25 Days of ToruKa Christmas

— Тебе не кажется, что в последние дни мы слишком часто наряжаемся, Тору-сан? — тихо поинтересовался Така, доставая очередной рождественский костюм из коробки, которую только что доставили. Тору взглянул на своего любовника, его палец завис над кнопкой «добавить в корзину». Он молча просматривал множество вещей и костюмов, в которые он мог бы заставить одеться вокалиста, но, возможно, ему следует прервать свою миссию. На время. — Тебе следует спросить создателя, — выпалил он. Така перестал рассматривать красно-прозрачный костюм, уставившись на него. — Какого создателя? — он сощурил свои миндалевидные глаза. — Ты снова обкурился, Тору? Ты же знаешь, мы не должны делать этого в Японии. Он неловко покашлял в кулак, откладывая телефон на тумбочку — конечно, для начала убедившись, что закрыл все приложения. — Как бы я вообще протащил это в Японию? Чёрт, из-за этого я скучаю по Амстердаму, — он мечтательно вздохнул, откидываясь на спинку кровати. — И почему все слухи про наркотики связаны только со мной, — Така ухмыльнулся ему. — Им следует следить за самыми тихими, ты, извращённый нарик. — Маа— — Но в любом случае, — Така практически прыгнул на кровать, пихая бельё гитаристу. — Что думаешь об этом? Выглядит мило, но мне кажется, что я заработаю воспаление лёгких, просто поносив это несколько часов. — Но тебе не придётся носить это часами, — кривая ухмылка появилась на тонких губах гитариста, когда он одарил Таку этим привычным тлеющим взглядом. — Потому что я сорву это с твоего тела за считанные минуты, чёртов мучитель. — О, правда? — Така изогнул бровь, не менее извращённая ухмылка появилась на его пухлых губах. — А что если я не позволю сорвать это со своей кожи, нэ, Тору-сан…? Улыбка Тору тут же исчезла, когда он нервно сглотнул. …что…?

***

— А на мне хорошо смотрится, как думаешь, Тору…? Тору стиснул зубы, изо всех сил пытаясь высвободить свои запястья из пушистых наручников, которые его любовник ох-так жестоко использовал против него. Временами он забывал, что вокалист всё ещё был взрослым мужчиной, полностью способным заставить его — бе, он почувствовал горький привкус во рту от этого слова — подчиняться и привязать его к изголовью их кровати. И вот он был здесь, связанный и полураздетый — потому что Така не упустил возможности пробежаться своими ловкими пальцами по его груди, царапая ногтями подтянутый живот Тору, прослеживая все изгибы мышц, пресс и спускаясь ниже, боже, ниже, просто засунь уже свои чёртовы руки в мои штаны, херов говнюк— Но этот говнюк сделал совсем наоборот и — о, нет, нет, ты не посмеешь — убрал свои руки. Такахиро ухмыльнулся ему, направившись в сторону ванной, Тору засмеялся, когда вокалист почти поскользнулся на своей собственной футболке, валявшейся на полу. Хах! Так тебе и надо! Такахиро надолго застрял в ванной, и на мгновение Тору подумал, что идиот уже уснул или совершено забыл о нём. И он не знал, что из этого было хуже, но когда вокалист, наконец-то, появился, Тору — и его член — тут же подпрыгнули от удивления. И предвкушения. Потому что, боже, Така выглядел так чертовски хорошо в этом красном белье. Наряд плотно прилегал к его нежному телу, словно вторая кожа, его татуировки выделялись ещё больше, заставляя гитариста закусить губы — Тору не хотел ничего, кроме как облизать своим языком все неровности от чернил под его кожей. Така улыбался ему, подходя — и обходя чёртову футболку, из-за которой он чуть не разбил свою голову — прямо к кровати, он провёл пальцами по своим волосам и начал соблазнительно позировать для Тору. Мой, чувство собственничества вспыхнуло в нём, когда он облизал губы, только для моих глаз. Лишь для моих глаз. Така прикрыл глаза, забравшись на кровать и встав на колени над скрытым под одеждой пахом Тору — его бёдра тут же поднялись, чтобы встретиться с этой задницей в великолепных ух… трусиках с белым мехом и кожаными ремнями — но вокалист лишь поднял бёдра, чтобы он не мог достать, и Тору был готов действовать отчаянно. Отчаянно — это вырвать чёртово изголовье кровати и от души выебать Таку — в или без этого красного костюма. Но Така хихикал, как хихикающий ублюдок, которым он и был, его пальцы скользили по его подбородку, а глаза блестели от озорства и триумфа. — Ох, бедный Тору-чан, — сказал он своим милым, милым голосом. — Он не может развернуть свой подарок своими собственными руками… и какого это, а…? — Жестоко, — прошипел он и посмотрел на своего любовника. — Это так жестоко, Така. Така откинулся назад, насмехаясь над ним. — Давай посмотрим на это, — и он внезапно опустил бёдра ниже, коснувшись ягодицами болезненной эрекции Тору, прежде чем снова поднять их. — Ох. — Не надо мне тут «ох», тупой мучитель, — пробормотал он, и решил попробовать другой способ. Если он не может запугать мелкого говнюка, чтобы тот подчинился, возможно, его мольбы сделают своё дело. — Пожалуйста, Така…— он зарычал. — Мой член убивает меня, и он уже настолько твёрдый, что я на самом деле могу просверлить им дыру в твоей стене, и ты не захочешь этого— — Поэтому ты хочешь просверлить меня вместо этого? — Да! О, боже, да— Така посмотрел на него, явно забавляясь от этого бесстыдного заявления. Хах, насколько это жестоко по отношению к своему любимому, превратить великого лидера в отчаянного, умоляющего ублюдка. — Я должен заснять твоё лицо…— сказал Така, задумавшись на мгновение, наблюдая, как лицо Тору медленно темнело от ужаса. — Подожди, дай я возьму свой телефон! — сказал он, прежде чем небрежно спрыгнуть с колен Тору и побежать в сторону гостиной, оставляя очень возбуждённого, очень болезненно твёрдого и очень готового на убийство Тору. — Вернись сюда, Такаааа!!!