Одинокий человек на кухне

Виктор Петрович еле дожил до следующей встречи. Он мог бы позвонить Лёве в любой другой день, Лёва больше не игнорировал звонки, но как назло все вечера были настолько загружены заказами, что сил хватало только на сон. Но когда наступил долгожданный понедельник, Лёва сразу же ответил, пропев из динамика: — Allons enfants de la Patrie, Le jour de gloire est arrivé! * — Я вижу, у тебя хорошее настроение. — Я ждал твоего звонка. — Значит, ты свободен сегодня, — понял шеф. — Я п-п-переделал на выходных все дела и совершенно свободен. — Хорошо, я минут через двадцать за тобой заеду. В этот раз Баринов решил не шифроваться и привёз Лёву, когда работники ещё только переодевались в раздевалке. — Это Лёва, мой хороший друг, — представил он Лёву и совсем коротко работников, и повёл гостя в своё логово. За спиной сразу зашушукались, но Виктор Петрович примерно этого и ожидал. Пускай. Меньше секретности, меньше домыслов. А ему нечего скрывать. — У т-тебя есть свой кабинет? — удивился Лёва, заходя в обитель шефа. — А зачем? — Я же шеф. Что значит, зачем? Мне нужно своё место, чтобы заниматься своими делами, отдыхать, работать в тишине… И вообще, я тебя не для этого привёл. Иди сюда, — Виктор Петрович подозвал Лёву к рабочему столу, где стоял небольшой аквариум в форме бокала на ножке. — Ещё в прошлый раз хотел тебе показать, да как-то забыл. Знакомься — это Аркадий. Аркадий — это Лёва. Лёва восхищённо склонился над аквариумом. Аркадий смущённо скрылся за раскидистым кустом водоросли. — Привет, Аркадий… Это же б-бойцовая рыбка! — Ты и в рыбах разбираешься. — У меня раньше б-был аквариум. — Был? — Он и сейчас стоит, п-просто без рыб. Стало некогда з-заниматься… Г-г-громоздкий. Ещё от папы остался. Золотые рыбки, гуппи, сомики, улитки… Я за ними ухаживал, воду менял, чистил, подкупал новых… — Да, рыбки недолго живут, — согласился Виктор Петрович, вспоминая предшественников Аркадия. Первых двух он по незнанию посадил в один аквариум, а на утро в нём остался только один. Но и он через пару дней умудрился самоубиться, выскочив из аквариума. — Всегда хотел завести петушков, — вздохнул Лёва. — Но они… с-слишком неуживчивые. Одиночки. «Прямо как я», — осталось не произнесённым. *** — Я д-давно хотел вас спросить, — заговорил Лёва, когда они с шефом снова готовили на кухне ресторана после закрытия. Который это был раз, Баринов уже не считал. И впрямь, со дня их знакомства прошёл, наверное, уже месяц. Начиналась осень. Всё чаще шли дожди, и с каждым разом всё холоднее. В ресторане происходили свои крохотные события. На кухне сменился су-шеф, но и эту замену Виктор Петрович не мог признать удачной. Нового повара взяли с подачи Нагиева, поэтому на первое время пришлось его оставить. Ненадолго. Должность су-шефа казалась всем проклятой, потому что даже Сеня, при всей его любви к привилегиям, от неё отбрыкивался как мог; так часто повара сменялись по тем или иным причинам. А неделю назад уволилась Вика, и это ни для кого неожиданностью не стало. Она собиралась уйти ещё после смерти Лаврова, но долго искала себе замену. И вот нашла. Но были и хорошие события. Бармен Костя и официантка Настя готовились к свадьбе. Из армии вернулся один из официантов, хотя последнее мало заботило шефа. — Я слушаю. Ты не так часто меня о чём-то спрашиваешь. — В п-первый раз, когда вы принесли меня к себе домой… — начал Лёва, и по старой привычке Баринов снова не дал ему договорить. — Если ты о том, что это было необдуманно, то окажешься прав, — неохотно признал шеф, что уже было не раз отработано при общении с бывшими жёнами. О том, что он притащил бессознательного Лёву к себе домой, он не жалел до сих пор. — Я должен был в первую очередь вызвать скорую. Я тебя, наверное, напугал? — Н-немного. — Я тогда… переволновался. — Я п-помню. У вас т-тогда умер один из поваров, — почему-то говоря об этом Лёва заикался ещё больше, но на другой язык не переходил. — Я х--хотел узнать. Он б--был вам дорог? Был к-к-кем-то особенным? — О чём ты, Лёва? — нахмурился Виктор Петрович, потому что действительно не понял. — Его см-мерь т-т-так на вас повлияла, что вы не п-позволили мне уйти ночью. А вы м-меня почти не знали. В-вот и я п-подумал… Этот п-повар, он был вашим… — Лёва совсем смешался и наконец выдал: — су-шефом? — Лавров-то? Какой из него су-шеф?! — Баринов с облегчением отмахнулся, хотя начал подозревать чёрте что. — Он проработал у нас всего неделю. На подхвате, да на заготовках. Я и брать его не хотел, случайно получилось. Теперь-то думаю, что лучше бы и не брал. Целее был бы, но… Виктор Петрович помолчал, с сожалением глядя на разделочную доску. Иногда ему казалось, что до того, как Лаврова нашли на заднем дворе ресторана в луже крови, их работа на кухне была весёлой фарсовой комедией, а после вдруг превратилось в драму. Стало меньше дурацких выходок со стороны Феди и Сени, да и остальные стали как будто тише. — Прошлое, Лёва, невозможно изменить, — с горечью проговорил Виктор Петрович. — К сожалению, оно уже случилось, и мы можем только постараться принять его и сделать всё, чтобы в будущем такого не повторилось. Поэтому… ты не будешь в обиде на старого параноика, если он будет иногда подбрасывать тебя до дома, м? Виктор Петрович постарался изобразить улыбку, но вышла она довольно паршивой. — Н-нет. Совсем нет, — кивнул Лёва. — Хочешь попробовать? — спросил он, чтобы сменить тему, и искренне надеясь, что снова не сделает хуже. — Что? — Нашинковать овощи, пока я с мясом разделаюсь. Лёва тут же начал отказываться и смешно пучить глаза, но шеф всё равно уговорил его взяться за нарезку. Исключительно, чтобы полюбоваться на то, как Лёва со скоростью раненой черепахи нарезает морковь. — Вода уже закипает, поторопись. — J'ai déjà dit. Je ne pourrai pas couper aussi vite que toi.** — Не так. Подожми пальцы и… Нет, не так. Давай покажу. Виктор Петрович накрыл руку Лёвы, державшую несчастный корнеплод, мягко подмял пальца так, что получилась кошачья лапка, и выпрямил локоть, ощущая под пальцами упругие мышцы плеча. — Во-от, — тихо выдохнул Виктор Петрович, нехотя отпустив Лёву. — А большим придерживай. Лезвие высоко поднимать не нужно. Да, правильно. Так можно нарезать быстро, ровно и не оттяпать себе палец. Попробуй. Лёва неуверенно кивнул, сделал два пробных надреза и молниеносно превратил оставшуюся морковку в горку аккуратных кружочков. — Ну вот, я же говорил. — C'est étrange que, sachant tout cela, vous avez quand même réussi à vous couper***, — беззлобно поддел Лёва тот раз, с шампиньонами и продолжил шинковать овощи. На секунду Баринову стало немного жаль, что у Лёвы всё так быстро получилось. Хотелось ещё раз дотронуться до бледной тёплой руки, обнять, показывая верные движения... Зачем? Виктор Петрович не представлял. Точно так же как и не знал, отчего его так привлекала незатейливая тихая компания Лёвы. Он не был азартным, ни за какую команду не болел. А вместе с ним и шеф уже не помнил, когда в последний раз был в подпольном казино или делал ставки на победу (или проигрыш) любимой команды. Всё это время он или проводил с Лёвой, или готовился к встрече с ним. Как влюблённый школьник. Это озарение немного нервировало, сразу вспомнились догадки Луи по поводу «романтичного вечера», и Виктор Петрович постарался его отогнать. Сейчас они были на кухне, работая над новым меню, по которому уже неделю активно заказывали блюда. Лёва, мурлыкая себе под нос Марсельезу, с удовольствием шинковал уже шестой помидор, и восторженно улыбался шефу, как будто сам не верил, что у него всё это действительно получается. И Виктор Петрович снова чувствовал себя так, будто ему приделали крылья, и он даже мог бы на них взлететь. Поэтому в другой раз, чтобы снова порадовать Лёву, притащил на кухню кларнет. — Б-боже, вы же не купили его? Я бы не смог п-принять… — Спокойно. Я взял его на вечер у знакомого хозяина музыкального магазина. Ты ведь говорил, что тебе нравилось играть, и я подумал, что будет неплохо устроить небольшой музыкальный вечер. Лёва покраснел до корней волос. Снова смущался и отговаривался, что в последний раз держал в руках инструмент сто лет назад и… -… это будет ужасно. Я же н-ничего не помню. В итоге немного потренировавшись и вспомнив что-то из уроков, Лёва уже на примере доказал, что кларнет — это совсем не велосипед, и научившись однажды, разучиться не возможно. Очень даже возможно. Какофония вышла потрясающая. На самом деле, если бы Виктор Петрович сказал, что ему глубоко плевать на фальшь, Лёва бы наверняка обиделся. Потому что на самом деле всё это время Баринов мало слушал. Он невольно залипал на то, как Лёва облизывает губы и обхватывает ими чёрный мундштук, и как магически его длинные пальцы порхают по клапанам инструмента. Ночью в своей постели, в своей старой спятившей голове Виктор Петрович видел эти пальцы порхавшими, но совсем не по клавишам, а уж губы… Они не снились ему. Баринов вообще не спал, полночи ворочаясь с боку на бок и потея, как свинья от этих душных фантазий. И только приняв пару глотков из верной фляжки, смог отключиться на пару часов. На следующий день, на работе, он старался не думать о вчерашней бессоннице. Это казалось временным помутнением. У него просто давно не было разрядки. Добравшись до квартиры, и перекусив бутербродом, он решил немного расслабиться под любимый порнофильм со знойными мулатками и громкими стонами. И это как будто помогло. По крайней мере, до следующей встречи с Лёвой, которая не заставила себя ждать. Сегодня не было кларнетов. Да и в нарезке помощь Лёвы не требовалась, поэтому он слушал болтовню шефа и вместо того, чтобы воспользоваться ножиком или взять более свежий фрукт, ковырял пальцем переспевший персик. Из бархатистого бочка сочился сок, пузырился по краю и ручейками стекал по Лёвиному пальцу. Баринов в этот момент радовался, что занят всего лишь помешиванием варева в кастрюле, и в его руках нет ничего острого, потому что совершенно точно снова порезался бы. Будто этого было мало, Лёва сунул в отверстие уже два пальца и со склизким звуком вытащил косточку. Прежде чем выкинуть в мусор, обсосал с неё сладкие ошмётки и сок со своих пальцев, а потом… Баринов сглотнул набежавшую слюну, в штанах снова потяжелело. Лёва прижался губами к разодранному боку персика и захлёбываясь соком откусил. По подбородку стекал сок, тонкие губы влажно блестели и наверняка были слаще персика. Поймав в этот момент взгляд Баринова, Лёва с трудом проглотил кусок и обеспокоенно спросил: — Я снова испачкался, да? — Вот, возьми салфетку, — сказал Виктор Петрович, стараясь дышать ровно. После чего выключил плиту и отлучился в туалет. С этим совершенно точно нужно было что-то делать. *** — Сегодня мы не поедем ко мне на работу, — сказал Баринов, когда Лёва забрался на соседнее сидение машины и торопливо пристегнул ремень безопасности. — У т-тебя всё-таки возникли из-за меня проблемы? — Лёва, ну сколько можно? Меня не уволят, даже если я буду в алкогольном угаре бегать по залу и переворачивать столы. — А к-как же меню? — Меню закончено, и благодаря тебе оно идеально. — Тогда з-зачем ты меня позвал? — Лёва снова заикался и беспокойно ёрзал на месте, оттягивая давящий ремень. — Сегодня играет Спартак против ЦСКА. Мы обязаны там быть. — Баринов продемонстрировал билеты в бардачке. — Ты ведь составишь мне компанию? — Я ник-когда не был на стадионе, — Лёва провёл рукой по лицу, будто стирал невидимый пот. — И что, ни в какую секцию тебя не записывали, чтобы справиться с заиканием? Ты же вроде плавал. — Но я п-просто плавал. Это было даже не поло. Не представляю, какой вид спорта был бы способен повлиять на дикцию… À moins, tennis.**** — Теннис? — Les joueurs de tennis crient fort quand ils frappent la balle.***** Лёва снова шутил. И неуверенно улыбался, как будто до сих пор не знал, что так можно делать. В такие моменты Виктору Петровичу становилось непонятно, как у Лёвы при всех его достоинствах не было не то что девушки, а хотя бы пары друзей по интересам. Он говорил, что у него были какие-то знакомые по работе, и школьный друг, контакты с которым он давно потерял. Баринов, конечно, тоже уже давно не встречался, как со школьными, так и с институтскими друзьями, но у него было просто дохрена всяких приятелей, полезных знакомых и коллег. При этом не стоило забывать, что у него-то не было болезной матери, которой приходилось отдавать всё своё время. — Волнуешься? — спросил Баринов, когда они разместились на стадионе. Вокруг них было ещё полно свободных мест, а спортсмены на поле пока только разогревались. — Нет. Я д-думал, что тут будет больше болельщиков. Мы рано пришли? — Нет. Это проходная игра. Спартак по очкам всё равно пройдёт на следующий этап, даже если проиграет. Но мне хотелось тебя приобщить. Вдруг понравится. У Лёвы с шеи свисал красно-белый шарфик. Виктор Петрович всучил его ещё на парковке с заверением, что у него дома есть ещё такой и не один. Раз Лёва ни за кого не болеет, то его будет проще склонить в свою веру, заверял самого себя он. И тогда-то у них точно появится что-то общее, что объяснит эту проклятую непонятную тягу. А всё остальное исчезнет, как по волшебству. Но вышло всё наоборот. Лёва равнодушно наблюдал за игрой, и Виктор Петрович не мог его за это винить. Игра шла тухло. Чтобы забить тишину, он рассказывал Лёве про нападающих команды, про их тренера, объяснял правила игры и кричал на игроков вместе со всей трибуной, но какое-то движение началось только ко второму тайму. И когда Дзюба наконец-то забил первый гол, радости не было предела. Трибуны взревели. — Да-а! — вместе со всеми орал Виктор Петрович, потрясая сжатыми кулаками, и глядя то на поле, то на Лёву. Лёва улыбался скорее потому, что радовались все вокруг, но это казалось неважным. Восторг так захлестнул Виктора Петровича, что он притянул Лёву к себе за шарф и поцеловал. Это должен был быть короткий поцелуй. Один из тех, которые показывали в мультиках между кроликом-ловкачом и охотником в смешной шляпе, прежде чем снова продолжить комическую погоню. Но Лёва совершенно неправильно склонил голову на бок и неосознанно плавно потёрся о нижнюю губу. Виктор Петрович крепче притянул его к себе за шарф, углубляя поцелуй, окончательно делая его французским. Фанаты потихоньку затихали на своих местах. Виктор Петрович отпустил измятый красно-белый шарфик, и, зажав рот рукой, уставился на поле, теперь видя только маячившие на зелёном поле, расплывчатые красные и синие точки. В голове и штанах было тесно от ошеломляющей вспышки радости, и забитый гол был совершенно не причём. Смотреть на Лёву было страшно. Он молчал и возможно тоже был в шоке. Отличная, блядь, идея. Делать вид, будто бы ничего не произошло, хватило ровно на пять минут, когда забили гол уже Спартаку и болельщики вокруг них пронзительно свистели и кричали от негодования. — Пойдём отсюда, — сказал Баринов. Молча они вышли со стадиона, молча дошли до парковки, и также молчали в машине. Баринов ждал, что Лёва что-нибудь скажет, спросит, но Лёва не проронил ни слова весь этот долгий путь от стадиона до дома. И хорошо, наверное, потому что начни он «этот разговор», и Баринов бы не сдержался. Одному чёрту было известно, какая словесная помойка клубилась в этот момент на уме. — Д-до свидания, — неловко попрощался Лёва и, запнувшись, покинул машину. _____________________________________ * Начальные строчки Марсельезы. ** — Я уже говорил. У меня не получится нарезать так же быстро, как ты. *** — Странно, что, зная всё это, ты всё равно умудрился порезаться. **** Разве что, теннис. ***** — Теннисистки громко вскрикивают, когда отбивают мяч.