Я и Эдди

             Эдди та-ак соблазнительно ест кексик. Такой рассыпчатый. Вкусный. С клубничкой. Облизываюсь. Эдди! Дай кекс! Я только откушу с краешку! Лезу к нему, с тихим вскриком Эдди брякается на кухонный пол вместе со стулом. Ой. Эдди, кексик не откусился, он весь снямкался. Сижу, делаю ангельскую моську. Вкусный кексик!       — Вообще-то, — говорит Эдди, продолжая лежать на полу, — это был мой кекс. А ты свою котлетку уже сожрал! —тычет пальцем мне в нос.       Ловлю палец и начинаю его кусать. Вкусный пальчик! Так бы и съел! Но нельзя! А то Эдди обидится и не будет разговаривать. А то и того хуже — заставит спать внизу. Иногда, когда он на меня дуется, он не разговаривает, но спать с собой разрешает. Так-то всё лучше. Намного! А ещё так придёшь к нему, когда он вроде как обиделся, завалишься рядышком, фыркнет, но всё равно разворачивается и крепко-крепко обнимает. Люблю Эдди! Накидываюсь на него с облизыванием. Орёт и ржёт.       —Уйди, слюнявый! — взвизгивает Эдди с задором в голосе. Как же я его люблю!       Я и правда замираю, прекращая его слюнявить. Чую сильный запах Багрянца. Никки чую. Кремушек! О! Покатайки устроим! Эдди! Лаю. Принюхиваюсь. Чем-то ещё пахнет. Или кем-то. Не пойму. Запах другой и ещё более слабый, чем даже у Кремушка.       — Ты чего? — шепчет Эдди, так же, как и я, посмотрев на дверь. — Кто-то в гости идёт?       Киваю и бегу к двери. Сажусь перед ней. Готовлюсь прыгать! Дверь медленно открывается, и я как выпрыгну! И с маху в Багрянца. Вот ведь туша неподъёмная. Даже не шелохнулся. И смотрит как на идиота. Сам ты пингвин! ЭТО ЧО ТАКО?!       — О, Эдди, а ты чего на полу валяешься? — спрашивает Никки, заходя в дом. Он еле мимо Багрянца протиснулся.       Я за ним следом. Большими глазами смотрю на!.. Уже трёх медвежат в руках! Это чотако?! Эдди! Почему у нас ещё ни одного нет?! А у Никки уже трое! Я щеняток хочу!       — Смотрю, твоя медвежья гвардия растёт, — хохочет Эдди, поднимаясь с пола.       — Ага, — кивает Никки, радостно улыбаясь от уха до уха. — Багрянец ни фига не рад. За что получает по уху!       Багрянец, зайдя в дом, тут же заныкался под стол. Дурачок, что ли? Фыркаю в его сторону и разворачиваюсь к Никки. Мелкие такие забавные! Как Никки их троих вообще держать умудряется? Сам как колобок, ещё и этих колобков держит. Милота!       — Пушистик будет хорошим папой! — кивает на меня Никки.       Я не Пушистик! Я Пушистый! Неправильно ты сказал, Никки! Медвежонок меня за нос лапой поймал, зажал так забавно, мордочкой водит. У! Мишка-шоколадка! А почему два коричневеньких, а не беленьких? Ой, Кремушек между ними зажатый спит. Сидит. Висит… Как Никки их держит?!       — Всё! Устал, — ойкнув, Никки посадил малышню на пол, и те бегом помчались к папаше. А тот сидит… вернее, лежит под столом и прячется от них.       — А чего бурые? — Эдди поставил чайник греться и достал из холодильника тарелку с кексами.       Вкусняшка! Я зубами так клац-клац делаю, положив голову на стол, а Эдди мне так «хоп» — и сдвигает. А я обратно, а он опять спихивает. А я нагло обратно.       — А у вас смотрю всё так же, — хихикает Никки.       — Ничего, — Эдди меня по холке треплет, — наберём себе ораву, будет с ними заниматься. Да?       Да! Лаю. Медвежонки на меня чего-то рычат. Кремушек кинулся ко мне, возле передней лапы сел — и давай её своей лапкой шерудить. Ага! Прыгаю вокруг него. А он радостным рычанием заливается. Бегом! Вылетаю из дома. Эта троица семенит за мной. Ура! Айда гулять, стая! Вылетаю на улицу. Медвежата за мной, спотыкаются на лесенке и сваливаются вниз. Ой, прям как я! Ржу. Никки головой качает. Всё же нормально! Главное, что никто не убился!       — Вот бы мой с ними так бегал, — вздыхает Никки, пододвигая к себе тарелку с кексиками. — Да? — пинает Багрянца под столом. А тот ворчит.       — Дай ему немного времени, — смеётся Эдди. — А чего бурые? Я думал, тебе больше белые нравятся.       — Белых не было, — Никки пожал плечами и принялся смеяться, — да и Терри, думал, на колени брякнется, когда просила взять ещё хотя бы одного мишутку, раз уж у меня есть сила с ними управляться. Ну, я и забрал двух из одного помёта. Она такая радостная была. Чуть в объятиях не придушила.       — Здорово же! — смеётся Эдди. — Зато теперь у тебя три колобочка и один большой колоб!       — А ты скольких надумал брать?       — Пятерых, — вздыхает Эдди.       — Справишься? — хихикает Никки.       — Мне главное умыть, накормить, напоить. А в остальном ими будет Пушистый заниматься. Потом подрастут, буду учить остальному.       — Радостный он, наверное, будет…       Оба замолкают, когда я стрелой вбегаю в дом, пробегаю по кухне, вылетаю обратно. Замершие медвежата радостно загалдели, когда я вокруг них попрыгал — и обратно в дом. Несусь на второй этаж. Энергия бьёт ключом! Пробегаю по кровати пулей вниз. По лестнице. Не упал! Я молодец. Торможу у входа, оставляя в полу глубокие борозды. Потом разберёмся! Подбегаю к Багрянцу — и как кусь его за жопу! Багрянец орёт. Я радостно лаю.       Эдди с Никки с вскриками отскакивают в стороны, роняя стулья, когда Багрянец, подрываясь на лапы, подкидывает стол, который с грохотом падает на пол возле стены. Ура, я его расшевелил! Улепётываю от разъярённого Багрянца. Убегалки!       Спокойно выскакиваю на улицу. О-оу… Багрянец, не вписавшись в поворот, снёс косяк вместе с дверью. Поднялся шум, туча пыли. Бедный наш домик, чего он только не пережил.       Немая сцена.       — Эдди, я сделаю заявку… — шепчет Никки, а тот поворачивается к нему, смотря большими глазами.