***
Наша спальня утопает в полумраке. Бра на стенах создают атмосферу таинственности и чувственности… Большая кровать, застеленная шелковыми простынями… Они мягко охлаждают тело… Я предвкушаю наслаждение… Губы Алана нежными поцелуями касаются моих щек, губ, кончика носа, потом снова дыхание обжигает страстью губы… Алан спускается ниже — к шее — ямочке у горла, — его губы мягко целуют углубление, и я вздрагиваю от эмоций. Путешествие его губ продолжается по ключицам, плечам, груди… Я тихо постанываю от волн приятности. Руки Алана мягко касаются ложбинки между грудей, и он дарит нежный поцелуй губам. Это блаженство… Мои руки обхватывают его голову и пальцы зарываются в волосы… Он опускается к соскам — и целует их, легко прикусывая, а затем обводит языком вокруг, и нежно посасывает, гладя при этом грудь, живот и кончиками пальцев будто бы наигрывает мелодию любви. Я выгибаюсь ему навстречу, и он улыбается — я слышу это по его движениям. Губы нежно и страстно завладевают моими. Я в порыве эмоций обнимаю его за шею и прижимаюсь в движениях губ еще теснее к Алану. Его мягкий баритон шепчет мне на ухо: — Моя Богиня… — губы продолжают танец, тело подхватывает ритм, и кончики его пальцев опять ласкают всю меня — каждый миллиметр. Шею, область за ушами, горло, грудь, живот, пупок, он опускается к бедрам. Мои стоны всё громче. Он чувствует и видит, как я извиваюсь вместе с его нежными пальцами… Алан что-то шепчет, а я слышу лишь его руки, губы и тело, которое скоро нависнет надо мной в очаровательных движениях… Он целует меня, гладит, я шепчу его имя… Его голос отзывчиво улыбается. Я чувствую, как постепенно погружаюсь в нирвану, как возбуждение нарастает… Он губами поднимается наверх мучительно-медленно. Растягивает ласки и удовольствие… Боже… Желание бурлит во мне… — Моя Весна… — его шепот ложится поцелуем на губы… И Алан входит в меня… Вселенная разлетается… Мягкие, глубокие движения растекаются по моему телу ответной страстью… Он берет меня нежно, трепетно, но и сильно… — Афина… Я обвиваю его за талию ногами, и мы двигаемся в унисон… Я кричу от эмоций. Он ловит мои губы при каждом крике и пропитывается им, а я — растворяюсь в его страсти. Невесомой и желанной. Я извиваюсь змеёй под тяжестью его тела, держась за плечи: — Моя любимая… — его голос сводит с ума, и от этого я еще теснее беру его в объятия. Он улыбается и целует меня жадно, со стоном наслаждения, он задыхается от него. Мои крики и стоны заполняют комнату, и мы оба плывем в ощущении неземного блаженства. Я смотрю Алану в глаза и обнимаю, прижимаясь к груди, и целую в шею. Мои глаза светятся счастьем. — Моя Афина… — шепчет мне Алан, смотря в глаза. Я улыбаюсь, и целую его нежным прикосновением к губам. — Люблю тебя, Алан… — шепчу я тихо-тихо… И Алан обнял меня трепетно. Вдохнув запах моих волос.***
Тишина. Обычно, находясь в ней, я ощущаю спокойствие и умиротворение. Но не в этот раз. Я стоял у окна, в халате, и наблюдал за тем, как город сонно, тихо дышит, не шевелясь авеню и шоссе, и не моргая глазами-окнами домов, магазинов и офисов. За моей спиной, в кровати спит любимая женщина. И мне сейчас, в это ранее утро, — я бросил взгляд на часы на столе, — 4 часа, — нужно принять решение о полете в Канаду на две недели. Это самое тяжелое решение в моей жизни. Одно. И впервые я ощущаю его неподъемность. Так ли на самом деле Афина спокойна, или это её сдержанность? И что будет, если я останусь здесь и позвонив через пару часов Гленну, откажусь от встречи с продюсером, и от фильма? Я повернулся к кровати и смотрел, как спит Афина. Мне не хотелось оставлять её. Не хочется терять ту гармонию, которую я ощущаю. Но нужно сделать шаг. В неизвестность. Я улетаю. Не на год. А всего на две недели. И время пролетит быстро. За работой всегда так бывает. Я понимал, ощущал и чувствовал, что уже сейчас, в эти одинокие 4 утра, в тишине собственного дома, скучаю по Афине. И эта тоска будет утром, днем, вечером, ночью и следующие четырнадцать дней в разлуке. Но всё складывается так, что эта разлука нам необходима. И я понимаю, что рискую абсолютно всем, — и знаю, что это будет испытание для нас с Афиной. Я прошёл в ванную, и сбрызнул лицо прохладной водой в надежде прогнать вон мысли, а потом лег в постель и, слушая тихое дыхание Афины — задремал.