-Позвольте вам напомнить, что у нас тут не курят, - говорит мужчина, сидящий за столом перед нами. - Если вам надо выкурить сигарету, пожалуйста, выходите на улицу, только не оставляйте открытой дверь, хорошо? Думаю, это не противоречит нашим правилам. Я хочу тепло приветствовать наших регулярных членов, а также тех, кто пришел сюда в первый раз. Есть среди новичков кто-либо, кто хотел бы рассказать о себе? Кровь шумит у меня в ушах, сердце колотиться в грудной клетке. Я опускаю голову, но чувствую, что тетя Вив хочет, чтобы я поднял руку. -Не беспокойтесь, никто не станет наводить на вас свет прожектора, - продолжает мужчина. - Мы просто скажем вам "добро пожаловать". Томительная тишина. Кто-то шуршит конфетной оберткой. Наконец начинает говорить какой-то мужчина. -Привет, меня зовут Чан. Я пришел сюда в первый раз. -Очень хорошо, что ты тут с нами, Чан. Снова тишина, я продолжаю смотреть в пол и замечаю, какая старая и неряшливая обувь у всех, кроме тети Вив. -Ладно, тогда я хочу представить вам сегодняшнего председателя. Многие из вас ее знают. Сою, пожалуйста.
-Как приятно говорить с друзьями и единомышленниками, - начинает Сою. Народ еще заполняет церковный зал. - Когда я ехала сегодня сюда, с мной произошел забавный случай. Слушайте, вам понравится эта история. Я позднее обычного ушла с работы, торопилась и превысила скорость. Меня тормознула полиция. Я выхожу из авто, коп осматривает резину на моей машине, потом спрашивает, когда я пила в последний раз. Я отвечаю: "Двадцать девятого сентября две тысячи восьмого года, в пять часов вечера в аэропорту "Феникс", Аризона, сэр!" Слушатели смеются, что-то бормочут. -Я пришла сюда впервые семь лет назад, - продолжает она. - Я потеряла свой дом, мужа, друзей, и мне грозила перспектива потерять и детей. Зал притих. -Пить я начала в одиннадцать. Даже не знаю, почему, этот вопрос я часто себе задаю, потому что у меня было все, чего только можно было желать. Могу лишь сказать, что у меня была дыра в сердце, я чувствовала себя чужой в школе, дома, среди окружающих меня людей. Тогда я прибилась к компании моего сводного брата, который был старше меня. Они называли себя бандой. В то время я считала их очень крутыми. Теперь я понимаю, что это были недоумки, позволяющие неразумной девчонке пить с ними и курить марихуану. Мне нравилось ощущение, какое давал мне алкоголь. Я была гиперактивным ребенком, в плохом смысле, и марихуана останавливала меня, не давала совершать безумные поступки. Учеба меня не интересовала, казалась потерей времени, я хотела лишь курить травку и таскать за спиной гитару. Я ерзаю на стуле и вспоминаю, как говорил Лухану точно такие же слова. -Я продолжала пить годами, и подростком, и в двадцать, и в тридцать лет. Поначалу это было для меня забавой. Не будем кривить душой - пить интересно, забавно. Я любила танцевать на столе, флиртовать с мужчинами и даже женщинами, могла выхватить микрофон у отца невесты и проорать что-нибудь из Уитни Хьюстон. Кто-то смеется. -Но у этой забавы бывают нехорошие последствия. Начались осложнения. Я стала подводить людей; теряла контроль над собой, просыпалась и не знала, где нахожусь; я ехала на велосипеде домой во вьетнамках, злая, без шлема. Я часто меняла работу, меня отовсюду выгоняли, потому что я не терпела ответственности. Какое-то время я спала с бойфрендом моей лучшей подруги, о чем до сих пор жалею, потому что потеряла очень дорогого для меня человека. В общем, забава незаметно кончается, а ты остаешься один на один с суровыми последствиями. Она замолкает, а я медленно поднимаю голову и жду. Мне хочется, чтобы она говорила еще и еще. -Я вышла замуж в двадцать семь лет и думала, что завяжу с пьянством. Но не была уверенна в этом и даже настояла, чтобы бракосочетание прошло в полдень, пока я еще не нализалась. - Она печально улыбается. - Вскоре я забеременела и была уверенна, что это, конечно же, положит конец моим пьянкам и безумствам. Автоматически, верно? Меня совершенно не интересовала карьера. Я хотела быть образцовой матерью, хорошей женой. Несмотря на мой бунтарский дух, в глубине души я верила в традиционные ценности, привитые мне моими консервативными родителями. Я поглядываю на тетю Вив. Может быть, это все нарочно подстроено? Неужели она сейчас скажет, что ее бил муж, что она убежала от него и теперь живет у своей тетки, что у нее слепой брат? Но тетя Вив спокойно сидит рядом, закрыв глаза. -Я не могла уняться даже после рождения первого ребенка. Изменяла мужу, а через час ходила по торговому центру и выбирала краску для для стен детской. Чистое безумие, согласитесь. Некоторые любовники распускали кулаки. Я считала, что поделом мне. Мне даже легче становилось после побоев. Я все глубже и глубже погружалась в трясину. Когда у меня родился второй ребенок, родители умоляли меня пойти к докторам, но я упрямилась. Муж требовал развода и грозил отобрать детей. Потом мой отец все-таки запихнул меня в реабилитационный центр. - Она кашлянула. - Да, мне повезло с родителями, они стремились помочь мне, но все же... Мне хотелось умереть, - с чувством говорит она. - Я была разрушена физически, духовно, умственно. Меня терзали стыд и вина. Ведь у меня были все условия для успешного старта в жизни, а я испортила все, что могла... Я ощутил боль, сидящую занозой в моей груди много лет, и заплакал. -Я начала понимать, что алкоголизм - не выбор, - продолжала Сою. - Кто по доброй воле выберет для себя такую жизнь? Нет, это болезнь. Я была просто больна. Не какое-то там чудовище. В реабе я вставала на колени и молилась, чтобы мне дали второй шанс. Тот момент, когда я поняла, что мне нужна помощь, стал для меня поворотным. Теперь я могла что-то предпринять. Недели, проведенные в реабе, показали мне, как много всего я потеряла. Но я не хотела терять своих детей. Тогда они были еще маленькими. Я любила их. Я вернулась домой и отправилась прямо в АА. Пыталась я восстановить отношения с моим мужем, но уже было поздно, и наш брак распался, хотя ради детей муж был согласен чтобы мы остались друзьями. О детях заботились мои родители, иногда я нанимала нянек. Я сделала девяносто на девяносто - девяносто заседаний АА за девяносто дней. Раз уж я могла каждый день пить и принимать наркотики, то уж конечно могла найти час в день, чтобы прийти сюда. Ради моих детей, ради самой себя. Раковым больным нужна химиотерапия. Моим же лекарством стал АА. В первые недели мне было страшно. Я сидела в слезах и соплях... Старик, распоряжавшийся чаем, протягивает мне носовой платок с вышитым в углу вензелем "Г". -Я выбрала себе спонсора. Она вела меня шаг за шагом, заставила меня, чтобы я взглянула на свои поступки, обиды и вред, причиненные мной другим людям, осознала их. Дело в том, что мне, когда я сказала себе "Я алкоголик", бросить пить оказалось не так трудно, как я ожидала, но внутренне я по-прежнему оставалась сломленной. Мне было нелегко, но я с каждым днем все-таки становилась сильнее. А потом я проснулась однажды утром и увидела солнечный лучик, падавший в окно моей спальни. Я давным-давно не видела солнца, даже не удосуживалась выглядывать на улицу. Потом ко мне на кровать как-то однажды прыгнули дети, и мы смеялись над какими-то глупостями. Они попросили меня испечь на завтрак оладьи. Я впервые за много лет ощутила голод. Мрак рассеивался, тучи уплывали за горизонт. Без всяких важных событий, без какой-то там поворотной точки я вдруг почувствовала внутреннюю уверенность, что все будет хорошо... Вытирая слезы, я гляжу на Сою. Снова сморкаюсь. Тетя Вив сжимает мне руку. -Сейчас у меня новый друг; я встретилась с ним здесь. Люди улыбаются, кивают, словно все рады за Сою. -Многие из вас знают, что я стала вести группы йоги. Мне нравится работать с людьми, которые прошли через травму или серьезную болезнь. Теперь я уже хочу быть такой, как она. Хочу поменяться с ней местами. -Я никогда не думала, что снова заслуживаю счастья. Я скажу всем собравшимся здесь, особенно новеньким - пожалуйста, поверьте, что вы пришли в правильное место. Не тратьте время. Найдите спонсора... -Вы будете моим спонсором? Долгая пауза. Скрипят стулья, люди негромко переговариваются. Некоторые оглядываются на меня. Но почему они смотрят на меня? Почему все говорят? И только тогда я понимаю, что эти слова произнес я. -Конечно, - тепло отвечает она, отыскивая меня взглядом. - В конце заседания подойди ко мне. Поговорим. После Сою делятся своими проблемами и другие. Какой-то пилот признается, что он много раз водил самолет с ничего не подозревающими пассажирами, летевшими в отпуск; никто из них не подозревал, как им повезло, что они долетели до места назначения живыми. Актриса рассказывает, как ей было трудно в Голливуде. -Там надо быть особым человеком, вписываться в толпу, быть тощим как насекомое палочник. У меня такое чувство, будто я всю жизнь носила маску. Кончилось все тем, что во время Каннского фестиваля я на парковке сосала у незнакомого мужика... - Она краснеет от стыда и досады. - Я больше не знаю, кто я такая. Я узнаю, что женщину с ярко-желтыми волосами зовут Мо и что у нее было тяжелое детство. -У моей мамы была послеродовая депрессия, сейчас это так называется, а в те дни ее просто запихнули в дурдом. Отец винил во всем меня. В пятнадцать я жила на улице. Находила в контейнерах бутылки и допивала оставшиеся там капли. Спала с мужчинами в обмен на алкоголь. Из-за этого чувствовала себя последним дерьмом, пока не пришла сюда; тут я очистилась. Пожилого мужчину в твидовом пиджаке, который протянул мне носовой платок, зовут Гэрри. Он говорит собравшимся, что сегодня у него день рождения и что он не пьет двадцать три года. Аплодисменты. Появляется шоколадный торт с зажженными свечами. В конце собрания все встают и берутся за руки. Гэрри протягивает мне руку, и я, к своему удивлению, беру ее. Тетя Вив держится за другую мою руку, и мы все вместе торжественно произносим молитву.