be my mistake

Я хочу, чтобы ты был только моим

Учеба идет своим чередом, нагружая студентов вечными заданиями, а осенние одинокие вечера в компании с собой стали уже нормой. Казалось бы, это совершенно обыденно, но почему-то так одиноко и невообразимо саднит где-то под сердцем от вида греющихся рядом друг с другом парочек, воркующих о чем-то своем и держащихся за руки. «Это красиво», единственное заключает в своей голове Чимин, проходя мимо очередных смеющихся влюбленных. Наверно он сошел с ума, но ему хочется рисовать каждую повстречавшуюся ему пару очередным одиноким вечером. Их счастливые улыбки, слегка прикрытые глаза и мягкие черты лица. Хочется это запечатлеть на пожелтевших листках блокнота и посвятить целую выставку данной тематике, показать каждому человеку, что значит «влюбленность» и та искра, что горит и светится между счастливыми, до безумия влюбленными людьми. Если бы Чимин мог, знал бы, что чувствует каждый из этих людей, что крепко держит свою пару за руку, то нарисовал бы и это, только он не знает и даже не представляет, как это. И порой ему кажется, что он так и не окунется в этот омут с головой, не будет кого-то целовать так горячо и чувственно, показывая лишь своими губами, что так влюблен и так восхищен своим любимым, что готов подарить ему свою маленькую Вселенную, те небольшие звезды в его ладони, лишь бы создать большое темно-синее полотно с их совместными светилами. Видимо, он обречен на одиночество. В его руке вновь тот самый потрепанный скетчбук, в котором прибавилось еще несколько эскизов и один, который он старательно прячет от взоров каждого, кто оказывается рядом. Он снова на той самой лавочке, где впервые всматривался в ночную гладь, светлячков и испытывал чувство легкости и едва заметного умиротворения. Именно здесь он любовался темными безднами, настолько глубокими, настолько притягательными и красивыми, что их можно было бы сравнить со звездным небом, от которого он сходит с ума. И тот эскиз, нарисованный легкими штрихами карандаша, заставляет его сердце совершать несколько кульбитов в миллисекунду, потому что невозможно больше пытаться сдерживать себя и то, что теплится где-то глубоко внутри. Чимин не знает, что это, не знает, как себя вести и попытаться подавить в себе счастливую улыбку лишь от одного взгляда на удачно получившийся рисунок. Где идеальные черты лица, родинка под губой, слегка припухлый нос и тонкие губы. Его пухлые пальчики касаются погрубевшей бумаги, очерчивая полюбившееся лицо, до невозможности красивое, которым хочется восхищаться сутками напролет. На умиротворенном личике появляется такая ласковая и нежная улыбка, что Чимин вмиг одергивает себя от наброска и перелистывает страницы, в желании найти чистое полотно. Нужно отвлечься и попытаться изобразить что-то новое, красивое, то, чего еще не оказалось в его потрепанном скетчбуке. Но почему-то именно сегодня ничего такого его взору просто не попадается, все не то, все совсем не то, а что хочется сделать, является самым невозможным и самым запретным. Он желает переломать себе пальцы, лишь бы те больше не притрагивались к бумаге и не рисовали очаровательного юношу, с которым до сих пор так ничего не ясно и от которого так предательски сильно бьется сердце и дрожат острые колени. С той ночи, что они провели вместе, рядом друг с другом, бок о бок, ощущая невообразимое тепло, они больше не говорили, не виделись и даже не списывались. Хотя. Все верно, они же не обменивались номерами и не должны были. Они друг другу никто. Да. Именно так. Но чувствовать его, совсем рядом, нравилось до безумия. Это спокойствие, фантастические чувства, охватывающие с головой, волшебные и магические, от которых хочется раскрыться словно бутону жарким летом, показать всю свою красоту и чистоту души. Он соврет, если будет говорить, что для него это ничего не значило, что чужое дыхание не щекотало так забавно шею, что хотелось прикрыть оголенный участок кожи, лишь бы не быть таким уязвимым. Потому что с Чонгуком рядом не может чувствовать иначе, плавится, растекается подобно фруктовому желе, которое тот умело собирает своими розоватыми губами, немного сухими, но при этом мягкими, он уверен. Чужие, неимоверно горячие губы умело манипулировали, блуждая по его шее ночью и оставляя после влажные дорожки поцелуев. Он ощущал все, каждый, и безумно хотел, чтобы они все навсегда оставались там, чтобы ему только стоило прикоснуться, как сразу бы под подушечками пальцев чувствовались бы мокрые поцелуи и легкое покалывание. Они безумцы. Это точно. Иначе так нельзя поддаваться магическому влечению и неподдельному желанию, от которого кружит обоим голову. Так нельзя. Нужно перевязать жгутом руки и ноги, только бы не касаться чужого тела, которое является самой главной целью, мечтой, соблазном, от которого не убежать. И вот так, прогуливаясь поздним вечером по парку, его все совершенно устраивает, за исключением испытывающих его чувств. Вокруг столько людей, о чем-то переговаривающихся, смеющихся, и ему интересно, они тоже такое когда-то испытывали, тоже самое, что и он? Тоже когда-то были влюблены в кого-то, кто был недосягаемой звездой, невероятно дальней и яркой-яркой, ослепляющей напрочь глаза? И интересно, как они с этим справлялись? Что делали? Потому что он так больше не может. Ему хочется сбежать, скрыться от черных галактик, что не дают ему думать ни о чем другом, как только о них, таких невероятных. Он поехал, теперь уже точно. Раз постоянно думает о чужом парне, с которым проводит странные вечера, когда они слишком близки, а чужая кожа под кончиками пальцев бархатная, нереально гладкая и слишком горячая, словно температура тела давно уже превысила норму и аномально зашкаливает. Здесь явно нужна помощь врача-психиатра, здесь не помогут сподручные средства, потому что он весь утонул в этом омуте, погряз по самое «не хочу», но и не хочет выбираться, лишь наоборот, скрыться в этом человеке, впитаться к нему под кожу и стать его частью, незаметной, но неимоверно близкой, будто они единое целое, но в тоже время такие разные. — Чимин? Звонкий и задорный голос Тэхёна невозможно спутать с чьим-то другим, особенно здесь, где много людей, а он так искренне улыбается и машет своей изящной тонкой ладонью. Через его длинные пальцы проскальзывают просветы луны, придавая коже немного блеска и сияния, будто он неземное существо, что скрывается от взора обычных людей, потому что другой, потому что особенный, потому что свободный и никому не подвластный. Чимин улыбается неловко и подходит к абсолютной незнакомой компании. Его взгляд неуверенно блуждает по новым людям, по каждому лицу, пытаясь понять, что же каждый из себя представляет, потому что его сосед редко упоминал о них, что странно. Тот обычно треплется совершенно обо всем, но своих друзей почему-то, так ему не представил. Нет, он не ревнует или что-то в этом роде, потому что они вовсе не друзья и не особо хорошие знакомые, просто живут в одном помещении и ведут непринужденные разговоры. А еще Чимин успел влюбиться в его парня, вляпаться в это все и сгорать каждую ночь от стыда и чувства совести, но об этом тому знать совсем необязательно. Совсем. Он постарается как-нибудь сам с этим разобраться. Правда, пока даже не имеет малейшего представления, как с этим можно бороться и есть ли эффективный антидот, что сразу избавит его от этих невыносимых мучений. Что сразу бросается мальчишке в глаза, как бельмо, что друзья совсем другие, не то, что Ким. И непонятно, как может он чувствовать себя так непринужденно и уверенно рядом с ними, потому что те отличаются от него по интересам, по роду занятий, да вообще всему, но атмосфера пропитана теплом и долгой дружбой, такой, о которой обычно снимают подростковые фильмы. Не сказать, что они выглядят особо приветливыми и готовыми Чимина сразу заключить в свои объятия, хотя ему это и вовсе не нужно, но они могли бы хотя бы элементарно улыбнуться и кинуть что-то наподобие «хэй, как жизнь», а не смирять его внимательным взглядом, прожигающим накалившиеся внутренности от такого взора, что даже мороз по коже и пальцы на ногах немеют. — Привет, — его голос немного дрожит и звучит совсем неуверенно, но это все, что он может сейчас выдать, учитывая пустыню в его голове и перекати поле. Те едва уловимо выдают подобие улыбки, а один даже протягивает руку для рукопожатия, что чересчур удивляет испугавшегося русоволосого мальчика. — Так ты тот самый Чимин, о котором любит трепаться Тэ? — задает юноша с большим тату в форме переплетенных лилий на рукаве. Выглядит красиво и слишком эстетично, даже как-то утонченно, но в тоже время имеет огромный смысл. Тот смотрит на Чимина долго, всматривается в каждую деталь на его одежде, в черты лица и глаза, так, словно у него на задворках радужки черти пляшут и так и ждут, когда же он сдастся им в сети. Он, честно, не понимает, что тут происходит, но, может, просто первое мнение обманчиво? — Да, это я. Выходит слегка сухо и настолько равнодушно, что у Тэхёна лицо румянцем озаряется из-за неловкости всей ситуации. Только мальчишка не разделяет его чувств, а почему-то наоборот, хочет навострить свои уши, выпустить когти и показать, что он не просто какая-то жалкая приезжая из другого города зверушка, что тоже может за себя постоять и заткнуть рот каждому, кто что-то скажет ему против. Он ненавидит несправедливость, и если сейчас кто-то решит, что нужно сказать какую-то колкость, молчать точно не будет. Только вот тот парнишка лишь улыбается с такого поведения младшего соратника. Одаряет его непринужденной улыбкой, будто твердя, что тот прошел небольшую проверку и может попытаться влиться в их небольшой коллектив. Но вот Чимин в этом совершенно не нуждается, ему хорошо и так, совершенно одному. Переживет и без этих фальшивых чувств, что все ему безумно рады и так и жаждут с ним поближе познакомиться. Остальные на него особо внимание не обращают, переговариваясь о чем-то своем. Как слышит Чимин после, этого незнакомца с ярко-выраженным тату зовут Юнги. Даже имя говорит о том, что совсем непростой и слишком скользкий. Он таких не любит. — Мы сегодня собрались отдохнуть, съездить за город, немного выпить и расслабиться, не хочешь с нами? — улыбаясь, отзывчиво предлагает Тэхён. Его лицо сияет, пока он с полной надеждой в глазах смотрит на русоволосого мальчика, что на обратившиеся к нему несколько пар глаз, словно сжимается в размерах, и хочет побыстрее попрощаться и направиться в комнату, подальше от общественности и людей, которые так и норовят подкрасться к нему поближе. Но зачем? — Думаю, я откажусь. — Да ладно тебе, Чимин. Все будет нормально, — не унимается блондин, не сводя с мальчишки напротив своего пронзительного взгляда с небольшой искоркой от света полной луны, — если тебе что-то не понравится, Чонгук вызовет тебе такси. Я не особо знаю ту местность. Там классно, правда. И там много чего, что поможет тебе вдохновиться. Чимину не хочется совсем ехать с незнакомыми людьми и непонятно куда, при этом еще напиться и наделать глупостей. Нет, не хочет. Но тот шанс, что он вновь сможет увидеть Чонгука заставляет его юношеское сердце дробить грудину раз за разом, вызывая тысячи звезд в кофейных глазах, потому что соскучился, как бы странно и ужасно это не звучало. Он понимает, что не должен испытывать этого чувства, но что-то внутри его сильнее и оно вовсе не собирается слушать серьезные рассуждения в его голове, которые совсем не убеждают, и действуют просто наоборот, переворачивая мир с ног на голову. Поэтому он утвердительно кивает, не показывая своего возникшего из ниоткуда волнения. И безумно рад, что никто не был в эту минуту им заинтересован и не заметил его предательски алых щек. Может быть, это все и правильно, ведь ему не придется вновь мучить себя своими терзаниями, что раскромсали его душу просто до глубочайших ран, что после не заштамповать даже профессиональному лекарю с чудо-лекарством. — Хорошо. Чонгук подъедет через несколько минут, — поглядывая на наручные часы, уверяет блондин, — и отправимся в путь. Постепенно Чимин вливается в разговор с новыми людьми, которые уже вовсе такими не кажутся. Те как-то искренне улыбаются, будто и на самом деле рады, что их ряды пополнились и компания станет чуть-чуть больше. Ему удается даже несколько раз пошутить, за что Юнги хлопает его в знак одобрения по плечу и просит почаще вставлять в свои реплики, дабы внести в эту странную атмосферу уюта и спокойствия. Чимин не понимает, что именно он имеет в виду, но застенчивую улыбку все же кидает, после подтверждая, что постарается быть поактивнее. Наверно, они бы еще долго переговаривались обо всем и ни о чем, шутили и много смеялись, если бы не внезапный сигнал машины, что привел сразу всех в чувствах. Все вмиг засуетились, подобрали сумки и бумажные пакеты с газона с пожелтевшей травой и направились куда-то к дороге, а Чимину осталось лишь поспешить за ними. В глаза сразу невольно бросается необъятных размеров поршевский внедорожник, кристально чистый и собирающий блики от света луны на капоте. Его глаза расширяются, потому что машина действительно здоровская, и он искренне жалеет, что так и не научился водить, ведь иметь такую малышку это просто как подарок с небес. А рядом с ней юноша с пышными нежно-розовыми прядями, развивающими от дуновения осеннего пронизывающего ветра. Такой же уверенный, источающий свои эти сопернические флюиды, и невообразимо красивый, черт. Все снова идет не по плану, когда тот так нежно улыбается, завидев Чимина. Его тонкие, чувственные губы расплываются в самой широкой улыбке, открывая взору свои белоснежные кроличьи зубы, что превращают его в самого настоящего ребенка, только с телом сильного и независимого мужчины. А Чимин просто останавливается как вкопанный, пытаясь уловить хотя бы какую-то связь с реальностью, потому что тот движется на него. Да, именно на него. Как он не успел этого заметить?! И просто обнимает. Как в их первый раз на аллее. Только сейчас все иначе, когда крепкие руки слишком сильно прижимают к себе, желая впитать его в себя полностью, склеить друг друга самым прочным клеем, чтобы так навсегда и никак иначе. И едва различимо шепчет, в самое ушко: — Я безумно скучал. И отстраняется также быстро, как и появился, мигом ретируясь к водительскому сидению и чмокая уже в машине Тэхёна смачно в губы, с языком. А русоволосый так и стоит, не двигается, будто его парализовало. Ему повезло, что все были заняты и даже не заметили, как Чимин задержал полностью дыхание, как пытался хотя бы часто моргать, чтобы скрыть свое лихорадочное волнение и дрожь, что сковала напрочь его тело. Мальчишка не уверен, что долго протянет, если этот парень будет продолжать так умело им манипулировать, совершать все эти свои «штучки» и вгонять каждый раз его, самого собранного человека, в яркую краску! Они добираются до места через полчаса. Но как ни странно, время пролетело совсем незаметно, за шутками Чонгука, бурчанием Юнги и молчанием Сонуна, Джихёна и Намджуна. Джин и Тэхён говорили о чем-то своем, но Чимин не пытался вслушаться в их обсуждение и что-то добавить свое. Ему нравилось смотреть в окно шикарного автомобиля, на то, как огни большого города сменяются кромешной темнотой загородной черты, как игриво светит ему в лицо луна и улыбается в зеркало переднего вида Чонгук, изредка ему подмигивая. Он уже жалеет, что сел именно в это место, за креслом розоволосого, потому что боялся, что тот будет себя вести неподобающе. Его до сих пор не покидало чувство вины и продолжала грызть совесть, сплевывая куда-то его остатки, потому что ему было тяжело врать и смотреть в глаза своему соседу, что стал вести себя немного иначе после последнего происшествия в их комнате. Но Чимин старается об этом не думать, чтобы не впасть в еще большую депрессию и окончательно не закрыться от людей. Дом оказывается впечатляющим, современная архитектура, бассейн, сауна и небольшой сад рядом. Вокруг ярко горят фонари, придавая этому атмосферу лета, где еще не было дождей, холодного ветра и низкой температуры. Ему тут определенно нравится. Пока все остальные направились в дом, разбирать сумки и включать камин, Чимин медленной походкой, изучая все вокруг, идет уверенным шагом к тому саду с разносортовыми деревьями, кустарниками и многолетними цветами, чтобы впитать в себя эту необыкновенную обстановку. Он признается, что падкий на эстетику, на идеально подобранный дизайн и все необычное. Пусть он и специализируется на портретном письме, он питает слабость к пейзажам и странноватым зарисовкам. Наверно, для художников это нормально, но он и не пытается копнуть куда-то глубже. Главное, он получает от этого удовольствие, а остальное неважно. Русоволосый юноша делает пару снимков на свой телефон с не особо сильной камерой, дабы не забыть мелкие детали. Напоследок оглядывает идеально выстриженные кустарники и шагает обратно к дому, иначе Тэхён будет кричать его снова. На фоне играет Холзи и ее «11 minutes», а в огромной гостиной пшеничное пиво льется рекой, румяня бледную кожу сидящих по кругу юнош. Они без причины смеются, много хохочут и танцуют нелепые танцы под до этого игравшие композиции. За эти несколько часов все понемногу друг к другу притерлись, просто улыбаются и приободряют друг друга выпить немного побольше и не забыть закусить при этом пиццей с морепродуктами и раменом, который показался им незаменимым блюдом. Ребята иногда что-то спрашивают у Чимина, интересуется выбранным им направлением в университете, хвалят несколько его работ, что он им показал на своем телефоне, и продолжают пить дальше. Чимин не особо пытается влиться в атмосферу и стать слишком дружелюбным. Просто ведет себя так, как обычно, правда, может быть, чуть больше улыбается и смеется. Он знает, что Чонгук постоянно смиряет его внимательным взглядом, разглядывает его лицо, и мальчишка боится, что вдруг он испачкался в соусе или успел выскочить надоедливый прыщ. Но остальные на это вроде не смотрят, значит можно выдохнуть и продолжать показывать всем видом, что он ничего не замечает. Только вот колени так и дрожат, а разбушевавшееся сердце и не думает даже прекращать так сумасшедше биться. Так же нельзя, оно не железное. Но видимо, сам орган считает совсем иначе. Количество выпитого алкоголя давно превысило норму и адекватность всего происходящего тоже. — Давайте сыграем в бутылочку! — выкрикивает Джин и все его единогласно поддерживают. За исключением, может быть, самого Юнги, что просто закатывает глаза и слишком громко вздыхает, шепча Чимину, что те на таких посиделках занимаются этим постоянно. Только вот русоволосому мальчику от этого совсем не легче! Он не хочет кого-то тут сидящего целовать! Он просто не может! Точнее, может, но не хочет! Потому что поцелуй должен быть особенный и с особенным. А не с первым попавшимся ему человеком, да еще и по-пьяни. Но других это вообще никак не смущает, они лишь, наоборот, меняются местами и слишком воодушевляются предложенной игрой. Он пропускает тот момент, когда Чонгук оказывает сидящим рядом с ним, потому что совсем недавно он был где-то напротив и сверлил его своими черными глазницами! А теперь непозволительно близко, что Чимин может даже ощущать его сбивчивое дыхание и румяные щеки, что делают его еще более очаровательным. Он скоро сойдет с ума от такой красоты, заключает где-то в своей голове, что еще его умоляет отказаться от участия в этой игре. Мальчишка понимает, что ему никак не отвертеться, когда Сонун с задорной улыбкой начинает крутить бутылку из-под соджу в первый раз. А ему остается лишь молиться, чтобы, ни в коем случае, не попало на него. Тот, конечно, ничего такой, с каштановыми волосами и голубыми глазами, но не те губы, не то лицо, все не то. О чем он только думает?! Вздор! Злосчастная бутылка останавливается на Джине, тот улыбается широко и чересчур игриво, так, словно только этого и хотел, и не дождавшись, пока Сонун будет совсем близко, находит своими губами чужие, впиваясь в них как пиявка. Чимин морщится от увиденной картины, надеясь, что в сегодняшний вечер ему повезет и он останется нецелованным. Он не расстроится, наверно. Может, только немножко. Стеклянный предмет крутится раз за разом, останавливаясь то на одном, то на другом. У Юнги выпала честь на Тэхёна и тот, без какого-либо зазрения совести, плавно движется навстречу другу. Его улыбка теплая, а в глазах столько нежности, что можно было подумать, что они пара или очень близки к этому. Потому что этот чудак с мятными волосами тоже стал непозволительно мягким, даже чересчур, и касается чужого подбородка чуть ощутимо, словно боясь оставить на кристально чистой коже свои следы, которые тот после не ототрет даже гелем для душа. Они целуются медленно, будто смакуют. Все в восторге хлопают в ладоши, хваля их красивый поцелуй, а Чонгук на них даже не смотрит. Случайно поворачиваясь в его сторону, Чимин замечает, что тому совершенно все равно на все происходящее, от того как ни один мускул на его безумно красивом лице даже не дрогнул. Он был спокоен и полностью ко всем равнодушен, за исключением Чимина, к которому слишком часто приглядывался, проверяя, как он себя чувствует, и даря ему мимолетные, полные нежности улыбки. На некоторое время игра забывается, потому как всем хочется выпить еще немного и нормально есть. Все соглашаются и направляются вновь к рюмкам и закускам. Некоторое время воцаряется тишина, пока все жуют уже остывшую пиццу и запивают соджу пшеничным пивом. Но Чонгук не сдвинулся с места, и Чимину даже показалось, что он был не особо пьян, в отличие от остальных. Да, он держал в руке стакан с золотистым напитком, но к нему не притрагивался, лишь просто взбалтывал раз за разом, наблюдал, как появляется воздушная пена, а после также резко исчезает. Казалось, будто он совсем не заинтересован в том, чтобы напиться. Впрочем, как и Чимин. Они выглядели глупо среди других, но это, видимо, никого сейчас не заботило. — Чонгук, давай, ты у нас сегодня еще ни разу не крутил, — выдает Джихён, вновь присаживаясь в этот несчастный круг. Никто из присутствующих не против, передают ему пустую бутылку, а тот лишь пожимает плечами и начинает крутить. Его лицо непоколебимо, а Чимин громко сглатывает, наблюдая, как сильные руки, очерченные ветвистыми венами, вертят бутылку и как она движется по кругу. Сейчас, ему действительно страшно. Да, он боится. Его кожа на лице бледнее, а руки непозволительно холодные и, может быть, чуть-чуть влажные. Он молится, чтобы это был не он. Но жизнь посчитала иначе. Все идет совсем не по плану, когда сосуд указывает на него. Мир в одночасье рушится на миллиарды осколков. Нужно что-то делать! Он с огромным страхом и паникой в глазах смотрит на Тэхёна, надеясь, что тот не позволит целовать его парня и попросит вообще отсесть от него подальше. — Чимин, все нормально, я совсем не против, если вы с Чонгуком будете целоваться, — спокойно говорит Тэхён, отпивая немного пива из пластмассового стаканчика. А у Чимина в горле пересыхает и хочется просто раствориться, потому что его вообще не должно быть здесь. Он поворачивается с надеждой в глазах к Чонгуку, молясь, чтобы хотя бы тот был рассудительным и поставил свои отношения превыше всего, чтобы они не смогли переступить ту грань, после которой будет точка полнейшего невозврата. Они уже больше не смогут остановиться. Это будет конец. Но Чонгук считал совсем по-другому. — Предупреждаю, я люблю целовать только с языком, — непринужденно выдает Чонгук и придвигается к сжавшемуся мальчику ближе. Чимин не дышит, он просто смотрит, как расстояние между ними до невозможности быстро исчезает, превращаясь в пыль. А Чонгук любуется, всматриваясь в кофейные очи напротив, в которых сейчас столько эмоций плещутся, что просто не пересчитать. Он, незаметно для других, находит ладошку младшего, холодную и дрожащую, и накрывает ее своей, большой и теплой, будто птица укрывает своего птенца своим крылом, надеясь защитить от всех бед и непогоды. И юноша хочет также, хочет успокоить и попросить довериться, показать, что все будет хорошо и не причинит вреда. А тот доверяет и слегка кивает, давая зеленый свет действиям напротив. У Чонгука земля из-под ног уходит и мир исчезает, когда он чувствует своими губами пухлые, невообразимо мягкие губы Чимина, сладкие на вкус как карамель. Ему нравится. Он без ума от того, насколько они сочные, насколько они идеально гладкие, неописуемые. Он осторожно касается нижней губы, посасывая ее и немного оттягивая, смакуя на вкус это божество и понимая, что больше не сможет жить без этого зефира. Плавно скользит к верхней, лаская ее своим язычком, которому так и не терпится пробраться внутрь и распознать мальчика всего, что сейчас так сильно дрожит в его руках. Он жалеет, что не был так близок с Чимином раньше, потому что сейчас сложно представить жизнь без этих раскрасневшихся губ, самых лучших, однозначно. Его мальчик самое дорогое сокровище во всем мире. И ни за что не отдаст его никому. А Чимин держится за крепкое плечо, сжимая пальчиками приятную на ощупь рубашку, будто надеясь, что это поможет ему удержаться и не упасть от крышесносных ощущений. Потому что он тает: от этих губ, рук, ладони, что сжимает так сильно его миниатюрную, временами поглаживая его прохладную кожу. Ему кажется, будто он продал душу дьяволу, потому что это волшебно, как Чонгук касается его так, губами. Они ужасно горячие, умелые и делают настолько хорошо, что у него пальчики на ногах поджимаются. Юркий язычок пристраивается между покрасневших воздушных губ, что выглядят прекраснее любой спелой вишни, будто спрашивая разрешение, а русоволосый уже не против. Ему хочется больше. Хочется Чонгука как можно ближе и дольше. И Вселенная взрывается, когда во рту чувствуются чужие прикосновения, когда чужой язык творит невообразимые вещи, касаясь неба, разрисовывая его своими красками и узорами, будто помечая и устанавливая свои правила. Языки встречаются в диком танце, страстном, блаженном, хотя Чимин понятия не имеет, что и как должен делать. Просто вторит за старшим, хочет быть покладистым и показать, что способен быстро учиться, чтобы сделать ему приятно. А Чонгук радуется, улыбаясь сквозь поцелуй, когда мальчишка неуверенно начинает отвечать на поцелуй и изучать его язык своим. Они сами не замечают как углубляются, когда рука Чимина оказывается на шее старшего, нежно поглаживая, не замечают, как пристраиваются друг к другу слишком близком, соприкасаясь грудью, как рука старшего притягивает мальчика к себе за талию, показывая всем, что тот его и больше ничей, что никто не может на него не то, что смотреть, да даже думать. И это то, чего оба так боялись. Потому что крышу моментально срывает, а губы немеют от долго поцелуя, потому что Чонгук напорист и пытается чуть ли не съесть сладкого Чимина, его нереальные губы и язык, что влажный и гладкий. Они теряют счет времени и забывают напрочь про окружающих, что смотрят на них с открытыми ртами, напрочь позабыв про выпивку. Есть только они и их маленькая Вселенная, что с каждым новым прикосновением разрастается, захватывая новые, неизведанные территории. Они ласкают друг друга так, как не делали этого с другими. И они могли бы зайти и дальше, если бы не звук сжавшегося в чьей-то руке стакана и толкучка из-за потекшего по полу золотистого напитка. Оторвавшись, осознание смачным шлепком ударяет в лицо, когда все возвращается на свои места, где вокруг та же компания, что смотрит на них ошеломленным взглядом, и Тэхён, который больше ярко и широко не улыбается. Он впервые злится, впервые расстроен и впервые хочет набить кому-то лицо. Блондин кидает пустой стакан куда-то в сторону, спешно поднимается и, не обращая ни на кого внимания, уходит наверх, громко хлопнув дверью. Повисает тишина. И Чимин, посчитавший это возможностью, подхватывает свой рядом лежащий рюкзак и выбегает на улицу, надеясь, что там ему станет легче и он перестанет задыхаться. Потому что легкие сдавило, там ужасно болит и ноет, будто он сотворил что-то, за что не достоин больше и глотка свежего воздуха. По его порозовевшим щекам текут слезы, и он вытирает их небольшими ладошками, только те льются градом и даже не думают останавливаться. Он садится куда-то на траву подальше от дома и, зарывшись в свои ладони, просто отпускает эмоции и позволяет себе просто плакать здесь, под полной луной и среди пустой улицы, где нет ни одной души. Ему хочется, чтобы после этого ему стало хотя бы чуть-чуть легче, потому что он не сможет теперь даже посмотреть соседу в глаза. Он сделал то, о чем даже не смел думать. Это не его, чужое, не подвластное ему. А они глупые, верящие в чувства и нить, что прочно протянулась между ними, поддались искушению. Только, стоило это все того? — Тише, малыш, не плачь, — раздается где-то сзади. Он знает этот голос, этот тон, он знает его. И не может сказать что-то против или попросить уйти. Просто позволяет сесть рядом, убрать ладошки со своего лица и стирать влажные от слез дорожки. Он знает, что выглядит ужасно, с опухшими красными глазами, раздутыми губами и щеками в пятнах. Но плевать. Чонгук нежно касается покрасневшей кожи, целует влажные щеки, красный миниатюрный нос, любимые глаза и губы, которые так и хочется ощутить еще раз. А Чимин поддается вперед, захватывает в свои руки небольшое личико, самое красивое творение природы, и позволяет вновь слиться в поцелуе, только он больше нежный, трепетный и ласковый. Они больше не борются, а, наоборот, смакуют вкус чужих губ, которые так давно хотелось почувствовать на своих. Это соединение было неизбежно, и каждый понимает, что рано или поздно это бы случилось, пусть и не сейчас. Потому что тянет, потому что сердце в груди у обоих разрывается от переполняющих чувств любви, покорности и верности, где они полностью отдают себя друг другу. Но в реальности, они не могут это сделать. А Чимин не будет просить быть с ним. Никогда. Тот сделал уже свой выбор несколько лет назад. И сейчас все, что есть между ними, неправильно, мерзко и отвратно. Потому что ведут себя как грязные любовники, и от этого так противно, что Чимин первый отрывается от ласковых губ, что хотят вновь припасть к его. Чонгук непослушный и никогда не был. Продолжает целовать выраженные скулы, нежную кожу шеи и открывающиеся взору ключицы. Он собственник и полностью отдает себя чувствам, совсем не думая о последствиях. Но Чимин так не может. Наверно, к сожалению. — Я хочу уехать, — отрывая от себя розоволосого, шепотом говорит Чимин, но чтобы только тот его услышал. — Сейчас?! — недоумевает старший, не отодвигаясь ни на миллиметр. — Да. — Ты уверен? Может ты все же останешься? Не обращай внимания на Тэхёна, он просто много выпил. — Чонгук, вызови мне такси, — отодвигаясь от своей самой большой слабости, просит мальчик. Его тон не сквозит прежней нежностью и любовью, лишь боль и страх, что будет потом. — Хорошо, как скажешь. Чонгук, не выпуская чужую ладонь, звонит в службу такси, неотрывно наблюдая за русоволосым, что гипнотизирует опавшую листву под ногами. Ему неприятно, что все заканчивается так. Боится, что на этом все прекратится. Его любимый мальчик закроется и все, что было между ними построено, их Вселенная, просто исчезнет, словно ее и не существовало. Но он не может сейчас ничего сделать, зная, что это не поможет. Он уважает его выбор и решение, не будет давить и делать так, как хочет сам. Потому что чужие чувства превыше своих. Такси приезжает слишком быстро, что безумно злит Чонгука, а они за это время не проронили больше ни слова, но ладонь свою тот так из его и не убрал. Чимин, находясь уже около самого такси, напоследок пытается выдавить что-то наподобие улыбки, только выходит гримаса страдания и вины, от чего у старшего сердце невыносимо сжимается, потому что того хочется крепко-крепко обнять, уверить, что они со всем справятся, только даже сам в это не верит. Они в лабиринте собственных чувств. И если младший уверен насчет них, то Чонгук еще так и не понял, что он творит. Такси уезжает. Но Чонгук в дом так и не возвращается, решая, что сегодня ему там уже точно нечего делать.