***
По моим ощущениям, было где-то примерно двенадцать — начало первого часа, когда раздался дверной звонок. На мне были джинсы и лёгкая льняная рубашка, поэтому, все «отметины Кевина» — «зашторились». — Привет, Герман, — я открыла дверь улыбаясь. — Привет, Афина, — Герман зашел в квартиру. — Проходи. Чай, кофе будешь? — мы зашли в кухню. — Чай, если можно, — улыбнулся Герман. — Присаживайся, — я включила чайник, накрыла быстренько на стол. — Афина, что случилось? — Герман смотрел, как я слегка напряженно ищу что-то в холодильнике. — Где лимон? — бормотала я себе под нос… — Афина, сядь. Я не хочу лимон, — опять улыбнулся Герман. Чайник тем временем закипел. Я разлила чай по чашкам, и села. — Что с тобой стряслось? — Герман миролюбиво смотрел на моё лицо. Я молчала, собираясь с мыслями. Он ждал. — Кевин… — начала я… — Герман от неожиданности замер с чашкой в руке, так и не донеся её до рта. — Что — Кевин? — спросил Герман, смотря на меня. — Был здесь… — продолжила я… — Так. И что? — Чашку Герман поставил на блюдце. — Он… — меня начало потрясывать… Герман молчал, и не торопил меня… — Он меня… — Что он сделал с тобой, Афина? — Голос и лицо Германа выражали тревогу. — Кевин изнасиловал меня… — и я отвернулась от Германа, чтобы он не видел моих слёз. — Он ЧТО с тобой сделал???!!!??? — Герман охрип, побагровел от ярости и, побледнел от бешенства… — Господи!!! Афина, дорогая, когда??? — Несколько дней назад. — И ты молчала??? — не поверил услышанному Герман. — Ты же меня знаешь… я только сегодня более-менее пришла в себя, если это можно так назвать. Герман онемел на некоторое время, потом все же смог совладать со своими эмоциями и спросил: — Зачем он это сделал? — он встал и налил еще кипятка в наши чашки. — Он не может смириться с тем, что я его бросила, — я смотрела на Германа. — И что? Из-за этого надо тебя изнасиловать? — кипел он, всё еще ощущая шок от моего признания. — Не знаю, Герман, — я пожала плечами. — Но это не самое страшное. — Не самое? А что еще? — У меня есть мужчина. И он не знает совершенно ничего ни о Кевине, ни тем более, о том, что он меня изнасиловал. После угроз. — Угроз? — Да. — И я всё — от первого слова и до последней точки рассказала Герману. Он слушал внимательно. Кивал, менялся в лице, но молчал, пока я не закончила. -…Вот изнасилованием и кончилось. А мужчина мой — это Алан Дженнингс. — Герман присвистнул и одобрительно улыбнулся, — не думал я, что у вас с ним роман. И что ты намерена делать? — Не знаю. Пока Алан в отъезде — мне нужно вернуться в нормальный внешний вид и психологически освободиться от этой ситуации. — А через сколько он вернется? — Через две недели. Уже меньше, чем через две, конечно, — я улыбнулась, — так что времени у меня мало. — Ты вернешься на работу? — Вернусь, но совещания посещать не буду пока. Слишком тяжело, сам понимаешь. — Да, понимаю Афина, но — не выйдет. Так уж сложилось, что твой отдел отвечает за мероприятие и ты — само собой. Но поскольку и я тоже участвую в этом проекте, то могу тебя страховать, если хочешь: и на совещания к Кевину пойдем вместе. — А это удобно? — А у тебя есть выбор? — вопросительно посмотрел на меня Герман, недоумевая. — По сути — нет. — Вот и не забивай себе этим голову. Пока Алана нет — на работе буду тебя охранять я. И звонить вечером домой, если позволишь. — Алан заревнует, — улыбнулась я. — Его пока нет. А потом — я исчезну. Кстати, как ты ему обо всем скажешь? — Вот это — самое трудное и страшное. Я не представляю даже примерно, как он отреагирует. И боюсь, что если он узнает, то он бросит меня. — Перестань. Это глупости. — Это серьёзно, Герман. — Позлится и успокоится. Не повесит же он тебя! — возмутился Герман. — Не знаю… — протянула я… — Не знаешь чего? — Его реакцию и её последствия. — Я тоже, но предполагаю, что всё будет нормально, и он поймет тебя, и вы не расстанетесь. Ты его любишь? — Да. — И ваше чувство с ним взаимно? — Да. — Ну вот, — Герман улыбнулся. — Без трудностей жить невозможно. У любви тоже есть испытания. И я точно знаю, что вы с Аланом преодолеете их. Теперь уже я улыбнулась на эту фразу Германа. — Спасибо тебе за поддержку. — На счастье, Афина, — он обнял меня по-дружески. Мы еще некоторое время поговорили о его семье, делах. — Я скажу, что ты приболела, и дней пять у тебя будет тихое время. — Хорошо. Спасибо тебе еще раз. — Не за что. Держись, Афина, — Герман еще раз обнял меня, и уехал в офис, пообещав, что обязательно предупредит Кристину.Глава 53
15 декабря 2018 г. в 01:40
— Афина, уже начало десятого, а кабинет твой закрыт. Ты где? С тобой всё в порядке? — я услышала сквозь сон взволнованный голос Германа.
— Меня сегодня не будет на работе, Герман.
— Почему?
— Личные обстоятельства.
— Афина, всё точно нормально?
Врать Герману не было никакого смысла.
— Нет, не в порядке, — я постаралась вдохнуть.
— У тебя странный голос.
— У меня неприятности.
— Афина, что случилось, скажи толком.
— Не по телефону.
— Я приеду в обед. Жди меня.
— Хорошо. Спасибо тебе, Герман.
В телефоне послышались гудки. Я на ощупь положила телефон на прикроватный столик, и не открывая глаз попыталась понять — проснулась ли я, и вообще жива, или всё это сон — длиною в вечность? Мышцы тянуло и скручивало, руки затекли и кое-где были гематомы, но меня успокаивало хотя бы то, что я могу двигаться. И того ощущения «одеревенения», как ночью — уже не было. Я нащупала ступнями тапочки, влезла в них и халат, и опять пошла в ванную. Расслабиться. Сосредоточиться. И попробовать отпустить воспоминания произошедшего — я должна была этим заниматься сейчас, но именно ритуал «отпустить воспоминания» — как самого факта насилия, так и его телесных и душевных последствий, — было самым тяжелым. Я приняла ванну. Сидя в ней, я думала о предстоящем разговоре с Германом: как ему всё это сказать, что замолчать, что открыть, и самое главное волнение вызывала реакция Германа на всё мной сказанное. Что будет? Герман мой друг и он сейчас единственный, кому я могу это всё сказать. Потом мои мысли плавно ушли в сторону Алана — ведь и ему придется всё сказать. Будем ли мы вместе после этого? Но Алану — однозначно, говорить об этом нужно только после его возвращения из Канады. А пока его нет — приходить в себя. На мой взгляд, такое решение было единственно разумным.