Ничего хорошего

Нужно взять себя в руки. Это госпожа У повторяла себе где-то там вдалеке и продолжала липнуть к оконному стеклу заторможенным взглядом, сидя в одних брюках. Взлохмаченная тень косо падала на пол. Мысль застёгивать десяток мелких пуговиц на рубашке приводила её разум в ужас. Пуговицы, не Чонгук. Именно пуговицы. Точно не Чонгук. Разумно закрыться в комнате и заснуть на вечность. В конце концов, существует банальная забота о себе, которую она откладывала на чёрный день. Стоило векам разлепиться, госпожа У поняла, что чернее грядущего дня быть попросту не может… грядущего и последующих за ним. Но, так как госпожа У заботиться о себе не умела, она проснулась за час до будильника, надела брюки и принялась балансировать в пустоте в ожидании звенящего телефона. Возможно, тогда она и проснётся и окажется, наконец, вне вот этого всего. Безумство характерно для снов. Да, кивнула госпожа У, исключительно для снов. Подумать только, усмехнулась сонно она, обнять Чонгука, приснится же такое. Приснится… Девушка медленно пошевелила пальцами перед лицом. Как хорошо помнилась дрожь, и тепло, и бледно-жёлтая футболка… Она и в правду это сделала. Госпожа У посмотрела на руки, будто те виноваты едва ли не больше самой госпожи У. Ночью голова не работала, и в таких случаях все действия случаются сами собой: дай ей ребёнка – она примется его защищать. Но раньше – думалось госпоже У – у неё было двое детей. Значит, где-то произошёл сбой. А сигнал тревоги подозрительно молчал. Будильник молчал тоже. Вставать было сложно, не думать – куда сложнее. Из всех мучений она выбрала наименьшее и вяло сплыла с кровати. Пуговицы не слушались, гребень жалобно треснул в запутанной ветром копне, осколки разбитого пузырька на полу укусили за палец, когда она стала их подбирать. Госпожа У даже не сомневалась в том, что это мальчишка постарался. Но гнев и раздражение, характерные для неё по несчастливым утрам, притупились. К чему эти волнения, меланхолично прикидывала госпожа У, растирая каплю крови между пальцами, ведь худшее уже случилось. Только бы не останавливаться и не встречаться с собственными мыслями, иначе они сожрут. Пусть происшествия происходят, а госпожа У продолжит слоняться по периферии и делать всякое – всякое полезное и обыденное для доказательства своего существования, но ненавязчиво, чтобы никто её не заметил. Например, завтрак. Госпожа У, шагая по коридору, добросовестно размышляла о том, что приготовить. Она уже видела, как заворачивает в омлет поджаристый бекон. А потом случился Чонгук. На сковородке шипели яичницы. Кухня наполнялась запахами разогретого масла и острого соуса. Мальчишка нарезал кимчи. Нож уверенно кромсал хрустящую капусту, даже когда Чонгук широко зевал, зажмуривая глаза. Он немного горбился, волосы спросонья улеглись в пушистый кавардак. Каждая подмечаемая деталь тянулась к воспоминаниям, которые странным образом водились в её голове. Чонгук выглядел привычным. Такого прежде не было, подумала бы госпожа У, будь на то возможность у её мозга. Ведь чужой человек не может быть привычным. В её обыденности ему не место; Чонгук – вихрь, взрыв и неурядица. Но он был пририсован так удачно, что вписывался не хуже кухонного стола. Хорошо, отлично, прекрасно – пусть Чонгук остаётся в их быту. Но госпожа У всё ещё не знала, что делать в случае вихря и неурядицы, поэтому она стояла и смотрела, как светится лохматый мальчик в нежных утренних лучах. И, возможно, совсем немного, билась в истерике той своей частью, которая, к сожалению, проснулась. Потому что, чёрт побери, госпожа У разбила вдребезги статус грозной старшей сестры, выронив его в тот самый момент, когда решила обнять мальчишку. А если притвориться, что ничего не было? Нет воспоминаний – нет событий. Нет событий – нет головной боли. Осталось сократить их встречи до минимума, чтобы снова не вляпаться в бесконтрольные ситуации. Замечательная стратегия, ещё бы Чонгука убедить в её замечательности. – Д-доброе утро, госпожа У. О нет, так краснеют, когда замешаны с тобой в неправильных вещах. И когда забывать об этом не собираются. Если так выглядит доброе утро, у неё серьёзные проблемы. Госпоже У порядком осточертело думать и, того хуже, размышлять, потому она воспроизвела лаконичный звук и поплелась к мусорному ведру. – У вас кровь? – спросил Чонгук, и его попытка помочь так явно отразилась в голосе, что госпожа У отмахнулась сразу же, стоило парню отложить нож. – Простите, я случайно её разбил... кхм, вчера. – Госпожа У выключила напор воды, отмыв руку, и Чонгук запнулся из-за возникшей тишины. – Я услышал ваши шаги и вышел в коридор, но вас уже не было… Я увидел пустой пузырёк от таблеток. Раньше он не был пустым, вот… Да, ещё ежедневник! Вы ведь его с собой берёте, а вчера оставили… и тогда я сложил всё это… Из сада в распахнутое окно пробрался какой-то стук. Но оба испуганно обернулись на коридор, который ранним утром был исключительно пустым. «Дети спят», – с облегчением выдохнула она. «Да уж, неловко бы вышло», – робко улыбнулся Чонгук, взглянув на неё. Ворот его футболки слегка перекосило. На щеке розовой полосой отпечаталась складка наволочки. В улыбающихся глазах отражался их общий секрет. Проклятье. – Горит что-то, – перебила госпожа У поднимающуюся внутри панику. Парень моргнул и медленно посмотрел на сковородку. – Чёрт! Чонгук подорвался к плите. Он выключил огонь и приподнял палочками подгоревший белок. На его переносице скопились маленькие морщины недовольства, нижняя губа по-детски надулась. То ощущение, возникшее у старшей возле обрыва, завозилось снова. Странное какое-то. Прозрачное, неуловимое и лёгкое, как пух, которое щекочет под носом, вылавливая с блеклых губ невольную улыбку. «Совсем как Юнхён». – Кажется, я всё испортил… Госпожа У закатала рукава тускло-голубой рубашки и, встав рядом с Чонгуком, отобрала у него палочки. По голой мальчишеской руке взбежали мурашки. Старшая ловко подцепила яичницу со сковородки. – Нормально, мелкие негодяи всё сметут. Госпожа У отвлеклась на запиликавшую рисоварку, которая оповестила о готовности. Чонгук потянулся к нужной кнопке не испачканной в маринаде рукой. «И до рисоварки добрался, – перекатилось в мыслях. – Скоро всё здесь завоюет». Не думать. Не думать о своих косяках. На кухне, помимо неё, есть и другие облажавшиеся, поэтому госпожа У решила этим воспользоваться. – Скажи мне, Чонгук… – Нож в его руке заработал с утроенной силой. Ничего, до конца капустного листа пара секунд, и госпожа У дождалась. – Действительно ли я похожа на человека, который наглотается таблеток и сиганёт с обрыва? Её монотонный, казавшийся незаинтересованным голос шёл вразрез с эмоциональной физиономией мальчишки. Тот не глядя выловил на столешнице скользкую луковицу и сконцентрировался на ужесточённой нарезке, игнорируя собственный румянец. – Нет. Но… – Чонгук шмыгнул носом из-за резкого запаха, – Джанми рассказала, что вы уходили по ночам к обрыву. Сначала я думал, что вы возвращаетесь на работу, но вчера всё выглядело так… я испугался. – Невежливо хозяйке накладывать на себя руки, когда она принимает гостей, – с издёвкой заметила старшая. – Я чувствовал вину. Госпожа У высоко приподняла брови. Нехарактерная для неё эмоция смутила парня, но больше он ничего не сказал. – Чушь какая, бога ради, ничего не понимаю. – Она вытянула из его руки нож. – Ну а завтрак зачем, м? Это моя обязанность. Чонгук искоса взглянул на неё. С вызовом. – Чтобы скрасить ваше утро. Старшая громко хмыкнула и несколькими быстрыми движениями прикончила лук, отправляя нашинкованное на шипящую сковородку. – Трудно сказать, у кого из нас оно выдалось хуже. Полушутка. Несерьёзный тон, которым она воспользовалась специально для Чонгука. Но в пересечённом взгляде она увидела парня, который не думая прыгнул бы за ней в ночную пучину. Вот – та самая пугающая мысль, способная устроить революцию, и эта мысль билась по ту сторону стекла, голосила и привлекала внимание госпожи У, чтобы та осознала масштаб катастрофы. Но госпожа У твёрдо смотрела мимо и реагировать категорически отказывалась. Ей не нужно это понимание – не сейчас, не сегодня. Никогда, пожалуй, лучше всего. – Так, Чонгук, – госпожа У прочистила горло, взывая к достойному голосу, – давай остановимся на одном важном моменте… – Не думать, – засопел мальчишка, отворачиваясь к шкафчикам и выуживая с полок две рисовые миски, – я помню. – Никаких вылазок к чёрту на рога по ночам. Тем более – никаких прыжков с обрыва и прочих благородных порывов. Слышал? Не повернувшись, Чонгук продолжил накладывать рис. К старшей стала пробираться тревога. – Сейчас ты под моей опекой, – повысила голос она, пугаясь всё больше, – и я не должна постоянно задаваться вопросом, в порядке ли ты. – Не должна ведь, чёрт побери. – Ты понял меня? – Он же не послушается – перемены были необратимыми для них обоих. – Чонгук? Прикосновения к плечу не случилось – Чонгук повернулся раньше, и теперь они оба смотрели на её протянутую руку как на нечто сверхъестественное. И, по мнению обоих, именно этим оно и являлось. – Ещё. – Что? Чонгук часто заморгал. – Т-то есть, ещё? – прохрипел он, подняв выше миску. – Ты не… так, нет, погоди, – старшая отмахнулась наяву от ревущего роя в своей голове, – я не буду, я опаздываю на работу… Обернувшись на часы, Чонгук неожиданно спокойно возразил: – У вас есть минут двадцать, – и добавил в её миску ещё пару ложек. – Откуда ты... – ей стало не хватать воздуха, – почему… Да какого чёрта здесь творится?! – Окей, я совру, что мне всё равно на то, что происходит, – Чонгук убрал назад волосы, спадающие на лицо, и взглянул на неё, – тогда вы позавтракаете со мной? В том, что творил этот парень, не было логики, и вся эта несмешная несуразица в конечном итоге приведёт к разрушившемуся мирку госпожи У. Фобия перед громадными, взрывоопасными метаморфозами отталкивала её на несколько шагов назад, обратно в вакуум. – Нет. – Нельзя корчить представительность, убегая с поджавшимся хвостом, но госпожа У не могла заткнуться. – Меня уже ждут. Очевидностью вранья она наверняка выставила себя посмешищем перед мальчиком. – Выспись, – сцедила назидательно её оболочка, – и обязательно позавтракай. Она только что выкинула признание Чонгука за границы определяемой важности. ...До работы она шла пешком так быстро, как могла. Автобус, на котором госпожа У обычно добиралась, догнал её на последней остановке спустя тридцать минут и ещё сотню попыток взять себя в руки. – Когда все успели разъехаться, мы же списывались? – проворчала Джанми, мешая соломинкой ядерно-зелёный коктейль. В баре было недостаточно шумно, из-за чего внимание Чонгука не рассеивалось вне их столика. Он не хотел здесь находиться. Если бы встреча произошла в месте, где грохочет музыка и веселятся люди, было бы проще раствориться и забить. Дело было не в друзьях Джанми. По большей части. Но… не сегодня, короче. – Эй, тебя не устраивает наша компания?! – подруга пнула девушку под столом и снова перевела взгляд на него. – Чонгук, неужели и тебя тоже? Чонгук сидел напротив парня подруги, закинув ногу на ногу и положив руку на спинку диванчика позади Джанми. Он покачивал головой в такт незнакомой песни, делая вид, что получает от всего происходящего удовольствие. И что не видит явный интерес в лице подруги. Чонгук понимал, когда привлекал кого-тот, но сейчас он бы предпочёл ни о чём не догадываться так же, как и оставшиеся двое за этим столом. Подцепив длинную прядь волос своей девушки, он стал ненавязчиво накручивать её на палец. – Ну, – Чонгук поднял банку пива свободной рукой и сделал глоток, – госпожа У велела мне потакать всем хотелкам Джанми, так что… Компания рассмеялась, подруга – кокетливо прикрыла ладонью рот. Джанми в шутку стукнула его по плечу, вызывая у Чонгука безвинную улыбку. – Так у тебя больше шансов выжить, чувак, – заулыбался друг, приложившись к банке. – Джанми-и, – протянула её подружка, – попроси сестру, чтобы она велела Чонгуку приезжать почаще, а то с ума сойти от скуки можно! В Сеуле вы, наверно, из клубов не выхо-одите. Её парень усмехнулся: – Из клубов занудства они не выходят – ты же шерстишь её инсту, нет там никаких вечеринок. – Иди ты, – рассмеялась Джанми, – всё время отнимает учёба, у Чонгука к тому же работа… Подруга хлопнула в ладоши. – Ого, как здорово, что ты работаешь! А кем? – Ну ясно, а то, что я суда разгружаю, конечно, хрень полная, – буркнул друг в банку. – Ой да замолчи ты уже!.. – Суда? – переспросил Чонгук, задавливая в себе очевидный интерес. – Ага, подрабатываю летом у госпожи У… эй, Джанми, а нахрена ты в столицу укатила, если пылишься в шараге? Джанми возмущённо пискнула и придвинулась ближе к столику, из-за чего гладкая прядка соскользнула с пальца Чонгука. Он не заметил. – Чтобы прислать тебе фотку самодовольного лица прямиком из Германии, куда меня отправят по обмену за лучший балл, – ответила Джанми и продемонстрировала то самое выражение лица. – Боже, – вклинилась подруга, – вы ещё и в Германию уедете! – Не ной, и ты поедешь, дай мне только доработать… – Пожалуйста, скажите, что вы останетесь там? Джанми терпеть не могла эту тему: каждый раз разговор выливался в ссору, потому что они не сходились во мнениях насчёт жизненных целей. Чонгук намеревался оставить всё отрицательное в Сеуле, поэтому сейчас он растянул губы в улыбке, болтая в банке остатки алкоголя: – Вы нас уже спроваживаете? Как грубо. Подруга захихикала. – Не, чувак, мы из лучших побуждений, – отозвался друг Джанми, – вы здесь сгниёте, отвечаю. – Кстати, Чонгук, как тебе в этой дыре? «Как тебе наш засоленный городок?» Улыбка на его лице застыла. Чонгук отвернулся к танцплощадке, будто вслушивался в заигравшую песню. Бар подстраивался под молодёжь, повсюду были расклеены фотографии с вечеринок, а над их столом горели мигающие разноцветные светодиоды. Госпожа У приложила бы холодную банку к виску и, зажмурившись, буркнула что-то вроде: «Я готова заплатить самому дьяволу, только уберите эту эпилептическую штуку». Чонгук детально видел её образ, закатанные рукава и переливающуюся разноцветным копну волос. Он вспомнил: на её вопрос он ответил нечто интимное, и точно не станет повторять это сейчас. Чонгук одёрнул себя – весь разговор крутился вокруг госпожи У, причём, по его инициативе. Сдалось ему заполнять её присутствием вечер, в котором не было самого Чонгука. Поэтому парень ответил незначительно и забавно, чтобы все посмеялись и забыли, включая его самого. Весь день был никаким – не похожим на полноценный будний день, с чётким утром, продолжительными событиями и завершающим вечером. Парень нехотя цедил пиво, чтобы забить чем-то время, и чувствовал, будто его так же нехотя цедят с рассвета. Чонгук вышел с другом Джанми за компанию на улицу и прислонился к кирпичной стене в ожидании, когда выгорит весь табак в его сигарете. «Лучше так, – подумал Чонгук отстранённо, – быстро сгореть». – Первый раз вижу некурящего одногодку, – выдохнул друг Джанми, – ЗОЖ, типа? – Типа, – отозвался Чонгук, провожая взглядом женщину в костюме. – Почему разгрузка? Может ли начальница пересекаться с обычным разгрузчиком, и, если да, многое ли он в ней заметил? – Чё? – переспросил тот после затяжки. Отчего-то Чонгук почувствовал раздражение. – А, блин, ты про работу. Это главное предприятие города, там платят нормально. Старик мой настоял – воспевает госпожу У даже на пенсии, непонятно чего. – Госпожа У, – произнёс Чонгук так, словно впервые пробовал алкоголь – медленно, с предвкушением, – вроде семейного культа? Друг хохотнул с сигаретой в зубах. – Не, чувак, мы христиане, а не сатанисты. Ты, кстати, неплохо держишься, – Чонгука похлопали по плечу. – Когда Джанми сказала, что вы приедете, мы, честно говоря, принялись делать ставки, на сколько тебя хватит. – С чего бы, – откликнулся Чонгук, сдавливая в ладони банку. – Гонишь, – с улыбкой удивился парень и потушил окурок о стену, – ты точно с ней пересекался? «А ты?» – почти вырвалось у Чонгука, но он смолчал и, не целясь, запустил сплюснутую жестянку в мусорное ведро. Не надо было ей выходить в море – тошнота не прекращалась. Хотя до этого её не укачивало. Наверно, всё из-за навалившихся проблем, типа неполадок в работе морозильной камеры сразу на двух судах. Предвидение разговора с отвратным типом из Пусана по поводу ремонта отдалось тянущей болью в затылке; значит, тошнота связана с чем-то другим. С жалостью к себе. Госпожа У оторвала ладони от лица и встретилась с собственным отражением в оконном стекле автобуса. Кожа в местах, где сжимались пальцы, покраснела, и несколько полулунных отпечатков ногтей красовалось на лбу. Неужели случившееся её так придавило? Может, потому что до недавних пор всем окружающим было на неё плевать. Тошнота подступила снова, и госпожа У резко поднялась с сиденья, когда автобус качнуло рядом с остановкой. Остановка не та, но ничего, лучше пройтись – проветрить голову, измотаться физически окончательно, а уже дома провалиться в сон на долгие часы, где не гложут мысли, что ты перестала справляться. «И это забавно, ведь смысл твоего существования буквально – справляться». – Клетки для ловли, – госпожа У похлопала по голове, благо, на улице никого не было, – до фестиваля должны доставить новые клетки. Ноги после рабочего дня и, уж тем более, после незапланированной прогулки до дома, гудели адово. Осталось приготовить ужин, и объятия постели скроют её от напастей. Госпожа У переоделась в футболку и, заправляя её на ходу, вышла в коридор. У порога входной двери она застала детей: Юнхёна и Джанми, которая с ужасом смотрела на младшего. – Конечно его нет, – говорил Юнхён. – Вы же вместе уходили. – Подруга с парнем поругались, – прошептала Джанми, – я хотела остаться с ней, а Чонгук… – Хён просто пошёл другой дорогой, – пожал плечами Юнхён, потирая ладони с прилипшим к ним рисом о домашние штаны, – скоро придёт. У Джанми задрожали губы. – Он должен был прийти час назад. Я не могу дозвониться... Клетки, суда, новая кроссовки Юнхёну – всё забылось. Госпожа У сорвала с вешалки отцовскую ветровку и тряхнула Джанми за плечо. – Поезжай обратно в город, а ты оставайся здесь, – последнее прилетело брату. – Я пойду вдоль леса. Никто не паникует, и чтобы оба были на связи. …Она пыталась не накручивать себя раньше времени. Но с каждой минутой, которая, казалось, тянула на себя и так стремительно надвигающуюся темноту, идти просто быстрым шагом оказывалось всё труднее: госпожа У сама не заметила, когда перешла на бег. До города оставалось минут двадцать – парня нигде не было видно. После дождя воздух посвежел, но это не помогало. Хотелось остановиться и отдышаться, но мысль о мальчишке, потерявшемся в неизвестной местности и в сумерках, добавляла ей сил. На бегу она стянула ветровку, висевшую на плечах тяжким грузом, чтобы повязать на поясе; в ворот майки пробрался холодящий разгорячённую кожу ветер. Госпожа У остановилась под погаснувшим дорожным фонарём, прислушиваясь: слева шумел редкий сосновый лес, справа, за низким холмом волновалось тёмное море. Над головой раздался раскатистый гром. Сердце пропустило удар. – Чонгук! – закричала она, но голос утонул в очередном грохоте. Госпожа У сорвалась с места. «Давай же, Джанми, позвони мне». Она пробежала старую остановку – значит, до первого магазинчика у въезда в город десять минут. Чонгук так и не отозвался. Госпожа У бежала, хватая ртом недостающий воздух, и думала о том, что будет прочёсывать местность вместе с полицией всю ночь. Думала, через какие связи сможет добиться поиска на вертолёте. Думала, что никогда себе этого не простит. Что именно – она пыталась не думать, но не могла избавиться от разрастающегося страха, поэтому ускорилась, чтобы сил на размышления не оставалось. Воздух сгущался, теплел. – Чонгук! На нос упала первая капля. И снова, самое отчаянное: – Чонгук! Приглушённо зашумел лес под слабым напором начинающегося дождя. Старшая резко остановилась. Она не услышала – почувствовала натянутыми нервами «нуна», а следом – обрушивающиеся звуки загнанного дыхания, дождя, моря, и побоялась радоваться. Последний рывок на то, чтобы удостовериться – и вот она оказалась напротив заброшенного шаманского храма, спрятанного под соснами. Прямо напротив Чонгука, который вышел из своего укрытия под свежий дождь. Живой. – Нуна? Госпожа У на автомате достала телефон, позвонила Джанми, сказала возвращаться и твёрдым – какими усилиями – голосом заверила, что всё хорошо. Не сводя взгляда с Чонгука. Вызов завершён – увидела бы она на залитом водой экране. Но она смотрела только на мальчишку, встревоженного и какой-то помятого, который то открывал рот, то снова закрывал, тёр заспанное лицо, одёргивал майку, закусывал губу, живой… – Я… Госпожа У сократила расстояние и пихнула Чонгука спиной вперёд, обратно под размашистые сосновые ветви и треснувший карниз храма. У неё промокли волосы и футболка, по спине стекала вода, домашняя обувь смешно чавкала, а звуки со стороны дороги оказались не такими беспощадными. – Извините… – Чонгук споткнулся, пятясь, – мне казалось, что так будет ближе… – он замахал руками, – даже не знал, что телефон разрядился!.. Она принципиально смотрела на дорогу, сжимая-разжимая кулаки, считая про себя. Сердце должно было давно успокоиться, но почему-то до сих пор грохотало, как ненормальное. – Ливень внезапно начался, и я добежал досюда. Хотел переждать… – всё трепал и трепал волосы. – Не понимаю, как мог уснуть… Она всерьёз думала, что понадобятся поисковый отряд для леса… и аквалангисты, если… – Я только сейчас проснулся, когда услышал… – заикнулся, – прошу прощения за то, что доставил вам беспокойств, что из-за меня подняли шум… Шум? Беспокойства?! Потеряв над собой всякий контроль, госпожа У с размаха дала такой подзатыльник, что Чонгук, охнув, по инерции сделал шаг вперёд. Парень обернулся, и она могла поклясться, что увидела собственное отражение в распахнутых глазах. Ладонь жгло, особенно у основания. Ему, наверно, было больно от удара, и госпожа У отвернулась к дороге, чтобы сдержать неуместные извинения. – Теперь мне лучше, – зачем-то сказала она вслух, кивнув. – Теперь намного лучше. Тихий раскат – а за ним ещё тише голос Чонгука: – Простите. – Парень низко поклонился. – Это было очень безответственно с моей стороны. Такого больше не повторится. Теперь этот поклон не приносил ей облегчения, как в день знакомства. Наоборот, в душе стало паршивей. Как он не замёрз, просидев тут в мокрой одежде столько времени. «Ты нас напугал, мы очень беспокоились»… давай же, скажи, проклятье. Госпожа У развязала ветровку и накинула на плечи Чонгука. Внезапный румянец на его мокрых щеках привлёк внимание, и она протянула руку. Ей показалось, что парень дёрнулся – наверно, боялся, что старшая опять замахнётся. Госпожа У всего-то хотела убедиться, что он не простыл. Лоб под ладонью оказался тёплым. – Я… – Чонгук прочистил горло, – я в порядке, но вам будет холодно… – и замер от встречного взгляда. – Это не просьба. Парень поджал губы. Боже, почему у неё такое ощущение, будто она измывается над беззащитным ребёнком. Госпожа У отошла, убирая с лица влажные волосы. – Дома померишь температуру и выпьешь бульон. Заболеешь – убью. Чонгук тоже заметил, что с ней происходит ровно противоположное тому, что должно. Эта чёртова мимика её с ума сведёт. Госпожа У, вроде как, до сих пор рассержена, только причина стремительно теряла конкретику – просто кусок растерянной злости. Девушка усердно всматривалась в дождевую завесу, перекрывающей дорогу, и думала, что из неё верёвки вьют, чтобы сравнять счёт за ночное происшествие. Ах да, очередной ушат с самоукором. Сейчас ей станет настолько плохо, что захочется волосы на голове рвать. Она не просила третьего ребёнка, за которого нужно отрывать от сердца и нервов полноценные куски. «За что», – это госпожа У с вечным вопросом обратилась к духам старинного храма, послужившего им укрытием. Вместо ответа – молния и небесный грохот. Очень информативно, как всегда. Госпожа У выудила телефон. – Такси вызываете? – услышала она голос Чонгука. – Час будем ждать. Это Юнхёну, чтобы вышел к нам и прихватил зонт. – Подождите. Парень принялся стягивать ветровку, и старшая уже приготовила всевозможные угрозы, но Чонгук подошёл ближе, накрывая их обоих. – Я и так наворотил за сегодня. Не хочу больше доставлять проблем. В бойкой решительности и с толикой стыдливости – парень манипулировал почти так же профессионально, как Юнхён. – Если заболеешь… Чонгук закивал головой: – Покорно приму смерть. Ещё наглости хватало так улыбаться. Паршивец. С одной стороны, совесть подтачивали угрызения, но с другой... Чонгук, правда, не хотел смотреть, как при каждом дуновении её кожа покрывалась мурашками. Типа, из-за него. Не мурашки, в смысле, а вся эта ситуация. Чонгук увидел госпожу У такой, какой та бывает только с самыми близкими. «Настоящую», – решил он для себя. И это потрясное зрелище. Старшая наконец сорвала маску (влепив подзатыльник, но это мелочи), потому что беспокоилась о нём. Она была напугана и зла – Чонгук хотел, чтобы так же сильно, как и он сегодняшней ночью. Хотел, чтобы госпожа У приняла его, как Чонгук – её. По-другому – нечестно. А ещё он пялился. Пялился на то, как мокла её широкая футболка с другой стороны, поэтому придвинулся ближе с ветровкой. По его открывшемуся плечу забарабанил дождь. – Без фанатизма. – Госпожа У поправила ветровку как было. – Извините. Она не выдержала: – И перестань «выкать». Видимо, лимит доброты на сегодня исчерпан. Старшая заново нацепила холодность, но он-то чувствовал приятное тепло, исходящее от её тела. Чонгук улыбнулся, отведя взгляд к показавшемуся морскому горизонту, где в чёрном небе светлела тонкая полоса. – Извини. Он услышал вздох и почувствовал случайное прикосновение к плечу, когда госпожа У одёрнула свою майку, прилипшую к ключицам. – Больше никаких полуночных разговоров. – Но… – Если не спится – будешь пить снотворное. – Я хорошо себя чувствую, – почти не соврал Чонгук и даже выдержал скептичный взгляд, – просто я ждал, когда перестанет лить, и меня разморило. А это мгновением порождённая ложь, и ему не жаль. – Все проблемы из-за того, что я оставляю твой режим без внимания. Чонгук остановился, принуждая к тому же и старшую. Он не даст ей взвалить на себя ещё хоть что-нибудь. – Ты тоже не спишь, нуна. – Издержки работы, – буркнула госпожа У, – идём. – И у меня, – воспротивился Чонгук и даже преградил дорогу, стараясь держать ветровку строго над ними. – Я работаю десять лет и меня уже не исправить, – чуть ли не по слогам разжевала она, – а ты молод. Во время отпуска нужно отдохнуть. – Я отдыхаю за чашкой отвара... «И нашими разговорами». – Не хочу ничего слышать. Чонгук подошёл ближе, зная, что она не отступит, и оказался прав. Лицо госпожи У на секунду озарилось вспышкой молнии, прежде чем её черты спрятались в тени парня. Оказывается, она ниже на полголовы. Сердце непонятно, отчаянно застучало. – Нуна! Хён! – закричали впереди. К ним навстречу бежал Юнхён. – Как вы? Всё хорошо? Чонгук поспешно отступил, выравнивая вдруг сбившееся дыхание. Нет. Нихрена. Ничего хорошего.