***
В тот момент, когда я закладывала заварку вместе с ягодами и сиропом во френч-пресс, зазвонил домашний телефон. — Я слушаю, — я «обняла» плечом трубку и продолжила готовить чай. — Афина, доброе утро, — это был Кевин. Мои пальцы на секунду застыли над френч-прессом. — Здравствуй. — мой голос был нейтральным. — Как ты? — Хорошо. Чай завариваю. А ты позвонил зачем? Чтобы это выяснить: чем я занимаюсь воскресным утром? — Афина, мне надо с тобой поговорить. Прошу. Пожалуйста. — Кевин, нам уже давно не о чем говорить. — Афина… — Нет. — я была непреклонна. — Я уже поднимаюсь к тебе на этаж. — Уходи. Я не хочу говорить с тобой ни о чем. Кевин молчал. Раздался уже звонок в дверь. — Открой, давай всё обсудим… Все планы пошли насмарку. Пришлось открыть. Кевин стоял в дверях. С цветами. — Здравствуй, Афина. — Привет, — я отступила назад. — Твои любимые, — Кевин протянул букет. Это были герберы. Я нехотя взяла цветы. — Проходи. В гостиную. Я оставила цветы на кухне, закрыла баночки с чаем, убрала сироп в холодильник.***
Мы оказались в гостиной. Я села в свое любимое кресло у окна. Под плед. А Кевин — на диван. Расстояние между нами было приличным, потому опасаться нечего. Я устроилась удобнее. — Говори. Я внимательно слушаю. Кевин был взволнован и напряжен одновременно: — Афина… Я… Я хотел спросить: неужели у нас больше нет шансов всё наладить? Может, попробуем еще раз? — О, Боже, как я устала от всего этого… — я буквально застонала. — Кевин, пойми, просто пойми: ничего вернуть уже нельзя. Потому что ничего не изменяется, сколько бы мы не старались. — Но я хочу и вернуть, и стараться. Для нас. Я люблю тебя, Афина, понимаешь? — Я устала от этой бесконечной игры в возвращения-исчезновения-клятвы-одиночество! Ты (!) хочешь всё вернуть? Ты? А у меня ты спросил — хочу ли я этого? Я тебя ждала. Я надеялась, что всё будет. Семья. Любовь. Работа. Но в итоге — перегорела. Я устала быть одна. Ждать. Слушать оправдания за сорванные свидания и планы. Твои депрессии. Эгоизм. Кевин, я такой же живой человек. У любого человека есть терпение. Есть грань в этом терпении, переступив через которую, пути назад просто нет. У меня — все лимиты исчерпаны. Любви. Ожидания. Тепла к тебе. Ласки. Даже ненависти. И той нет. Обыкновенное равнодушие. Что ты хочешь? — Я остановилась, и смотрела на него. Кевин сидел с потерянным лицом, вспотевшими ладонями, и боялся сказать даже слово. — Я люблю тебя. — А я — не люблю тебя! — я вдруг взорвалась таким гневом, что схватила вазу, и она с грохотом упала на пол, разлетевшись на осколки. — Я с тобой быть не хочу больше. Никак! — Афина… — Кевин остолбенел. То ли от неожиданности этой сцены, то ли от слов, которые услышал. Гнев на моем лице сменился тем нейтральным выражением, с каким я открыла входную дверь. — А что, ты думал, я буду любить тебя вечность? Реветь из-за нашего разрыва или бегать за тобой? Кевин моргал. — Наши отношения себя исчерпали. У меня к тебе нет никаких эмоций, кроме деловых. Пора тебе, Кевин, принять это и жить дальше. Я счастлива в свободе. Он молчал. — Уходи. И не надо мне звонить. Если будут вопросы по проекту, то оставляй их у Кристины, или решим на совещаниях. Никаких отношений, кроме деловых, у нас не будет. Всё. Уходи. — Я встала с кресла. Кевин молча прошел в коридор, взял с вешалки одежду и вышел из квартиры. Спустившись с лестницы, он повернулся к моей двери, но увидел лишь то, как она закрывается.***
Действительно, у каждого человека есть грань терпения, переступив через которую дороги назад — нет. Я с облегчением закрыла дверь в квартиру, открыла форточку в гостиной и вернулась к приготовлению чая. Цветы я выбросила. И до обеда я погрузилась в страну любимой книги.***
Запахи августовского вечера были волшебными. Ароматные травы и пряности на кухне, любимый чай и расслабляющая ванна с маслами розы и сосны.