Плохой, хороший, мертвый

      Паша вообще-то никогда не лунатил, никогда не разговаривал во сне. Особенно не кричал.       Точнее, давно не кричал.       И Сергей про это немного подзабыл, но резкий крик где-то во втором часу ночи вырвал его из прострации, в которой он пребывал уже минут сорок. Сидел на кухне, смотрел то в окно, то в чашку с кофе. Последние дни шли по одному ублюдскому серому сценарию, состоящему из: работа, дом, «Привет, Паш». Сергей слишком изменился, и он пока не понял, нравится ли ему это или нет.       Тело среагировало быстрее сонного сознания: сразу поднялся на ноги, сжал кулаки, даже захотелось нарваться. Нарваться на «неприятности», как уже было однажды, несколько лет назад, когда какие-то идиоты завалились в квартиру Петра Сергеевича. Сам Сергей мало тогда помогал, приложил только разок одного отморозка на входе, с двумя другими уже разобрался Пётр Сергеевич.       Захотелось применить силу, выпустить пар, разбить костяшки в кровь.       Потом дошло, где он слышал это много-много раз.       Может быть, Паша болен и стоит сдать его в больницу, где, может быть, его смогут вылечить.       Прошёл в комнату, включил лампочку под бордовой тканью, заметил своё отражение в стеклянных дверцах шкафа. Отражение, которое всегда должно оставаться прямым, со стальными прутьями внутри, без страха, без усталости.       Но Сергей устал.       Стальные прутья, раньше всегда поддерживающие, заржавели и больше напоминали злую ироничную шутку. Пародию.       Паша не проснулся, ворочался только постоянно. Но если Паша на самом деле болен, то лечить его надо не больницей. Она точно не поправит сны, что так доводят спокойного и уравновешенного Пашу. Замороженного Пашу.       По тем немногим рассказам от него у Сергея складывалось впечатление, что жил он раньше совсем по-другому. На самом деле жил. Пусть и были моменты, когда он смеялся по-настоящему в этом времени, когда дыхание у него сбивалось тоже по-настоящему. Сергей стал сентиментальным, он почему-то запомнил весь Пашин смех. Непроизвольно, случайно, сначала совсем этого не желая. А теперь Сергею очень хотелось верить, что эти моменты случились на самом деле, пусть и оказались лишь кусочками бетона, что стоит между ними.       Сел на край дивана, пнул свою подушку на полу, так как спал он теперь там. Паше с его сломанными рёбрами прописали спать исключительно на мягком.       Странно. Раньше он считал Пашу грёбаным попугаем в клетке, который постоянно бьётся об прутья, пытается вырваться на свободу, не понимая, что из-за того, что он наводит слишком много шума, его скоро отдадут на съедение кошке. Раньше он считал Пашу своим извечным должником. Фактически, так оно и есть. Но если подумать, то получается совсем наоборот.       Сергею впервые стало страшно.       Чувство, похожее на сон, в котором умирает кто-то очень дорогой, и жизнь, как ни странно, продолжается без него. Пустая, неинтересная.       Такие сны наведываются время от времени.        К Петру Сергеевичу. Просыпается, ходит потом до утра по квартире, иногда поливает фиалки на кухне, вспоминает взрослых внуков, что остались за Уралом.       Марину Васильевну тоже не обходят стороной, просыпается вся в слезах, тянется к телефону, стоящему рядом с кроватью на тумбе, хочет набрать один из номеров, что знает наизусть, а потом вспоминает, что ей уже некого оплакивать.       Такие сны посещают и Митяя, и Колю Шину, просыпаются, давят в себе желание пойти к родителям, обнять, взрослые ведь.       Сергею впервые стало страшно.       Потому что этот сон не посещал его лет десять. А сейчас…       Даже не сон, а грёбаное предчувствие.       Паша дёрнулся, судорожно вдохнул.       — Эй, — Сергей похлопал его по руке. — Просыпайся, Паш.       Проснулся, в нечётком бордовом свете смог рассмотреть тёмный силуэт, потёр глаза рукой, заодно вытирая сырой след с щеки. Приподнялся на локтях.       На секунду показалось, что однажды вот так он может просто не очнуться.       Костенко молчал, смотрел куда-то в темноту. Поначалу он ещё спрашивал, что ему снилось, а сейчас уже прекрасно понимал, что Паша просто не ответит.       — Я тебя достал уже, да?       — Я не спал, не сложно. — Пожал плечами Сергей.       Паша посмотрел на потолок.       — Ложись тут, я всё равно сегодня уже не усну.       — Да нет, лучше посижу с тобой.       Сергей на него не смотрел, точнее, уже несколько дней почти не смотрел. И вроде всё каким-то прямым, завуалированным текстом сказано, выбито на стенах квартиры, въелось в каждое событие, которое постоянно сопровождает немой вопрос: "Ты бы позволил это другому?"       Они оба достаточно взрослые, чтобы это принять, они оба достаточно умные, сильные, только не хватает всегда лишнего слова или движения.       Паша прислонился к стене. Несколько раз хотел начать предложение, но запинался о собственные слова. Сергей всё ещё сидел к нему спиной.       Ночью всё чувствуется по-особенному сильно.       — Мне сегодня опять снилась станция, — начал он. — По ёбаному сотому кругу, и я, блядь, ничего не могу с этим сделать.       — Паш, ты всех не спасёшь, — обернулся к нему. — Ни ты, ни я, ни кто-то другой.       Запустил руку в волосы, кивнул.       — Знаю. Я очень хорошо это понял. Только я устал, — проговорил сквозь зубы. — Жить в постоянном ожидании.       Паша — болен безусловно, а от него заразился и Сергей.       Заболел, потому что находился с вирусом в одном помещении.       Заболел, потому что пренебрёг вакцинацией.       И теперь он не хочет лечиться.       — Город правда жалко, людей, которые здесь живут, строят что-то маленькими шагами. Но разве ты так до сих пор не принял того, что это всё равно случится? Волнуйся лучше о себе, Паш, а то смотри, что с тобой происходит. Я хочу пообещать тебе… — вытянул паузу, отвёл взгляд в сторону, потом в упор на Пашу. — Я смогу тебя защитить, только… Если ты этого хочешь.       У Паши вырвался невольный смешок. Смутился, качнул головой, усмехнулся, хотел иронично, но получилось с горечью.       — Ты же сам тогда подставишься.        — И что?       — Как что? Ты можешь умереть, можешь на нары загреметь, можешь стать бандитом. Брось, мы это уже проходили, только ты не помнишь. Я в любом случае ломаю тебе жизнь. Так что, лучше бы ты держался от меня подальше.       — Да без проблем. Я уже давно готов к этому, так что, — пожал плечами.       Сергей наклонился к нему, прикоснулся губами ко лбу. Не кольнуло. Мир не схлопнулся. Словно каждодневный жест.       Зато теперь всё встало на свои места.       Вдруг Сергей вспомнил, что спасает от кошмаров.       Раньше, в детстве, его спасала мать.       Сергей проводит руками от его шеи вниз, по позвоночнику, задерживается на лопатках и притягивает к себе, отклоняясь назад на подушки. Паша поддаётся и оказывается прижатым к его груди.       — Всё. Закрывай глаза. Засыпай. До утра ещё долго.       Паша, наверное, хочет возразить и, наверное, хочет отступить назад.       А потом понимает, что если бы у него была причина на это, он бы обязательно его оттолкнул.       Он физически, телом чувствует его тяжёлое дыхание.       Наверное, Паша уже настолько привык к нему, что даже не ощущает отторжения.       Может быть, оно появится утром.       Паша закрывает глаза и наконец-то проваливается в сон без кошмаров.