-Неудивительно, что я не умею выражать эмоции, - сказал я Стефани на последнем занятии. - Мама всегда ходит с поджатыми губами. Меня она никогда не обнимала, только одного Лухана. Мне не позволялось плакать, я должен был играть роль старшего брата. Когда Лухана отдали в интернат, мне пришлось взять себя в руки и смириться с этим. - Я рассказал Стефани, что папа никогда не играл в моей жизни особой роли. Он всегда был маминой марионеткой. Я сообщил ей так же, что несчастье, случившееся с тетей Вив, держалось в секрете, и когда эта таинственная тетя появилась у нас на пороге, это был такой контраст с моей матерью с ее синей юбкой и шелковой блузой! Я перелистываю еще одну страницу. Тетя Вив стала моей сказочной крестной; она позволила нам с Чунсо жить в ее "обувной коробке", как она ее называла. Она смеется и говорит, что в пятьдесят четыре года у нее так ничего и нет, ни своего дома, ни корней, даже заложить нечего при случае - неужели она никогда не повзрослеет? Я молюсь, чтобы она еще хоть немного пожила здесь и никуда не упорхнула. Она на диво умело превратила чужую квартиру в свой дом, развесив повсюду снимки своих путешествий и вещи, которые привезла из разных стран, например марокканские фонари и ковры. Когда я сказал тете Вив, что я, вероятно, нарушаю ее личную жизнь (на что очень настойчиво намекала мама), она взяла меня за плечи и встряхнула. "Ходи на собрания и на сеансы со Стефани - это все, что сейчас важно". Взамен я взял с нее слово, что она хотя бы раз позволит мне готовить еду, и вот тогда, она предложила мне временно поработать в кафе у Жана. "Я помню, как ты любил печь пирожные", - сказала она. Тетя Вив все продумала. Я буду брать Чунсо на работу, либо она будет оставаться с ним в свои свободные дни, либо мы временно наймем няньку и потом отдадим Чунсо в детский сад. Работа даст мне независимость и вернет уверенность в себя. Я грызу ноготь на большом пальце. Завтра утром у меня собеседование. -Кенсу, - говорит Стефани, распахивая дверь.
-Как вы чувствуете себя сегодня? -Нормально. -Можете рассказать подробнее? Я знал, что она попросит меня об этом. Ответ "нормально" не годился. "Нормально" означает "идиотскую неспособность на нормальные эмоции". -Я в полном порядке, - говорю я, зная, что и это не подойдет в зачет. -Вы уверены? -Да, уверен. -Ваш голос... -Все нормально! Она ждет. -Ладно, да, я чуточку нервничаю. -Скажите почему. -Завтра у меня собеседование насчет работы. - Я объясняю, где и что, потом добавляю: - Вообще-то не так все серьезно ведь, не знаю, почему я так взвинчен. Стефани кивает, не выдавая эмоций. -Какие у вас физические ощущения? Я тру ладони. -Слегка потею, - шепчу я, словно кто-то может меня подслушать. - И у меня стеснение в груди, словно так что-то застряло. - Я стучу пальцами по грудной клетке. - Словно там застрял кусок мяса, который я плохо разжевал, и я его чувствую при каждом вдохе... Ой, мне трудно это описать. -Вы это хорошо описали. Еще ощущение беспокойства. Абсолютно адекватная реакция на завтрашнее собеседование. -Но это ведь не какая-то престижная работа в Сити, верно? Всего лишь в маленьком кафе. -Не скромничайте. Это шаг вперед; любые перемены заставляют нас нервничать. В этой жизни у нас нередко возникает опасная уверенность, что все должно даваться легко и просто. Но жизнь сложная штука. Бывают времена, когда мы неизбежно ощущаем тревогу, беспокойство или неопределенность. Собеседования при поступлении на работу - один из таких случаев. "Я уверена, что Жан даст тебе работу", - сказала вчера по телефону мама, снова стараясь меня ободрить, но не понимая, какие обидные вещи она говорит. Я кусаю губу и стараюсь не злиться. -Вы нервничаете, это хорошо, - вливает в меня оптимизм Стефани. - Вы сталкиваетесь с жизнью на ее условиях. -Когда я стал учителем в школе, знаете, что сказала мне мама? Она качает головой. -Она сказала: "Молодец, но я сомневаюсь, что на эту работу было много желающих". Реакция у Стефани не такая, какую я надеялся увидеть. Мне хотелось, чтобы она ударила ладонью по столу и воскликнула: "Разве можно так говорить?!" Она же спокойно спрашивает: -Вы боитесь сердиться? -Нет, - отвечаю; внутри меня бурлит злость. -Кенсу, ваша злость - это батарейка, в которой содержится электроэнергия для перемен. Не сдерживайте ее, пусть она толкает вас вперед. Я хочу закричать но не могу. -Гнев не всегда негативная реакция. Не бойтесь его. -Я не боюсь, - лгу я. -Давайте снова посмотрим на вашу мать. -Что бы я ни делал, все было плохо! Все! Я вспоминаю тот вечер, когда я подслушал, как мама и папа говорили о Лухане. В тот день мы в первый раз отвезли его в школу. Папа разозлился тогда из-за того, что мама отказалась выпить вина, чтобы успокоиться. -"Трудно не любить Лухана больше, чем его", - говорю я Стефани, вспоминая мамины слова, которые больно меня ранили. Я гляжу на Стефани. -Я сидел на ступеньках лестницы, хотя должен был уже спать. Они разговаривали на кухне. Она сказала: "Трудно не любить Лухана больше, чем его", - повторяю я, даже не осознавая, что ношу этот разговор с собой больше десяти лет. - Она не любит меня так, как любит Лухана. Никогда не любила и не будет любить. Я всегда вызывал у нее разочарование. И вот я такой и получился. Ни работы, ни перспективы, я ничто, зря занимаю место на этом свете... Я замолкаю, колеблюсь. -Тут больше никого нет, - говорит она, словно читает мои мысли. Я кричу, потом кричу еще и начинаю рыдать. -Знаете, мама хотела, чтобы я вернулся в Пусан. - Я вытираю глаза, мне хочется, чтобы у меня не было этих эмоций, отравляющих меня изнутри. - Ей ужасно не нравилось то, что я живу у тети Вив, но это не имеет ко мне никакого отношения, это ее ревность, ее недовольство. Она терпит тетю Вив, но до сих пор не простила ее. Ей страшно не нравится, что мы так близки. Тетя Вив сполна заплатила за то, что совершила. Ее не простила даже бабушка Сью. А я всегда думал, что родительская любовь слепая и самоотверженная, что она все прощает. -Вы не вернетесь домой? -Ни за что. -Почему? -Потому что там начались все мои проблемы, - отвечаю я, даже не сознавая, что всегда это чувствовал. Я достаю из пачки еще один одноразовый платок. - Вы можете мне помочь? -Вы сами стали это делать. -Когда все это уйдет, вся боль? -Вы не сможете избавиться от нее силой, Кенсу. Вам надо дать себе время, ведь мы только начали занятия. Нам надо работать изнутри. Вы цепляетесь за многие вещи из вашего детства. Пора избавиться от них. Сегодня вы поступили правильно. -Мама называла Чанеля "тот человек". Она была права насчет его, но я, конечно, не желал ничего слушать. Мне казалось, я люблю его. Вам знакомо чувство опьянения кем-то? - Я закрываю глаза, улыбаюсь. - Оно даже лучше, чем секс. Первые недели были окутаны розовым сиянием, сладким предвкушением. Я хочу испытать его снова, но с тем мужчиной, который мне нужен. Хочу ощутить себя живым. Сейчас я мертв внутри, я банкрот. - Я открываю глаза. - Без спиртного мне было негде скрывать эти чувства. -Их не надо было скрывать от себя. Надо было их осознать, признать. Это болезненно, но изменения приходят через страдание. Вы можете быть счастливы. Ничто не мешает вам встретить кого-то и снова влюбиться. Вы можете испытать эти чувства, но я часто даю своим клиентам такой совет: никаких близких отношений в первый год лечения. Прежде всего вам надо укрепить близкие отношения с собой. -Вот это меня пугает. -Что это? -Я боюсь выяснить, кто я такой.