Первый день весны

      В то утро Леголас проснулся за несколько часов до рассвета. Он поворочался какое-то время, пытаясь устроиться поудобнее, но в его интересном положении сделать это было весьма непросто, а потому, вздохнув, юноша выполз из огромной кровати, где спал самый красивый и совершенный мужчина во всей Арде, и, завернувшись в тёплый плед, вышел из дома на улицу.       Для всех прочих эльфов стояла глубокая ночь, но Синдар умели различать самые первые серые лучики света, пробивавшиеся сквозь тёмные тучи. Необъяснимая тоска вела Леголаса прочь от уютного дома, туда, где море разбивалось о прибрежные скалы и завывало так, что он боялся вдохнуть лишний раз. Стихия сходила с ума, волны сражались с землёй и небом, молнии озаряли далёкий горизонт, а деревья из последних сил цеплялись корнями за благодатную почву.       На краю обрыва, держась за руки, стояли его братья и сыновья. Леголас встал с ними рядом и с тоской посмотрел вдаль. Последняя красная ниточка, связывавшая их с Средиземьем, натянулась до предела и оборвалась. Наследники Орофера и Амдира синхронно подняли глаза к небу, и крупные тяжёлые капли окропили их лица. Само небо оплакивало последнего Лесного Короля, того, кто родился и умер в первый день весны. И как и много тысяч лет назад море бесновалось, а природа сошла с ума. Но в этом хаосе и безумии, что творилось вокруг, была неуловимая эфемерная красота мгновения, которому уже не дано повториться вновь.       — На дворе буря, а ты бродишь голышом! О чём ты только думаешь, безрассудный мальчишка?! — раздался хриплый голос за спиной, а тёплые сильные руки обвились вокруг сильно увеличившейся в размерах талии, замотав драгоценное тело в толстый тяжёлый плед, словно в кокон.       — О свободе. О силе. О бесконечности, — прошептал Леголас, зачарованно наблюдая за безумством стихии. — Кажется, что скала несокрушима, но это не так. Самая крошечная капелька ударится о каменную плиту и осыплется вниз, снова сольётся с волной, как будто никогда и не терпела поражения, и ударит снова. И снова. Пока не подточит камень, и он не превратится в гладкую гальку. Море нельзя обуздать.       Глорфиндел развернул младшего мужа к себе лицом и приподнял за подбородок.       — Леголас?       — Ada умер… — прошептал мертвенно-бледными губами юный принц, уткнулся носом ему в грудь и заплакал так горько и безутешно, как умеют плакать только дети.       Глорфиндел тяжело вздохнул, подхватил его на руки и поцеловал в лоб. Гилрион трагично сложил брови домиком и заботливо укутал его босые ноги пледом, пока близнецы суетливо скакали вокруг Глорфиндела, больше мешая, чем реально помогая.       Глорфиндел хотел отнести своего принца в дом, когда Келейдур и Галурон преградили ему путь.       — Позволь мне, лорд Глорфиндел, — потребовал Келейдур и бескомпромиссно протянул руки, чтобы забрать у Глорфиндела его бесценную ношу. Воин Гондолина нехотя отдал ему своего мужа, хоть и понимал, что за невинной просьбой кроется нечто большее, недоступное его пониманию. — Не тревожься, они в надёжных руках.       Келейдур с нежностью принял драгоценную ношу из рук Глорфиндела и прикрикнул на сновавших под ногами близнецов:       — А ну брысь в дом, мелюзга! Вы задушите его своей любовью.       Анорион открыл было рот, чтобы разразиться гневной тирадой, но Гилрион просто перекинул его через плечо как мешок овса, сгрёб за шиворот второе зеркальное отражение и потащил рыжих мальчишек в дом, не обращая внимания на их возмущённые вопли.       — Такой большой, а рыдаешь прямо как девчонка, — поцеловал младшего брата в бровь Галурон, нежно погладив по волосам и ущипнув за щёку.       — Рон? — заговорщически подмигнул ему Келейдур.       — Кел, — расплылся в лукавой улыбке Галурон.       — Что вы… — хрипло прошептал Леголас, но осёкся на полуслове. Галурон пел, и ветер подхватывал слова древней песни, разнося её по Благословенным Землям, пробуждая ото сна то, что было забыто, возвращая то, что было украдено, приглашая Луну в свидетели таинства.       — Ты не понимаешь язык ветра и моря, — прошептал ему на ухо Келейдур. — Поэтому я передам тебе ту часть послания, которая касалась тебя. Отец просил сказать тебе, что он очень гордится тобой.        Леголас завыл как смертельно раненый зверь и зарылся носом в родное плечо.       — Ты так мало времени провёл с ним… Непростительно мало, чтобы понять, каким в действительности был наш отец. Я не могу вернуть воспоминания, которые он у тебя забрал, но я могу поделиться с тобой моими.       Мужчина подхватил древнюю мелодию, вторя голосу юноши, а потом их голоса стихли. Леголас открыл глаза и удивлённо огляделся по сторонам. Он оказался в Эрин Гален, в кабинете отца, где на массивном тяжёлом кресле по-прежнему восседал грозный Лесной Король.       — Я отправлюсь в Имладрис и верну его домой! — прорычал Келейдур, оперевшись ладонями о массивную столешницу. — Я не оставлю младшего брата на растерзание Нолдор!       — Я не могу позволить тебе сделать это, — ответил Король, ясно давая понять, что решение окончательное и обжалованию не подлежит.       — Бессердечный ублюдок! — выкрикнул отцу в лицо старший сын, стукнул кулаком по столу и отправился к выходу.       — Келейдур! — остановил сына в дверях хриплый голос. Лесной Король сидел в своём кресле, зарывшись пальцами в серебряные волосы. Измождённый, сгорбленный, но не сломленный. — Если бы это могло вернуть его, я бы стёр это проклятое племя с лица Арды, я бы утопил их в крови, я бы сравнял Имладрис с землёй… Но к тому времени, как мы прорвёмся во дворец Элронда, мой сын уже будет мёртв.       — И ты просто позволишь ему умереть?! — прохрипел Келейдур, до белых костяшек сжав дверную ручку. — Будешь смотреть, сложа руки, как он угасает?!       — Нет, не позволю, — медленно поднялся отец из-за стола, подошёл к сыну и сжал его плечо, заставляя посмотреть ему в глаза. — И потому я прошу тебя предать своего Короля.       Келейдур обернулся и непонимающе посмотрел на отца.       — Ты отправишься в Имладрис и позволишь Нолдор захватить тебя и твоих людей в плен. Наследный принц — это весомый аргумент, чтобы начать переговоры о перемирии, как считаешь? — улыбнулся Трандуил той улыбкой, от которой у Келейдура волосы вставали дыбом. — Нрав Лесного Короля давно стал легендой на просторах Арды. Это сыграет нам на руку. Я выторгую тебе право видеться с Леголасом каждый день, что делать дальше, ты и сам знаешь. Ты сильный хранитель, я обучил тебя всему, что знаю. Ты справишься.       — Я не так силён, как ты, — вздохнул принц, нахмурив породистые чёрные брови. — Я не справлюсь один.       — Ты не будешь один, — погладил его по щеке Трандуил. — Я буду рядом.       — Ты не можешь, — взорвался Келейдур. — Кто будет держать пояс, защищать Эрин Гален, наш народ? Галурон? У него ещё молоко на губах не обсохло. К тому же, ты обещал мне, что не станешь учить его…       — Я научил его, — спокойно ответил отец и почувствовав на себе испепеляющий взгляд старшего сына, невозмутимо добавил: — На троне всегда должен сидеть Лесной Король.       Келейдур стиснул зубы и взлохматил идеально прямые серебряные волосы:       — Ты не хуже меня знаешь, что Глорфиндел — собственник. Он не отдаст то, что принадлежит ему.       — Всё, что меня волнует в данный момент, это жизнь моего эльфёнка. Об остальном я подумаю завтра.       — Леголас носит его дитя, в нём течёт королевская кровь. Он принц. Младший, но если уничтожить меня и устранить Галурона, то…       — Я изгоню его. Без титула, без имени, без семьи он перестанет представлять для Нолдор ценность.       — Изгонишь?! Ты понимаешь, что это разобьёт ему сердце? Твой лисёнок и так считает, что ты его ненавидишь!       — Если мне придётся разбить ему сердце, чтобы спасти ему жизнь, я это сделаю не раздумывая. Пусть лучше ненавидит и презирает меня до конца моих дней, чем я похороню ещё одного сына! — прорычал Король, схлестнувшись в поединке взглядов с Келейдуром.       — Чтобы сохранить ему жизнь, тебе придётся спасти и дитя Нолдо, — ступил на тонкий лёд Келейдур, прекрасно понимая, что вторгается на запретную территорию.       — Значит, я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы дитя Нолдо осталось в живых.

***

      Леголас и Глорфиндел прожили бесконечно долгую и счастливую жизнь в окружении детского смеха и топота маленьких ножек. Леголас, конечно, не был счастлив на протяжении всего дня, но всё-таки он был счастлив. Каждый день. Правда, к счастью теперь всегда примешивалась нотка грусти.       На стыке умирающей ночи и зарождающегося дня, укутавшись в тёплый плед, Леголас шёл в любимую беседку на берегу моря, забирался с ногами в скрипучее кресло и пил крепкий ароматный горький кофе без сливок и сахара, вспоминая всех тех, кто остался по ту сторону моря.       Девять путников дали клятву на Кольце. Восемь странников своими глазами видели, как пророчество исполнилось, и на трон Белого Города взошёл величайший из королей людей, а сухое дерево зацвело. Но только двое имели честь проводить его в последний путь. А ныне лишь эльф да маг, что некогда покинули Имладрис с Братством Кольца, были обречены бродить по бескрайним просторам Амана до Конца Мира, оплакивая ушедших друзей и терпеливо дожидаясь того часа, когда Братство снова станет единым, а мёртвые поднимутся из могил.