Dragon's place: BNHA

      Это была дерьмовая идея.       н а и д е р ь м о в е й ш а я.       Естественно, как бы хреново ни было, Бакуго всё равно не смог бы ничего ни предотвратить, ни исправить прямо сейчас. Первое — потому что после неумелых и откровенных намёков Киришимы в стиле «Ты ведь теперь один живешь, да? Я никогда не был у тебя в гостях, чувак...» и «Разве тебе не скучно одному в пустой квартире, м?» Бакуго откровенно наивно полагал, что тому всего лишь действительно хочется побывать у него дома и, возможно, остаться на ночь, порубиться в приставку, а там уж как пойдёт, может, они, блять, наконец перестанут нарезать вокруг друг друга круги, как парочка голодных волков, но чёрт бы побрал весь этот мир. Конечно же, нет. Этому тупице взбрело в голову, будто Бакуго пригласил весь класс на вписку. На грёбаную вписку. Кацуки Бакуго, до чего докатилась твоя жизнь?       Невинно хлопая своими огромными глазищами и дёргано улыбаясь, Киришима, чтоб его, вваливается в его квартиру, размахивая полными пакетами еды (и не только — Бакуго отчётливо слышит характерный звон ударяющегося стекла), поспешно приветствуя и тут же интересуясь, где же спряталась кухня. Баку, изогнув бровь и не проронив ни слова, лишь указывает большим пальцем направление, и вот, вслед за стушевавшимся придурком вваливаются ещё с десяток. Скрипя зубами, он провожает испепеляющим взглядом каждого пришедшего: в первых рядах, ну конечно же, Серо, который тащит подозрительные контейнеры с чем-то аппетитно пахнущим, и Каминари, в чьих руках зажаты победные три бутылки вина. За ними мелькают люди, на которых Баку всё ещё, даже по прошествии двух с половиной лет совместного обучения, откровенно плевать. Урарака виновато улыбается ему, и Бакуго жутко хочет встряхнуть её и потребовать объяснений. Какого грёбаного хера? Последним заходит Тодороки, и его блядская рожа кирпичом, меланхолично удаляющаяся вглубь гостиной, заставляет Бакуго со всей дури хлопнуть входной дверью и подорвать замок с ручкой к чертям собачьим. То, что на лестничной клетке кто-то жалобно и возмущенно пищит, его волнует меньше всего.       Квартира (да и добрые пару этажей многоэтажки) содрогается от оглушительного раскатистого рыка.       — Киришима! — рявкает Бакуго, и грозно врывается на кухню, буравя взбешённым взглядом вздрогнувшего придурка, загнанного в угол у самого холодильника. Баку опасно растягивает рот в кривом оскале, и он готов поставить двадцатку, что у Киришимы внутри всё похолодело. — Могу я с тобой поговорить? Наедине, — он зыркает на разинувших рты Серо с Каминари и убийственным взглядом намекает им свалить, нахер. Серо быстро спохватывается и толкает электрошокер к выходу.       Киришима выглядит так, будто его предали. Бакуго в ярости и в непонятках.       — Какого рожна тут происходит, туповолосый? — рычит Баку и в упор смотрит на съёжившегося парня, отчаянно прижимающего к груди бутылку какого-то пойла.       — Прости! Чёрт, чувак, — Киришима упорно старается слиться с дверью холодильника, но тот не особо горит желанием принимать его в свой мирок. Глаза парня лихорадочно бегают по лицу Баку, а губы дёргаются в плохом подобии улыбки. Бакуго хмурится, и Киришима успевает сделать глубокий вздох и взять себя в руки. — Спокойнее, приятель. Прости, Баку, я не успел предупредить тебя, что приду, эм, с пополнением... Ребята навязались, когда я проболтался, и захотели присоединиться, собственно, я и подумал, почему бы не позвать тогда всех. В смысле, это же не так плохо, а? Мы нечасто собираемся все вместе...       — Каждый грёбаный учебный день.       — ...внеурочное время. В конце концов, мы через полгода выпустимся, и все разбредутся своими дорогами. Теперь хотя бы будет, что вспомнить, м? Ты же не прогонишь их, да ведь?       Киришима умоляюще заглядывает ему в глаза, и вот она — та самая причина, по которой он не сможет прекратить начатое и выпереть всех в это же мгновение. Это уже нечестно. Он тупо не может ему сказать «нет», не тогда, когда этот придурок строит из себя мальчика-солнце.       — Тц, — несдержанно скрипит зубами Бакуго и вырывает у него из рук вино, чтобы тут же утопить пробку нажатием пальца и отхлебнуть знатный глоток.       К чёрту. Если он не хочет оставаться наедине, мог бы и не устраивать весь этот фарс. Долбаный Киришима. По крайней мере, он сможет напиться, за последствия он не ручается, пусть хоть весь дом вынесут, всё равно ремонт неизбежен. Бакуго уходит на пару с красным полу-сладким и не слышит, как вслед ему доносятся стон, полный самобичевания, и хлопок от удара ладони по лицу. .       Бакуго даже знать не хочет, каким образом всё складывается именно, блять, так.       Ещё полчаса назад он самозабвенно выжирал в одиночку свою заслуженную бутылку, упрямо выкуривая третью сигарету подряд под недовольный взгляд Урараки и успешно игнорировал существование Киришимы Эйджиро.       (— Вы весь вечер собираетесь дуться, как малые дети?       — А какого хрена ты от меня хочешь? Он, блять, прекрасно проводит время со своими блядскими друзьями.       — Ты идиот.       — Аргументируй, мать.       — Если бы ты больше выражал к нему интерес и не был бы упёртым бараном, может, он не поступил бы так глупо.       — ...резонно.)       А сейчас он сидит в долбаном кружке на полу собственной гостиной перед крутящейся в центре пустой бутылкой текилы и тянется с ноги уебать Тодороки, который лезет за поцелуем к бухому в хлам Мидории, потому что, лять, не в моём доме, извраты несчастные! Тодороки, к слову, удар пропускает и отправляется в нокаут. Баку считает, это лучшая часть вечера.       Довольный, что вывел ледяного пидора из игры, а за ним и слабо соображающего Мидорию, он успокаивается, меланхолично пялясь поверх крутящегося куска стекла на чужие оголённые лодыжки. Скользнув глазами выше, он расфокусированным взглядом рассматривает захмелевшую и открытую улыбку, плывущую по губам, выглядывающие из-под растянутого ворота майки ключицы, распаляющийся румянец, блуждающий по скулам, и яркие, счастливые глаза, устремлённые прямо напротив. Киришима, воодушевленный и раскрепощённый Киришима, отвечает на каждое неосязаемое прикосновение взгляда, блуждающего по его телу. И Баку думает, они действительно полные идиоты, если для того, чтобы набраться смелости, им потребовались глупая вписка, алкоголь и разговоры за сигаретой на балконе.       — Киришима? Правда или действие?       Киришима не отрывает взгляда от Баку. Момо тактично не обращает на это никакого внимания.       — Правда.       Баку хищно скалится, небрежно привалившись спиной к обивке дивана. Киришима расправляет плечи, в качестве ответки — вид обнажённых клыков.       — Кто тебе нравится?       Спокойный, ровный голос Момо и разношёрстные выкрики и вздохи среди присутствующих, кто ещё способен отображать действительность. Тц, придурки.       Лицо Киришимы озаряется улыбкой, выкрашенной в цвета жара и предвкушения.       — Баку.       Бакуго подрывается с пола, проносится через импровизированный круг, чтобы схватить за шиворот смеющегося красноволосого идиота и потянуть его за собой. Под оглушительное улюлюканье и пьяное хихиканье, Бакуго наугад достаёт из шкафа две свои толстовки, не тратя время на поиски верхней одежды Киришимы, и, крепко обхватив ладонью чужое запястье, кидает ключи ликующей Урараке.       — Чтоб духу вашего не было к двенадцати часам. Увижу хоть один чужой отвратительный носок или лифак, спалю нахер вместе с вашей хатой, — он угрожающе обводит глазами всех присутствующих, а затем покидает квартиру вместе с волочащимся сзади Киришимой.       Стоит входной двери за ними захлопнуться, как тот, наконец, приходит в себя.       — Постой, куда мы? — растеряно озирается Киришима, разглядывая растянутую толстовку, которую Бакуго нахлобучил ему на плечи, не принимая никаких возражений.       В одно мгновение Бакуго припирает его к стене, нависая над ним. Дыхание Киришимы перехватывает. Он чувствует, что ноги его едва держат, а по спине прокатывается волна мурашек, и, проклятье, он только сейчас начинает осознавать, что, чёрт возьми, он осмелился сказать. Он сказал это. Он сказал то, что нужно было сказать давно, и, боже, это было действительно приятно. Но не настолько приятно, как сейчас чувствовать закипающее и растущее в Баку звериное желание.       — Если мне нельзя выгнать зверинец из моего дома, мы проберёмся к тебе в общежитие, — хрипло шепчет Бакуго, и Киришима чувствует запах вина и сигарет, пропитавших дымом его светлые волосы.       И, чёрт, он совсем как алкоголь.       Возможно, жаркие поцелуи до нехватки дыхания — именно то, что нужно двум никак не взрослеющим идиотам после исполнение самой дерьмовой в мире идеи.