Я потерялся в нашей радуге…
Чонгук до последнего не мог понять, почему так непривычно себя чувствует. Он лежит уже который час в постели, пытаясь выяснить, что с ним сейчас не так. Казалось бы, что такого в том, что он встретится с Тэхёном? Почему он боится? Почему боится взглянуть в глаза тому, кто разукрасил небо над его головой в пурпурно-голубой и научил любить? Что ему мешает отпустить? Непонятно. Все утро он не может прийти в себя, продолжая раз за разом терзать себя гложущими сомнениями, словно что-то может пойти не так. Но что? Они с Тэхёном встречались практически четыре года, душа в душу и правда правдой. Только почему-то последнее так и не оказалось оправданным, не пройдя срок годности. Странно, что все так вышло между ними: глупо, наигранно и с толикой обиды. Хотя в первую минуту, как только они встретились, он был искренне уверен, что это навсегда. Не было никаких сомнений, что их чувства пройдут многое, огонь и воду, но в конечном итоге ничто не помешает им быть вместе. Будто солнце переборет луну, но их связь, что в то время казалась такой нерушимой, не исчезнет никогда. Потому что они искренне любили, отдавались своим отношениям на триста процентов, боясь сделать хотя бы один неверный шаг. Потому что так сильно не хотели потерять друг друга. Это нормально, верно? Их отношения не развивались слишком быстро. Даже наоборот. Начинались с обычных приятелей, познакомившихся в открытом летнем кафе, продолжили друзьями, делившими все пополам, а закончили любящими бойфрендами, несмотря на небольшую разницу в возрасте. Это было удивительно и за гранями реальности. Что-то новое и необъяснимо приятное, будоражащее его сознание и вызывающее бабочек в животе. Он так по-настоящему и без преувеличения верил, что Тэхён — его луч света, его самая яркая звезда и весь его мир, что хочется держать вечно в своих ладонях. Не было ничего неестественного в том, когда после года их знакомства они целовались в стареньком пикапе Тэхёна, жадно утопая в тепле и ласке друг друга, словно завтра уже не наступит. Тогда это казалось нормальным, как их дружеская связь переросла в это — интимные касания и голодный секс чуть ли не каждый день. Но им нравилась эта динамика. Сначала разговоры о погоде, обсуждение последних новостей, просмотр фильма на диване в гостиной и жаркие поцелуи в спальне за закрытыми дверями. Все действительно было прекрасно, за исключением того, что Чонгук не любил делить своего парня с его друзьями. Разумной частью своего мозга он понимал, что у каждого должны быть друзья, и нет ничего плохого в том, что Тэхён так искренне и верно ими дорожит. Тот же не был виноват в том, что Чонгук придерживался совсем других принципов. Для него друзья были чем-то второстепенным и чем-то до боли неважным. Не сумев отыскать необходимой поддержки в школе, тех, кто шел бы за ним в трудности и радости, он просто закрылся в себе, загородился от мира и больше так и не пытался исправить эту ситуацию. Он до последнего думал, что все дело в нем — брошенный волей судьбы просто не способен на дружбу, на ценных друзей и моральное плечо близкого человека. До последнего пытался искать изъяны и причины в себе, в надежде найти то, почему он так отличается от других детей. Но ничего так и не выходило. Только лишь спустя годы он понял, что дело было вовсе не в нем. Если Тэхён смог отыскать путь к его сердцу, тогда, почему другие не смогли? Почему все отворачивались от него, когда он так отчаянно пытался найти друзей или хотя бы одного единственного друга? Почему все показывали перед его лицом только лишь широкие спины и суровые взгляды? Почему? Однако ответа так и не нашлось Наверно, именно поэтому друзья Тэхёна им воспринимались в штыки, а одиночество казалось слишком громким. Сложно было общаться с теми, кто даже не стремился включить его в «свой» круг приятелей и хотя бы немного попытаться его узнать. Но любовь Тэ была важнее. Поэтому каждые выходные были подобно пытке, когда приходилось нацеплять на лицо счастливую улыбку и мчаться сквозь кварталы к друзьям Тэхёна, в надежде, что в этот раз он не будет чувствовать себя так дерьмово. Жаль, что в реальности все было по-другому. Пока Тэхён веселился с друзьями среди огромного зала, обильно выпивал и кричал во все горло неудачные песни, ему приходилось отмалчиваться в углу с банкой ледяного пива. Тогда это не казалось чем-то ненормальным. Да, в груди жужжало невыносимое чувство одиночества и потерянности, но он до последнего пытался подавить в себе эти эмоции, лишь бы только не потерять то, что так дорого его сердцу. Потому что счастливые глаза любимого человека были гораздо важнее, чем ночь, проведенная среди кучки незнакомцев. Эти пьяные улыбки, что они дарили друг другу, пока играли в очередную бестолковую игру, не были чем-то искренним или желанным, просто поверхностное уважение, граничащее с безразличием. Те, конечно, в открытую не высказывали, что не хотят видеть его в своем тесном кругу, но по их скучающим лицам можно было понять, что он тут несомненно лишний. Но ведь гораздо важнее было добраться до дома на его машине, чем его присутствие? Поэтому он смирился. Да, скрипел зубами и порой задыхался от очередной панической атаки, сдавившей горло, когда возвращался домой и смотрел в свое уставшее отражение в зеркало. Но все равно терпел, в надежде, что когда-то все изменится к лучшему. Но ничего так и не изменилось. Если бы только кто-то знал, как тяжело для него было пытаться быть тем, кем он на самом деле не является. Когда по душе больше были одинокие тренировки в зале поздним вечером, наушники в ушах с громкой музыкой и бои без правил, нежели компания накуренных подростков, ничего не видящих кроме своего носа. Легче было доводить себя до изнеможения в спортзале, чем улыбаться неуместным шуткам и наблюдать, каким цепким становится его парень, стоит лишь его друзьям добавить ему лишнюю порцию алкоголя. Но, что странно, Тэхён ни разу не попытался противостоять или попытаться оттолкнуть очередной стаканчик соджу и Юнги, что постоянно просил его с ним потанцевать, стоило лишь заиграть очередной меланхоличной песне The Weeknd. И Чонгук никогда не имел права голоса, когда любимые глаза загорались неподдельным блеском от такой вроде бы невинной просьбы драгоценного друга. Просто был лишь очередным пустым местом для того, кто был для него целым миром. Наверно, именно тогда что-то пошло не так. Лишь за закрытыми дверями своей квартиры он чувствовал себя действительно в порядке. Здесь воздух был легче и прохладнее, стены не давили, а замкнутое пространство не казалось таким страшным. Именно в своей комнате он мог вздохнуть полной грудью, закрыть глаза с длинными пушистыми ресницами и поддаться медленному ритму того же самого The Weeknd, звучащего из колонок домашнего кинотеатра. Именно тогда он чувствовал себя свободным, когда вокруг никого, а тело словно порхает в параллельной Вселенной с пышной туманной дымкой. Здесь не было осуждающих взглядов и злого шепота. Здесь был только он — наедине с собой и со своими одинокими чувствами, что так сильно хотели вырваться наружу. Потому что хотелось хотя бы раз быть обычным — с плохим настроением и угрюмостью на лице. Хотелось просто смеяться без повода и бросать направо и налево неудачные шутки, зная, что его обязательно кто-то поддержит. Зная, что обязательно найдется тот, кто, не обращая внимания на любопытные взгляды, возьмет его за руку и позволит ему пройти через любой лабиринт, даже если в конце их ожидает тупик. Только стоило лишь сладкому голосу The Weeknd исчезнуть, переходя на совершенно другую по мотивам песню, как вся реальность вновь обрушивалась на его ссутуленную фигуру. Снова тусклый свет в его спальне, снова телефон в беззвучном режиме, а от Тэхёна нет ни одного сообщения, потому что с «друзьями». Потому что снова нашлось миллион предлогов, чтобы только не засесть в его гостиной с пачкой карамельного попкорна и фильмом, что вовсе не кажется интересным. Он грустно усмехался, когда на пустом экране не отражалось ничего, кроме погоды, а его сердце утопало в жалости к себе и тому, что он так никогда и не сможет стать нормальным. И это казалось бесконечным. Однако в один день все изменилось. Резко и безвозвратно. Стоило лишь увидеть миниатюрную фигуру на соседней кровати Тэхёна. Именно тогда вспыхнул огненный фейерверк в его сердце с миллионом искр, и ожила его душа, так давно окутанная слоем ветхой пыли. Именно тогда он понял, что все еще до сих пор жив и может что-то чувствовать, кроме поглощающей его пустоты и печали, так прочно укоренившейся в его теле. Потому что в глазах напротив была такая же тоска и потребность в любви, словно в ту минуту, стоило их взглядам встретиться, их души сплелись в единую крепкую нить, неподвластную никаким рамкам и законам. И уже тогда он понял, что чему-то обязательно придет конец. И он пришел. Назревал и клубился, но все-таки прорвался. Лето сменило зиму, а сердце больше не колотило грудную клетку, как сумасшедшее, когда до боли знакомые глаза искали в нем того, чего уже давно не было. Мир меняется, верно? Время приближается к пяти, и Чонгук начинает чувствовать себя неудобно. Хочется сорвать с себя кожу, лишь бы только унять невыносимый зуд в мышцах и распороть свои легкие для большего доступа кислорода. Он не должен чувствовать себя так. Но успокоиться так и не выходит, словно все его тело парализовало. Ему нужен Чимин, чтобы прийти в себя. Тот, кто делает его невероятно счастливым и тот, что окутывает его своим теплом и заботой, подобно тонкой паутине. Сейчас бы ощущать в своей ладони чужую, мягкую и маленькую, чувствовать сочные губы на своих и ласковые касания по своей коже. Но вместо этого он лежит в постели совершенно один, кусает до крови губы и дышит через раз, даже не задумываясь над тем, что теряет над собой контроль. Только в голове всплывают обещания Чимина, что шептались в самые губы перед его уходом, что все будет хорошо и это всего лишь Тэхён. Он не должен его бояться, потому что они не чужие люди. Гораздо больше, чем друзья, гораздо больше, чем…кто? Кто они друг другу? Нет, он точно не сможет успокоиться. Что-то внутри умоляет его позвонить Чимину и еще раз услышать его медовый голос, твердящий, что он зря себя накручивает. Ему нужно продержаться совсем немного, а после смены его любимый мальчик вновь придет к нему домой, так уютно устроится в его постели, и вся ночь покажется для него раем, где чужие губы будут касаться его везде, а горячий шепот вновь разбудит его изголодавшиеся чувства. Как же сильно ему хочется утонуть в том, кто стал для него целым звездным небом. Его личной Вселенной. Разве он мог представить, что спустя четыре года, дорогие его сердцу отношения унесет в утиль, но он найдет того, кто изменит его мир с ног на голову? Тогда бы он над этим посмеялся и назвал неудачной шуткой. Но сейчас, когда перед глазами лишь глаза-полумесяцы и пухлые губы, Чонгук искренне верит, что все сделал правильно. Черт. Без одной минуты пять. И звонок в дверь разрушает всю его выстроенную за сутки броню. Набрав побольше в легкие воздуха, Чонгук, медленно поднимается с постели и, не спеша, идет в прихожую, дабы не показаться совсем нетерпеливым. Он не удосуживается посмотреть в глазок, прекрасно зная, кто находится по ту сторону. Поэтому, последний раз сделав глубокий выдох, он поворачивает пару раз ключ, раскрывает дверь и впускает того, кто точно не должен быть сейчас здесь. Потому что время ушло, а они стали совершенно другими. Правда, Тэхён такой же красивый, что и четыре года назад. Нет, возраст нисколько не испортил его идеальную внешность и утонченный вкус, даже наоборот, сделал его еще более привлекательным. Пушистые блондинистые волосы с парочкой фиолетовых полос в легком беспорядке, наверно на улице небольшой ветер. Глубокие карие глаза подведены дымчатыми тенями, делая их еще более выразительными, а мягкие губы переливаются в уютном свете лампы прихожей, что хочется прикоснуться и ощутить их упругость. Он весь сияет — с головы до ног, словно в его жизни сейчас все действительно наладилось. Чонгук не замечает, как хмурит брови и жует свои губы, искренне не понимая причину такого запредельного счастья на когда-то родном лице. Сейчас он не может контролировать свои эмоции, но почему-то хочется стереть эту причину счастья, какой бы она не была. — Привет, — прерывая затянувшуюся тишину, начинает Тэхён с мягкой улыбкой. Чонгук даже не успевает ничего ответить, как Тэ уже ставит свои ботинки «челси» на обувную полку, снимает пальто и идет в гостиную, даже не потрудившись спросить разрешения. Словно между ними не было никаких проблем, а их отношения продолжают цвести и благоухать. Только вот на деле между ними необъятная пропасть и тьма невысказанных слов, что они так давно должны были обсудить. Нет, это вечер точно не задастся с таким подходом. Поэтому, поборов свой внутренний вой, он направляется в гостиную следом за Тэ. Тот, как обычно, развалился на диване и включил телевизор с какой-то очередной передачей про диких животных по National Geographic. И возникает чувство, что все вернулось на свои места. Лишь их маленький мир на двоих и больше никого. Где друзья Тэ шляются по улицам, пока они наслаждаются обществом друг друга и выпивают по бутылочке соджу, хихикая над пьяными шутками. Самое лучшее время. Что больше никогда не повторится. — Я принес с собой немного соджу и закусок, — тараторит блондин, пока разбирает свою переполненную сумку. Вот уже на журнальном столике появляются снэки, кимпаб и немного маринованного кимчи. Его удивляет, когда внезапно в руках Тэ оказывается макколи вместо соджу, но его это тоже вполне устраивает. Разговор с алкоголем легче пережить, чем без него. — Ты не обязан был все это делать, — отмахивает Чонгук, пока идет на кухню за парой рюмок. — Я знал, что не смогу нормально пережить этот вечер, если во мне не будет несколько градусов, — нервно теребя края своего худи, смущенно признается Тэхён. Все кажется таким диким и необычным. Черт. Как же они могли превратиться в это. — Думаю, мне тоже понадобится немного для храбрости, — ободряюще улыбается Чонгук, возвращаясь с кухни. Он ставит пару рюмок на журнальный столик, пододвигая их поближе к блондину. Тот сразу все понимает, раскупоривая бутылку рисового вина и разливая его по прозрачным стаканчикам. Тем временем Чонгук открывает пластиковые контейнеры с кимпабом и кимчи, мысленно тая от того, как же приятно пахнет от приготовленной еды на вынос. Он прекрасно знает, откуда эти закуски — крохотный ресторанчик на углу соседней улицы. Именно там они познакомились и именно там поняли, что вряд ли когда-то смогут потерять друг друга. Чонгук действительно не хочет думать, что Тэ сделал это специально, имея свои скрытые мотивы. — Это из того ресторана за углом? Нельзя не заметить, как блондин сглатывает, опустив свои глаза. — Да, мне казалось, что было бы неплохо вспомнить былые времена, — так и ни разу не взглянув на него, пожимает плечами Тэхён. — К тому же, Мартин сделал приличную скидку, когда увидел меня за столь долгое время. Он спрашивал о тебе и о том, встречаемся ли мы еще. — И что ты ответил? — уточняет Чонгук. Он знает, каким будет ответ, даже если так сильно не хочется его слышать. Поджав губы, Тэхён некоторое время молчит, уставившись на свои руки. Сдирает надоедливый заусенец, что нарывает уже какой день, и будто собирается с мыслями, не зная, что тут можно ответить. Соврать или сказать правду. И ни один из этих вариантов не кажется действительно правильным. Потому что они где-то посередине. — Я ответил, что мы еще вместе, — приподнимает глаза Тэ. — Фактически, мы еще не расстались. — Тэхён, — начинает Чонгук. — Да, я знаю, что ты сейчас скажешь, но я не соврал, — злится блондин, выпивая рюмку макколи. — Я ни о чем не соврал. Между ними повисает тишина. Чонгук до сих пор не знает, что тут можно ответить, вертя в руках полностью заполненную рюмку. Пить почему-то сейчас не хочется совсем. В груди нещадно жжет, что хочется вылить на себя ведро воды, лишь бы только погасить пожар внутри. Это тяжело и настолько сильно болит, что перед глазами мерцают звезды, в горле пересохло, а сердце бьется как ненормальное. Хочется накричать и высказать все, что он думает обо всей этой ситуации, но не может. Ему кажется, что язык словно залили свинцом, а голова разрывается на части, хотя он еще ни капли не выпил. Невероятно, что с ним делают его когда-то дорогие отношения. — Почему Юнги? — не удержавшись, спрашивает Чонгук. В оглушающей тишине его грубый голос звучит совершенно сломлено. Все эмоции напоказ, а сердце на рукаве. Ему хочется бросить все и скрыться в своей комнате, укрывшись одеялом, сохранившим тонкий аромат Чимина. Потому что это его успокоит и придаст немного уверенности, иначе сейчас он рассыплется как карточный домик, не подлежащий сборке. Он никогда не должен был оказаться в этой ситуации, но почему-то он здесь — в очередной раз вытирает влажные ладони о спортивные штаны и до боли жмурит глаза, в надежде сохранить хотя бы каплю благоразумия. Он не может сейчас показаться слабым. — Я не знаю, почему, Чонгук. Это не то, что так просто можно объяснить. Тогда мне казалось это правильным. Что-то внутри меня хотело почувствовать именно его любовь. Я желал этого так сильно, что пропустил тот момент, когда это все обернулось в реальность. Но я не жалею о том, что случилось. — И это, по-твоему, и есть вся причина? — невесело усмехается Чонгук. Уже в какой раз он ерошит свои розовые волосы, превращая их в полнейший беспорядок, только мысли все равно не обретают свою ясность. Потому что это полнейшая чушь, какую только ему удавалось услышать. Ему до одури хочется рассмеяться Тэхёну в лицо и кричать во все горло о том, как же ему чертовски больно. — Чонгук, я тебе все объяснил, — хмурится Тэхён. — Ты хотя бы раз подумал о том, что я буду чувствовать, когда обо всем узнаю? — Ты не должен был узнать. Обрубает на корню и режет без ножа. Чонгук глубоко сглатывает, стоит лишь словам прочно осесть в его и без того переполненной голове. Он не был готов к такому. Нет, только не с тем, кто так беззаботно и чувственно отдавался их отношениям. Нет, нет, нет. Это не может быть правдой. Почему так больно об этом слышать? В глазах напротив нет ничего, кроме абсолютной честности. Такие же до невозможности карие и сверкают в свете люминесцентных ламп, такой же удивительный, что и четыре года назад. Его взгляд ранит и будоражит внутренности, навевает воспоминания и крошит его чувства на груду осколков, словно он действительно все это заслужил. Только, что же он сделал не так? Где ошибся, что в конце получает удар в спину и правду, что выжигает кровяную изуродованную метку в районе его истерзанного сердца? — Да, ты прав, я не должен был узнать, — пытаясь ровно дышать, нервно качает головой Чонгук. И нервный смешок, что вырывается из его рта, не кажется чем-то нормальным. Как же глупо он себя чувствует. — Чонгук, послушай, — пытаясь дотянуться до его руки, не унимается Тэхён. Словно его прикосновения смогут уменьшить боль в груди старшего. Но уже ничего не будет как прежде. Чужие длинные пальцы едва касаются его, но это кажется невыносимым. Он резко одергивает руку, словно невинное прикосновение оставило на его руке ожог, и отсаживается немного дальше, лишь бы снова не поддаваться этим чарам, сводящим с ума. Он не хочет становиться слабым. Нет, только не сейчас. — Нет, это ты меня послушай! — больше нет смысла сдерживаться, когда сердце готово вот-вот прорвать его ребра. Он знает, что чересчур повышает голос, знает, что уже практически срывается и теряет самообладание, но тот это заслужил. Шел по тонкому острию ножа, желая истерзать и исполосовать их одинокие души. — Я всегда любил тебя. Не было ни одного дня, когда я бы мог хотя бы на секунду засомневаться в своих чувствах к тебе. В моем сердце всегда была лишь любовь, — прикладывая руку к груди, сокрушенно признается Чонгук. — Только ты. Тэхён не двигается, ошарашенный внезапным порывом чувств. Ему хочется дотянуться до чужой ладони и показать, как же сильно он по нему скучает. Как хочется зарыться с носом в лохматые розовые волосы, прикрыв глаза, поглаживать подушечками пальцев острые скулы и милую родинку под губой. Как сильно хочется сделать так много всего, как между ними больше нет «мы», стерлось где-то в пути, оставив после себя лишь глупое многоточие. Только он не хочет его отпускать. Не сегодня и вряд ли завтра. — Ты любишь меня и сейчас, — приближаясь, сквозь прикрытые веки шепчет Тэхён. Он кивает несколько раз, словно это поможет убедить его мужчину в его же собственных чувствах. Правда, Чонгуку от этого ничуть не становится легче. — Не пытайся себя обманывать. Ты любишь меня, несмотря ни на что. Есть только ты и я. Так было всегда, слышишь? Но Чонгук не реагирует. Смотрит бесстрастно на чужое лицо совсем-совсем близко и не может понять, что творится у него внутри. Там ураган, там горят мосты и сносит сумасшедшими волнами ни в чем неповинных людей. А он никак не может их спасти. Никак не может им помочь. И этого зрелища дико кружится голова и трясутся руки. — Если ты думаешь, что у тебя есть чувства к милой мордашке, то ты глубоко ошибаешься. Тебе кажется, будто ты сейчас испытываешь что-то другое и это что-то делает тебя счастливым. Но это всего лишь иллюзия, Чонгук. Ты придумал себе мир, которого не существует. Ты ему не нужен, поверь мне. Ему удобно, пока он тут пытается свыкнуться с новой местностью и наладить контакты с людьми, но это максимум, что он может тебе дать. Пару раз улыбнулся, и ты уже превратился в лужицу? Ты просто запутался. И тебе нужен я, чтобы помочь расставить все по своим местам. — Нет, Тэ, это неправда, — заикаясь, отчаянно отрицает Чонгук. Потому что это все ложь. Он нужен Чимину так же, как и он ему. Тэхён просто пудрит ему голову. Он не замечает, как блондин оказывается совсем близко и вот уже забирается к нему на колени. Это кажется чертовски неправильным. Но он ничего не может с собой поделать, просто наблюдая, как тот поудобнее устраивается на его бедрах. Обвивает своими тонкими руками его смуглую шею, поглаживая подушечками пальцев мурашки на его коже, и смотрит прямо в глаза, заставляя мир вокруг него замереть. А Чонгук не может даже сдвинуться на миллиметр, словно его тело парализовало, а в мозг больше не поступает кислород. Его когда-то полные жизни глаза лани потеряно смотрят на младшего, надеясь отыскать в нем хотя бы каплю благоразумия. Но ее там нет. На дне таких знакомых карие глаз лишь пылает дикий похотливый огонь и чувство победы, что снова смог овладеть его разумом и сердцем. Ему хочется убрать с себя чужие руки и умолять прекратить все, что тот планирует сделать. Но не может. Потому что какой-то уязвимый голосок в его туманной голове лишь твердит о том, что он на самом деле не сдался Чимину и тот им просто пользуется. Что нет никаких между ними пылких чувств и несравнимой ни с чем связи, проскальзывающей сквозь опечаленное сердце. Словно все, что было между ними — просто мираж, от которого следует избавить. Но он не хочет, чтобы все слова, что были произнесены Тэхёном — были правдой. Этот мир, выстроенный ими маленькими кирпичиками, не может быть разрушен лишь только от чужого мнения. Чимин обещал, что всегда будет с ним несмотря ни на что. Он называл его красивым, когда другие молчали, клялся в любви, когда другие просто игнорировали его существование. И он не может просто так сейчас сдаться и поверить словам того, кто так беспощадно и кровожадно растоптал и уничтожил его теплые чувства, искрящиеся неподдельной любовью. Кто из-за своей глупой эгоистичности прошелся по его собственному достоинству и достоинству Юнги, что так слепо и безнадежно влюблен в него. Как он смог попасть в этот чертов квадрат? Чонгук от безысходности прикрывает глаза и кусает губы так сильно, будто после этого мир вокруг исчезнет, а блондин снова окажется на противоположной стороне гостиной. Он сжимает до боли кулаки и цепляется кончиками пальцев за ткань своих спортивных брюк будто за жизнь, но ничего не происходит. До сих пор ощущается вес чужого тела, массивный зад на его бедрах и небольшое трение, что тот специально создает. Это, черт возьми, запрещенный прием, и он, ни в коем случае, не может ему поддаться. Нет, не сейчас. Но Тэхён не хочет слушать его мольбы и просьбы, твердящие перестать ломать его жизнь. Потому что в одно мгновение его большие ладони обхватывают его за напряженные скулы, поглаживая подушечками, а в другую — губы касаются его, бесцеремонно врываясь в его личное пространство. Настойчиво придвигается вперед и чуть ли не валится на него сверху, когда он не прикладывает никак усилий, чтобы его удержать. Целует, целует и целует, касаясь своими обветренными губами, будто «завтра» не наступит. Но ему это не нравится. Невыносимо, как чужие губы требовательно посасывают его, а скользкий язык так и норовит пробраться внутрь, разодрав на части. Только он этого совсем не хочет! Чонгук знает, что еще немного и его разум вот-вот взорвется, а он так и не может вымолвить и слова. Просто молчит и позволяет делать с собой все, что угодно душе напротив. Вокруг него рушится мир, а он до жжения крепче сжимает глаза и стискивает зубы, чтобы только это не пошло дальше. Это должно прекратиться. Кажется, это считается насилием, верно? Только Тэхёну совершенно все равно. Его руки блуждают по его телу так, будто он не ощущал его под своими ладонями веками — жадно проводят по груди и сжимают соски, в надежде заинтересовать того, что считает в своем уме до десяти и уродует свои руки впивающимися острыми ногтями. Чонгук чувствует, как дыхание блондина становится тяжелым, хриплым и чересчур горячим. Еще недавно ему бы это понравилось — он бы уже давным давно пробрался под хлопковые брюки и нижнее белье, очерчивая своими ладонями мягкость чужих половинок. Мял их в своих руках и стонал от удовольствия, когда бы в очередной раз Тэхён проезжался по его накалившему возбуждению, доводя до долгожданной развязки. Но сейчас ему хочется другого. Лишь Чимина в его руках и его подтянутого тела на своих ладонях, медового шепота над ухом и чувственных губ на своих губах. — Ты не сможешь долго сдерживаться, — тяжело вздыхает младший, слегка приостанавливая свой наплыв. Кончик чужого носа трется о его, целуя по-эскимоски, правда, сейчас это ничуть не успокаивает. Даже наоборот, злит. Он ощущает трепет длинных ресниц на своих щеках, что кажется немного щекотным, и горячее дыхание рядом с его губами, вызывающее зуд. Это мило. Но не тогда, когда хочется, чтобы это был лишь Чимин. — Я не знаю, что ты вбил себе в голову, но ты должен это отпустить. Я здесь, с тобой, мы совсем рядом, как в былые времена. Так, как ты любишь. Я чувствую твой член, Чонгук-и, — мурлычет блондин, лизнув мочку уха с маленькой серьгой, — и он явно хочет внимания. Твое тело выдает тебя, как бы ты не хотел. Мы хотим друг друга. Ну же, позволь мне быть к тебе ближе. Отпусти себя и своего зверя и позволь нам сделать тебе хорошо, как ты заслуживаешь. Поцелуи, разбросанные по всему его лицу, становятся более требовательными, а трение бедер существенным. Блондин настойчиво крутится и вертится, дерет острыми ногтями его мягкую кожу на затылке и снова терзает его распухшие губы зубами чуть ли не до крови. Кажется, здесь и сейчас он хочет сожрать его всего и без остатка. И розововолосый до сих пор не может понять причину, по которой ему так чертовски сильно снесло голову. Это уже не кажется здоровым и вполне нормальным, когда ему не дают даже сделать жизненно важный вздох, снова и снова продолжая настаивать на своем, когда он явно не показывает своей заинтересованности. Да, он ощущает, как его член восхищается происходящим и просыпается ото сна, но это не значит, что он сам думает своей спермой, а не головой. Все совсем не так. И ему настолько противно от того, что его когда-то любимый парень так о нем низко думает. Это точно переходит все границы. Это сжигает его прежнюю любовь дотла. И где-то внутри умирает он сам. — Прекрати нести эту чушь, — не выдержав, огрызается Чонгук. Так больше продолжаться не может. — Я люблю тебя, — улыбаясь, спокойно щебечет Чимин, запуская свои пальчики в розовую макушку, в надежде, что это успокоит мужчину. — И если ты сделаешь мне больно, разбив мое сердце, я не выживу. — Не сделаю, — едва различимо говорит Чонгук, в надежде, что младший его услышит. Он обещал. Он клялся самому себе, что больше не совершит ошибок. Что больше не поддастся жалким словам, а только зову своего собственного сердца, что так отчаянно хочет любить лишь одного единственного человека. Его мир и его Вселенную. — Ты на самом деле таким меня видишь? — Каким? — пытаясь выровнять свое сбивчивое дыхание, спрашивает младший. — Красивым. — Чонгук-а, — взволнованно начинает Чимин. — Э-это…у меня просто нет слов, — перебивает старший, внимательно всматриваясь в идеально очерченные ресницы и родинку под губой. — Никто и никогда не считал меня таким. — Не может быть, — чмокая мужчину в губы, не соглашается Чимин. — Не может быть, чтобы никто не замечал твою удивительную красоту. Отдаленный шепот, звучащий в его голове подобно песне, что-то пробуждает в нем, стоит лишь словам окутать его своей чистой любовью. Потому что это помогает прийти в себя и, наконец, понять, кто он есть и с кем должен быть. Все так просто, но его нерешительность и отчужденный зов его прежней любви смутили его истинные чувства, что с каждым днем лишь сильнее рвутся наружу, расцветая в его душе ароматными цветками гортензии. — Я больше не люблю тебя, Тэхён, — спокойно говорит Чонгук, даже если сердце бьется как сумасшедшее. Высокий пульс эхом отдается в его ушах, но он его игнорирует, продолжая всматриваться в чужие глаза напротив, где отражается лишь потрясение и отчуждение реальности. Он видит, как Тэхён нервно проходится языком по своим иссохшим губам, часто моргает и пытается часто дышать, но это ему совсем не помогает. Потому что на лице легко прочитать его смятение, но ни капли того, что похоже на раскаяние или простое лишь извинение перед тем, кто так искренне и верно его любил. — Ты сам положил этому конец. Но блондин не слушает. Ему неважно, что он скажет или сделает, потому что свои чувства важнее. Более ценные, чем его. И снова чужие губы прижимаются к его, но уже не с той нежностью, что была минутами ранее, более голодные и отчаянные. Словно так сильно хочет отыскать то, чего больше нет. И вряд ли получится найти. Но он не хочет терять надежды. — Чонгук-а, я дома! Нет, нет, нет. — Мне сегодня удалось отпроситься немного раньше, — восторженно сообщает Чимин, пока вешает куртку в шкаф, а сам направляется в гостиную. Нет, нет, нет. — Чонгук-а… И ни с чем не сравнится то, как затухает искрящийся нежностью голос. Повисшая тишина давит, а Чонгук не знает, что делать, когда видит большие удивленные глаза и стиснутые пухлые губы. Хочется кричать. Нет, нет, нет, все не может быть так. Только Тэхёна не смущает чужое присутствие, даже наоборот, подогревает интерес для шоу для одного единственного зрителя, что выглядит таким маленьким и потерянным, что розововолосый чувствует, как сжимается его сердце. Потому что Чимин делает неправильные выводы. — Чимин-а, — яростно одергивая с себя блондина, отчаянно шепчет Чонгук. Ему плевать, если он ведет себя грубо, ему плевать на все, если это означает, что он может потерять своего мальчика — его любовь и его улыбающееся счастье. — Кажется, я немного рано вернулся, — и дрогнувший голос на грани слез заставляет его себя ненавидеть. Дерьмо. — Детка, все не так, как ты думаешь, — умоляет Чонгук, быстрыми шагами сокращая расстояние между ними. Потому что нужен Чимин. Потому что его нужно прижать к себе, к своему сердцу, чтобы только его мальчик услышал, что оно так бьется лишь для него. Что он любит лишь его. Но Чимин потерян. Его расфокусированный взгляд бегает по огромной гостиной, от стены к стене, но ничего не находит. Вокруг одно лишь темное пятно, слезы застилают глаза, что непрерывными дорожками падают с его черных как смоль ресниц и разукрашивают его бледные щеки. И не видно ничего. Он отчаянно закрывает глаза, словно это поможет ему раствориться. Только перед взором лишь Тэхён на коленях у Чонгука, интимные касания и их распухшие губы. Нет, нет, нет. Он ощущает легкое движение совсем рядом, прекрасно зная, что это Чонгук, но он не хочет видеть его именно сейчас. Ему больно. Кажется, его сердце вырвали без наркоза и оставили его умирать в ближайшей подворотне, так, будто он этого заслужил. А, может, так и есть? Может, он не создан для любви? Может, все это было ошибкой с самого начала? Может, небеса были и верны, и он должен был еще тогда исчезнуть и никогда не возвращаться. Но он пошел против всех знаков судьбы. И вот сейчас расплачивается, видя, как его мир уходит из-под ног, а любимые руки пытаются его удержать. Только, хочет ли он этого? Быть спасенным? — Чимин-а, послушай меня, — прижимая дрожащее тело к себе, надрывным голосом просит Чонгук. Он не может потерять его. Нет. — Ничего не было, слышишь? Я не целовал Тэхёна. Я ничего не делал из того, о чем ты мог уже подумать. Ему сорвало крышу, детка. Но я этого не хотел. Я ничего не мог сделать, когда во мне кипела паника и я не знал, жив я или нет. Потому что я испугался, хотя обещал тебе со всем справиться. Я не смог. Мне больно. Так сильно, что я хочу, чтобы все прекратилось. Но я чувствую твою боль и вместо этого хочу сделать так, чтобы она исчезла. Потому что я люблю тебя. Соленые слезы скатываются по его щекам, ниже и ниже, касаясь его губ, но ему все равно. Все равно, если Чимин увидит его таким разбитым. Но он такой для него. Печальный, сломленный, но готовый пойти на все, лишь бы только не позволить ему уйти. Маленький пальчики болезненно сжимают его толстовку, словно хватаются за спасательный круг, но не отталкивают. Тихие всхлипы доносятся до его ушей как красный сигнал светофора, и в один миг он со всей силы, что есть в его сломленном теле, прижимает к себе сутулую фигуру, надеясь защитить его от всего мира. — Поверь мне, детка, — оставляя крошечный поцелуй в висок, шепчет Чонгук, покачивая их из стороны в сторону. Так они и остаются некоторое время. Не обращая внимание на окружающий мир, он продолжает втирать маленькие круги по чужой спине и гладить кожу чуть ниже идеально выбритого загривка. Шепчет всякие глупости в маленькое ушко и оставляет едва ощутимые поцелуи по тем участкам кожи, где может дотянуться. Его толстовка слегка мокрая от чужих слез, но он это игнорирует, пока может ощущать совсем рядом биение родного сердца, постепенно приходящее в норму. А затем доносится громкий хлопок двери. И теперь он уверен, что Тэхён все понял. И Чимин, видимо, тоже. Не спеша, раскрывая свои сверкающие карие глаза, Чимин пытается привыкнуть к свету в гостиной и понять, наконец, что происходит. Те, к слову, выглядят, так забавно — слегка припухлые и немного мокрые от слезы, но это превращает его в такого мягкого и милого, что Чонгук, не удержавшись, целует его в обкусанные надутые губы. Чертовски милый ребенок. Ни за что на свете его не отпустит. — Чонгук-а, прекрати. Как бы сильно не хотелось поглубже зарыться в ласковые объятия и такой до невозможности родной запах, Чимин все-таки их прерывает. Отдаляется на несколько шагов назад и осматривает старшего с ног до головы, в надежде отыскать то, что будет кричать об измене. Но там ничего нет, за исключением печальных глаз лани и дрожащих рук, скользящих по спутанным розовым волосам. Такой маленький и грустный. — Я говорю тебе правду, — не унимается Чонгук, надеясь расставить все по своим местам. Он отчаянно стирает дорожки слез, прекрасно зная, что скоро снова сорвется, и смотрит в глаза напротив, в попытке прочитать хотя бы одну эмоцию на непроницаемом лице. Но это сложно, когда его мальчик перед ним выставляет стальную броню и непроницаемую каменную стену. — Я не знаю, что сейчас чувствую, — тяжело сглатывает Чимин, устремляя свой взгляд на голые ступни. Только лишь бы не видеть разбитого старшего. Это ведь не он сделал его таким. Да? — Думаю, мне лучше сейчас уйти. Нет, нет, нет. — Нет, пожалуйста, — умоляет Чонгук, направляясь за младшим в прихожую. Они должны быть сейчас рядом. Но Чимин уже надевает кроссовки и нервно снимает с вешалки свою куртку, не обращая внимание на то, как та с грохотом падает на ламинат. — Мне нужно подумать, Чонгук, — натянуто улыбается младший. Не дожидаясь ответа, он в один миг выскакивает наружу и громко хлопает дверью. И Чонгук снова остается один. Потерянный, сломленный и пустой. Будто не хватает второй половины его души и сердца. Хочется бежать без оглядки, расталкивая прохожих. Только вот за кем ему бежать? Кто его ждет? Пытаясь сдержать новый приступ истерики, что невыносимо подступает к горлу, он закрывает на замок дверь и возвращается в гостиную. Здесь вроде бы все точно также, все предметы на местах, телевизор включен, но что-то не так. И ему не хочется думать о том, что произошло. Потому что в конечном счете этого его убьет. Ему нужно успокоиться. И есть только один выход, после которого нещадно будет болеть голова. Хорошо. Пара рюмок макколи приятно обволакивает желудок, лаская каждую его стенку. Приятный жар разукрашивает его бледные щеки, и он чувствует себя достаточно хорошо для минувших событий, что тяжестью осели на его плечах. Сон постепенно овладевает его телом, превращая в желе, и он искренне рад, что так падок на алкоголь. Сейчас это помогает убежать от себя и скрыться в пучине неизвестности. Он сонно моргает, пытаясь сосредоточиться на переливающихся картинках в телевизоре, но веки чересчур тяжелы, чтобы держать его в равновесии. Однако перед тем, как закрыть глаза окончательно, что-то яркое бросается ему в глаза около мягкого плюшевого кресла, но ему не хочется думать об этом. Жаль, что его разум прекрасно знает, что это. Но он верит, что все обязательно придет в норму. Все наладится. И он чертовски счастлив, когда сон поглощает его окончательно. Где рядом с ним такой же до боли улыбающийся Чимин и прекрасные глаза-полумесяцы. Вместе. И этого не изменить.…теперь наша радуга исчезла