Мы сами — дьявол свой, и целый мир Мы превращаем в ад. © Оскар Уайльд
Если бы Эрика спросили, что он ненавидит больше всего, ответ был бы незамедлительным — людей. Большинство населения планеты он видел как недостойных жизни. Люди, беспрекословно следующие за правилами, без собственного мнения, оригинальности, которые отшлифовываются рамками морали и нравственности общества, для которых акция в магазине является целью, а приобретение дома — мечтой всей жизни — все они не заслуживают место под небом. Более умные создали целую систему для контроля над людьми и создания рабов, исправно это система работает уже не одну сотню лет. Им вдалбливают навязанные ценности, навязанные взгляды и принципы, а люди, как губка, впитывает эту пропаганду, выдавая за свой смысл жизни и достижения. Они свято убеждены, что кредо успешного человека — найти хорошую работу, покупать товары по низким ценам, о которых рассказывают с помощью рекламы, раз в месяц отдыхать от скопившейся рутины, где-нибудь завести семью — вот и всё, уже смерть, а прожил он хорошо. Они словно живут в прекрасных иллюзиях с серебряной ложкой во рту. Личностей, что пытаются вырваться из привычного круга ада, не иначе, топчут и порицают, закидывая ненужной моралью и педантичностью. Но ведь морали, как таковой, не существует. Есть действие, просто действие, а человек уже способен придать ему оттенки хорошего и плохого, основываясь на своих взглядах. Но ведь и хорошего и плохого не существует. Хорошее и плохое придумали, чтобы удобно устроить людей в клетке и подавить их инстинкты. Убивать плохо! В природе происходит это постоянно. Демонстрировать свою силу и превосходство над другими — плохо! В природе происходит это постоянно. Смерти нет! В природе происходит это постоянно. Мы не можем отсекать их, ведь они тоже люди! Слабые погибают, в природе происходит это постоянно. К счастью, Эрику повезло родиться с мозгами, он видит насквозь всех этих фальшивок и мнимые идеалы; он ощущал превосходство, когда в очередной раз наблюдал за тупоголовыми идиотами, за низшими существами. Он умел наблюдать за людьми острым взглядом. Многое видел, анализировал и пришёл к выводу, что, интеллект — дар, который люди безбожно просирают и не считают нужным использовать. Они не достойны, их стоит отсечь. Естественный отбор. Но пока нет возможности выполнить задуманное, нет ресурсов, единственное, что он может делать на данный момент — манипулировать стадом ради достижения своих целей. Сила и коварство являются на войне двумя основными добродетелями. Ему не было стыдно, если у тебя хуйня вместо мозгов и ты позволяешь вешать любую лапшу на уши, то это твои проблемы. Эрик умело мог врать, играть настолько убедительно, что у большинства не оставалось сомнений. Он отлично чувствовал, что люди хотят услышать и видеть, знал куда бить, да побольнее. Эрик мог заставить их поверить, что в его спине живёт брат-близнец, или что прямо сейчас на Землю упадёт метеорит, уничтожив всё. Дар убеждения он считал одним из самых главных качеств в себе. И каждый раз, когда люди с такой лёгкостью принимают его слова за истину, он на секунду разочаровывается и убеждается в том, что люди не достойны жизни. Нет жалости к большинству. Он ведёт войну против целого человечества. Нужно что-то сделать, пока не поздно, они летят в бездну без возможности затормозить. Было бы хорошо, если бы он мог выбрать достойных и создать идеальное общество. Отделить зерна от плевел. О, да это было бы идеально. Он бы восседал как Бог, решая судьбы миллионов. Потому что кто, если не он? Следующим пунктом в списке ненависти стоит, пожалуй, школа. Школа учит многому, преподносит ценную информацию, помогает развиваться, но там собрано все тупоголовое стадо, которое решило найти козла отпущения в нём. Он, действительно, ненавидит большинство из них и желает им сдохнуть в самых тяжёлых муках. Всё, что ненавидит Эрик — система и люди — собралось в одном месте под названием «Старшая школа Колумбайн». Биороботы, которые думают, что они наравне с ним, а может даже и выше, выводили его из себя. Кучка пустышек выстроили иерархию, чтобы оставаться на плаву, решив, что они лучше него. Эрика злила ситуация, в которой он не мог пойти против этой системы в силу различных обстоятельств; внутри него плескается тягучий, как нефть, гнев, яростнее пламени горит ненависть, и когда-нибудь всё это смешается в гремучий коктейль Молотова и снесёт всё на своём пути. Длинные коридоры школы наполняют имбецилы-переростки, которые не дают прохода ему и нескольким другим беднягам, дразнят его за низкий рост, дефекты во внешности, вкус в одежде. Знали бы они, как Эрик сам ненавидит себя и своё тело. Это щуплое тельце, которое только мешает, нервирует и разочаровывает, хотелось бы ему быть в бесформенном образе. Всевластным. Он ненавидит, что люди не хотят принимать его в общество, он ненавидит, что его считают «странным, ненужным», он ненавидит, что несмотря на то, что люди сделали из него отчуждённого и подозрительного человека, он продолжает тянуться к ним. Эрик Харрис ненавидит себя.***
Уже несколько дней Эрик находится в агрессивно-возбужденном состоянии, когда буквально любая мелочь могла вызвать вспышку гнева, и вызывает. Обычно он копит внутри себя эмоции, сдерживается, а одним днём взрывается и бьёт стену, чтобы успокоиться. День назад он наорал на Дилана, за то что он не пунктуальный говнюк и заставил его ждать целых десять минут, Дилан лишь привычно извинился и поправил кепку на грязных волосах. А буквально на следующий день к нему завалилась полиция и начала обыскивать дом. Эрик ненавидел копов, они просто прикрываются выдуманным законом, но ему пришлось терпеть и сдерживаться, чтобы не создать ещё больше проблем. Оказывается, это был Брукс и его родители, которые устроили целый цирк из-за разбитого стекла машины. Пожалуй, Брауна можно немного подвинуть в списке ненависти чуть ниже, ближе к десятке. Как только хранители правопорядка ушли вместе с семьёй Браунов, Уэйн начал кричать и пытаться принизить сына, чуть ли не плюя слюной во все стороны. Эрик уважает своих родителей и считает их наказания справедливыми, но в этот раз ему стоило титанических усилий, чтобы не начать кричать в ответ. Он просидел в своей комнате весь остаток дня, изредка пиная стены и отдаваясь компьютерным играм, где на месте монстров мог вообразить ненавистные лица и разобраться с ними. Всё было хорошо, пока его не лишили привилегии пользоваться компьютером и не заставили писать письмо с извинениями. Он хотел провести выходные, расслабляясь, играя в Doom, создавать уровни, изучать карты — набраться сил перед своим личным адом — но родители отобрали последнее, посадили под домашний арест, и он был вынужден провести вечер пялясь в стену, размышляя: о жизни, социуме и будущем. Утром он привычно встал раньше всех своих родственников, выбрал выглаженную одежду, позавтракал, выслушивая недовольство и нравоучения со стороны отца, и направился в старшую школу. Ему так не хотелось никого видеть: ни учителей, ни стадо баранов, ни друзей. И быть ниже всех в иерархии рейтинга имело свои плюсы: никто не обращал внимания, в его сторону даже не смотрели. В любой другой день это было бы чем-то разочаровывающим — каждый день надеяться на изменения, надеяться, что в этот раз всё будет по-другому, и каждый раз убеждаться, что всё безнадёжно — однако сегодня это было необходимым. Он лишь коротко переговорил с Крисом перед уроком, в красках описывая ситуацию чуть ли не взрываясь от накопившегося гнева под сочувствующие кивки друга. Но сочувствующие кивки и комментирование проблемы не то, что нужно ему. Откровенно говоря, в душе ему было глубоко всё равно на угрозы со стороны Брукса Брауна, слишком опекаемого сыночка мамаши и полиции, потому что ему всегда удавалось выходить сухим из воды с помощью длинного языка. Он не считал виноватым себя в этой ситуации, не испытывал чувство вины за совершённое действие и, конечно, не собирался просить прощения, а слова, которые он напишет в письме, будут ничто иное, как очередная ложь, с помощью которой он отвлечёт внимание полиции и семейки Браунов от себя, чтобы заняться действительно серьёзными делами. В конце концов, Брукс Браун сам виноват в конфликте — он посмел оскорбить его, оскорбить повторно в машине при постороннем и приказать выметаться из транспорта. Эрик никогда не позволит другим приказывать, что ему делать. Никому и никогда. Ублюдок поплатился за свои слова. — … Чувак, я говорю тебе, это было охренетительно, — воскликнул Крис, заканчивая историю, которую с восторгом пересказывал друзьям за одним столиком в кафетерии перед последним уроком. Эрик понял, что пропустил всё мимо ушей, углубившись в себя, и нахмурился, рассматривая собственные руки. Парень напротив поймал взгляд зелено-карих глаз исподлобья на себе и спросил: — Ты в порядке? Выглядишь как дерьмо. Это из-за вчерашнего инцидента? — Что за вчерашний инцидент? — переспросил Нейт, отрываясь от своей колы. — Копы, — только ответил Эрик. Разъяснять что к чему не было смысла, весь круг друзей знал о вражде Брауна и Харриса, и сидевшие за столиком поняли, о чём он по одному слову. — Дерьмово, — сочувствующе пожал плечами Нейт. — И что они делали? — Блять, что они ещё могут делать? Пытались деньги вытрясти и на учёт поставить, — резко бросил Харрис. — А Брукс что? — А Брукс, как крыса слился. Дилан позвонил вчера, сказал, что он в «БлэкДжек». Думал, прямо там грохну его, да свидетелей много было, — брюнет сложил руки в замок на столе, поглядывая на каждого по очереди. — Ты разъебал ему стекло машины, любой бы злился, — пожал плечами Нейт. — Я тебе лицо сейчас разъебу. — Так, а родители что сказали на это? — вопросом виртуозно прервал едва начавшуюся дружескую перепалку Моррис, хотя уже знал конец истории. Эрику вообще не хотелось вновь поднимать эту тему и разговаривать в целом, поэтому откинувшись на спинку стула, сложил руки на груди и зыркнул на Дилана. Его поняли. — Он под домашним арестом, — низким голосом пояснил блондин. Ребята угрюмо выразили недовольство. — То есть в боулинг в пятницу не идёшь? Кажется, мы затащим, — и дал пять рядом сидящему Заку, который вообще не должен был находиться за одним столом с Харрисом, так как ему запретили с ним общаться из-за взлома компьютеров месяц или два назад. — Ну вы, ребята, просто образец дружеской поддержки, — укоризненно подколол двоих Крис. — У кого что? — Матанализ, — Дилан закатил глаза. — Учитель такой нудный и голос у него противный, как у шлюхи, которая стекла проглотила, — по столу прокатились смешки, парень же устало спрятал лицо в ладони. — У меня английский, и меня всё устраивает — много красивых девчонок с классными ногами, — улыбнулся Нейт и отпил колы из железной банки, а после кивнул головой вперёд за спины Харриса и Клиболда, указав на девушку. Всё заинтересованно устремили взгляд в указанное направление, где стояла блондинка в юбке чуть выше колена, согнувшись над столиком. — Ханна. — Слюни утри. — У кого-то спермотоксикоз. — Отсяду-ка я от него. — У тебя нет шансов. Одновременно высказались сидящие со смехом. — Не вывезешь, — с улыбкой поддел друга Харрис, разворачиваясь обратно. — Она на тебя, урода, даже не посмотрит. — Уж кто бы говорил, — не обидевшись на издёвку, Дайкман швырнул в ответ какой-то клочок бумаги, который упал на штаны другу, и пока тот формировал комок, уставился на девушку. — Она вроде бы болельщица, но не такая, как другие, — и увернулся от броска Эрика. — Втрескался? Братаны важнее поебушек. — Сказал человек, который пару раз отменял встречи из-за Саши, — легко парировал Нейт. Харрис напрягся и неловко прочистил горло. Упоминания этой девушки в присутствии Дилана было неловким. Они всё обсудили и решили на счёт этой ситуации, никто не в обиде, но щемящее неудобство по-прежнему оставалось. Эрик чувствовал, будто предал друга, чувствовал вину. А это именно та часть человеческой сущности, которую он ненавидит в себе и стремится уничтожить. По какой-то причине он воспринимает её не как свою девушку, а как бывшую Дилана, что создавало некоторые неудобства. В это время Зак встал из-за стола и попрощался со всеми, так как ему надо пораньше прийти на урок. Их осталось четверо. — О! Смотрите, она с подругами, — все вновь обернулись. К ранее упомянутой подошли две девушки. Харрис цокнул, увидев знакомые лица, которых он особо не жаловал и рассматривал их исключительно как девушек-на-один-раз. — Та, что слева классная, у меня было пару совместных уроков в начале учёбы. Харрис вернулся к лицезрению белого стола, не найдя ничего интересного в представленной картине. Приглушённые голоса, чтобы их не разоблачили, обсуждали девушек. — О боже, она машет сюда! — шепотом вскрикнул Нейт, подпрыгивая на стуле. Харрис вновь развернулся и увидел, что девушки, действительно, смотрели в их сторону, но мимо. Парень еле сдерживал истеричный громкий смех, когда понял, что машут не им, а парням позади Нейта. Он уткнулся в сложенные руки, беззвучно трясясь под непонимающими взглядами собеседников. Каким-то образом тема с девушек перешла на другую, а до конца перемены оставалось совсем немного, поэтому ребята пошли по классам. Крис оповестил, что добросовестно уйдет с шестого урока, получая возмущение от Нейта, Дилан поделился, что не прочь последовать примеру друга, но математический анализ, как бермудский треугольник — затягивает всех в пучину. Каждый разделился. Парень засунул руки в карманы свободных штанов, подмечая, что, несмотря на толстовку, полупустые коридоры оставались холодными. Он на секунду ушёл в себя и почувствовал удар в плечо. Какой-то щупленький первогодка взирал на него недовольными глазами, будто только что не этот петух врезался в него, не удержавшись на лапах. Это было последней каплей теперь в уже переполненной чаше терпения. Эрик со всех сил оттолкнул пацана в железные локеры, так что тот вскрикнул от неожиданности и тупой боли в позвоночнике. — Смотри куда прёшь, уёбок, — буквально прошипел Харрис, из последних сил ясного ума сдерживая ярость. Этого было мало. Хотелось разбить ему голову, бить до кровавого месива, до ошмётков мозга. Но он понимал, что если продолжит, то это приведёт к визиту в кабинет директора, соплежуй обязательно пожалуется при первом же удобном случае. И он уже хотел уйти, уже обуздал зверя внутри, как со стороны пострадавшего донеслось: — Это ты в меня врезался! Парнишка тут же пожалел о своих словах, когда зелёные глаза с красным отблеском вернулись к нему. Рядом оказался удачно приоткрытый шкафчик. Именно туда его заталкивали, тяжёлыми ударами опуская железную острую дверь на его несформировавшееся тело, матерясь сквозь зубы. Долгожданное спасение пришло неожиданно для одного и закончилось разочарованием для другого. — Эрик, боже мой, ты что творишь?! — вскричал женский голос, следом торопливые шаги тяжёлой обуви разбавили звуки ударов. — Учу утырка уважению к старшим! Девушка в миг оказалась рядом, пытаясь остановить жалкое и страшное зрелище. Пареньку удалось остановить удары, и заливаясь слюнями и соплями, поспешил принять устойчивое положение, а ещё лучше убежать, проглатывая позор и унижения. Харрис был даже рад везде сующей нос Янг, так как он чувствовал, что может не остановиться. Двое пар глаз смотрели на побег пострадавшего, который даже забыл свои вещи, раскиданные по полу. Гэбриэль со строгостью в глазах вернулась к однокласснику. — Есть более гуманные методы воспитания детей, ты в курсе? — она обернулась на раскрытый шкафчик, учебники и тетради в котором оказались помяты и в некоторых местах порванными. — Чей был этот локер? — Не знаю, он был открыт будто специально для меня, — тяжёло втягивая воздух через ноздри, отозвался Эрик, привычно засовывая руки в карманы и сжимая их в кулаки. — Надо оставить записку, — девушка несмотря на то, что осталась недовольной ситуацией ранее, без зазрения совести покопошилась в чужих предметах и вытянула ручку, оторвала кусок листа и принялась выводить первые буквы в объяснительной записке. Харрис фыркнул, сделал шаг, отобрал неаккуратный оборванный клочок бумажки и ручку и выкинул в рядом стоящую урну под возмущённые вздохи девушки. — Будет уроком долбоёбу, который не следит за своими вещами. Девушка неуверенно скосила глаза на шкафчик и закусила губу, будто что-то обдумывая, а потом пожала плечами и окончательно захлопнула дверцу. Парень пошёл дальше, попутно пиная вещи младшеклассника, оставив девушку позади. Не то чтобы Эрик ненавидел её, это был скорее интерес, смешанный с равнодушием одновременно, и приправленный пренебрежением. Они были одноклассниками на протяжении многих лет, то на биологии, то на истории, математике, и так случалось, что она всегда попадала в поле его зрения. Эрик наблюдал за ней так же, как и за всеми другими учащимися, и пришёл к выводу, что она не такая уж и глупая. О, это почти комплимент. На фоне других тупоголовых сучек, которые только ноги раздвигать могут и махать помпонами, она выигрывала. Но всё это разбивало обострённое чувство справедливости, излишнее любопытство к другим и лицемерство. Он стал невольным зрителем сцены, где она сначала мило улыбнулась девушке и простила ей резкие слова, но спустя некоторое время столкнула её с лестницы. Эрик усмехнулся. И это человек, который говорит, что существуют гуманные методы. Всё началось с того, что приметил несколько хорошеньких одноклассниц, с которыми он не прочь был познакомиться. И тогда после очередного урока заметил Гэбриэль у шкафчиков и целенаправленно взял маршрут к ней, подумав о докладе по философии как о предлоге для более близкого знакомства. Тогда он ещё не так боялся отказа, да и она всегда с улыбкой встречала каждого, кто обращался к ней. Но с ней рядом был какой-то блондин-джок, который не сразу попал в поле зрения, и судя по её смеху разговор у них самый что ни на есть хороший. Уже на тот момент, он не особо жаловал спортсменов, так как они находили развлечения в свежем мясе, коим и являлся. Всё стало на свои места: все идеальные оценки, популярность и отношения, нашли объяснения. Всё как-то поменялась, и ему показалось, будто деталь, которая долгое время смущала, наконец, нашлась. Она наверняка из хорошей семьи с богатыми родителями, которые стремятся вырастить из неё идеальную дочь. Такого незначительного факта хватило, чтобы выстроить мнение. Хотя в последнее время она слишком настойчиво пытается наладить отношения с ним. Непривычно, некомфортно, странно, но приятно. Кто-то, несмотря на его характер и агрессию, тянется к нему. И Эрик прекрасно понимает, что Гэбриэль делает это из-за сохранности своей шкуры, будто чувствует предстоящую кару. — Ты сегодня злее, чем обычно. Что случилось? — нагнала девушка парня и старалась идти с ним в ногу. Гэбриэль подумала, что может вот так вот буднично вести с ним диалог, ведь они поговорили по душам за «БлэкДжек». Гнев должен смениться на милость. Это сработало бы, будь он в другом состоянии, а она с правильным вопросом. — Ты случилась, — резко отозвался парень. Девушка какое-то время молчала, обдумывая, стоит ли злить человека с неконтролируемой агрессией, учитывая, что они тут одни, а она до дрожи в коленях боится, когда он смотрит на неё взглядом убийцы. Она давно выработала теорию, что Харрис нацепил на себя личность человека, которого не волнует мнение других, который презирает любовь и другие проявления нежных чувств, который уничтожает любое посягательство в свою душу. Потому что играть такого человека проще — никто не будет подбиваться рядышком, а потом неожиданно ударит в спину. Довольно знакомый ход, поэтому его так просто различить. Эрик Харрис — ранимый человек, такой же, как и все, который хочет быть в социуме, который просто долгое время не понимал пренебрежения и ненависти от других. Насилие порождает насилие. Нет смысла отрицать, что у него проблемы, он, действительно, порой жесток, категоричен и злобен к людям. Агрессия — одна из форм защиты, как говорится, лучшая защита — нападение. И Гэйб верит в это, есть и в таких людях хорошее, рано ставить на нём крест психопата. — Не знала, что у тебя есть друзья помимо Дилана. Где ты их нашёл? На острове терпеливых людей, которые способны вынести злобного и желчного ублюдка? — Поделись, как ты встретила своих подружек? Наверняка, на работе. Много вас там на трассе осталось? Девушка закусила губу от досады, понимая, что может проиграть в этой войне. Но ответ нашёлся как-то сам — использовать его же оружие против него: — Не знаю, спроси у своей мамки. Парень слишком громко втянул воздух, что выдавало не дружелюбный настрой, и остановился. Девушка заволновалась под тёмным взглядом именно с тем оттенком, который превращает кровь в дёготь, мешая нормально функционировать телу, и принялась осторожно отступать, когда его фигура стала двигаться к ней. С дикими зверями лучше не делать резких движений и не поворачиваться спиной, да? Её спина коснулась стены и волосы на загривке встали дыбом от ужаса. Некуда бежать! Она уже хотела закричать на весь коридор, но ладонь Харриса точно обхватила её шею, как удавка, и сжала. Несильно, но этого хватило, чтобы она затряслась, как на морозе, не имея возможности найти тепло, и смотрела на него дико перепуганными большими глазами. Ох, как он любил этот взгляд: страха, шока, мольбы. Он ощущает превосходство. Чувствует себя Богом. Его должны бояться и уважать. Его, черт возьми, должны бояться и уважать! Он склонился к трясущемуся телу, улавливая запах цитрусовых духов и стирального порошка, и чётко, но угрожающе прошептал: — Закрой рот, хоть на секунду, сука. Если ты не можешь сделать это сама, я помогу, — и усилил хватку, Янг панически схватилась за его руку. — П-прости, — пролепетала она дрожащими губами. — Я не думала, что это тебя так обидит. Прости, Эрик. Я ведь просто хотела спросить, в порядке ли ты, ты сам набросился на меня. В белых стенах этой школы много чего происходит, длинные полупустые коридоры хранят в себе множество эмоций: гнев, страх, обиду, ненависть, ликование, гордость, превосходство. Но он ничего не сделает сейчас, Гэбриэль это понимала, это лишь демонстрация силы и превосходства над ней. Что же, этот парень, действительно, может позволить себе это, в отличие от других перекаченных мутантов (для тех, кто может видеть) он представляет гораздо больше угрозы. — Меня неимоверно сильно раздражает твой голос. Сделай одолжение. Сдохни. — Прости, пожалуйста. У меня не было в мыслях злить или обижать тебя, — с надеждой пролепетала девушка. Секунда, и леденящее прикосновение, точно дьявола, медленно пропадает, будто Харрис решает, стоит ли спускать с рук подобную дерзость, сопровождая это пристальным взглядом холодных зелёных глаз в глаза напротив. Гэйб, не разрывая зрительный контакт, отходит от стены и чувствует себя куда лучше в свободном пространстве, и, в конце концов, спешит уйти, нервно оборачиваясь. — Ты ненормальный, Эрик, — доносится приглушённый девичий голос до чуткого слуха парня. Трель звонка пробегает по зданию скрипящим тоном и навязчивостью. Харрис фыркнул и, сгорбившись, пошёл в класс. Ненормальный. Псих. Неудачник. Эти слова часто сопровождают его образ. Он не может влиться в общество, он пытался, действительно, пытался. Никому не нужен странный Эрик. Однако Эрик бросит их первым, они не нужны ему, он не нуждается в них, быть одному лучше. Отгородиться от всех до точки бесчувственности. Стать врагом для всех. И когда-нибудь они все пожалеют. Гэбриэль наконец добралась до класса испанского языка и влетела в помещение слишком резко, чуть не хлопая деревянной дверью об стену. На неё никто не обратил внимания, так как учителя не было, что представляло возможность ученикам заниматься своими делами. Привычно заняв место за небольшим столом, предназначенным на несколько человек, девушка обняла себя руками, сдерживая холодную дрожь. Теория разбилась вдребезги, он на самом деле такой злобный. «Что на счёт тех, кого поглотил огонь? Хороший вопрос, — подумала девушка и в задумчивости прикусила губу. — Вряд ли я когда-нибудь узнаю ответ на него».