Зен Дарийский

На следующий день итто-каи Сатори был вынужден созвать срочный утренний брифинг. После ночного перехода стартовавший последним корвет «Феникс-Один» отстал от заданного капитаном графика почти на шесть часов. Именно столько пришлось провести в дрейфе «Змею» и шедшему одновременно с основным кораблем корвету «Феникс-Два» в ожидании отставших. Их группе, потерявшей большинство машин сопровождения, противопоказано было задерживаться так долго в одной точке, но других вариантов не было. Терять очередной корвет Сатори был не намерен. — Капитан, из-за опоздания «Феникса-Один» группа не может сделать переход в установленное время. Дополнительная задержка составит около шести часов. — «Змей» болтается на одном месте непозволительно долго, — постучав пальцами по интерактивному столу кают-компании, проворчал Кё. — Ладно. Когда вы будете готовы? Сколько времени вам понадобится? — Возможно, еще столько же, — поджав губы, отчитался командир. — По крайней мере, так говорят мои бортмеханики и статистика. Командир «Феникса-Два» по открытому между кораблями каналу связи проецировался с края стола до середины груди. Изображение время от времени подрагивало и рябило. Он потянул пальцами световой квадратик, появившийся над собственным коммуникационным браслетом, и перекинул документ в центр интерактивного стола. Визуализировался график проверки, краткая сводка о ходе ремонта, процент готовности к старту и прогнозируемое время, оставшееся до него. Техники, присутствовавшие на брифинге, пытались предостеречь капитана, что темп, взятый их группой, плохо сказывался на крейсере и его оставшихся корветах, но сбить с толку Сатори было практически невозможно. Он прекрасно знал возможности каждого судна. — Я изучил технический отчет, — холодно заметил Сатори. Он умел не только головы рубить и крейсером командовать, — не понимаю, почему вы не видите, что основная проблема не в перегреве двигателей, а в сбоях системы?! Ищите там причину! Я вам без проверки скажу, что двигатели «Феникса-Один» в порядке, — капитан был раздражен. Он ненавидел халатность. — Сбои в системе навигации уже устранены, — отчитался главный техник. — Если вы отдадите приказ, двигатель «Феникса-Один» подготовят без профилактики. Незначительные сбои были легко устранимы, что верно, то верно, но при переходе даже малейшие отклонения от нормы смертельно опасны, поэтому Кё не мог настаивать на том, чтобы совершить переход без проверки корвета. Когда появился «Феникс-Один», идущий на ионной тяге, так как промахнулся на десяток-другой астрономических единиц при переходе, экипаж «Змея» вздохнул с облегчением, несмотря на предстоящие задержки. И хотя итто-каи Сатори, как человеку, обладавшему хорошим военным чутьем, стояние на одном месте с неприкрытыми тылами жутко не нравилось, он бы не рискнул отменить стандартную проверку. — Нет. Это лишнее, хотя группа «Змея» и не может себе позволить долгосрочные дрейфы, мы не станем так рисковать. — Кё свернул файл, вызвав на интерактивном столе звездную карту. Красная точка светилась на самой границе сектора Круга Распределения: — Надеюсь, все понимают, где пролегает наш маршрут? На долгосрочные ремонты по объективным причинам у нас нет времени. Мы тут как на ладони! Сократите сроки проверки и устранения неисправностей и ориентируйтесь на показатели крейсера, а не корветов. Мне не нужны те же самые проблемы на борту «Змея»! Плохо охраняемый и стоящий на месте корабль — идеальная мишень для дарийского флота, а мы и так слишком задержались. Вам задача ясна? Выполняйте! — Есть, капитан! — Так точно, итто-каи, — подтвердил командир «Феникса-Один» и исчез, оставив в воздухе несколько светящихся точек от проекции. — Танака! — Да, капитан? — старпом в звании нитто-каи на боевом крейсере тоже был нонсенсом, но так уж получилось, что в новый командный состав Сатори набирал людей из оставшихся в живых офицеров, и Танака показался ему достаточно ответственным и сообразительным для этой должности. — Проследите за выполнением всех распоряжений. — Слушаюсь, капитан! У каждого типа двигателя перехода был свой предел прочности, указанный в инструкции по эксплуатации, и у крейсера Z-107 он равнялся земным суткам. Если их группа случайно столкнется с неприятелем — придется туго. Потрепало гарденцев изрядно: не хватало четырех машин сопровождения со спецвойсками на борту, отсутствовало авиакрыло истребителей, практически полностью уничтоженное в ходе последней операции, а численность абордажного десанта сократилась на тридцать процентов. Безусловно, и в такой «комплектации» крейсер оставался грозной боевой единицей с экипажем свыше тысячи человек, но сейчас они проходили слишком близко, даже по космическим меркам, от границ сектора Круга Распределения, и по дороге к ближайшей приграничной базе Гардена нарваться на военный патруль неприятеля совсем не хотелось. Дурная слава гарденского флота летела впереди них, и с некоторых пор дарийцы охраняли свои владения на периферии с особым рвением, ожесточенно сражаясь за каждый клочок подконтрольного им пространства. К тому же Кё сильно беспокоил расстрелянный ими корвет Торна, приписанный, по его словам, к некоему фрегату «Родер». Хотя пленник утверждал, что «Зеро» потерялся в момент перехода, что случается сплошь и рядом, как, например, только что чуть не произошло с «Фениксом-Один», Кё готов был поспорить, что дарийцы бежали от обстрела гарденскими космическими войсками. Иначе с чего бы их корабль был в таком состоянии. Но почему им удалось уйти, какие именно гарденские части их преследовали и что вообще происходило за тысячи парсек от того места, где их взял в плен Сатори, узнать было решительно неоткуда. После брифинга настроение итто-каи резко упало. Он некстати вспомнил про ползающего Торна в ногах у туповатого санто-кайсо и стал еще более мрачным. Дариец определенно водил его всё время за нос, отмалчиваясь о причинах, по которым их судно вышло из строя. Рано или поздно Кё все равно получит ответы на все вопросы, когда они доберутся до информационных баз гарденцев, но это не меняло того, что итто-каи постоянно ощущал нестерпимое желание задать засранцу трепку. На сей раз капитан решил не сдерживаться, поэтому, когда Кё лично вошел в камеру к пленникам, выкатили глаза все без исключения, кроме, собственно, разве что коммандера. Тот ожидал подобной выходки от Сатори, но не знал, насколько у гарденца хватит терпения… — Хорошо устроились. Послеобеденный сон? Ты. Пойдешь со мной, — сухо бросил итто-каи на гарденском блондину, резко севшему на полу, так как до этого мужчина спал. Китель и знаки отличия на капитанской форме не оставляли сомнения, кто перед ними. Торн начал невозмутимо отстегивать от себя страховочные ремни, которые спавшим пленникам не давали улететь во время невесомости. Дарийцы хмуро переглянулись. У них был приказ лишний раз не высовываться, и тем не менее руки чесались свернуть капитану крейсера шею. Кё мельком бросил взгляд на лежавшего рядом с коммандером Феофала, сверлившего его ненавидящим взглядом, и ухмыльнулся. Он жалел, что не довел дело до конца. Молокосос выглядел лучше, больше не напоминал живой труп и даже порозовел, но смотрел слишком нагло. Санто-кайсо из вечерней смены Сатори велел отстранить от охраны военнопленных. Глядя, как все еще заспанный Иораи встает на ноги, оправляя помятую рубашку, его рубашку, гарденец невольно облизнул губы… Если бы не Кё, кто-нибудь давным-давно бы засунул в эту белую соблазнительную задницу свой член, и не один, а штук пятьдесят членов, пока тот не истек бы кровью! Хотя, кто знает, дарийцы были выносливее простых людей из Круга Распределения. Возможно, блондин бы продержался достаточно долго, прежде чем испустить дух. Гарденцы с пленными обычно не церемонились, если те все-таки попадали к ним в руки. Но капитан велел оставить этих в живых, и никто не хотел вызвать его гнев на свою голову. Кто знает, что может прийти на ум человеку, положившему весь старший офицерский состав «Змея», откачав воздух на мостике, когда туда проникла абордажная группа неприятеля… — Обувь. Оставь здесь, — через плечо, выходя из камеры, властно бросил итто-каи, и коммандер послушно снял ботинки, не задавая лишних вопросов. Был ли это еще один способ унизить дарийца или итто-каи нравился вид его ступней, мужчине было плевать. Конвоира, который хотел надеть силовые браслеты на пленника, Сатори остановил одним взглядом, и тот, взяв под козырек, отошел. Металлический пол технического уровня, где содержались дарийцы, был холодным, поэтому, выйдя из лифта на жилом уровне, Торн сразу ощутил разницу в температуре. Сатори был одет в повседневную форму и неизменные тяжелые ботинки, на поясе у него болтались лучевой пистолет с вакидзаси с одной стороны и катана с другой. Хмурое выражение лица настораживало. Вместо того, чтобы повернуть в сторону, где располагалась капитанская каюта, Кё повел удивленного коммандера дальше, не говоря ни слова. Кё демонстративно не оборачивался на него, оставляя за спиной и без наручников, не заговаривал и был абсолютно уверен в том, что блондин следует за ним по пятам. Дариец понимал, что это жест презрения — Сатори совершенно не брал его в расчет. — Сюда, — гарденец показал на люк, на котором иероглифами было написано: «Всю свою жизнь совершенствуйся каждый день, оттачивай свое мастерство день ото дня, бесконечно»*. Оказалось, они пришли в тренировочный зал. В потолке и стенах были дополнительные люки, чтобы в зал можно было попасть со всех сторон и при любой гравитации. Различные снаряды, мишени и прочие приспособления также располагались на всех поверхностях, включая условный потолок. Зал предназначался для использования не только во время действия псевдогравитации, но и для отработки приемов в невесомости. — Стой там. Сатори указал Торну на место у нескольких болванок, предназначенных для тренировки ударов. Они были выполнены из материала, который по своей плотности напоминал человеческое тело, но вместе с тем при получении повреждений через небольшой промежуток времени восстанавливал прежнюю форму, «срастаясь». Остановившись, где велел Кё, мужчина почувствовал себя еще одной такой тренировочной болванкой. Сатори начал расстегивать китель, затем сбросил его на пол, следом полетела рубашка — традиционная и крайне неудобная форма, как на его взгляд. Обычно десант и пилоты при выходе на задания использовали облегающие комбинезоны из особого эластичного материала, что ощущался как вторая кожа, и не имел всяких «украшательств» в виде пуговиц и строгого, неудобного в плечах кроя. Оставшись в одних брюках, гарденец снял с пояса лучевой пистолет и отбросил его к вещам. Торн проводил оружие напряженным взглядом, понимая, что пистолет слишком далеко. В невесомости, возможно, он бы и смог как следует оттолкнуться и схватить его, но сейчас нет. Кё ухмыльнулся, проследив за его глазами. К тому же, убей он сейчас гарденца, что бы тот делал дальше? — Знаешь, в чем твоя проблема, Иораи? Ты не стремишься к смерти, — итто-каи подошел ближе, — а истинный воин, когда не дано третьего, выбирает смерть**. — Нас не так учили, — спокойно ответил коммандер, но внутри спокойствия становилось все меньше. — Вас учили быть трусами! — рявкнул Кё, толкая его в грудь. Движение, которым гарденец выхватил меч, Торн едва уловил. Оно было скупым, точным. Рукоять молниеносно выдвинулась вперед вместе с рукой, увлекая за собой лезвие, коротко вспоровшее воздух. В последний момент Сатори замер, когда до лица Торна, упершегося в манекен спиной, оставалось едва ли больше ладони. Коммандер проводил взглядом снизу вверх «перпендикуляр» стали, зависший над его лбом, и ощутил, насколько он близок к провалу. Ему стоило немалых трудов удержать невозмутимое выражение лица. Итто-каи одобрительно кивнул, заметив: — Держишься неплохо. — Убери эту штуку от моего лица, а то рука дрогнет и порежешь меня случайно, — дрожащим от гнева голосом негромко произнес дариец. Выдержка его все-таки подводила. Когда капитан проделал свой фокус, Торн уже было простился с жизнью, но, оказалось, Кё лишь в очередной раз играется с ним. Капитан приподнял бровь. Он был в том поганом настроении, которое не предвещало для пленного ничего хорошего. — «Случайно»? — итто-каи чуть двинул лезвие вперед, изменяя угол наклона, и кромкой едва коснулся его скулы. Неприятно щекоча кожу, вниз по щеке быстро сбежало несколько теплых густых капель крови. — Я не могу порезать «случайно», мистер Торун, — с издевкой произнес он, — лишь нарочно. Потому что так решил. Моим мечом управляет не случай, а я. Видишь? Всё дело в контроле. В моём контроле. Кё обманчиво спокойно отвел катану в сторону, но позы не сменил. Рывок, и болванка рядом с Торном оказалась разрублена по диагонали почти до самого конца. Страшной силы удар человека рассек бы от ключицы до бедра за мгновение. — Тело можно разрубить пополам. Оно слишком податливое и слабое. А вот когда целишь в голову, — он вернул катану в прежнее положение, — достаточно ударить, сделав заруб в один-два сантиметра. Это отбросит противника назад и наверняка убьет. Но если не рассчитать силу и вонзить меч глубже, лезвие в черепе застревает. Вынимая его, теряешь драгоценные секунды, и вот тогда убьют уже тебя… По-настоящему крепок только дух, Иораи! Сатори сомкнул в кольцо три пальца левой руки на верхушке ножен, положил спинку лезвия у самой рукояти на пальцы и четко выверенным движением повёл катаной вверх. В самом конце, ловко вдев острие, Сатори не спеша принялся вкладывать меч в гладкие ножны, и, когда блестящая кромка полностью скрылась с глаз, придержал гарду большим пальцем, чтобы оружие не выскальзывало. Лаконичность движений гарденского фехтования завораживала. Кё был врагом, но чисто с военной точки зрения его умением дариец восхищался. Смысл был даже в том, как мужчина убирал катану после использования, чтобы случайно не порезаться самому и не задеть того, кто стоит с тобой плечом к плечу в строю. Коммандер прекрасно понимал, что Сатори не просто хорош в деле меча, а настоящий мастер. Простых солдат древнему искусству не обучали. К чему это умение в космосе? Но по мнению Гарденского командования, владение мечом воспитывало в офицерах дух воина и необходимые выдержку и самоконтроль. Конечно, дарийцев тоже учили обращаться с холодным оружием на случай, если под рукой больше ничего не окажется, правда, такие сражения происходили в основном в невесомости. Подобный бой сильно отличался от того, что ведется при наличии гравитации, а следовательно, центра тяжести у солдата и отсутствия «вечной» инерции. Спецвойска и десант в ближнем бою могли использовать боевые ножи и шокеры, так как не всегда на борту захваченного судна можно было применять оружие. Порой неудачный выстрел мог вызвать разгерметизацию, отправив на тот свет и экипаж, и нападавших. В таких случаях шли врукопашную. А вот наземное фехтование с использованием офицерской сабли оставалось старомодной традицией, принятой лишь среди титулованных особ. Тем более, для этого вида «спорта» требовалась гравитация, которая при космическом абордаже отсутствовала, собственно, как и сам космический абордаж был редкостью. Как правило, корабли расстреливались издалека, еще на подлете, и до десантирования внутрь, а не на обшивку корпуса, дело не доходило. Сатори вплотную подошел к коммандеру и провел по порезу на светлой щеке, снимая очередные выступившие капли крови. Торн едва заметно поморщился. Рану саднило. Порез был настолько противно тонким, будто сделан бритвой, и ужасно хотелось почесать его. Итто-каи засунул большой палец, перепачканный в чужой крови, в рот и облизал его. — Теперь я познал вкус дарийской крови, — ухмыльнулся он. — Назови мне причину, по которой я не должен довершить начатое? — Ты в своем праве, — без запинки ответил коммандер. Сатори хмыкнул. Он невольно опустил глаза к губам блондина — верхняя, пожалуй, была тонковата, а нижняя — чуть полнее, со следами то ли удара, то ли укуса в уголке рта. — Хорошо тебе было в тот раз? — шепнул Сатори, тонко улыбаясь и не отрывая глаз от пострадавшего уголка рта. — Ты всегда такой холодный, равнодушный, такой осторожный во всем — Торун Иораи… И слишком умный. Думаешь, я не догадываюсь о всех твоих уловках? Кё впечатал дарийца в себя, яростно рванув за полу рубашки, и впился до боли в так привлекшую его нижнюю губу. Сперва блондин напрягся, закаменел в мужских объятиях от неожиданности, но затем, сделав над собой усилие, расслабился, впустив чужой язык. Обхватив Торна за предплечья, Сатори ощутимо сдавливал его, то ослабляя хватку, то усиливая — настолько гарденцу хотелось под шершавой тканью ощущать чужое сухощавое тело, прощупывать пальцами напряженные мышцы, запоминать каждое прикосновение, каждое мгновение этого временного помешательства, отклика упругой живой плоти под руками. Разорвав поцелуй, Кё отстранился. Нить слюны натянулась между их ртами и, сверкая, оборвалась, оставляя влажный след. Блондин едва заметно ухмыльнулся. Возможно, он сдерживался изо всех сил, стараясь не показывать своего торжества, но яд в грязно-серых глазах выдавал его с головой. Сатори хмыкнул, заметив этот взгляд, и резко и зло пихнул его в грудь. Не устояв на ногах, мужчина отлетел назад и врезался в одну из болванок, крепко приложившись спиной. — Сядь там, — рявкнул гарденец. Он вновь достал катану и, больше не обращая внимания на пленника, начал с какой-то холодной решимостью отрабатывать удары, будто весь смысл его жизни теперь свелся к уничтожению тренировочных манекенов. Внешне гарденец выглядел невозмутимым. Его лицо искажалось лишь в мгновения, когда он наносил особо разрушительные рубящие удары, что-то выкрикивая. Мышцы под черной татуировкой бугрились на спине от напряжения. Сатори в мгновение ока взрывался яростной атакой, но затем отступал, становясь безмятежным, как бронзовая статуя. В его манере ведения боя не было лишних движений, красивых и эффектных размахиваний, перехватов. Создавалось впечатление, будто он использует наименьшие затраты энергии и ресурсов для нанесения наибольшего ущерба. И вдруг дариец понял, что же это ему напоминает. При существенной разнице между ними, сам он поступал точно так же, используя боевые корабли: не выдать свои намерения до самого конца, чтобы противник разгадал «движение» лишь тогда, когда остановить удар уже невозможно. Это было главным элементом фехтовальной техники Сатори, одной из стратегий. Сколько прошло времени, прежде чем Кё выдохся, Торн не знал. Торс гарденца блестел от пота, а дыхание сбилось. Он вымотался. Итто-каи остановился и наклонил голову сначала к одному плечу, затем к другому с характерным хрустом, затем подошел к стене. Коснувшись ладонью пикнувшей панели, где под мутно-молочной глянцевой поверхностью оранжевым горели какие-то цифры, гарденец открыл небольшую нишу. Взяв оттуда упаковку с водой и полотенце, он вытер со лба пот, провел под мышками и по рукам. Откупорив воду, Сатори долго и жадно пил, и дариец поймал себя на том, что пялится на ходящий туда-сюда кадык на загорелой жилистой шее. Перестав пить, Кё швырнул в заглядевшегося на него Торна полотенцем: — Вытри мне спину. Коммандер приподнял бровь, но молча поднялся и приблизился к Сатори. Тот развернулся к нему спиной и опустил руки. — Ну? Чего ты ждешь? Черный дракон, покрывавший большую часть тела итто-каи, с близкого расстояния выглядел непривычно. Никогда еще так откровенно коммандер не рассматривал татуировку гарденского капитана. Она оказалась очень детализированной. Наверняка набивали ее не один месяц и это было болезненно. Немного помедлив, коммандер опустил свернутую ткань на влажную, исчерченную черными линиями, кожу, пахнущую солнцем. Под его рукой итто-каи сперва натянулся как струна, но после пары неловких движений вдруг расслабился. Кё глубоко выдохнул и слегка опустил плечи, наклоняя голову вперед и демонстрируя позвонки на крепкой шее. Неосознанно все же итто-каи ждал от него удара, какого-то действия и тем не менее глупо подставлялся. Прикосновения дарийца дарили удовольствие, несмотря на угрозу, что исходила от него. Сатори подумал, что он точно свихнулся, но ничего не мог с собой поделать. Эта игра заставляла его чувствовать себя живым впервые за бесконечно долгий промежуток времени. Даже знакомый ему с юности Асаги со своими неназойливыми, очень корректными дружескими отношениями оставлял Кё равнодушным, хотя доктор был хорош собой и за ним волочилось пол-экипажа. Сатори никогда не рассматривал доктора Судо в качестве партнера по сексу, а светловолосый, некрасивый по гарденским меркам, враг будил мысли, от которых кровь закипала, и подобная реакция была сущим адом для итто-каи, державшегося из последних сил. Он не хотел поддаваться вспыхнувшей страсти, ставшей для него самого неожиданностью, но и убить пленника не мог. Видят космические боги, он пытался… Сегодня Сатори не стал задавать неудобных вопросов, не стал давить: итто-каи передумал, не смог приступить к допросу, ощутив собственное бессилие перед впечатлением, которое производил на него этот человек. Естественно, демонстрировать свое состояние Кё не собирался. Дариец являлся врагом: ко всему относился иначе, и для любого гарденца должен был быть человеком второго сорта. Они с коммандером различались как небо и земля, однако почему-то в нем Сатори видел тот же непримиримый дух воина, которым сам так гордился, и казалось, что этот факт его с дарийцем как-то роднит. Коммандер умел молча, одним взглядом дать понять, что никогда не смирится со своим положением и что стоит выше на голову любого из них. Возможно, глупый кайсо в камере этого не замечал в силу своей твердолобости, но Кё хорошо распознавал подобные вещи. Доктор Судо также чувствовал себя неуютно в присутствии коммандера и нехотя соглашался с Сатори в том, что у пленника глаза свободного человека, но, в отличие от Сатори, доктора это не восхищало, а настораживало. Сентиментальным Асаги не был никогда, и будь его воля, он давно бы избавился от белого демона. Забрав из рук дарийца полотенце, итто-каи опустил его в утилизатор, собрал свои вещи и молча направился в коридор, на ходу пристегивая кобуру. Коммандер видел, что настроение капитана не улучшилось — Сатори периодически хмурился, будто у него зуб болит, но он хотя бы отказался от мысли покрошить Торна в салат. С другой стороны, если всё так и будет продолжаться, то до «последнего прыжка» дарийцы просто-напросто не доживут. Сатори был им недоволен, и дело не в сведениях, которые капитан якобы ждал от него — гарденец и так через несколько дней получит всю нужную ему информацию от судна связи. Коммандер прекрасно видел, что Кё с ним играется. Он — забавная зверушка для опасных игр, и, если Сатори потеряет раньше времени к Торну интерес, все пойдет прахом. Так что заводящегося с пол-оборота гарденца нужно было как-то успокоить. — Кё… Капитан остановился и едва повернул к нему голову. — Что? Сатори вздрогнул, резко развернувшись, и упер ствол лучевого пистолета Торну в висок, когда тот дотронулся до него. Движение не прекратилось, несмотря на упирающееся в голову оружие; мужчина преодолел последние сантиметры между ними, заключая Кё в объятия. С секунду гарденец никак не реагировал, а затем резко отпихнул коммандера, наотмашь ударив его рукоятью в скулу. — Никогда не смей касаться меня без моего разрешения, — рявкнул он. Коммандер растер рукой щеку, вытирая проступившую кровь, и невесело усмехнулся, ответив на всеобщем: — Так точно, лейтенант Сатори. Я вас прекрасно понял. — Не веди себя, как шлюха, Иораи. Тебе не идёт! — следом за дарийцем переходя на его язык, произнес итто-каи. Коммандер склонил голову, внимательно глядя в черные раскосые глаза, горящие праведным гневом. — Как шлюха? — эхом повторил Торн, поджав губы, и гарденцу сделалось неудобно. — Простите, лейтенант Сатори. Я ошибся. Решил, раз вы можете меня трогать, когда вам вздумается, то и у меня есть это право. Гарденец стоял бледный и испуганный, чувствуя, что сердце заходится в груди, но боялся Кё вовсе не нападения, а того, как все внутри запело от прикосновения коммандера и как после всего лишь одной фразы жар залил краской лицо. Ему это понравилось, пусть дариец и притворялся. Плевать! Он осознал, что не сможет с Торном просто потрахаться и выкинуть в шлюз, как предлагал Асаги! Да и с командой вряд ли поделится… Кё ощутил горячее желание посадить пленника на тысячу цепей, лишь бы удержать рядом, а что дальше — он не знал. Нечего загадывать так далеко. Идет война. Может, уже завтра никого из них не останется в живых. Как знать? — Больше так не делай, — хрипло выдавил итто-каи. Смотреть и дальше в глаза дарийцу Сатори не мог и отвернулся. Он жалел, что ударил его. Взгляд наткнулся на босые ноги Торна, и гарденец сглотнул. Похоже, он и впрямь сходит с ума! — Я обещал научить тебя играть в сёги, — вдруг вспомнил Сатори: — Идём уже… Когда капитан зашагал по коридору, Торн привычно отправился следом, бесшумно ступая босыми ногами, но для Кё даже эти шаги казались громом среди ясного неба. Когда итто-каи думал о том, как изгибается босая ступня и как это — чувствовать ее прикосновение к груди, к своему животу и к… Стоп! Гарденец встал как вкопанный, и Торн чуть не врезался в него. Кё оперся рукой о стену и несколько раз глубоко вдохнул, опустив голову. Перед глазами темнело от желания вылизать каждый палец на узкой бледной стопе дарийца с красивыми классическими формами, объявившейся в поле его зрения. — Что-то случилось? — обеспокоенно спросил Торн. По большому счету здоровье итто-каи его не интересовало, но, если гарденца сейчас хватил удар посреди коридора, тогда действительно милосерднее будет пойти и перестрелять всех дарийцев из лучевого пистолета, пока команда крейсера не опомнилась и не решила отправить их на тот свет более долгим и изощренным способом. — Все нормально. — Ты нормальным не выглядишь… — Хочешь с этим помочь? — с сарказмом поинтересовался итто-каи, глазами указав на образовавшуюся ниже пояса «проблему». Торн «помогать» не хотел. Для этого ему не нужно было ничего отвечать, и так было понятно. — Не надейся, ты не настолько мне интересен, Иораи. Так бывает после хорошей тренировки. Они действительно пришли в каюту Сатори и сели за партию. Несмотря на косые взгляды противника, Кё делал вид, что для него пленник лишь замена ИИ, с которым тоже вполне можно было сыграть, запросив проекцию. Итто-каи даже удалось окончательно успокоиться и сосредоточиться на фигурах и самом процессе. Коммандер имел некоторое представление о гарденской игре, так как в свое время изучал чужую культуру, чтобы лучше понять психологию и образ мысли врага, и теперь лишний раз убеждался в том, что Кё — не простой вояка, а личность по-своему незаурядная. Приемы, которые он использовал, как выстраивал защиту и нападение, выглядели весьма оригинально. Нет, он не восхищался итто-каи. Скорее, Сатори его настораживал. С другой стороны, благодаря именно ему дарийцы все еще живы. И, надо было отдать гарденцу должное: он не стал устраивать коммандеру проблемы в виде нежеланного интима и действительно сидел и играл с ним, периодически хмыкая. В такие моменты казалось, что он вот-вот усмехнется какому-то особо удачному или хитрому ходу оппонента. Почти всё время Кё смотрел на поле, а не на дарийца и поднял глаза только, когда мужчина тихо произнес: «Макэмасита». Позиция короля на самом деле была безысходной. Гарденец приподнял краешек губы в ухмылке и молча выключил на откидном столе, за которым они оба сидели, проекцию поля. Световые клетки погасли, и капитан принялся складывать деревянные дощечки, стоявшие теперь на пустой поверхности, в небольшой полимерный футляр с магнитным креплением. Прилепив коробочку к стене около стола, Кё поднялся. — Всё же придется тебя учить «Игре генералов». Ты не настолько хорош, как я думал. Придешь завтра. — Кё… — обратился к нему впервые за вечер Торн. Прежде он безропотно выполнял его приказания и иногда односложно отвечал, когда это требовалось. К нахальному обращению по имени лейтенант Сатори уже привык. Это для него была своего рода игра — Иолай полностью в его власти и он это знает, а Сатори в ответ позволяет ему дерзость и всякие вольности, как король шуту. — Что? — Я благодарен тебе за Феофала. Очень. — Услышав эти слова, гарденец поморщился. Он уже сам не рад был, что не дал молокососу умереть. — И не хочу испытывать твое терпение, но одному из моих сослуживцев становится хуже. Могу я попросить… Поджав губы, Сатори отвернулся, доставая себе попить, и раздраженно перебил его: — Тем не менее ты его испытываешь — мое терпение. Мне плевать на твоих сослуживцев. Я и так излишне мягок с этими псами! — И я это ценю, — сделав глубокий ритуальный поклон, не отступился коммандер. Глотая воду через трубку, Сатори с неприязнью смотрел, как застыл перед ним в уважительной позе военнопленный. Дариец был не по наслышке знаком с гарденской культурой, но Кё все равно казалось, что он насмехается над ним. Почему-то сразу вспомнилось, как он ползал по полу перед кайсо. — Что же ты не падаешь передо мной на колени, а, Иораи? У тебя это хорошо получается, — фыркнул гарденец. — Если тебе это нужно… — глядя вниз, а не ему в глаза, как обычно, начал блондин. Кё поднял руку, останавливая его. Коммуникационный браслет капитана замигал входящим сигналом. На миг на его лице промелькнула улыбка, но все же он не стал отвечать. С капитаном «Змея» хотел связаться Асаги, и пришлось ему написать, что Сатори сейчас занят. — А что — охраннику среди ночи это было «нужно»? Поэтому ты ему в ноги бухнулся?! — ехидно поинтересовался Кё, отправляя сообщение. Коммандер сдержал саркастическую улыбку, чтобы гарденец ее не заметил. — Охранник — человек невежественный. Он бы отдал приказ избить людей из-за поминальной службы. Так что мне пришлось врать о том, что ты это разрешил, и заодно гнуть спину. Я не могу позволить, чтобы раненых снова били. Фраза итто-каи прозвучала не грозно, а ревниво. Да и ответ дарийца больше походил на оправдание перед девицей. Гарденец и сам это понял, поэтому, кашлянув в кулак, начал озираться по сторонам, будто ищет что-то очень важное, но довольный румянец все равно залил его щеки. — Выпрямись уже. Не позорься. Ты совершенно не умеешь держать спину под нужным углом. Жалкое зрелище! — Прости, я исправлюсь, — миролюбиво отозвался Торн. Коммандер выпрямился и поднял на него глаза. Одновременно с этим Кё отчего-то сильно смутился, прихватив зубами край губы. Зачем-то включил коммуникационный браслет, пролистал на световом экране пару документов, вновь нахмурился, выключил, постучал пальцами по бедру, не зная, куда деть руки. В итоге сдался. — Так что там у тебя за проблема? — стараясь, чтобы его голос звучал снисходительно и равнодушно, спросил он. — Один из наших офицеров. Я полагал, что у него травмирован только глаз, но голова пострадала сильнее, чем мы думали. Его часто рвет, и он теряет равновесие, когда пытается подняться. Меня это беспокоит. Нельзя ли его осмотреть? — Осмотреть… — эхом повторил гарденец и вздохнул. Немного помолчав, он нехотя ответил: — Думаю, это можно устроить. И вот еще что, дариец. — М? — Я запрещаю тебе делать «догэдза» в присутствии младшего состава! ___________________________ Сноски и примечания автора: *Всю свою жизнь совершенствуйся каждый день, оттачивай свое мастерство день ото дня, бесконечно — Почти дословная цитата из книги "Кодекс Бусидо" Ямамото Цунэтомо. Кодекс Бусидо", или "Хагакурэ" ("Сокрытое в листве"), был написан Ямамото Цунэтомо (1659–1719) – самураем клана Сага на острове Кюсю. После смерти своего господина Набэсима Наосигэ, Ямамото стал монахом и всю свою оставшуюся жизнь посвятил обобщению принципов Пути самурая, чести и верности своему господину. **...истинный воин, когда не дано третьего, выбирает смерть — Сатори намекает на цитату из Кодекса: «Бусидо - Путь воина - означает смерть. Когда для выбора имеется два пути, выбирай тот, который ведёт к смерти. Не рассуждай! Направь мысль на путь, который ты предпочёл, и иди!» Имеется в виду, что страх смерти не должен останавливать воина от наиболее эффективного решения задачи, если это связано с тем, что приходится рисковать жизнью. Презрением к смерти пропитана вся идеология самураев.