be my mistake

Обнимай меня крепче, люби меня дольше

Рутина поглотила собой полностью, не оставляя места для себя и горечи, что так и застряла где-то в горле с надеждой вырваться наружу при любом удобном случае. Все стало таким серым и обыденным, не приносящим никакого смысла, что видение мира в своих ярких красках полностью растворяется в этой повседневности, заполняющей молодой организм. Потому что стало слишком невыносимо. И как с этим справиться, Чимин даже не предполагает. Потому что лица, которые он видит изо дня в день, восемь часов в сутки, его бесконечно раздражают. Да так, что хочется нацепить на глаза плотную льняную повязку, чтобы только больше не окружать себя этими незнакомцами, что смотрят на него свысока, будто он в этой жизни совершенно ничего не значит. Только, значат ли что-то они? Но постепенно ко всему приходится приспособиться. Набраться сил и постараться плыть по течению дальше, если там в конце не виднеется песчаного берега с оживленной местностью. Поэтому ему остается лишь устало улыбаться на очередные едкие комментарии в свой адрес и продолжать выполнять свою работу. Он бесконечно благодарен, что ему посчастливилось найти подработку, которая бы подстраивалась под его учебу и плотный график. Если бы не этот низкорослый, слегка полноватый мужчина пятидесяти лет с явной сединой на голове, то вряд ли бы ему удалось найти хотя бы какие-то средства к существованию. Дэмьян замечательный, а его сердце безгранично доброе, какое больше сейчас не встретишь и не прочувствуешь ту искру, что плещется в радужке кофейных глаз. Этот мужчина подставил свое надежное крыло, когда Чимин буквально был на грани нервного срыва и панической атаки от безысходности, когда проливал слезы за чашкой какао с маршмеллоу в этом уютном кафе на окраине города. Несмотря на то, что место не совсем благополучное, оно к себе явно располагает, да так, что хочется окунаться в эту атмосферу спокойствия и умиротворения снова и снова. Потому что только так чувствуешь себя живым, с четко бьющимся в груди сердцем. Очередной вечер проходит в такой же суматохе, что и обычно. Посетители вновь не совсем дружелюбные, так и стремятся как-нибудь съязвить или возложить на него свои недовольства, к которым он совершенно не причастен. Да, таковы люди. Когда их жизнь рушится, когда боль и обида на любимого человека затмевает их хрупкий разум, единственным выходом для них является лишь наплевать в душу другому человеку, который кажется слабым и не способным ответить им на их жесткую манеру общения. Будто бы эти «груши для битья» уже рождены с этим ярлыком, что пятнает их священный образ. Только кто бы знал, как Чимину хотелось грубо ответить каждому, плюнуть в лицо за их невежественность, бессердечность и отсутствие ума. Потому что терпеть такое отношение безумно надоедает, потому что он вовсе не тот, кто должен являться средством бесконечного унижения и отвращения, что льется на него словно проливной ливень. Жаль, что сделать он совершенно ничего не может. Потерять такую работу будет самой огромной ошибкой, какую он только совершал в своей жизни. Поэтому остается только улыбаться в лицо всем этим ублюдкам, а за спиной проклинать каждого и верить, что в конечном пути они обязательно поплатятся за свое поведение и поступки, что вершат на своем пути, ломая людей так, будто они карточные домики. Уже около десяти вечера, а люди до сих пор ошиваются тут, словно им больше совершенно нечем заняться. — Чимин, можешь выбросить мусор, пока я тут прибираю за посетителями? — вытирая очередной стол, что заставлен горой грязной посуды, спрашивает Дэмьян. — Да, конечно, — кивает русоволосый, подхватывая за стойкой большие пакеты и направляясь к запасному выходу. Несмотря на все отягощающие обстоятельства, ему нравится работать здесь. Да, это нелегко, и после тяжелого изнурительного дня, выматывающих физических нагрузок, у него нет сил даже на душ. А про выполнение различных отчетов и проектов, от которых полностью будет зависеть его балл за сессию, вообще нечего говорить. Он понимает, что поступает неправильно, превознося свою работу на первое место и совершенно забивая на свою роль художника, профессионала с большой буквы. Но пока что, когда его финансовое состояние остается неустойчивым, а оплата коммунальных услуг лежит на его хрупких плечах, думать о чем-то другом просто нереально и невозможно. Наверно, нужно чуть-чуть подождать и все обязательно нормализуется, придет в стабильность, после чего он вновь сможет вернуться в свою рутину, где в руках тонкая кисть из соболя, что с характерным шуршанием двигается по хлопковому полотну, и разноцветная палитра с разведенными масляными красками. А пока что только роль официанта и небольшие чаевые, что оставляют неблагодарные посетители кафе. Но он не жалуется, понимая, что жизнь не может постоянно ему улыбаться и окрашивать его существование в яркие тона. Чимин плавной походкой, не спеша, идет к мусорным бакам, что расположились недалеко от кафе, где он работает. Если честно, ему не нравится это место, что постоянно наводит на него чувство страха и ужаса. Отсутствие фонаря и хотя бы какого-нибудь освещения заставляет его носить с собой в кармане электрошокер, чтобы не наткнуться на каких-нибудь отморозков, которые могли бы избить его до полусмерти и отобрать деньги, что он зарабатывает, трудясь здесь. Бросив огромные пакеты с хламом, Чимин стряхивает невидимые пылинки с темных брюк и идет обратно к запасному выходу, чтобы только побыстрее скрыться и исчезнуть из этого ужасного места. — Чимин?! — раздается где-то совсем рядом. Тысячи мурашек пробегает вдоль позвоночника и каждого позвонка, заполняя собой юношеское тело, и заставляет его остолбенеть от такого будоражащего голоса. Потому что тот кажется таким родным и до безумия полюбившимся, что хочется его слушать и слушать, впитывать в себя и раствориться в нем полностью, как сахар в чае с лимоном. Ему приходится прикрыть глаза от накативших эмоций, несколько раз глубоко выдохнуть, чтобы хотя бы немного прийти в себя и наконец повернуться к виновнику его неустойчивого состояния, что граничит где-то между дикой истерикой и непонятно откуда взявшимся спокойствием. Когда его глаза встречаются с черными безднами, что смотрят на него так неверяще, будто он увидел какое-то приведение, сюрреалистическое существо, что ни в коем случае не граничит с его разумом и адекватным сознанием. Тот несколько раз моргает, потирает усталые глаза, чтобы просто убедиться, что перед ним стоит тот, кого он уже просто не ожидал когда-либо еще увидеть. Чимин замечает, как широкие плечи юноши постепенно опадают, словно с него свалился груз, что был для него неподъемной ношей, которую пришлось нести на себе годы. И ему хочется сделать все возможное, лишь бы тот не выглядел так разбито и уязвимо как сейчас. Его затуманенный взгляд блуждает по идеально отточенной фигуре, все тем же розовым волосам, в которые хочется зарыться с носом, чтобы вдыхать исходящее от них умиротворение, что невидимо оседает на кончиках пальцев и густых ресницах. От неуверенной улыбки напротив сердце беспощадно бьется, да так, что его ноги сильно подкашиваются, заставляя постоянно прикладывать к груди прохладную руку, лишь бы то прекратило вести себя как сумасшедшее. Только сейчас он понимает, как сильно не хватало этого красивого мужчины в его одинокой жизни, как сильно хотелось прижаться к его крепкой груди и почувствовать себя в полной безопасности, где у него нет никаких проблем и забот, лишь только вечное счастье и уют, которого вечно не хватало. — Господи, Чимин, слава богу, что с тобой все в порядке, — облегченно выдыхает Чонгук, проводя по своим волнистым прядям и слегка их оттягивая, чтобы хотя бы что-то почувствовать. Потому что мозг до сих пор не может принять ту реальность, в которой он находится. Что перед ним тот, из-за кого он не мог нормально спать этот месяц, тот, кто заставляет его чувствовать себя чересчур слабым и податливым, таким, что хочется перевернуть этот мир, чтобы получить взамен любовь этого чудесного мальчика. У Чимина рушатся все преграды и устои, когда тот подходит к нему все ближе и ближе, желая ощутить ту близость, в какой они находятся. А он и не против, пока шагает навстречу, чтобы сократить это ненавистное расстояние и заставить их глупые сердца биться в унисон и разделить беспощадные чувства на двоих. Только хромающая походка и красивое лицо, что корчится от боли, разбитые костяшки и расцветающий синяк на скуле, разрушают воцарившуюся интимную обстановку. Чимин смотрит недоверчиво, изучая каждую эмоцию, ссадину и порез, пытаясь воссоединить пазл событий воедино, чтобы, наконец, понять, что произошло и решить, что с этим делать. — Что ты тут делаешь? — выпаливает резко русоволосый, даже не задумавшись над тем, как могло это прозвучать. Чонгук устремляет на него свои оленьи глаза, когда до его ушей доходит сладкий и мелодичный голос, что сейчас так напрочь пропитан легким равнодушием и холодом, от которого опускаются руки. — Я был неподалеку, — пожимает плечами юноша, не разрывая зрительного контакта с мальчиком, что так и продолжает сканировать его недоверчивым взглядом. — А ты? — Тут…работаю, — его голос дрожит и больше не кажется таким уверенным, как несколько минут назад. Он первым отрывает свой взгляд, понимая, что больше не может смотреть на человека, от которого скручиваются внутренности и глаза щипет от непрошеных слез. — О, — единственно, что выдыхает Чонгук, прежде чем между ними воцаряется давящая тишина. Чимин пялится куда-то под ноги, стараясь не привлекать к себе внимания, а розоволосый смотрит на него, не зная, что еще тут можно сказать. Хотя, на языке вертится много чего, только вряд ли он имеет право хотя бы что-то из этого спрашивать и окунаться в жизнь того, кто не стремится к нему навстречу. Его голова гудит и нещадно ломит, создавая полный вакуум и резкое головокружение, что единственной целью является побыстрее добраться до дома и уткнуться лицом в подушку, чтобы тупо проспать несколько дней и никого не видеть. Ему приходится приложить много усилий, чтобы не рухнуть здесь же, не распластаться на грязном асфальте, где местами валяется груда мусора и плевки местных ублюдков. — Я рад, что с тобой все в порядке, — разрушая гордое молчание, произносит Чонгук, одарив поднявшего голову мальчика ободряющей улыбкой. Он не намерен отнимать ценное время русоволосого и заставлять его говорить с ним, находиться в его компании, если тот сам того не желает и не хочет. Поэтому еще раз взглянув на Чимина, что от волнения кусает свои чертовски пухлые губы, сдирая верхнюю сухую корочку, Чонгук разворачивается и идет обратно туда, куда продолжал свой путь, минуя накатившее его головокружение и боль, что пытается проломить виски и заднюю часть черепа. Чимин видит, как того заносит из сторону в сторону, как он хватается каждый раз за голову в надежде успокоить боль, и больше не может оставаться равнодушным, понимая, что, возможно, тому требуется его помощь. Выстроенная за этот месяц стена в один миг рушится, когда он встречается с таким болезненным видом старшего, нуждающегося в поддержке и некоторых лекарствах. Поэтому переборов себя и волнение, что полностью затмило его остальные эмоции, он поддается течению и судьбе, что сама его наталкивает на этого великолепного мужчину. — Чонгук-хён, подожди! — кричит Чимин в надежде остановить удаляющуюся фигуру. Тот неверяще поворачивается, услышав свое имя, но не двигается, ожидая продолжения, потому что больше не выдержит пройти обратно такое же расстояние, как бы сильно не хотел. — Ты не дойдешь сам, и мне, наверно, следует…тебя проводить… Чонгук не верит, что слышит именно то, что слышит, но не хочет давить на жалость и заставлять провожать себя, хотя понимает, что сам вряд ли справится с такой преградой и сможет добраться до дома в целостности и сохранности. Если вообще доберется. — Не беспокойся, я доберусь сам, — неуверенно улыбается Чонгук. А Чимин лишь недовольно закатывает глаза и идет по направлению к старшему, не обращая никакого внимания на то, что тот пытается показать себя сильным и ни в чем не нуждающимся. Когда он оказывается совсем близко, то аккуратно обхватывает его запястье, где четко чувствуются набухшие от напряжения вены, и ведет в сторону кафе, не желая слушать никакие возражения. — Моя смена закончится через минут двадцать, поэтому, если ты никуда не торопишься, то я мог бы довести тебя до дома, чтобы убедиться, что ты доберешься нормально. И еще у тебя болезненно выглядит скула, нужно приложить лед, чтобы синяк полностью не заполонил твое лицо, — быстро тараторит Чимин. От такого близкого контакта его ладошки беспомощно потеют, но он пытается об этом не думать и полностью погрузиться в проблему розоволосого и то, что ему необходима от него некоторая помощь. Но при этом он не может не заметить, как приятно покалывает на кончиках пальцев от разгоряченной кожи старшего, как приятна она на ощупь, какая гладкая и шелковистая. Безумие. — Хорошо, — единственное, что говорит Чонгук, прежде чем они окажутся внутри кафе. Это место ему хорошо знакомо, потому что часто любит сюда захаживать, чтобы что-нибудь перекусить после напряженного боя. И сегодня было не исключением, если бы не встреча с Чимином, что перевернула его весь мир с ног на голову. Его сердце до сих пор ноет от этого минимума расстояния между ними и если бы он был подвластен этой ситуации больше, то обязательно прижал бы его к себе, крепко обнял, чтобы, наконец, почувствовать, что он рядом и больше никуда не исчезнет. Они идут до самого дальнего столика, минуя посетителей, что одаривают их хмурым взглядом и выкрикивают вслед русоволосому, чтобы тот принес им счет и убрал со стола ненужные тарелки. Ему не нравится, как те обращаются к нему, как требуют и нагло просят его подчиниться, потому что он не достоин такого поведения и отношения к себе. Его кулаки так и чешутся, чтобы дать самодовольным мордам прямиком в нос, чтобы разукрасить их физиономию в фиолетовый оттенок, но не хочет портить репутацию кафе и отношение к нему Чимина, что выглядит так уязвимо и как-то виновато. Он аккуратно отодвигает стул и просит Чонгука сесть. Тот немедленно повинуется, не желая устраивать тут драму и терять драгоценное время, что он может провести вместе с этим мальчиком, что выглядит так очаровательно в тусклом свете соломенных ламп. Убедившись, что тот нормально устроился, он быстро уходит и скрывается где-то за стойкой в поисках пакетика со льдом. — Вот, приложи это к скуле, чтобы снять отек, — Чимин подставляет лед к распухшей щеке и взглядом указывает, чтобы старший поддерживал теперь его сам. — Может, хочешь чего-то перекусить? — Ммм, — задумывается Чонгук, пока пытается плотно удержать лед к своей щеке, что уже чересчур ноет, — пожалуй, я не откажусь от гамбургера с жареным пармезаном, высушенными на солнце помидорами и базиликом, и молочного коктейля из арахисового масла. — Молочный коктейль?! Серьезно? — задорно смеется Чимин, прикрывая широкую улыбку небольшой ладошкой. — Почему ты смеешься? Я люблю молочный коктейль! И не заставляй меня долго ждать, — пихая веселого мальчишку в сторону, обижено бубнит старший. — Хорошо-хорошо, я принесу ваш заказ. Чонгук улыбается, пока наблюдает, как русоволосый плавно погружается в атмосферу кафе, обслуживая клиентов и даря им небольшие улыбки. Он знает, что выглядит как влюбленный придурок, но оторвать взгляд от Чимина, что смотрится так непринужденно, просто кажется непосильным. Если бы он мог, то забрал бы его себе, чтобы скрыть это чудо от пытливых глаз, чтобы его полумесяцы и красивая улыбка принадлежала лишь ему, собственнику до мозга костей. И он соврет, если скажет, что не расстроился, когда его заказ принес не Чимина, а другая девушка официантка. Она старается выглядеть хорошо и презентабельно, пока кокетливо заправляет выбившуюся прядь блондинистых волос за ушко и оставляет на помятой салфетке свой номер телефона. Только вот ему это совершенно не нужно, когда его взгляд лишь пытливо старается ухватиться за динамично передвигающуюся по помещению небольшую фигурку. Поэтому он одаривает незнакомку сдержанной улыбкой и возвращает свой взор обратно к Чимину, что продолжает протирать столы и поднимать стулья за последними посетителями, вместе с тем уплетая принесенную пищу. Этот чудесный бургер оказывается восхитительным с этими нотками базилика и золотистого пармезана в сумме с хорошо прожаренной говяжьей котлетой. Он ест просто как не в себя, наслаждаясь любимым сочетанием вкусов и блаженно прикрывая глаза от этого шедеврального блюда. Если бы не позднее время, то он обязательно заказал бы себе еще и обязательно закончил бы все картошкой фри и еще одним молочным коктейлем. Но на сегодня хватит и этого. Когда Чимин к нему подходит, он как раз допивает свой напиток и бросает использованную салфетку в тарелку. Русоволосый ярко улыбается, когда замечает съеденный гамбургер без единой крошки на тарелке и полностью поглощенный коктейль. И Чонгук не может не нарадоваться, что именно он послужил причиной такому настроению мальчика, что выглядит сейчас таким расслабленным и легким. — Было вкусно? — Если бы у нас было больше времени, я бы попросил еще, — зубасто улыбается розоволосый, поднимаясь с насиженного места и оставляя на столе пакетик с растаявшим льдом. — А это…? — Лиса уберет за тобой столик, не переживай. Они медленно идут по пустынной улице, где практически нет людей, за исключением проезжающих мимо машин и музыки, что доносится из ночных клубов и баров, которые они проходят. Между ними больше нет того напряжения и дымки недосказанности, пока они шагают рядом, иногда соприкасаясь плечами или кончиками пальцев. И словно, все так и должны быть, ничего лишнего. — Как ты себя сейчас чувствуешь? — прерывает задержавшуюся тишину Чимин, плавно оглядывая спокойное лицо Чонгука. — Гораздо лучше, — кивает юноша. — Спасибо, что беспокоишься и провожаешь. Извини, что доставляю тебе хлопоты. — Прекрати. Я же сам предложил. Так…откуда у тебя это? — показывая на огромный отек, интересуется русоволосый. — Неудачный бой, — пожимает плечами Чонгук. — Я проиграл. — Оу. — Я сам виноват. В последнее время был очень рассеянным и не уделял должное время тренировкам и усилению своих позиций на ринге. — Что-то случилось? — Я искал тебя, — непринужденно выпаливает юноша, не замечая, как расширились глаза мальчишки от выскользнувших слов. — Больше ни о чем не мог думать, только как о тебе. — Прости, — извиняется Чимин, пряча свой виноватый взгляд в большом капюшоне. Даже не думал, что этот мужчина может о нем беспокоиться и переживать. Он этого явно не заслуживает. — Тебе не за что извиняться, Чимин. Это было мое решение, и я нисколько не жалею, что проиграл от мыслей о тебе. Ты не представляешь, как я рад, что наконец-то смог найти тебя. Я не находил себе места, пока звонил в твой недоступный мобильный и оставлял тучу сообщений. Ты хотя бы их видел? — Я…поменял номер. Поэтому, нет. — Ты потрепал мои нервы, малыш, — улыбается Чонгук, пока открывает дверь в своей квартире. Чимин и не заметил как оказался здесь и зачем позволил себе зайти сюда, на запрещенную территорию, где ему совершенно не место. Но розоволосый уверенно затаскивает его в прихожую, закрывая дверь, намекая, что уходить сейчас неуместно и слишком поздно, хотя, если честно, он и не хочет. — Будь как дома. — Нужно обработать твои руки и ссадины на лице, — неуверенно щебечет Чимин, пока следует за Чонгуком в спальню. — Если ты не против, то я бы хотел сначала принять душ. Хорошо? — Да-да, я подожду тебя. Когда Чонгук скрывается за дверью ванной комнаты, Чимин позволяет себе немного осмотреться. Большая двуспальная кровать, что, как ни странно, аккуратно заправлена лохматым пледом с россыпью нескольких думок из такой же ткани, что придают комнате немного уюта и смягчают темный оттенок кричащих обоев. Светлые вельветовые шторы раззанавешанны, открывая тем самым красивый пейзаж на несколько многоэтажных домов необычной архитектуры. Стеклянный стол завален различными учебниками по экономике, праву и теории вероятности. Чимин открывает несколько из них, пытаясь проникнуться и пропустить через себя, какой жизнью живет это уверенный в себе мужчина. На белых листах слишком много непонятной ему писанины, поэтому он возвращает все на место, чтобы не нарушить особый порядок, что был на столе. На пшеничном комоде расставлены различные грамоты, кубки и медали, что пестрят именем Чонгука и почетным первым местом. И русоволосого охватывает гордость, как тот успевает преуспевать в стольких вещах и оставаться таким замечательным человеком. Наверное, он хотел бы также, прославиться в любимом деле, чтобы его картины украшали квартиры людей, превращая тусклое и обыденное помещение в яркое пятно с нотками неординарности. На его спокойном личике расцветает ласковая улыбка, когда он думает о том, что мог бы нарисовать картину для Чонгука, чтобы он мог повесить ее в своей спальне и хотя бы иногда вспоминать о нем. Пока он разглядывает расставленные на полке фотографии, даже не замечает, что старший уже как несколько минут стоит в дверном проеме и наблюдает за любопытным мальчишкой. В его груди словно расцветают дикие лилии, пока он наблюдает такую домашнюю и до боли уютную картину. Потому что Чимин слишком хорошо вписывается в его квартиру, так гармонично, что хочется оставить его здесь навсегда. Ему просто нужен он, весь и без остатка. — Это я в детстве, — невзначай говорит Чонгук, пока присаживается на кровать и открывает аптечку, доставая оттуда необходимые средства. Чимин вздрагивает, когда слышит вкусный голос мужчины с легкой хрипотцой после долгого молчания. Но это не кажется ему чем-то неправильным или заставляющим его смущаться. За исключением, наверно, голого торса и слишком низко приспущенных спортивных штанов, откуда виднеется резинка боксеров от Calvin Klein. Ему приходится громко сглотнуть, чтобы вернуть себе самообладание и устроиться рядом с ним на кровати, принимая из его рук мазь и бриллиантовый зеленый раствор. В глаза не могут не броситься сильные руки, где мышцы так и норовят распороть кожу и выбраться наружу, но боже, как это красиво! Он уже ничего не может с собой поделать, чтобы так жадно не рассматривать выделяющийся пресс с шестью выделяющимися кубами, по которым так и хочется провести пальчиками, чтобы ощутить их твердость. О чем он только думает! А Чонгук видит его смятение и порозовевшие щеки и не может сдержать довольного смешка и улыбки чуть ли не во всю челюсть от такого Чимина, что чересчур милый и застенчивый. А всего лишь нужно было снять майку и продемонстрировать совершенство своей отработанной фигуры. Взяв себя в руки, младший все же принимается за обработку ран антисептиком и заклеиванием их пластырем и кое-где перевязкой их бинтом. Ему удается вернуть свое самообладание и полностью сосредоточиться на неглубоких ссадинах и синяке на лице. Только вот с последним все гораздо сложнее, когда красивое лицо оказывает в непозволительной близости с его. Он аккуратно выдавливает обезболивающую мазь на подушечки пальцев и осторожно размазывает вязкую жидкость по нежной коже, что успела принять фиолетовый оттенок, несмотря на то, что тот упорно держал лед около своей опухоли. Его миниатюрные пальчики массажирующими движениями проходятся по бархатистой коже, стараясь пропитать ее получше средством, чтобы тот побыстрее смог рассосаться и совсем исчезнуть. Только пытливый взгляд напротив, где черные бездны не сводят своего пристального внимания, сбивают его с толку, не позволяя выполнять свою работу достаточно качественно и профессионально. Чимин чувствует, как его сердце от каждого взгляда совершает мощные удары, что он даже ощущает эту вибрацию, что расходится по его раскаленному телу. Они. Слишком. Близко. И это не дает ему покоя, потому, как он может ощущать на своей коже дыхание мужчины, что выглядит так уютно и по-домашнему. Он пытливо прикусывает губу, дабы скрыть свое волнение, но, кажется, это заставляет напрячься уже Чонгука, по тому, как резко двинулся его выделяющийся кадык. Кажется, они попали. — Все, — шепчет Чимин, плавно убирая свою ладошку с чужой щеки. Он всматривается в черные бездны и видит там миллиарды звезд, рассыпанные по темному полотну. Это настолько завораживает, что он уже слишком поздно замечает, как чужие губы аккуратно пристраиваются на его, таких нуждающихся. Чонгук нежно сминает самые невероятные, какие только могут быть, губы и пытается вложить в этот жест все свои чувства и все, что он испытывает. Они начинают совсем неуверенно, боясь испортить такой сладкий момент, но постепенно тормоза ослабляются, и желание выходит наружу, оголяя их изголодавшиеся чувства. Они тянутся друг к другу как сумасшедшие, будто ища пристанище, дом, где смогли бы упиться друг другом до дна. Чонгук умирает, когда ощущает всю сладость паковых губ, вкус арбузной свежести и тягучую карамель, и хочется ощутить это невероятное сочетание снова и снова. Он тянет обмякшего мальчишку к себе на колени, чтобы еще ближе, еще теснее, еще вместе. А тот, словно тряпичная кукла, подается таким умелым рукам, уверенно пристраиваясь на крепких бедрах и окольцовывая широкую шею с набухшими венами. Руки Чонгука по-хозяйски прижимают к себе хрупкое тело, чтобы чувствовать его рядом, чтобы их груди соприкасались и между ними не было ни одного миллиметра. Он тянет его на себя, пока сжимает тонкую талию, упиваясь этим и моментом, когда Чимин так беззащитно стонет ему в рот сквозь поцелуй. Их изголодавшиеся языки творят невообразимые вещи, пока изучают друг друга и вылизывают ровные зубы и податливые губы, что опухли от долгого терзания. Только это их ничуть не останавливает. Чонгук засасывает чужой язык настолько глубоко, что русоволосый чуть не прикусывает его верхнюю губу и не слюнявит полностью лицо. Они смеются, когда видят друг друга в таком беспорядке, но через мгновение снова припадают к распухшим губам, всасывая как пылесос. Их движения плавные, совсем не спешащие, словно они смакуют каждый момент от безумно близости друг с другом, пока руки блуждают в полном беспорядке. Чимин гладит рельефные плечи, удивляясь их ширине и прочности. Его шаловливые пальчики зарываются в светлые пряди, массируя кожу головы и доставляя еще больше блаженства. Чонгук, не сдержавшись, тихо стонет, и пробирается под плотную толстовку, желая ощутить своего мальчика полностью, всю шелковистость кожи и ее гладкость. Он тянет ненужную вещь вверх, намекая, что ее нужно снять, чтобы она не мешалась. Чимин подчиняется, отрываясь от полюбившегося тела и поднимая руки, соглашаясь на последующую близость. — Боже, Чимин, ты невероятный, — шепчет в самые губы Чонгук, пока оглядывает божественное тело сидящего на его коленях мальчика. Оно идеально. Это бесспорно. И ему хочется очертить все его поцелуями, оставить свои следы, везде-везде, на каждом свободном участке. Когда он замечает знакомую чернильную надпись на реберных косточках, от которой просто без ума, он не может позволить себе не сделать этого. Оторвавшись от манящих губ, он припадает к небольшой надписи, что смотрится чересчур сексуально и слишком правильно, словно здесь ей и самое место. Его разум мутнеет, когда он засасывает нежную кожу, впивается своими острыми зубами, заставляя мальчишку под ним шипеть от резкой боли. Он облизывает укушенное место, как бы извиняясь, пока орудует своим влажным языком, оставляя мокрые дорожки и несколько чувственных поцелуев. Такой Чимин, со своими секретами и вечными загадками его бесконечно возбуждает. — Что она означает? — пока целует острые ключицы, интересуется Чонгук. — Это «свобода» на латыни, — прерывисто шепчет Чимин, запрокидывая голову назад и предоставляя умелому мужчине больше свободы. Он несдержанно стонет, когда сильные руки двигают его себе ближе, когда уязвимость в штанах сталкивается с чужой, такой же прочной и невыносимо стальной. Его руки опускаются к своей ширинке, чтобы хотя бы немного потрогать себя и успокоить изнывающий ствол, что так и просит внимания. По его румяным щекам текут слезы наслаждения, слезы счастья и теплоты. Потому что все это невероятно и ему хочется окунуться в этот момент еще и еще. Он уверенно находит в тусклом свете идеально красивое лицо, где черные бездны затуманены, где яркие звезды готовы вот-вот упасть ему в ладошки, и целует. Целует огромные глаза с густыми смоляными ресницами, впалые щеки и прямой нос с этой родинкой посередине. Целует губы, требовательно сминая, сразу же проталкивая изголодавшийся язык, чтобы углубить этот поцелуй, которого так не хватает. Чонгук отвечает, сразу, даже не задумавшись, вылизывая чужой рот так умело и откровенно, изредка причмокивая и ловя несдержанный скулеж ненасытного мальчика. Его руки плавно опускаются на ярко-выраженные ягодицы, сильно сжимая, заставляя мальчика задрожать и громко застонать от непривычного чувства. Он чувствует, как член болезненно изнывает и просит своего удовлетворения, когда Чимин в очередной раз проезжается своей аппетитной задницей по его возбуждению. Ему приходится громко рычать, уткнувшись куда-то в изгиб шеи, оставляя заметный засос, потому что больше это безумство сдерживать уже просто невозможно. Он резко переворачивает Чимина, укладывая любимого мальчика на постель, открывая еще больше доступа себе и своим губам, что так и мечтают ощутить каждую унцию кожи этого совершенства. Его длинные пальцы находят чужие, такие миниатюрные, и перелетают, словно это все, что им нужно для полного счастья сейчас и в бесконечном будущем. Растерзанные губы движутся по оголенной груди и плоскому животу с россыпью родинок, которые его язык смело вылизывает, заставляя мальчика выпускать несдержанные пошлые звуки. Он невероятный, в этом нет сомнений. — Чонгук, ты изводишь мое тело, — выгибаясь, улыбается Чимин, даже не открывая глаз. — Мне просто безумно нравится твое тело и весь ты, — Чонгук целует пупок и движется ниже, кусая выпирающие тазовые косточки. Пока телефонный звонок, что раздается в просторной комнате, не разрушает весь момент. — Черт, — шипит Чонгук, пока поднимается с блаженного мальчика, что прерывисто дышит, жадно хватая губами воздух. — Ответь, это может быть что-то срочное, — Чимин распускает их сплетенные пальцы и указывает ему взглядом на светящийся дисплей. Не хочет его выпускать, не хочет чувствовать холод, что его охватывает, как только пропадает пылающее тело Чонгука, но должен. Он все же еще не его. И вряд ли будет. Но он хочет, чтобы их звезды, наконец, соединились в этом темном полотне и Вселенная сжалилась над ними. Потому что попал в эти запутанные сети и не хочет больше быть в дали от него, без его ласковых поцелуев и сильных рук, что настойчиво прижимают к себе. Чонгук хмурится, когда видит имя абонента на экране. — Это Тэхён. Чимин, сглатывая, кивает, понимая, что тот должен ответить, несмотря на то, чем они только что тут занимались. — Да, Тэ, привет. Что-то случилось? — возвращаясь обратно в постель к Чимину, спрашивает Чонгук без какого-либо энтузиазма, включая звонок на громкую связь, что удивляет второго. — Привет. Представляешь, меня пригласили поучаствовать в разработке нескольких моделей мужской одежды известных дизайнеров. — О, поздравляю, — спокойно говорит розоволосый, пока поглаживает пальцами оголенное плечо мальчика, что удобно расположился на его груди. — Это находится в Сан-Франциско и на пару недель мне придется поехать туда. Юнги…едет со мной. — Ммм, Юнги значит. — У нас вроде как, все налаживается. Ты злишься? — Мы не общались гребаный месяц, Тэхён! — вскрикивает Чонгук, пугая Чимина, что быстро вскакивает с его груди. Только тот тянет его обратно, губами нашептывая извинения и прося вернуться на прежнее место. — А теперь ты едешь с Юнги по своим делам. Чего ты от меня ждешь?! — Когда я вернусь, мы поговорим о нас, Чонгук. Думаю, мне нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах. К тебе и Юнги. Ты будешь меня ждать? Я все еще люблю тебя, детка. Чонгук горько усмехается и прикрывает глаза, не зная, что ему на это ответить. Ему надоело, что его жизнь превратилась в мексиканский сериал, где ему приходится играть главную роль. Тэхён пудрит ему мозги и не позволяет двигаться дальше, продолжать жить и быть с тем, в ком он действительно нуждается. Чимин ободряюще переплетает их пальцы, показывая, что ему все-таки нужно ответить и взять себя в руки, даже если это нелегко. — Я не знаю, Тэ, — честно отвечает Чонгук. — Ты делаешь мою жизнь невыносимой. — Прости, Гуки. Ладно, мне нужно собирать чемодан. Увидимся. Люблю тебя. Чонгук сбрасывает, прежде чем от него могут потребовать что-то в отчет. Тошнит от этого всего. — Ты в порядке? — осторожно спрашивает Чимин, когда розоволосый упорно молчит несколько минут, глядя куда-то в окно, где ярко горит фонарь и моросит осенний дождь. — Не знаю, — пожимает плечами, — но пока ты здесь, я точно в порядке. Он опускается чуть ниже, чтобы встретиться лицом к лицу с мальчиком, что выглядит немного встревоженно и как-то грустно. Ему невыносимо, когда на это личике нет лучезарной улыбки и кокетливых полумесяцев. Чонгук плавно придвигается, чтобы они столкнулись лбами и до их сближения осталось немного пространства, и трется своим огромным носом с кнопочным, заставляя Чимин весело смеяться и поддаться этому ласковому движению в ответ. Они смотрят друг другу в глаза, видя там лишь бесконечные созвездия и надежду на будущее, и целуются носами как эскимосы, даря друг другу нежные и бесконечно ласковые улыбки. И это прекрасно. — Я так скучал по тебе, — чмокая в пухлые губы, шепчет Чонгук. Не стесняется признаться в своих чувствах, потому что на самом деле не мог найти себе места, пока не знал, где этот несносный ласковый ребенок. А сейчас, когда нашел, чувствует себя таким счастливым. — Я тоже скучал, — нежно клюет розоволосого в милую родинку, что неприлично распласталась под губой. В его животе цветут подснежники и порхают бабочки своими огромными крыльями от того, что они здесь, в одной постели, рядом друг с другом, кожа к коже, губы к губам. И ничего больше не нужно. Чонгук покрывает их одеялом, чтобы его мальчик не замерз, и обнимает крепко-крепко, вдыхая аромат сладкой карамели, что исходит от русых волос. А Чимин лишь ближе жмется, в надежде отыскать спокойствие, защиту и спасение в этом идеальном мужчине, что сразу заполонил его сердце и присвоил себе. Готов отдать всего себя, лишь бы быть с ним, пусть и в дали друг от друга. Тот не против дать то, что он просит, пока обнимает и пристраивает его у себя на груди рядом с сердцем, надеясь, что тот сможет услышать его бешеный стук. А тот слышит и улыбается, пока оставляет маленький поцелуй в левой груди. — Спокойной ночи. И каждый засыпает в надежде, чтобы этот момент длился вечно. Потому что влюблены. Потому что видят друг в друге бесконечность и преданную любовь. Потому что.