Проблемы реинтеграции

Мина покинула дом тихо: Линнер, конечно, слышала, как она собиралась, но, поскольку представления о том, чем будет заниматься ближайшие пять дней, она понятия не имела, то и вмешиваться в распорядок дня Мины не стала. Кроме того, она заприметила в доме знакомые ей терминалы информационного доступа, которые наконец-то могли ей пригодиться, а объяснять, откуда у нее кода доступа Коро, не хотелось: несмотря на то, что женщина была настроена явно дружелюбно, раскрывать перед ней все карты — решение явно опрометчивое. В доме других жильцов не было, так что стоило Мине выйти за дверь, как Линнер вскочила с постели и бросилась исследовать жилье. Дом оказался двухэтажным с небольшой мансардой, где помещалось лишь кресло да голографический камин. Впрочем, был также и выход на балкон, увитый ярко-желтым плющом — на сей раз вовсе не голографическим, а самым настоящим, с колючими цепкими листьями и упругими тонкими ветвями, стремившимися вверх, к солнцу. Второй этаж, отданный под спальни, оказался совершенно безликим и безжизненным: три совершенно одинаковые комнаты, словно ожидающие гостей. Линнер пыталась уловить в воздухе хотя бы какие-то следы бывших постояльцев: тонкие различия в запахах или хотя бы разницу в возрасте поверхностей, однако ничего не выходило. Первый же этаж, с крошечной верандой с выходом на кухню, вновь нес на себе пусть и слабый, но оттенок личности. Мина определенно любила натюрморты: практически любое свободное место было занято рамкой, затянутой полупрозрачной пленкой, что бережно прикрывала от пыли рисунки. Поначалу это показалось Линнер странным: с унифицированностью местного общества разнообразие творчества мало сочеталось, однако, приглядевшись, она поняла, что каждая из картин состояла из одних и тех же элементов (вероятно, одобренных очередным комитетом). Несколько вариантов цветов, каждый из которых может быть изображен в одних и тех проекциях; утвержденные формы и размеры ваз; фон, повторяющийся от одного картины к другой. Удивительно, что из такого малого количества элементов кому-то удавалось все же создавать приятные глазу и гармоничные изображения. Самым любопытным, впрочем, в доме Мины оказалось вовсе не это. Куда более интересно было то, что Линнер ощущала здесь нечто странное: вчера, измотанная перемещением, она и не заметила этого (если, конечно, не выбрала именно этот дом как раз за отголосок чего-то знакомого). В доме Мины словно сходились в одну точку разные таймлайны, концентрируясь где-то в неощутимом месте. Линнер с параноидальной тщательностью изучила каждый уголок в поисках источника нетипичных возмущений, а затем повторила поиск — и все же не нашлось абсолютно ничего. Лишь в воздухе словно витал шлейф своеобразного аромата, воспринимаемого Линнер теми органами чувств, которые доступны ей как таймлорду. Признав попытку неудачной, она перешла к следующему этапу своего плана и запустила информационный терминал, собираясь ввести подсмотренный давным-давно код авторизации Коро: неизвестно, ведутся ли какие-то логи входов, однако выбора у нее не было… Или все же был? Рука Линнер замерла над панелью. Десять дней назад она занималась имитацией бурной деятельности по разработке телепортации, и Коро не так часто присутствовал при этом, однако он по-прежнему сопровождал ее в прогулках. Она знала, что помимо личных, существуют и терминалы общественного доступа. Достаточно выбрать правильный день, и тогда доступ Коро покажется куда более логичным. «На пятый день», — вспомнила она. Неужели Мина имела в виду именно это? Линнер припомнила события последних десяти дней, однако никакой подсказки не нашла: пять дней назад не случилось ничего занимательного, если не считать небольшого нарушения однородности поля. Впрочем, подобное происходило регулярно — пусть и настроенные на одну волну, обитатели Планеты-1 все же различались, и достаточно было кому-то заболеть или встревожиться, как по глади расходилась едва уловимая рябь. Десять дней назад она совершенно точно побывала за пределами госпиталя — обыкновенная прогулка, не отличившаяся ничем занимательным. Более того, Линнер отлично ее помнила, а значит, с самой собой она не пересеклась. Покусав в нерешительности косу, она все же забралась в гардероб Мины, извлекла чистую одежду и, облачившись в кремового цвета костюм, осторожно вышла на улицу. У нее было достаточно времени понаблюдать за поведением местных жителей, чтобы чувствовать сейчас себя хотя бы относительно уверенной в способности мимикрировать под них — повторять опыт своего первого появления здесь ей вовсе не хотелось. Так что она чуть опустила взгляд (местные предпочитали не смотреть друг другу в глаза), расправила плечи (наверняка даже осанка у них стандартизирована!) и неторопливо зашагала в сторону центральной площади, на всякий случай закрутив косу вокруг головы под легким платком. Здесь десять дней назад она разглядывала карусель и впервые задалась вопросом, почему ни разу не видела детей. Для кого же тогда построили аттракцион? Тогдашняя прогулка была в послеполуденное время, как обычно, — сейчас же солнце едва подбиралось к зениту. Такая же безжизненная карусель стояла посередине площади и нелепо радостно мигала гирляндами. Поймав заинтересованный взгляд случайного прохожего, Линнер спохватилась и изобразила совершенное равнодушие к происходящему. Заприметив краем глаза магазин сувениров (почему она раньше не обращала внимания и на него тоже? Зачем и для кого здесь продают сувениры?), она размеренно направилась к нему — прежде всего, чтобы скрыться с чужих глаз. И очень надеялась, что ей не придется общаться с продавцом. Впрочем, внутри было пусто; и даже витрины с невзрачными открытками и статуэтками были прикрыты тканью. Зато около входа стоит информационный терминал, так что Линнер подошла к нему и, прикрывая ладонью код от вездесущих видеокамер, быстро ввела набор цифр и букв. И первой эмоцией стало разочарование: не то, чтобы она всерьез ожидала, что стоит ей ввести пароль, как тут же откроются все тайны Планеты-1 (а лучше бы и Планеты-2), но увидеть лишь набор энциклопедических разделов она точно не ждала. «История», «Технологии», «Информационные системы», «Биология», «Медицина» и так далее — вот к чему давал доступ терминал, и быстрая проверка показала, что внутри, и правда, всего лишь сухие факты. И все же Линнер методично проглядывала один раздел за другим, переключив разум в режим ускоренной обработки информации — хорошо, что в магазине никого нет, иначе она могла бы показаться весьма странной покупательницей, недвижно замершей у терминала, чтобы не мигая читать пробегающие строки текста. А затем она наткнулась на что-то интересное — ощутила это крошечной запинкой, отложенной в буферы памяти информацией, нестыковкой, подмеченной работающей на подсознании сейчас логикой. Остановившись, Линнер хорошенько проморгалась — не первый раз она забывает об этом! — и перечитала несколько страниц текста из раздела «Эволюция». Это, действительно, было странно. И даже нелогично. Жители Планеты-1 походили на гуманоидов — даже слишком сильно походили — и происходили от общего предка, изображение которого заставляло вспоминать земных обезьян. Однако никакие эволюционные ветви к этому предку не вели. Он как будто просто взялся ниоткуда: типичный, обыкновеннейший гоминид, изображенный с палкой в руке. Единственное млекопитающее животное на Планете-1. Единственное вообще животное на Планете-1, населенной как будто исключительно мелкими насекомыми и потомками вот этого примата, сурово глядящего на нее с экрана из-под тяжелых надбровных дуг. Примат на экране шевельнулся: включилась голографическая проекция — видимо, Линнер провела достаточно времени на странице, чтобы система решила, что она прочла всю информацию — и погрозил ей палкой. Линнер удивленно приподняла брови и показала примату язык. Любопытно, впрочем, было и кое-что еще: если до появления суровой человекообразной обезьяны история была просто чистым листом, то после казалась листом, яростно истыканным ножом. Она пестрила лакунами и нестыковками. Цивилизация Планеты-1 никогда не смогла бы так быстро дойти до уровня практического применения антиматерии, как представлялось по данным информационного терминала — если, конечно, кто-то не помог ей. Однако перед тем, как отправиться сюда, Линнер провела базовую сверку данных: таймлайн Планеты-1 выглядел достаточно прямолинейным, темпоральные флуктуации находились в пределах нормы. Ничего, что объяснило бы ускоренную и «рваную» эволюцию планетян. Закусив нижнюю губу, Линнер пролистала еще несколько статей, пытаясь найти какое-то логичное объяснение — например, информация могла быть намеренно искажена с тем, чтобы переформатировать историю под идеологические принципы. Весьма типично для любых тоталитарных режимов. Однако выявить какую-то логичную связь между исключением из истории элементарных и необходимых ее периодов и «тезисом идентичности» ей не удавалось. Разве только… — Извините, но не требуется ли вам помощь? — кто-то тронул ее за плечо. Нет, не так. Что-то пронзило ее плечо, мгновенно распространяясь по каждой клетке ее тела; что-то заставило ее вздрогнуть, закричать, заставить себя замолчать, сбросить чужую руку, схватиться за нее, ослепнуть и оглохнуть, увидеть себя чужими глазами — все одновременно. Линнер отпрыгнула в сторону и попыталась отдышаться. А затем подняла взгляд и столкнулась с встревоженным взглядом слишком хорошо знакомых ей голубых глаз. На слишком хорошо знакомом ей лице были веснушки — хорошо знакомое ей количество (она пересчитала их однажды от нечего делать, а затем сверяла количество в течение двух месяцев). Незнакомым был только высокий длинный хвост вьющихся золотистых волос: она-то сама предпочитала косу и крайне редко изменяла привычке. Линнер смотрела на саму себя — в желтом костюме (надо запомнить, что этот цвет ей не идет), с подкрашенными алым губами (никогда не делать этого!). И никогда не округлять глаз так: она выглядит нелепо и по-детски. И почему у нее такие круглые щеки — в зеркале скулы казались впалыми, но вот здесь, под неярким желтоватым светом магазинчика, она видела, что щеки круглые и даже как будто пухлые. А еще она думала, что выше ростом. И вообще, предполагала, что выглядит куда более внушительно и впечатляюще, чем та, на кого сейчас смотрела. — Вы в порядке? — участливо переспросила Линнер в желтом. И тут Линнер осознала нечто куда более важное. — Да, все хорошо, — пробормотала она и надвинула платок на лоб. — Я просто замечталась. И, не успев дать второй Линнер шанса что-то возразить, она выбежала из магазина и, петляя по переулкам, скрылась в глубине города. Вот только она слишком хорошо себя знала и была уверена в том, что непременно последует за подозрительной незнакомкой, пусть даже и не сразу поймет, почему лицо так ей знакомо. Почему она себя не узнала? Почему она себя не узнала? Мысль билась в голове в такт ее пульсу и не давала покоя. Это совершенно точно была она сама — ведь иначе касание не имело бы значения. Но почему она коснулась самой себя, она ведь прекрасно знает, к чему приводят подобные эксперименты? Она сама, вот буквально в этот самый день, сделала все, чтобы не встретиться с самой собой. И… встретилась, таким глупым и нелепым образом. А затем Линнер вспомнила кое-что другое: странный темпоральный шлейф в доме Мины, ее оговорку, когда та поздоровалась с ней на «ты», хоть и тут же поправилась. Ее подозрительное радушие и подсказку насчет пятого дня. И, ощущая себя пойманной в паутину безвариантных выборов, заторопилась обратно: у нее было теперь очень много вопросов.