Superficial love

      Той же ночью. Лагерь Кеманкеша Паши.       Офицер вошёл в шатер стремительным шагом. Полы его алого кафтана развевались на ветру, а перья на янычарской чалме тревожно качались из стороны в сторону. В руках он держал послание. Бостанджи без труда пропустили его вперёд. Янычар нашёл Пашу за просмотром писем, пришедших со Старого дворца. Ничего нового. — Кеманкеш Паша, пришёл ответ от разведчиков. — Что там, Давут Ага?       Он отложил всё, чтобы выслушать доклад. У него было хорошее предчувствие. — Эмир Хасин Шах Герей отказался от предложенных нами условий, — развернув лист, офицер прочёл. — «…Ворота крепости эмир запер, приняв последний караван, насчитывавший около трёх повозок продовольствия и тысячи перских воинов в сопровождении. На стенах крепости выставлены дозорные. Они меняются каждые двенадцать часов…»       Паша остановил его и встал. Его брови поползли вниз, глаза потемнели от злости. Эмир хочет войны. А Кеманкеш хочет домой. Ну почему всё не может быть просто? Через несколько минут в шатер вошёл Касым. Шехзаде был взволнован. — Кеманкеш, уже можно?       Паша разрешил офицеру удалиться, отдав ему приказ позаботиться о прибывших разведчиках. Повернувшись к парню, он кивнул. — Пора, шехзаде. — Кеманкеш Паша, а можно мы перейдем на «ты»? — Можно.       Касым ещё немного постоял, а потом спросил, набравшись смелости. — Как там Валиде Султан? — Хорошо. Она передаёт вам привет и желает скорейшего возвращения.       Оставив Пашу, Касым вышел на улицу, где его уже ждал небольшой отряд сипах в тёмных бронированных кафтанах. Они ожидали лишь приказа шехзаде. Неожиданно на плечо парня легла чья-то рука. Он оглянулся. Это был Кеманкеш. — Паша? — Мы будем ждать вашего сигнала, шехзаде. Как только вы окажетесь у стен крепости — мы начнём осаду. Своё задание вы знаете. Прошу лишь об одном — Кёсем Султан не переживёт, если с вами что-то случится.       Касым опустил глаза к земле. Он это все понимал. Да и ему самому не хотелось умирать. В голове пронеслись мрачные мысли, но шехзаде поднял голову, гордо посмотрев на Пашу. И в этом взгляде Кеманкеш увидел небывалую уверенность.       Наблюдая, как шехзаде и его отряд пеша удаляется от лагеря под покровом ночи, Паша надеялся, что эта ночь пройдёт успешно, и очень скоро они повернут обратно.       Не зная, чем себя занять, Кеманкеш несколько раз обошел лагерь. Кто-то думал, что он проверяет солдат, хотя на самом деле мужчина проговаривал про себя запомнившиеся слова из последнего письма Кёсем. Он соскучился. Хорошо, что Давут Ага прервал его бессмысленные похождения. Офицер поклонился. — Кеманкеш Паша, шехзаде на месте.       С небольшой возвышенности мужчина заметил, как у самих стен замка что-то засверкало. Это было небольшое зеркало, которое взял с собой Касым. Оно отражало свет полной луны, яркой и одинокой. Идея шехзаде сработала. Вернувшись к артиллерии, Кеманкеш бросил клич. Янычары, которые отдыхали прямо рядом с пушками мгновенно повскакивали с мест. Одни шли за ядрами, другие — заряжали, а третие — ждали. Ждали Ибрагима. Но пока его не было, Паша лично взял командование на себя. — Огонь держать вне досягаемости крепости! Мы их только попугаем!       Давут Ага корректировал работу орудий, в то время, как Кеманкеш отправился в свой шатер. На кровати его ждала чистая одежда: белая рубашка, чёрный кафтан. Рядом с ними лежала серебряная кольчуга, хорошо защищающая мужчину, и шлем. Надев это всё на себя, Кеманкеш почувствовал непривычную тяжесть в районе груди. Дышать стало труднее из-за избытка веса брони, однако это уже не в первый раз. Обнажив саблю, он ещё раз убедился в том, что она наточена достаточно хорошо, разрубив невинное яблоко лёгким движением руки. Вложив её в ножны, мужчина не забыл сделать самое важное. Подойдя к своему столу, Паша открыл ящик, откуда извлёк подаренный Кёсем кинжал. Он уже давно стал оберегом для него. Зафиксировав клинок на правом боку, а саблю на левом, Кеманкеш ехидно улыбнулся. — Ну, теперь повоюем.       Паша покинул шатер, столкнувшись на входе с Ибрагимом. Шехзаде также оделся в свою личную броню и теперь выглядел намного лучше, чем в простых одежках дворца. — Я готов, Паша. — Замечательно, — Кеманкеш, держа одной рукой шлем, а второй — указывая парню, что и когда нужно делать, дал чёткие и понятные распоряжения. — Я всё сделаю, — кивнул шехзаде.       К Кеманкешу подвели его вороного нестриноженого жеребца. Пряди коня частично спадали на шею, частично — на лоб. Резким движением морды он укладывал их на место, после чего довольно замотал головой. Паша сразу оседлал его и отправился к своему загону янычар. Они громко в один голос поприветствовали своего генерала.       Кеманкеш был доволен.       Между тем, Касым приказал сипахам доставать мешки. Они были совсем небольшие. В них, по приказу Паши, были насыпаны солома, гусиные перья и что-то ещё. Янычары, сняв с плеч крюки, зацепили их за зубчатые стены крепости, когда персы, стоящие на страже, отвернулись, проверили на надёжность и лишь после этого вернулись к шехзаде. В самой крепости они нашли несколько проемов, лазеек. Именно сквозь них Касым и его отряд, предварительно зажгя, позабрасывали те самые мешочки, а после мгновенно бросились к крюкам. Они с лёгкостью поднялись на стену, обезвредили несколько перских солдат и вновь дали сигнал Кеманкешу.       Лишь завидев его, Паша повёл за собой армию пеших и всадников. Сам эмир заметно занервничал. Пушки обстреливали его, казалось со всех сторон, турки наступали плотными рядами. Но вскоре, когда Шах понял, что орудия не попадают в цель, а враги не так близко, его растерянность прошла. Ровно до того момента, как в самой крепости начался пожар. Содержимое мешочков горело не столь ярким пламенем, однако оно перебрасывалось на припасы, хранимые в караванах. Среди людей поднялась паника. Женщины хватали своих детей, чтобы спрятаться с ними в замке, мужчины уже не знали, что им делать. Но Шах молчал. Он посчитал, что не столь важно. Однако, когда солдаты один за одним падали от потери сознания — эмир засомневался в правильности своих действий. Но отдавать Багдад туркам, как это совсем недавно сделал эмир Еревани — не собирался.       Касым, оставаясь в тени, наблюдал за всем этим. Ему было жалко этих людей. Ведь они ни в чём не виноваты. Их судьбами играют. И они, словно марионетки, соглашаются со всем, что им говорит их Шах. Неосознанно Касым сравнил себя с ними. Ведь, как таково, он является марионеткой своего брата. И неудивительно, если и эту победу он припишет себе. Шехзаде следовало бы сосредоточиться на работе, иначе перс, который едва не поднял тревогу, мог бы убить его. Сипахи успели вовремя, и жизни Касыма ничего не грозило. Поднявшаяся метушня немного осложнила положение дел, но им, практически, спокойно удалось подобраться к воротам. Он знал, что очень скоро Кеманкеш будет здесь, и нужно было торопиться.       Наблюдая за всем с возвышенности, Ибрагим улыбнулся. У него получается. Он приказал нескольким пушкам, выстрелы которых могли случайно задеть войско Паши, прекратить огонь. Земля вздымалась от тяжёлых ядер, оставленные воронки свидетельствовали о её невыносимой боли, а дождь, начавшийся внезапно, словно слезами, окропил поле битвы. Но османов это не сильно беспокоило. Пока Кеманкеш не подъехал к крепости, шехзаде Ибрагим просто наблюдал, но после — отдал приказ: — Прицельный огонь по Багдаду!       Янычары его послушались. И только тогда, когда одна из стен едва не рухнула и не похоронила под собой с десяток воинов, перский эмир понял, что это был лишь отвлекающий маневр. Выскочив во двор своей крепости, он сразу же заметил Касыма и его солдат, что сражались с охраной за право открытия ворот. Персы не долго сопротивлялись. Шах молниеносно вырвал из рук ближайшего воина лук, натянул тетиву и выстрелил. То расстояние, которое преодолела стрела было не более ста метров, но она знала своё задание и спокойно следовала к цели. Ей был безразличен шум снующих туда-сюда людей, их крики, плач и стоны. Она пролетала мимо раненых персов, которые попали в радиус взрыва ядра, мимо детей, которые всё ещё оставались во внутреннем дворе, мимо сипах, защищающих шехзаде. Касым уже добрался до ворот. Ещё немного и он откроет их… Резкая боль в районе левого плеча была неожиданной для него. Это был его второй или третий поход, и до этого момента он не знал, что такое боль от ранения. Виски страшно запульсировали, гул в голове становился всё громче и громче, а затем внезапно всё стихло. Шехзаде повис на огромном бревне, которое запирало ворота. Янычары и сипахи, оказавшись в ловушке, отступили к шехзаде. Одни подбежали к Касыму, другие — стали полукругом, защищая их.       Хасин Шах довольствовался своей победой. Турков было не много, их предводитель ранен, зловонные пожары потушили — это огромный плюс для него. — Разберитесь, наконец, с ними!       Персы двинулись на эту небольшую группу, обнажив мечи и надев маску безразличия. Для Хасина это была победа. Орудия, что так упорно пытаются пробить стены крепости, нанесли незначительный урон. Сколько бы такая осада не длилась, эмир был уверен, что с оставшимся продовольствием он протянет до прихода его подкрепления. Поэтому он не сильно переживал. Однако армия, буквально стучащаяся ему в двери, вызывала сомнение. Да, выглядела угрожающе. Да, застала персов ночью врасплох. Да, она была большой, но не больше его собственной. Шах больше не уделял внимание шехзаде и его отбросами, как он считал. — Лучников на стены!       Персы быстро достали из-за спины луки, поправила колчаны и взбежали на зубчатую стену. И Кеманкеш это видел. Остановив коня, пока остальные маршировали дальше, Паша понял, что не всё так гладко. Значит, у Касыма не получилось. — Кеманкеш Паша, — рядом с ним остановился Давут, подтянув поводья на себя, — ворота закрыты. — Я вижу. — Нас же перестреляют возле них, как беспомощных котят! — Я знаю! — Паша! Мы идём на смерть! — Я думаю! — грозно отозвался Кеманкеш.       Только холодный расчёт и ничего более в этой ситуации. Эмоции не помогут. До крепости оставалось совсем немного, а персы уже натянули тетиву. — Щиты!       Его слова эхом отозвались войску, и турки выполнили приказ, который спас им жизнь. Не всем. Стрелы поражали тех, кто замешкался, хотя бы на одну секунду, у кого рука едва дрогнула и щит опустился вниз, кто думал, что печальная участь его не настигнет. Смерть не прощала оплошностей. Однако всадники пострадали чуть меньше. Они раньше пешего войска оказались у запертых ворот. И вот тогда началось месиво. Кто умел, отбивал стрелы мечом, кто имел щит — защищался им, других же — просто истребляли. Но Кеманкеш ждал, и войско ему верило.       Звуки боя за воротами привели Касыма в чувства. К нему вернулись слух, ясное зрение, способность владеть своими мыслями и действиями. За его спиной падали воины, а в мыслях умирал он сам. Но до него дошло осознание простой истины: он жив. У него ранено всего лишь плечо, а это точно не причина подвергать гибели сотни людей. Ухватившись за бревно, шехзаде попытался сам его стащить, но сил не хватало. На помощь ему тут же подбежали янычары. Вчетвером они быстро справились, и уже через мгновение ворота поддались, впуская Кеманкеша.       Как только путь был свободен, Паша поднял вверх саблю и громко благословил воинов. — Да будет Аллах с вами!       Откликнувшись на зов, османы двинулись просто в крепость. Огромная площадь внутреннего дворика позволила развернуть поле боя, на котором столкнулись две силы. Кеманкеш ворвался просто на коне, как и другие выжившие всадники. Своим клинком он сносил головы неверным. Все больше и больше поглощая азарт битвы, ему хотелось лишь одного — очистить крепость от персов, залив их кровью землю.       Эмир лично вступил в бой. Ему под ноги ложился не один турок и ляжет ещё один. Он встретился взглядами с Кеманкешем, расчищая к нему дорогу. Сам же Паша спрыгнул с коня, считая недостойным такое сражение с эмиром персов. Пусть он и противень Кеманкешу, однако достоин уважения. Обнажив ещё и кинжал, Паша двинулся на Шаха. Между ними сражались воины, ломались клинки, падали замертво, но их двоих сейчас беспокоили только они сами. Взрыв ядер, звон клинков, крики солдат, свист стрел остались где-то за их спинами, не оставляя по себе ничего стоящего внимания. — Всё кончено, Паша! — довольный собой, отозвался эмир, когда Кеманкеш подошёл ближе. — Не зря мы мечтали разбить турков столько лет! — Даю последний шанс, — Кеманкеш уже терял терпение, — уходите домой! — А мы и так дома!       Они скрестили клинки. Налегая на меч обеими руками, Шах старался подавить волю турка, ослабить его сознание. Но Кеманкеш вывернул саблю из ловушки и рубанул неглядя. Удар пришелся по торсу эмира. Увидев на своих ладонях кровь, перс нахмурился. А с турком не всё так просто. Тогда он выбрал другой подход.       Шах атаковал, периодично отступая на шаг назад. Такими незамысловатыми движениями Хасин старался лишить Пашу сил и внимания. Но Кеманкеш давно просчитал его действия и особо не напрягаясь, давал отпор персу. Увернувшись от очередного финта со стороны эмира, мужчина в пируэте обезоружил его и поранил правое предплечье. Держать меч Шаху становилось всё сложнее.       Тем временем дождь усиливался. Над их головами разразился гром, освещая полотно ночного неба яркой молнией. Дрожь от холода пробирала до костей, но ни одна рука не дрогнула, когда речь шла о защите своей жизни.       Касым, совладав со своей болью, немедленно выдвинулся на помощь Паше. На его счёту за ночь уже насчитывалось больше десятка трупов. Одним больше. Однако даже он заметил, как турков сводят в один большой круг внутри крепости, окружая их. Пока Кеманкеш разбирался с Шахом, шехзаде приказал поднять щиты. За минуту после этого посыпался ворох беспощадных стрел. А вот эмир персидского войска был достаточно доволен. Пока что турки локализованы, лучники их сдерживают. Неожиданная радость по поводу прибывшего подкрепления подняла дух абсолютно всем. Но Шах не долго радовался. Это было не то подкрепление. Как только ворота чёрного хода открылись в крепость вторглась армия под османскими знаменами. Халиль Паша успел вовремя. Он удачно подавил силы сопротивления, и Кеманкеш вскоре взял в плен абсолютно всех персов. Паша не спешил праздновать победу, он отослал гонца с приказом для шехзаде Ибрагима. В пушках более не было нужды.       Отыскав Касыма, он спросил, как тот себя чувствует. — Всё хорошо, Паша. Стрела попала в плечо. Жить буду. — Ты нас напугал, — Кеманкеш посмотрел на рану парня, без предупреждения вытащил стрелу, чем спровоцировал недовольный стон со стороны Касыма. — Что теперь, Кеманкеш?       Они обернулись. Воины уже поставили всех персов на колени, друг за другом, рядами. Это были молодые мужчины, в глазах которых было одно отчаяние. Меч им в руки — и они напали бы вновь. Но что-то говорило — они всего лишь жертвы. Как бы Паше не хотелось, но он должен был отдать приговор. Однако сперва подошёл к эмиру. Ему связали руки и также точно поставили на колени. — Сдайся. Это твой последний шанс.       Перс молчал. Он не поднимал глаз, не выражал никаких эмоций, не хотел ничего говорить. Но в последний момент поднял голову. — Ты хороший воин, Паша, — Шах едва улыбнулся. — И справедливый. Отпусти женщин и детей.       Янычары, обыскивающие замок на предмет вооружённых группы оставшихся персов, наткнулись на выживших. Дети разных возрастов всё плотнее и плотнее прижимались к матерям. Обессиленные женщины уже не могли кричать от страха, не могли пустить слезу. Их вывели на улицу.       Кеманкеш осмотрел каждого ребёнка и каждую женщину, девушку, придя к выводу, что они действительно невиновны в этой войне. — Сдайся, — вновь попросил Паша, переводя взгляд на Хасина. — В живых останется больше людей. — Я слишком горд для этого,— отрицательно качнул головой перс. — Не в моей это крови. — Ты служишь тому, кто предал тебя. Ты уже знаешь, что случилось с Ереванью? Вас бросили на произвол судьбы, эмир, — присев на корточки перед персом, Кеманкеш потери переносицу. Он стал говорить тише. Так, чтобы слышали только те уши, которым следовало это услышать. — Оставь эту борьбу. Это не твоя война. И не их.       Шах повернул голову в сторону детей и сглотнул ком, который стал поперёк горла. Турок говорил правильно, но характер Хасина Герея не позволял ему сдаться в руки врагу. Недолго думая, он предложил Паше один из немногих вариантов развязки этой ситуации. Кеманкеш согласился. — Развяжите эмира.       Удивленные взгляды мгновенно устремились на него. Сипахи начали сомневаться в том, что Паша понимает, что делает. Янычары переглянулись. А Касым и Халиль подошли лично. — Что ты делаешь, Кеманкеш? — Паша?       Но мужчина не ответил. Приказав освободить немного пространства, Кеманкеш подождал, пока Шах отыщет свой меч. — Я, Хасин Шах Герей, — начал мужчина, подняв клинок вверх, — вызываю на честный бой Пашу. Моя победа — вы покинете крепость, не завоевав её. Ваша — я и мои воины готовы принять любое последствие. Я готов принести эту жертву!       Персы поддержали своего правителя дружным хором, в то время как дети упали на колени, обессилев от переживаний.       Халиль Паша одернул Кеманкеша. — Что происходит? — он переживал за сложившуюся ситуацию.       Но почти не обращая на него внимания, Паша поднял свой меч. — Я принимаю бой.       Халиль вновь загородил дорогу Кеманкешу. — Ты что же это творишь?! Мы выиграли бой! Крепость наша! Если ты проиграешь — все жертвы с нашей стороны будут бессмысленными! Кеманкеш!       Он обернулся. Халиль не сумел его убедить. Пока Шах готовился к бою, Кеманкеш обратился к другу. — Это следует прекратить. — Но они… — анезапно вмешался Касым. — Они? Мы? Посмотри на них и на нас, — он указал на женщин и детей, а после на перских мужчин, заканчивая янычарами и сипахами. — Чем мы отличается друг от друга?       Молчание воцарилось среди всех тех, кто услышал слова Паши, включая самого эмира. Тот улыбнулся. — Они такие же люди, как и мы, — Кеманкеш обнажил свой меч. — Все заслуживают на второй шанс.       Эмир вышел вперёд, кивнул и стал в боевую стойку. Паша последовал его примеру. Клинки скрестились с громким звоном металла. Все пытались рассмотреть, кто кому нанёс удар и смертельный ли он, однако это трудно было заметить, так как сражавшиеся не отходили друг от друга ни на шаг. Уворот, удар, финт, пируэт. Вновь удар, уворот и так по кругу. Пока Шах не замахнулся на Кеманкеша с небывалой яростью. Тогда Паша отскочил в сторону, поставив клинком подножку для перса. Эмир не удержался и упал на колени в грязь. Дождь лил, словно из ведра. Тонкие струйки воды стекали по лицу и бороде, мешали видеть, иногда даже дышать.       Эмир поднялся на ноги, схватил кинжал, который у него никто не отобрал, а после бросился на соперника. В последний момент Кеманкеш выхватил свой клинок, подаренный супругой и ловко вонзил в перса. Хасин замер. Он уже чувствовал, как кровь поднимается по горлу вверх, как начинает задыхаться, но всё ещё стоял на ногах. Чуть склонившись к Кеманкешу, эмир прошептал: — Ты прекрасно знаешь, что так… должно было случиться, — он закашлялся, прикрывшись рукой. После перс увидел на ладони кровь. — Я бы не сдался… А теперь у них есть шанс… — Есть, — подтвердил Паша.       Кинжал пришёлся практически в сердце, поэтому эмир больше ничего не успел сказать. В этот момент, словно по приказу, прекратился дождь. Небо успокоилось и больше не гремело. А Кеманкеш всё так же поддерживал Шаха. — Похороните эмира, как полагается.       Сипахи поклонились.       Мокрый, уставший, голодный, холодный, печальный, Кеманкеш распорядился забрать у персов всё оружие. Он дал им время, два дня, чтобы мужчины, женщины и дети взяли всё необходимое, припасы и продовольствия, а после покинули крепость. Своё обещание Кеманкеш выполнил. Он дал им шанс. А эмира Хасина Шаха Герея похоронили как и подобает персидскому воину, с личным оружием и шлемом. Теперь его могила — Багдад.