуно. — Сссслушшшаю, Сассске-ссссама, — прошелестел, высовывая вертлявый тонкий язык, Аода. — Как всегда, — буркнул в конец разозленный отвратительной погодой Учиха. Змей с хлопком исчез в облачке тумана, и ожидание потянулось тоскливой бесконечностью. Саске застыл, вглядываясь в непроглядную стену дождя перед собой. Обстоятельства складывались не в его пользу, и от этого в подсознании складывалось ощущение, что ничего хорошего предстоящая встреча не принесет. Невольное волнение изгрызло все нутро, нетерпение сменялось яростью. Саске любил контролировать ситуацию, а в этой проклятой Шинигами пустыне все планы рассыпались прахом с завидной постоянностью. — Сссакура Харуно в двухссс километрах к юго-воссстоку от вассс. Учиха на секунду вполне искренне изумился внезапной удаче. Даже дождь теперь не казался таким уж раздражающим. Саске мчался по деревьям в указанном змеем направлении, сердце подпрыгивало то ли от стремительного бега, то ли от предстоящей встречи и разговора. Было странно осознавать, как глубоко взволновал и всколыхнул его существование досадный инцидент в Китаиси. Надоедливая Сакура и здесь проявила себя не с лучшей стороны: как всегда не в то время и не в том месте. Саске не понимал до конца зол ли он на нее за то, что веселилась, или за то, что попалась ему с этим весельем на глаза, но был совершенно точно убежден, что девушка хоть и неосознанно, но спутала его планы, заставляя тратить время попусту. Приближаясь к месту предполагаемого пребывания Сакуры, Саске замедлился и отдышался. Волосы слипшимися сосульками прилипали ко лбу и щекам, мешая обзору, рубашка промокла насквозь и повисла тряпкой на груди. Саске поежился, пытаясь хоть немного расправить скомканную ткань, и одновременно огляделся. Он увидел ее не сразу, хотя казалось бы ориентир в виде розовых волос посреди зеленого леса должен был броситься в глаза. Все дело было в том, что девушку старательно загородил тот самый блондин-танцор из Китаиси. Когда он просил найти Сакуру, почему-то не пришло в голову уточнить была ли она в лесу одна, так обрадовался Учиха мимолетной удаче. Тут же на резко очерченных высоких скулах заходили желваки, губы сжались в ниточку, и старательно продуманный план быть помягче полетел к черту. Коленки Сакуры заботливо прикрывал явно мужской жилет, и Саске вновь ощутил себя обманутым идиотом. В этот раз он не стал осторожничать и вызывать ее на разговор наедине, в этот раз, пусть весь чертов мокрый лес сгорел бы в Аматерасу, а его глаза истекли кровью, но уходить тихо Саске не планировал. Он не звал ее, не надо было кричать, обозначая свое присутствие, достаточно было выйти на открытое место, что Саске и сделал. И Сакура затряслась, сглотнула и заколотилась в истерике, не веря своим глазам. Мокрый с головы до ног с алеющими глазами, чуть вздернутым идеальным подбородком и плотно сжатыми губами посреди поляны совершенно чуждый окружающему пейзажу стоял Саске. — Саске-кун, — еле выдохнула она. Испуганный внезапной переменой в девушке Сэтору подался вперед, силясь разобрать, что та сказала. — Сакура-чан, — он даже не успел задать какой-то вопрос, Харуно подорвалась с места, сбрасывая его жилет, и слетела с ветки. Разбрызгивая грязь и совершенно не обращая внимание на льющий как из ведра дождь, Сакура бросилась в центр поляны. Ноги стали ватными и чужими, а грудь сдавило от нахлынувшего водоворота чувств, как только она оказалась рядом с Саске. Данное Гааре обещание померкло и потеряло смысл. Наиболее абсурдным было бы сейчас развернуться и убежать прочь, она бы не сделала этого никогда и ни при каких обстоятельствах, даже, если бы Гаара стоял рядом и гнал Сакуру, она бы просто не смогла уйти. Только сейчас, стоя в такой близости от Учиха, она понимала всю нелепость и бессмысленность данного Гааре слова. Сэтору обернулся в сторону умчавшейся девушки и разглядел за стеной дождя чьи-то еще чужие очертания. Повинуясь многолетней привычке закрыть напарника в бою или хоть отчасти проследить и разобраться в ситуации, Сэтору легко соскользнул с ветки и направился ближе к размытым дождем фигурам. Она стояла перед ним мокрая и жалкая, как всегда мнущаяся в нерешительности. И вместо заготовленных слов Саске стиснул зубы от растекающейся по жилам ярости. Сакура выглядела виноватой, более виноватой, чем в прошлую встречу, она избегала поднять на него глаза и даже не порывалась как обычно повиснуть на шее. Просто стояла и молчала. Саске стиснул кулаки, все шло неправильно и не по плану, шел чертов ливень, а его Сакура была снова с этим блондином. Наедине. В лесу. — Саске, ты здесь. — Сакура ожила, протягивая к нему руку, но так и не решилась дотронуться. Слишком нереальным казался он рядом. Она сжалась в комок, сердце оглушительно стучало, казалось, разбиваясь о ребра и вырываясь на свободу. Саске снова был рядом, легкие сдавило спазмом, а в ушах гулко застучала кровь от волнения. Хотелось одновременно колотить по его груди кулаками от бессилия, обвиняя в своей измене всецело его эгоизм, рассказать, как ее схватили из-за него, что ей грозило, и в тоже время хотелось умолять хотя бы не ненавидеть ее за предательство, постараться понять ее поступок. Где-то в глубине подсознания хотелось, чтоб Саске хоть как-то показал готовность ее простить, хоть немного жертвенности проявил в отношении к ней и хоть чуть-чуть доказал, что она была ему нужна. Но Сакура знала, как только она скажет, как только она признается, ничего не будет, как прежде. Саске никогда не простит, никогда не унизится до того, чтобы делить ее с другим, никогда не снизойдет и не поймет ее поступка. Учиха первым заметил, что напарник Сакуры осторожно приближался, и жажда получить возмездие, подстегнутая грязными догадками и яростью, оказалась сильнее здравого смысла. — Чидори, — рявкнул Учиха. В медика полетел заряженный молнией кунай. Сэтору ушел в сторону, вовремя замечая летящее оружие, и тут же поймал удар рукояткой катаны в челюсть. Сэтору отлетел, перекатился, силясь прийти в себя. Печать сложилась сама собой, и земля встала толстой стеной, отгораживая его от возможного врага. Сэтору не поверил своим глазам, когда стена постепенно рассыпалась под напором нестерпимого жара, огонь шипел от хлестающих потоков дождя, но не гас. Сэтору отпрыгнул далеко в сторону, стараясь не попасть под чужую огненную технику и тут же налетел на каменный кулак, сминающий его бок. «Все слишком быстро. — Кости противно треснули. — Кажется, пару ребер сломано», — где-то на границе затуманенного болью сознания подумал шиноби. Сэтору упрямо встал из грязи, в которую был отброшен ударом, в голове шумело и в глазах мутнело. Неизвестный противник, напавший на медика, оказался рядом. Шиноби Суны мало что успел подумать и даже толком не разглядел противника, перед тем как сильный удар ногой вновь опрокинул его в вязкую хлюпающую грязь, и от удара сознание померкло. Саске с удовольствием отметил, что «танцор» настолько слаб, что не смог даже дать ему какой-то отпор. Примененная в начале этого короткого боя техника и то была излишней, вполне достаточно было просто избить избранника Сакуры до полусмерти и утопить в грязи. Что безмозглая Харуно нашла в таком слабаке? Саске скривил губы и обернулся к застывшей в ужасе от происходящего Харуно. Тонкие бледные руки девушки были прижаты к лицу, она качала головой и что-то бессвязно шептала одними губами. Танцор лежал без движения, перемазанный грязью, с залитым кровью лицом. Саске брезгливо отвернулся, полностью сосредотачиваясь на девушке. И Сакура вдруг ожила, пролетела мимо его плеча и бросилась к распростертому на земле слабаку, трясущиеся секунду назад девичьи руки вдруг обрели уверенность. Сакура одним точным движением порвала на груди Сэтору футболку и начала осматривать его. — Поверхностных ран практически нет, — бормотала по старой привычке вслух Харуно. Она сидела в той же грязи и запустив чакру оценивала повреждения шиноби Суны. — Органы не задеты, внутреннее кровотечение незначительное, сломаны два, нет, три ребра, так, сотрясение… — Сакура, — властный холодный голос заставил ее на минуту оторвать обеспокоенный взгляд от бессознательного медика, — так переживаешь за своего слабака? Ее черты лица вдруг до неузнаваемости исказились злобой, скулы заострились, и она вскочила на ноги. — Это не он, — заорала Сакура не своим голосом и толкнула Саске грудь, что было сил, — это не он, тебе ясно! Кулак девушки объяла синяя чакра силы, и Саске с удивлением понял, что она хочет его ударить. Кулак взлетел и грохнул ему под ноги, комья вывернутой земли полетели в разные стороны, и Саске пришлось отпрыгнуть, уходя от ударной волны. Сакура развернулась и тут же склонилась над Сэтору. В одно неимоверное усилие она приподняла парня за руки, взваливая себе на плечо, и в два прыжка оказалась под деревом, на котором они спасались от дождя совсем недавно. Сакура осторожно устроила тело Сэтору на более-менее сухом участке и вновь склонилась над ним. Смысл до Саске дошел постепенно: «Это не он». — Не кто? — выстужающий кровь голос раздался над самым ее ухом. — Это не он, — обреченно спокойно проговорила Сакура, отстраняясь от Сэтору и поворачиваясь к Саске лицом, — не тот, ради которого я ухожу от тебя, Саске-кун. Сакура порывисто встала и посмотрела в глаза бывшему напарнику. Наверное, в этот момент он осознал, что в возможность измены глубоко внутри не верил никогда. Злился и ревновал, но всерьез не думал, что Сакура способна его предать. Было странно видеть вытянутое от горького понимания лицо Саске. Она не испугалась ни на секунду. Стало просто жаль его, брошенного, мокрого и злого, но в сущности все того же мальчика из их общего детства. Мальчика, которому она всецело принадлежала столько времени. — Саске, прости, — Сакура нервно сглотнула, боль разлилась, стискивая холодным щупальцами грудь, и сожаление остро и отчетливо отразилось в ее огромных блестящих глазах, она протянула руку к его груди, замирая в нерешительности. — Прости? — он старался совладать с эмоциями. Рука сама собой взлетела к протянутой чужой ладони и сдавила. — Кто? Сакура вскрикнула от боли, еще немного и тонкие кости точно оказались бы сломаны. Саске вновь был близко, слишком близко, и сердце противно заныло. Возможно, она видела его в последний раз. Осознание этого захватило Сакуру, дыхание сбилось, и в горле пересохло. Она рванула свою руку и тут же дернулась к нему навстречу. Саске не успел понять, как Сакура повисла на нем. Она железными тисками сдавливала мужскую шею и судорожно прижала его к себе. Учиха совсем потерял смысл происходящего, от изумления гнев частично уступил место спокойному разочарованию. Сакура в последний раз сильнее стиснула объятия, прижимаясь к нему всем телом, силясь вложить в эти импульсивные движения всю горечь и сожаление, которые съедали ее в этот момент. Теперь они не узнают, как могло бы быть. Вместе уже не будет никак и никогда. Он просто стоял, не касаясь ее в ответ, но и не отталкивая, прямой напряженный и как будто деревянный. Он тоже прощался, с ее прикосновениями, с дрожащим тонким телом так близко, с ней, с надоедливой прилипчивой Сакурой, которая вдруг осмелела и освободилась из их странных непонятных отношений, оставляя его одного, разбитого и обманутого. Сакура потянулась невесомо касаясь его холодных плотно сжатых губ своими в прощальном поцелуе, в груди болезненно сжалось, и она тут же отстранилась, делая шаг назад и увеличивая расстояние между ними. — Я не могу больше любить тебя, Саске-кун, не могу ждать, прости, я просто больше не могу. Сакура прижала свою ладонь к груди, всхлипнула. Губы задрожали, и по щекам, стирая грязь, покатились слезы. Он стоял рядом с ней опустошенный и измотанный. Как и все в его жизни, Сакура оказалась еще одним поводом избавиться от эмоций и всех, кто их вызывает. Что-то внутри с хрустом надломилось и рассыпалось. Разочарование, вот все, что в итоге смогла оставить ему эта девушка, разочарование от потраченного времени и сил, от задушенной надежды, глубоко внутри жившей в нем, надежды, что он вернется когда-то домой, возможно именно к Сакуре. Разочарование, что бестолковая Харуно не поняла, как он все это время к ней относился, не оценила и предала. Саске сильнее стиснул зубы. Чувствовать себя разочарованным было не впервой, но легче от этого не становилось. — Скажи. Кто? — повторил он ровно насколько смог. И Сакура не посмела промолчать, глядя в эти черные блестящие глаза. Проступившие было слезы высохли, и она решительно набрала в грудь воздуха, стараясь унять дрожь, сотрясающую ее от волнения. — Гаара, — она прошептала его имя одними губами, но и этого было достаточно. Глаза Саске полыхнули алым и выражение лица сделалось ожесточенным и надменным. Спасла красноволосого ублюдка не только от смерти. Смотря на его перекошенное брезгливостью и презрением лицо, Сакура наконец осознала, насколько сейчас она оказалась для Саске чужой. Как будто будь на месте Гаары кто-то другой, и эта непреодолимая пропасть, образовавшаяся от ее признания могла бы быть меньше. Сакура сжалась от чувства вины, вглядываясь в его идеальные тонкие черты лица, стараясь запомнить каждый изгиб и каждую плавную линию, прежде чем он покинет ее навсегда. Напрочь вырвать из сердца Саске не представлялось возможным, было выше ее сил и ее понимания, но именно так и предстояло поступить, иного выбора у нее не было. Сердце, израненное и истрепанное бесконечными переживаниями, казалось, вот-вот лопнет в тщетной попытке перебороть дикую боль от этого расставания. Сакура не предала бы Гаару, нет, просто в этом самый момент осознание потери Саске навсегда настолько сильно захлестнуло, раздавило, как будто вместе с Учихой предстояло выдрать и выбросить кусок самой себя. Для Саске все стало противным и мерзким: потоки холодного дождя, перепачканная грязью и чужой кровью одежда, липнувшие к коже волосы и выражение на лице во всех смыслах бывшей Харуно, отражающее жалость. Жалость к нему. Саске горько усмехнулся. Унизить его жалостью. Даже Сакура до конца не знала его, раз думала, что ему нужна ее жалость. — Саске… — Сакура замерла, не решаясь что-либо сделать. Саске смерил ее уничижительным взглядом, развернулся и пошел прочь. Сакура дернулась за ним, ощущая потребность объяснить, рассказать и хоть как-то разделить вину за измену на двоих. И тут же понимая абсурдность своих действий застыла, наблюдая его удаляющийся силуэт. Сакура стояла посреди дождя, всматриваясь в опустевший лес впереди себя. Он исчез. Скорее всего навсегда исчез из ее жизни. Так и не понял, наверное, почему все сложилось не в его пользу, почему она сорвалась с поводка. Так и не дал объяснить, так и не сказал, что же все-таки значила Сакура в его жизни. Даже не сказал зачем вообще пришел, и почему искал ее сегодня. Как всегда в лучших традициях Саске ушел, одарив ее презрением и ненавистью и оставив кучу бесполезных вопросов без ответов. Несправедливо было вновь заставлять Сакуру гадать, искать причины в себе, и задаваться вопросом, а что было бы если? Если бы не миссия и не Гаара? Если бы она все так же покорно ждала своего темного господина в Конохе? Было бы когда-то будущее одно на двоих, и было бы оно счастливым для нее и для него. Он так давно и прочно был холоден и отстранен, что наверное, уже разучился любить. А она так высохла в этой одинокой терзающей душу больной любви, что устала и разом, бросив все, ушла. Сакура рвано выдохнула и, утопая в грязи, бессильно переставляя ноги, сделала пару шагов и тут же осела на землю рядом с Сэтору.