Лишь шаг до тебя.

      Меня зовут Кенсу, мне скоро девять. Канун Рождества, мы с мамой перерываем мой гардероб.       -Прямо не знаю, Кенсу, как ты обращаешься со своей одеждой! - досадует мама. Она ищет мой красный бархатный костюм. Я-то прекрасно знаю, где он - у меня под кроватью, порванный и в засохшей глине.       В результате решено, что я надену на семейный праздник обычные черные брюки. Мама уходит из моей спальни, а я с облегчением вздыхаю и тихонько закрываю дверь. Сажусь на корточки возле кровати и вытаскиваю костюм. Я совсем про него забыл. В последний день триместра в нашей школе разрешалось приходить на занятия не в форме, и я надел этот костюм. А потом подрался с мальчишкой из моего класса на спортивной площадке возле мужского туалета. Этот самый Имоджен передразнивал моего младшего брата Лухана, называла его циклопом, потому что он слепой. С ним были два дружка. Хохоча, они кривили рожи и щурились, как это делает Лухан. Я бросился на Имоджена, как пантера, и через мгновение мы уже катались в грязи и колошматили друг друга под одобрительные крики ребят. Потом я услышал треск материи, это рвался мой костюм. Чья-то рука пыталась меня поднять. Это был Тэхи, мой лучший друг. Он умолял меня не влипать в новые неприятности.       -Между прочим, Циклоп - супергерой, - бросил он Имоджену, - а у Лухана два глаза, а не один. Тупица!       Я надел брюки и рубашку, соображая, как мне тайком от мамы постирать и зашить ее любимый костюм.       За дверью слышатся шаги, приближающиеся к моей комнате. Я поскорее запихиваю костюм под кровать. В дверь заглядывает Лухан. Он сильно младше меня, но в росте не подкачал.       -Ты идешь? - спрашивает он. На нем бордовая жилетка, аккуратные брюки; папа начистил ему ботинки.       Я берусь за его мягкую руку, и мы вместе спускаемся вниз. Мама с папой объяснили мне, почему у моего брата плохое зрение. После рождения он не мог дышать, и его положили под аппарат искусственной вентиляции легких. Доктор сказал, что его палочки и колбочки были убиты во время рождения.       -Колбочки? - переспрашиваю я папу. - Какие они?       -Конические, как мороженое, - отвечает он. Я представляю себе мороженое с шоколадной стружкой, которое подается у мистера Уиппи, и у меня текут слюнки.       Папа пытается мне что то объяснить.       -У Лухана, ну...как бы сказать? Это как повреждение электропроводки. Иногда при рождении такое бывает. Но это не значит, что мы не любим его таким, какой он есть.       -А как я родился? Легко?       Последовала долгая пауза. Кажется, он так и не ответил. Вероятно, просто задумался о палочках и колбочках в глазах Лухана.       Мы с Луханом спустились почти до самого низа лестницы.       -Ступенек больше нет, - говорю я ему. Он делает шаг, и я подхватываю его, не давая упасть.       -Не смешно, Кенсу! - обиженно ворчит он, но мы тут же хихикаем, потому что наступает Рождество, и времени до подарков остается совсем немного.       Бабушка Сью и дедушка Ли, мамины родители, всегда приезжают к нам в канун Рождества. Они живут в деревне, на берегу моря. Приходит и папина сестра Мин. Она вдова, живет одна в Лондоне, потому и приезжает не часто. Сегодня вечером мама впервые разрешила мне сидеть за взрослым столом и не ложится спать до девяти часов. Обычно нас с Луханом укладывают в постель еще до того, как взрослые сядут ужинать.       У двери звенит колокольчик, три раза. Должно быть, дед.       -Ну вот, мы приехали, теперь можно и начинать! - грохочет дедушка, когда я открываю дверь и обхватываю его руками. По случаю праздника он надел синий в крапинку галстук; от него пахнет костром и одеколоном после бритья. Мимо нас протискивается бабушка Сью. На ней длинное элегантное пальто, сапоги на высоких каблуках. Губы накрашены яркой помадой. Бабушка Сью когда-то была неотразимой блондинкой, я видел ее фотки, где она молодая. Папа считает, что она и сейчас красивая. Она была профессиональным поваром. У нее знаменитые руки - одно время они нарезала индейку на рекламе какой-то торговой сети. Еще папа говорит, что дед Ли и бабушка Сью были когда-то красивой парой и что многие им подражали.       Мы с Луханом идем за дедом в гостиную, не сводя глаз с висящей у него на плече раздутой сумке. Дед глядит на мерцающие огоньки нашей ёлки и на сложенные под ней подарки.       -Это все для меня! - грохочет он, снимает куртку и заявляет, что нет ничего лучше настоящего огня от горящих поленьев. Под моим зачарованным взглядом он садится и достает из сумки пару бутылок. Подмигивает мне: - Тебе, Кенсу, никаких подарков! Я слышал, что ты в этом году сильно озорничал.       Он гогочет и вручает мне маленькую коробочку, обернутую в серебристую бумагу. Я тут же трясу ее, пытаясь угадать, что в ней, и добавляю к своей горке подарков под ёлкой.       Мама права. Дед не умеет говорить нормально: он кричит. Он не может смеяться: он гогочет. Он не может позвонить в дверь один раз: он всегда звонит трижды. Мне кажется, он гигантский солнечный луч, появляющийся на нашем пороге.       Потом приезжает тетя Мин, и дед едва не сплющивает ее в объятьях. На ней красивое платье в мелкий горошек и ее знаменитые бежевые колготки. Поскольку у нее траур, она не смеется, даже на Рождество.       Вскоре мы все собираемся в гостиной и болтаем о том о сем, в том числе и о школе. Я рассказываю тете Мин про рождественскую постановку, в которой участвовал, но тут, к моей досаде, меня перебивает мама:       -Лухан тоже чудесно спел. Соло. Он играл Безумного Шляпника из "Алисы в Стране Чудес".       -Может быть, поставим какую-нибудь музыку - для праздничного настроения? - предлагает дед. Я уныло бреду за ним в коридор, где на полке стоит наш музыкальный автомат, заваленный компакт-дисками. Помогаю деду отыскать подходящую музыку, и вскоре мое праздничное настроение возвращается. Он кружит меня по комнате под "Огненное кольцо" Джонни Кэша. Лухан танцует с мамой и время от времени трясет руками, изображая игру на гитаре. Отец щелкает камерой.       -Давай, Мин, потанцуй, ведь Рождество! Не сиди у стенки!       -Лучше не надо, - говорит она ,зябко пожимая плечами. Иногда мне кажется что она боится деда. Только не понимаю почему, он же такой веселый.       Я сижу за столом рядом с бабушкой Сью напротив дедушки Ли. Папа зажигает свечи, а бабушка Сью восхищается нашим столом - мы с мамой украсили его днем, уже после того, как налепили пирожки под рождественские гимны. Папа и Лухан смотрели по телеку "Удивительную жизнь", а мы с мамой открывали коробки и доставали из них чудесные стеклянные подсвечники, золотые свечи, плющ, ягоды и ленточки, а еще нашу праздничную скатерть с красными звездочками и такие же салфетки. Золотым маркером я писал на карточках имена гостей. Мама купила хлопушки, но мы решили приберечь их до завтрашнего дня.       Мама ставит на стол горяченный рыбный пирог и говорит о завтрашнем посещении церкви.        -Вот только трудно совместить это с индейкой, - сетует она, наморщив лоб. - Что если оставить ее на вечер? Но тогда дети уже устанут. - Мама всегда из-за чего-нибудь беспокоится. Дед Ли часто шумит, что она будет переживать даже лежа в могиле.       Я замечаю, что она смотрит на деда, сливающего остатки вина в свой бокал.       -Зачем мы едим каждый год индейку? От нее пучит живот, - говорит он и подмигивает мне. Я хихикаю, а он добавляет себе вина из новой бутылки и пытается налить тете Мин. - То же самое касается и вонючей брюссельской капусты!       Тетя Мин, надув губы, накрывает свой бокал ладонью.       Дед хмурится.       -Ой, ладно тебе, Минни, ведь рождество! Напейся разок!       -Па! - одергивает его мама, а мне все происходящее кажется очень смешным.       -Я за рулем, - отвечает она, не поднимая на него глаз.       Наступает странная тишина. Мамино лицо краснеет.       -Между прочим, рыбный пирог божественно вкусный. - Папа поднимает бокал. - Трижды ура повару!       -Только осторожнее, могут попадаться косточки, - тревожится и предупреждает нас мама.       -Уймись, -бормочет деду бабушка Сью.       Мне жаль деда, вечно его ругают!       -Я очень и очень горжусь нашей семьей, - со слезами на глазах говорит дед за пудингом. - У нас бывали трудные времена, но Лухан - наша надежда. У этого мальчишки... - дед тяжело вздыхает, - вся жизнь впереди, и она будет непростая. - Он грозит пальцем. - Но наш малыш сильный и... ну... Я вижу замечательные вещи... - Дед собирается и для храбрости делает глоток вина. - Он с характером. - Дед икает. - Понимаете, за стенами дома начинается большой и суровый мир, но он храбрый мальчишка. Еще у нас есть красавец Кенсу. Все будут кушать из твоих рук, клянусь, будут кружится вокруг тебя словно пчелы вокруг горшка меда.       Я не очень понимаю, что имеет в виду дед, и в смущении кручу ложку.       -Кенсу, перед тобой счастливое будущее...ах, дорогие мои, если бы я мог прожить свою жизнь сначала...       -Что бы ты тогда сделал, Ли? - спрашивает мой папа.       -Ой... да все, правда, Сью? Женушка считает меня неудачником. - Он толкает ее локтем и та неловко ему улыбается.       -Что ты выдумал? Ничего я не считаю, - возмущается бабушка Сью. - Когда это я говорила об этом?       -Тебе и не нужно говорить. - Он вытирает рот рукавом рубашки.       Папа говорил мне, что дед Ли в своей жизни толком никогда и нигде не работал. Он мгновенно терял работу, едва находил ее.       -Почему? - спросил я у него.       -Ну, объяснить это сложно, - ответил папа.       -Я точно неудачник, - говорит дед, гоняя по тарелке закуску, - и в этом только моя вина.       Я подскакиваю.       -В чем ты виноват?       -Давайте сменим тему? - предлагает бабушка Сью. - Ведь мы празднуем Рождество.       Интересно, почему все повторяют - Рождество... Рождество... Это же Рождество?..       -Как же мы любим менять тему, Минни, - говорит дед. Тетя Мин ежится. Дед наклоняется к ней: - Они никогда не хотят слышать правду.       -Ты опьянел, - лепечет она, отодвигаясь от него. - Очень сильно.       Дед опять наклоняется к ней.       -Ну, как сказал Черчилль, ты некрасивая, ты очень некрасивая. Но утром я протрезвею. - Он откидывается на спинку стула и гогочет, но его никто не поддерживает. Я не понимаю, что тут смешного. Мама с папой смотрят сердито, бабушка Сью вообще шипит в ярости, словно вот-вот взорвется.       -Па, пожалуйста, - говорит мама, делая мне какие-то знаки. - Ведь ты обещал.       -Ладно, ладно, успокойтесь. - Он допивает вино в бокале и тянется за бутылкой.       -Ли, тебе хватит. - Папа выхватывает у него бутылку.       -Кто это сказал? - дед огрызается и опрокидывает солонку. Берет большую щепотку и бросает ее через левое плечо. - Минни, когда просыпается соль, это скверная примета.       -Тебе нужно выпить черного кофе, - говорит мама, торопливо сгребая соль.       -Она должна быть здесь, - бормочет дед, нашаривая в кармане пачку сигарет. - Мы пойдем в церковь, послушаем проповедь о прощении...       Мама замирает.       -Па!       Дед качает головой.       -Но мы не можем сделать это даже в нашей собственной семье. Мы делаем вид, что все в порядке, мы отмечаем Рождество, видите ли... - Он шевелит пальцами в воздухе.       -Па, сейчас не самое подходящее время...       -Всегда не самое подходящее время. Она должна была бы сидеть здесь вместе с нами.       Я хмурюсь.       -Кто должен быть тут, дед?       -Никто. - Мама хмурит брови.       -Секрет, - отвечает дед. - Я вот что скажу тебе, Кенсу. Жизнь вообще...       -По-моему, тебе пора на боковую. - Папа идет к деду.       Дед удрученно качает головой.       -Ты можешь спрятать голову в песок, но жизнь такова, что она всегда отомстит тебе, причем тогда, когда ты меньше всего к этому готов.       -Кенсу, пойдем, - строго говорит мама и решительно берет меня за руку. - Пожелай всем спокойной ночи - и в постель. Нам еще нужно положить за порог шерри и бисквиты для Санты.       -Я поднимусь с ним наверх, - говорит тетя Мин, пользуясь возможностью уйти из-за стола.       Я чмокаю деда в щеку. Щека у него потная, мои губы прилипают. Он почти не замечает меня. Я с неохотой выхожу из гостиной следом за тетей Мин и в дверях снова бросаю взгляд на деда. Он сидит сгорбившись, глядя в пол, и вид у него такой грустный, словно Рождество уже позади.       Мне не спится. В изножье моей кровати висит пустой чулок. Я слышу возле нашего дома негромкие голоса и шаги по гравию. Что-то заставляет меня подойти к окну. Я осторожно отодвигаю штору и вижу фигуры возле машины бабушки Сью. Она не любит ночевать у нас всегда бронирует место в соседнем отеле.       Папа держит под руку деда. Он спотыкается и, падая, ударяется о дверцу автомобиля. Папа пытается его поднять, но дед его отталкивает. Мама открывает дверцу, и деда запихивают на переднее сиденье. Машина трогается с места и уезжает. Папа обнимает маму за плечи.       Я возвращаюсь в постель. О каких секретах говорил дед? "Она должна была бы сидеть здесь". Я кутаюсь в одеяло, не зная, что думать. Я чего-то не понимаю, и это мне не нравится. И уж точно, такие чувства слишком неуместны в канун Рождества.