The Book of Dreams

Могут ли страхи иметь человеческое лицо? Вполне. У каждого из нас есть свои демоны. Ярость, неуверенность, паника, патологическая сдержанность. Ревность. Бежим ли мы от них? Кто-то да, кто-то сражается с ними, а бывают такие демоны, которые существуют независимо от того — воюет ли с ними человек или нет. И это самое страшное. Не всегда страх подвластен нам, чаще — мы ему. Людские эмоции, сдерживаемые в тех или иных ситуациях, — живут. И если их не показывать, то рано или поздно, всё отразит наше тело… Время шло. Я вернулась на работу. Занималась рутинными делами, бумагами, отвечала на электронную почту, договаривалась о предстоящих встречах, но был существенный нюанс во вроде бы налаженной жизни. Я молчала. Когда я вернулась в рабочую среду, Герман зашел ко мне и сказал, что мое отсутствие он объяснил коллегам, как отпуск за свой счет на несколько дней. Поэтому, особо никто мне в душу не лез. Только Герман знал о выходке Кевина. Но вот чем ближе было возвращение Алана, тем отчетливее я понимала и чувствовала, что разговора не избежать. И этот разговор будет одним из самых трудных. Как начать? Даже нет, как подвести к разговору, но так, чтобы быть понятой? Просматривая очередной номер журнала «Кино», во время обеденного перерыва, я бегло обратила внимание на колонку Лизы Гай «Психологическое кино». Она писала: «Могут ли страхи иметь человеческое лицо? Вполне. У каждого из нас есть свои демоны. Ярость, неуверенность, паника, патологическая сдержанность. Появились ли эти эмоции в нас случайно? Нет. Всё имеет свою причину и результат. Люди живут друг с другом рядом, вступают в личные, профессиональные отношения, играют разные роли. И бывает так, что невпопад сказанное слово, совершенное действие что-то делает с человеком. Началось зарождение эмоций. Они могут остаться сами по себе, а могут трансформироваться в чувства. Бежим ли мы от них? Кто-то да, кто-то сражается с ними, а бывают такие демоны, которые существуют независимо от того — воюет ли с ними человек или нет. И это самое страшное. Не всегда страх подвластен нам, чаще — мы ему. Людские эмоции, сдерживаемые в тех или иных ситуациях, — живут. Мы даже можем и не знать, что они внутри нас. И если их не показывать, то рано или поздно, всё отразит наше тело…». Лиза Гай была психологом и режиссером-документалистом. Дочитав статью из колонки до конца, я еще секунд 30 смотрела на название: «Заложники страхов, или режиссеры собственной жизни?». Во мне появилось осознание, что Кевин чем-то напоминает зацикленного человека, и вероятно, его желание взять меня силой было похоже на страх. Его страх. Но результатом его поступка стало то, что меня начали мучить кошмары. Я просыпалась вся в поту, с бешено колотящимся сердцем и шла в ванную, на ватных ногах от ужаса. И сейчас, когда я сидела и читала журнал, я ощутила привкус тошноты, подступающей к горлу. Мои руки вспотели, сердце опять начало биться сильнее, и мне нужно было приложить усилие для того, чтобы встать с кресла и посмотреть в окно… Я не смогла встать. Тогда я силой развернула кресло к окну, и, ухватившись сначала за подлокотники, а потом за подоконник — встала и посмотрела на стекло. Панорамы за — я не видела. Я обливалась потом. Дрожала. В моей голове проносились сцены унижения. Я вспоминала, как Кевин садистски перевернул меня на живот, и не предупреждая вошел сзади — очень резко и больно, до такой степени, что я кричала. Он хватал меня за талию, еще как-то издевался, но я от шока этого всего не помнила. У моего страха было человеческое лицо… И я расплакалась… Эти эмоции были сильнее меня. Мне было страшно. Я была один на один с чувствами. Один на один с тайной. Один на один с жизнью. А разве один — в поле воин? А тем временем до приезда Алана оставалось чуть больше недели…