Неромантики

      Казуки был довольно неглупым ребенком по сравнению со сверстниками. И это казалось ему довольно проблематичным. Казуки прекрасно понимал, что их семья была далека от мечты с картинки, даже слишком. Мать почти не появлялась дома. То ли работа, то ли тот ее молоденький любовник с первого этажа, который несколько раз приносил Казуки ужин. Хотя он съехал на прошлой неделе, так что может она скоро заведет кого-то нового. Отец от матери не отставал и тоже периодически пропадал на сутки-двое, предпочитая дома просто развалиться перед теликом с пивом и готовым обедом из комбини. Если бы Казуки был взрослым, он бы уже давно свалил из этого дома. Но увы, ему только тринадцать, а денег родителей, по их словам, хватает лишь на общеобразовательную школу в двух кварталах отсюда. Все что он сейчас может — это стараться и зубрить, чтобы получить стипендию в какой-нибудь частной старшей школе с общежитием где-нибудь далеко отсюда. Казуки не глупый, но для того, чтобы быть отличником этого мало.       Казуки пытался сбежать, два раза. В первый его отругали, что он позорит семью. Второй раз вообще не заметили. Поэтому на вопрос обеспокоенного соседа все ли в порядке, что мальчик так поздно еще не дома, он решительно кивнул.       День был не слишком удачным. Снова тройка за тест по математике. Забытый зонтик в сезон дождей. Забытые дома ключи. И неизвестно когда приходящие родители. Сидя на открытой лестничной клетке возле собственной двери, Казуки серьезно начал верить, что замерзнет насмерть прямо здесь. Ну и поделом им. Так им и надо.       — Ты в порядке?       Казуки вздрогнул всем телом, когда кто-то вынул один из его наушников. Из-за громкой музыки он не заметил, как к нему кто-то подошел. Мальчик поднял голову и едва сдержал удивленный вскрик. Перед ним стоял новый сосед, который въехал к ним на этаж в дальнюю квартиру в прошлом месяце. Шире тощего отца в плечах, выше Казуки почти на две головы и с непонятно чем на голове он обеспокоенно смотрел на продрогшего мальчишку.       — Да. Я просто ключи забыл. Скоро папа… или мама вернутся, — едва сдерживая дрожь произнес Казуки.       — Ага, — выдохнул сосед тем самым тоном, которым отвечают на рассказы о невероятных приключениях, и широко улыбнулся. — Не хочешь немного отогреться и перекусить, пока твои не пришли? Мы тут карри вчера сварганили, но нам двоим многовато его будет.       Казуки смотрел на соседа и вспоминал истории про стремных дяденек с конфетками, а в голове все крутилось: ну и поделом им, так им и надо.       Квартира с табличкой «Куроо|Цукишима» по планировке лишь немногим отличалась от квартиры «Ёшимура». Небольшой коридорчик, четыре двери: кухня, туалет с ванной, гостиная и спальня. Казуки мог с легкостью сказать где что находится, хоть и был здесь первый раз.       — Я дома! Проходи на кухню, — махнул мужчина в сторону одной из дверей, наступая себе на пятки и стягивая туфли.       Казуки обычно казался себе смелым, даже немного дерзким, прямо как все эти развязные якудза из любимых отцовских фильмов, но сейчас почему-то робел.       — Не стесняйся, — нагнал его в середине коридора сосед, приобнимая за плечи. — Может в туалет хочешь?       Казуки в удивлении посмотрел на мужчину. Он не чувствовал в его прикосновении никакого зла, никакого подтекста, никакого равнодушия, так привычного мальчишке. Рука, потрепавшая тонкое плечо казалась надежной, доброй, поддерживающей. И невероятно успокаивающей. Сам дом, в отличии от холода квартиры Ёшимура казался чем-то теплым и уютным.       Кухня выглядела гораздо меньше, но, скорее всего, это было из-за обилия предметов, которых не доставало дома у Казуки.       — Что будешь пить? Есть ячменный чай и кола. Могу еще какао заварить на десерт, — пока мальчик во все глаза рассматривал обстановку, сосед уже залез в холодильник, доставая небольшую кастрюльку и на обратном пути усаживая гостя на стул. — Меня, кстати, зовут Куроо Тецуро.       — Ёшимура Казуки.       Мальчик сконфуженно сидел на стуле и наблюдал, как стол обрастал приборами и закусками.       — Приятно познакомиться, Ёшимура-кун, — подмигнул ему Куроо, поставив на стол стакан.       — Казуки. Зовите меня, пожалуйста, Казуки.       Ах да, еще, будь Казуки взрослым, он бы обязательно сменил свою фамилию. «Счастливая деревня» — по мнению мальчика — звучала совсем как насмешка.       — Без проблем, Казуки-кун, — пожал плечами сосед. Его руки ловко нарезали маленькие черри, пока над плитой начинал подниматься пар. — Тогда можешь звать меня Тецуро.       — Хорошо… Те… Тецуро-сан.       Куроо усмехнулся, будто вспомнив что-то забавное.       — Так что ты выбрал, Казуки-кун? Чай или кола?       Когда запищала рисоварка, карри уже дважды был подогрет и стыл на дальней конфорке, наполнив ароматом небольшую комнатку. У Казуки от этого божественного запаха просто сводило желудок. Нормальную еду мальчик мог позволить себе только в школьной столовой, а в домашней пока еще не преуспел. Да и ел ли он хоть раз эту мифическую домашнюю еду? Помимо пережаренной яичницы?       Когда перед Казуки поставили тарелку, он был готов сразу же накинуться на нее, но тарелка Тецуро-сана оставалась пуста. Как и зачем-то поставленная рядом третья.       — Налетай, не стесняйся, — заметив замешательство гостя, Тецуро ободряюще потрепал его по голове. — Если захочешь добавки — только скажи.       — А вы? Не будете есть?       — Чуть позже. Я подожду друга, он совсем скоро вернется.       — А… А могу я подождать вместе с вами? Не хочу есть один.       — Конечно! — Куроо широко улыбнулся, пододвинув поближе тарелку с овощами. — Но перекуси хоть чего-нибудь.       Казуки послушно утащил одну половинку помидора и исподлобья глянул на соседа. Не сказать, что тишина давила, но…       — А вы живете вместе… со своим другом?       — Да. Ты, может, уже даже встречался с ним. Он такой высокий, выше меня, блондин в очках. Еще всегда с таким недовольным лицом по утрам, — Тецуро-сан сильно нахмурил брови и выпятил нижнюю губу. — Вот говорю, он сейчас придет, увидит тебя и такой: Тецу, ты где успел похитить ребенка?! Вот прям с таким лицом и скажет, увидишь!       Слово за слово и вот Казуки уже рассказал о младшей школе, о средней, о друзьях. И только речь зашла о мечтах, как щелкнула входная дверь.       — Я дома!       — С возвращением, — Куроо откинулся на спинку стула, заглянув в коридор.       — Ты дверь не закрыл.       — Прости-прости. Забыл.       Лицо Тецуро-сана как-то необъяснимо изменилось. Его улыбка, голос, сама атмосфера вокруг. Казуки никогда не приходилось с подобным сталкиваться.       В проеме кухни появился блондин в очках. Высокий, выше Тецуро-сана. С недовольным лицом.       — Тецу! Ты где успел похитить ребенка?       Казуки не помнит, когда в последний раз так смеялся.       Об истинных отношениях между Куроо Тецуро и Цукишимой «Цукки» Кеем Казуки догадался сам, еще до того, как подслушал злые соседские языки. Не сказать, что он сильно удивился отношениям двух мужчин. Нет. Гораздо больше его поразила домашняя идиллия в их квартире. В ней было настолько приятно находится, настолько приятно проводить время с этими двумя, что стоило только мальчишке получить свой ключ на четырнадцать лет, как он перестал после школы заходить домой — ноги вели сразу в дальнюю квартиру на их этаже. Конечно, произошло это благодаря не самым лучшим обстоятельствам. Казуки надоело. Просто надоело нахождение в пустом доме, новый любовник матери, еще моложе, чем прежний, и тоже считающий своим долгом с ним подружиться, отец, который в последний раз пропал аж на две недели. По сравнению с теплом соседской квартиры это все было невыносимым. И Казуки высказался. Когда он стучался поздним вечером в соседнюю дверь, безуспешно стирая с лица кровь и слезы, дверь распахнулась так резко, что разбила чудом уцелевший нос. Сначала злое лицо Цукки быстро стало испуганным. Он тут же утащил мальчишку в дом, вместе с Тецуро-саном помог обработать раны на разбитых губе и носу, а на следующий день пошел вместе с ним к стоматологу чинить сломанный зуб. О семье Ёшимура ходило много слухов. Казуки не знал, доходили ли они до дальней квартиры, но искренне желал, чтобы в ней никогда не узнали, почему мальчишка почти каждый день напрашивался в гости. К его облегчению, никто так ничего и не спросил. Но на четырнадцатилетие Казуки получил, наверное, лучший подарок в своей жизни.       В шестнадцать лет Казуки уже умел довольно сносно играть в волейбол и решил, наконец, заняться клубной деятельностью. Он чувствовал гордость, рассказывая своим новым сокомандникам, что его тренирует сам Бокуто Котаро-сан. Да-да, тот самый из национальной сборной. В его новом телефоне, купленном на зарплату с подработки в соседнем комбини, даже были фотографии. Казуки уже не мечтал найти частную школу где-нибудь далеко-далеко. В принципе, если не пересекаться с отцом и не ночевать дома только в те редкие дни, когда там кто-то есть, то он чувствовал себя полноценным хозяином квартиры. И научиться готовить оказалось не так уж и сложно, особенно под чутким руководством Цукки и Бокуто-сана.       Вечера проведенные за табличкой «Куроо|Цукишима» действительно были волшебны. Особенно когда все собирались за одним столом и обсуждали домашнюю работу современной средней школы и вступительные экзамены в старшую.       — Ты меня, конечно, прости, Кей, но тут ты не прав, — недовольно качал головой Тецуро-сан, когда мнения над очередной задачей не совпадали.       — Кто позже среднюю школу закончил? — лишь скептически изгибал бровь Цукки. — Молчи, старичок.       — Во-первых, я старше всего на два года, — Тецуро-сан подобрался и выпячил грудь, заранее чувствуя свое превосходство. — А во-вторых, в отличие от некоторых, мне каждый день приходится иметь дело с расчетами и формулами. Так что готов спорить на что угодно, что здесь применяется именно эта формула.       — Две недели посуды и уборки, — тут же протянул руку Цукки.       Тецуро-сан с готовностью громко хлопнул по ней.       — Казуки, разбей!       Здесь Казуки смело мог сказать, что чувствует себя как дома. Он был приглашен на все званые ужины, на все праздники, знаком со всеми друзьями семьи и имел абонемент на лучшие места в волейбольных матчах.       В семнадцать Казуки впервые стал свидетелем их нежности. Он лишь хотел предложить помощь с посудой после очередного званого ужина. Цукки тогда был слишком пьян и Тецуро точно понадобилась бы помощь.       — Я тоже тебя люблю. Очень-очень сильно.       Казуки не раз слышал признания этих двоих. И каждый раз отдавался приятным уколом куда-то в сердце. Жить можно и так. Не вступая в брак просто потому, что ну как бы надо. Не заводя ребенка, потому, что как бы надо. Не ненавидя друг друга и свою жизнь, стараясь спасти жалкие остатки репутации. Жить можно вот так, в свое удовольствие, рядом с по-настоящему дорогим человеком, даря любовь ему и купая в лучах этой любви окружающих. Не обращая ни на кого внимания и вместе упорно работая над своим гнездом. Подбирая у порога чужой квартиры измученного незнакомого мальчишку, просто так, без повода, безвозмездно даря ему то, чего он бы никогда не получил от своих родителей.       Тецуро заметил Казуки, но не выпустил из объятий едва стоящего на ногах Цукки. Он смущенно улыбнулся и поблагодарил за помощь. Казуки подал ему полотенце и наблюдал, как Тецуро относит в спальню свое личное сокровище. Которому Казуки наказали завтра утром помочь с похмельем. У него, у Казуки, однажды ведь будет так же, да?       Казуки почти восемнадцать, когда родители впервые решили пойти и поговорить с «добрыми соседями». Может быть, они наконец-то решили развестись? Казуки не мог понять точно. Он уже давно перестал следить за жизнью родителей. И те, вроде, и не беспокоились об этом до сего дня. Крики, ругань, обещания позвать полицию и написать заявление на чертовых педофилов. Казуки впервые смог уклониться от удара отца. И впервые смог ответить. Он больше не беспомощный мальчишка. Казуки не пропускает волейбольный клуб в школе. Вместе с Цукки и Тецуро трижды в неделю выбирается на пробежку. Иногда ходит на тренировки к Бокуто-сану. Казуки стал гораздо сильнее. И не только физически. Ему хватает ума остановиться и просто захлопнуть перед родителями дверь. Полиция им все равно не поверит. Полиция помнит побитого ребенка поздним вечером на детской площадке. Полиция до сих иногда спрашивает его как там проблемы с родителями.       В двадцать четыре Казуки получает литературную премию как самый успешный дебютант, посвящает ее своей очаровательной девушке, которая дни и ночи помогала ему с новеллой, и любимым «родителям», сейчас сидящим в первом ряду, которые поставили его на ноги и помогли выйти в большой мир, который еще не раз услышит имя «Курошима Казуки».