Как пожелает Его Милость

Сандор.       Ночной ветерок ворвался в окно покоев, и лежавшая рядом пташка пошевелилась. Сандор не спал. Во-первых, он никогда не спал долго и крепко. Эта привычка была выработана годами службы, сначала оруженосцем у Ланнистеров, потом телохранителем Джоффри. А во-вторых, его настолько переполняли неведомые ранее чувства, ощущения и эмоции, что сон так и не пришёл. Он смотрел на спящую пташку, слушал её лёгкое дыхание, чувствовал тепло её ладошки на своей груди и наслаждался этим тихим нежданным счастьем.       Она пошарила рукой по пустой кровати в поисках одеяла, сброшенного на пол в пылу страсти. Сандор обнял её за талию и притянул к себе. Внезапно внутри болезненно сжалось сердце: а вдруг, когда наступит утро, она пожалеет о том, что выбрала его? Вдруг начнёт стыдиться или, что ещё хуже, почувствует отвращение? Потерять её сейчас – он этого не вынесет. Это страшнее смерти, страшнее ожога на лице. Но пташка удивила его. Вместо того, чтобы воспротивиться, она прижалась к нему всем телом, уперев свои маленькие дерзкие грудки ему в бок, и уткнулась носом во впадинку между его плечом и мощной шеей. Её тихое сопение, горячее дыхание на ставшей отчего-то слишком чувствительной коже, упирающиеся в бок горошины сосков… Пекло... Он не помнил, чтобы ему так хотелось женщину по утрам. И это после бурной ночи! Он был уверен: пташка прекрасно знала, что делает с ним, – кожей чувствовал её улыбку.       Когда она закинула ногу ему на бедро, чуть заметно вздрогнув, - видимо, лоно саднило с непривычки, - он напрягся, но не смог сдержаться и не уколоть её:       - Я же сказал тебе...       Последовало долгое молчание. Сандор представил, как пташка закатила глаза и покраснела от его слов, прекрасная в своём смущении. Он ласкал рукой её спину и плечи, и ей нравились его прикосновения, потому что она ещё теснее прижалась к нему.       «Эта девочка твоя, Псина. Боги благословили тебя. Несмотря ни на что, отныне она твоя», - блаженно улыбаясь, подумал он. А вслух добавил, не сумев скрыть самодовольства:       - Ты скоро привыкнешь, пташка.       Определённо, ей понравилось всё, что они делали, иначе она не была бы с ним так нежна. Её тонкие пальцы гладили волосы на его груди, и он таял. Семеро, да он готов был всю жизнь лежать вот так, голый, не вставая, - лишь бы она гладила его, трогала, ласкала… И ему никогда бы не надоело.       А пташка становилась всё смелее. Её шаловливая рука, вдоволь нарезвившись на его груди, осторожно, словно продолжая вычерчивать контуры мускулов, начала спускаться по животу всё ниже и ниже…       Пекло… Если она хотя бы вскользь заденет его стоявшее колом естество, он не сможет сдержать себя! Сандор быстро накрыл горячей ладонью её ручку.       - Ты играешь с огнём, пташка, – предупредил он, изнывая от безумного желания.       Ни один мужчина, в жилах которого текла кровь, не смог бы отказать ей. А он тем более. Он хотел вновь испытать её ласки, войти в неё снова, почувствовать тугое упругое лоно, увидеть её затуманенные наслаждением глаза… Но, в отличие от неё, понимал, что необходимо остановиться. Он готов был перетерпеть, сдержаться и не брать её сейчас, чтобы следующей ночью насладиться ею сполна.       - Но ты же сказал, что больше не можешь, – поддразнила она его. – После таких слов любая женщина будет чувствовать себя в безопасности. Или мне послышалось?       Он представил себе эти невинно хлопающие глаза и дразнящую улыбку. Пташка бросает ему вызов? Кровь мгновенно закипела: ему это нравилось.       «Хочешь поиграть, дерзкая девчонка? Хорошо, давай поиграем. Но потом не жалуйся», - мысленно усмехнулся он, чувствуя, как от желания стучит в висках. В пекло осторожность и здравый смысл, в пекло сожаление и наслаждения следующей ночи! Он будет играть с ней в её же игры.       И, одним резким движением подмяв её под себя, легонько укусил за подбородок. Это было предупреждение, последняя линия обороны, прежде чем с головой погрузиться в удовольствие.       - Я сказал, что не могу, - он сделал паузу, - потому что не мог в тот момент. Но тот момент уже прошёл.       Он принялся покрывать поцелуями её шею и грудь, а пташка призывно раздвинула ноги, даже не подозревая, насколько возбуждающе-прекрасна в таком виде. А затем сделала то, чего он меньше всего ожидал: потянулась к склянке, окунула пальцы в вязкое снадобье, как это делал он некоторое время назад, и сжала скользкими пальчиками его изнывающее естество. «Семеро, - подумал он, судорожно выдохнув от резкого наслаждения, - да она явно знает, что делает! Неужели это я её так развратил?» И именно такая - раскованная, страстная, жадная до ласк и настойчивая в своих желаниях - она возбуждала ещё больше. Её пальцы скользили по всей длине его пульсирующего естества, гладили округлую вершинку, заставляя его хрипло стонать. Он был уверен, что ей нравится слышать его стоны и судорожное дыхание, хотя и не видел в этот момент её лица.       - Кажется, в моей постели ведьма, а не леди…       Она лишь хихикнула в ответ. Сандор остановил её руку, отвёл в сторону и, склонившись к её груди, обхватил губами призывно торчавший розовый сосок… Её лоно восхитительно-бесстыдно истекало любовными соками, а сладкие стоны подсказывали, что негоже заставлять свою леди ждать так долго.       - Пташка, ты ведь не сможешь завтра даже сидеть нормально. Понимаешь? – Он из последних сил попытался сдержаться.       - Понимаю, - прошептала она и прогнулась в спине, подставив его ласкам другую грудь. - Но я буду улыбаться, вспоминая причину этого.       Сандор улыбнулся в ответ: это прозвучало, словно музыка. За окном уже светало, и он любовался своей мечтой, божественно прекрасной в отблеске розоватой утренней зари. Совсем скоро ему придётся снова оставить её, заняв своё место возле трона малолетнего говнюка, но этот тихий предрассветный час полностью принадлежал ему и его маленькой жёнушке, которую он исступлённо и с наслаждением ласкал.       Страстно поцеловав её в губы, он прошептал:       - Скажи, как ты хочешь, чтобы я тебя трахнул…       - Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью… Глубоко, долго и нежно, - также шёпотом отозвалась пташка. Сандор даже растерялся, услышав такой откровенный призыв. Он никогда не занимался любовью с женщиной и не знал, чем отличается трах от любви. Но интуитивно догадывался, что разница есть.       Пташка не дала ему возможности долго размышлять, в чём она заключается: обняла его тонкими руками за шею и уже сама припала к его губам. Это был долгий поцелуй, неумелый, но от этого ещё более возбуждающий. В ответ он медленно погрузился в её призывно-влажное лоно и почувствовал, как она поморщилась, - ей всё-таки было больно. Замерев, Сандор с беспокойством посмотрел ей в глаза.       Но пташка и тут сумела поразить его: погладила по обожжённой щеке и улыбнулась.       - Мне говорили, что жизнь женщины состоит из боли, Сандор. Но ради такой боли стоит жить, поверь. Поэтому не останавливайся…       Больше он не смог сдерживаться. Им овладело такое бешеное желание, что вся Королевская гвардия не смогла бы оттащить его от этого вожделенного тела. Он принялся двигаться внутри неё, медленно, а потом быстрее, потом снова медленно, и снова ускоряясь, делая глубокие и резкие толчки. Внутренние мышцы её сладкого лона сжимались в такт его движениям, и это делало наслаждение ещё более острым. Он совершенно потерялся в ощущениях и уже не мог определить, где заканчивался он сам и начиналась пташка. Такой связи ему ещё никогда не доводилось испытывать. Дыхание, стоны, жаркие ласки – всё стало вдруг общим, одним на двоих.       Длинные ноги обвили его талию, чтобы ещё больше усилить трение. Сандор никогда бы не подумал, что это может быть настолько прекрасно. Всех своих женщин он всегда брал сзади, поскольку им было неприятно смотреть ему в лицо. И он не мог их в этом винить. Но с пташкой всё было по-другому. Плотное соприкосновение тел, страстные поцелуи, абсолютное доверие, возможность видеть её лицо, на котором не было ни брезгливости, ни ужаса, ни страха, а только неподдельный восторг и экстаз – он вдруг понял, в чём разница между трахом и любовью. Его юная жена оказалась права. Осознание этой простой истины так шарахнуло по голове, что его сорвало и понесло в пучину неконтролируемого наслаждения.       Он резко, одной рукой придерживая пташку за бёдра, перекатился на спину и усадил её на себя. Всё произошло настолько быстро, что они даже не сбились с ритма. Пташка от неожиданности ахнула, но тут же страстно застонала от новых ощущений. Теперь она уже знала, что нужно делать, и сама принялась активно двигаться, насаживаясь на его естество. Её стоны, её волнующие движения, призывно торчавшие розовые соски плавно покачивающейся груди, плотные мышцы узкого лона, принимающего его в себя, обволакивающие, обжимающие, словно перчатка… Кровь бурлила, стучало сердце, готовое вырваться из груди от переполняющих его чувств… Пламя страсти уже невозможно было погасить.       - Я люблю тебя, пташка… - хрипло простонал он, уверенный, что так было всегда, и отныне так и будет. Пока он жив.       - Сандор… мой Сандор… - Её голос дрожал, словно она пыталась сдержать слёзы.       Экстаз накрыл их одновременно. Они лежали друг на друге, тяжело дыша и содрогаясь, потные, уставшие, но безумно счастливые. И Сандор точно знал, что никогда и ни с кем не испытывал такого.

***

      - Оставайся в постели до моего возвращения. Я найду, что ответить Его Милости, если он пожелает видеть тебя. - Он поцеловал её в припухшие губы и принялся надевать доспехи. Наступило неумолимое утро, пришла пора заступать на службу.       «Мой лорд-муж уже скучает по мне», - подумала Санса и томно перекатилась на ту часть кровати, где он недавно лежал, где ещё сохранилось тепло его тела... и его запах.       - Береги себя, – пробормотала она, чувствуя, как тяжелеют веки.       Сандор улыбнулся, застегнул фибулу плаща и бросил на неё прощальный взгляд. Эта потрясающая юная женщина принадлежала ему перед богами и людьми. Всё его существо переполняло безудержное, рвущееся наружу счастье. Ещё вчера он был уверен, что его чувства безнадёжны, а мечтам никогда не суждено сбыться. Их история началась как глупое, мерзкое в своём кощунстве пожелание Его Милости короля Джоффри. Но она будет продолжаться, как самая светлая и прекрасная песнь о любви злобного уродливого Пса и трепетной красавицы-пташки.