С твоей точки зрения

Глючный чуть задержался, прежде чем тоже направиться к дому. Всю обратную дорогу его не покидали мысли обо всем, что он узнал о художнике за столь краткий период времени. Его мотивы, его переживания, его прошлое, его работа. Все, чем он являлся, и Инк как будто и не пытался скрывать этого. А пытался ли он когда-нибудь? Ведь если подумать, это он вечно избегал хранителя, просил заткнуться и никогда не слушал. А тут разрушитель наконец дал ему шанс выговориться обо всем, что он так долго стремился до него донести. Неудивительно, что Инк не удержался и вывалил на него все и сразу, даже невзирая на весь риск. Но как он не понимает, под какой удар он себя подставляет? Неужто и правда… Доверяет? Глупо. Это ничего не изменит. Художник по-быстрому занес краску в подвал, после чего вернулся и старался улыбаться, но было явно видно, что перспектива приступить к разрушениям прельщает его куда меньше, чем когда он чуть ли не насильно тащил глюка на поиски этого наброска. Однако несмотря на это, он проявил завидное самообладание, упорно держа себя в руках и не позволяя этим душевным порывам повлиять на их дальнейшие планы, почти спокойно предложив пойти обратно в Область Набросков, аргументируя тем, что оттуда проще стереть большое количество миров за раз. Хранитель дал слово, и похоже, твердо намеревался сдержать его до конца. Но такие слова об уничтожении чего-то вновь заставили прокрутить в памяти его последнее откровение, поверить в которое у него до сих пор не получалось. И все же Эррор не считал, что тот врал, просто не видел в подобной лжи смысла. Да и то, как сложно Инку было говорить об этом, не выглядело игрой или притворством, а уж в искренности эмоций он кое-что да понимал, благодаря все тому же радужному. Но если честно, разрушитель никак не мог понять, что он должен обо всем этом думать. Он всегда считал их противоположностями. Разными, как свет и тьма, ибо таковы их предназначения. Однако чем дольше он оставался рядом с художником, тем чаще ловил себя на мыслях, что у него с Инком куда больше общего, чем он когда-либо мог представить. И если раньше он мог с непоколебимой уверенностью заявить, что они с хранителем не сойдутся ни в одном жалком пункте, то теперь таких пунктов набрался вагон и маленькая тележка. Что влекло за собой еще больше тревожащих размышлений и вопросов. Ведь значит ли это, что Инк все это время был прав и предлагал ему дружбу совсем не просто так, от балды или только во имя прекращения разрушений, но имея под этим вполне четкие основания? Неужели всерьез считал глюка тем, кто сможет его понять, и что самое странное… не ошибся в этом? Потому что Эррор понимал. Выворачивался наизнанку от этого осознания, но действительно понимал. Вот только даже через силу признав это, бежать к Инку в объятия с этим признанием и согласием на ту самую дружбу он не спешил. Ну да, они похожи, что с того? Они все еще враги, и даже не будь они ими, он все еще замкнутый в себе одиночка, и ему это не нужно! Никогда не было нужно. Никогда… Разрушитель осекся, когда понял, что лжет сам себе. Если бы он не нуждался в этом, то это не было бы так больно. Кто бы подумал, что его потребность в общении станет причиной его же изоляции. Да и в конце концов, будь ему все равно, то Блу давно был бы мертв. Но нет, жив, и больше убить себя не позволит. Глючный вздохнул и в очередной раз помотал головой, что, казалось, тяжелела от всех этих вопросов и сейчас ощущалась не иначе как свинцовой, утягивая его куда-то на дно мертвым грузом. Что-то слишком часто он стал задумываться о всякой ерунде, и с каждым разом отбрасывать подобные мысли становилось все сложнее. Он настолько погряз в них, что даже не заметил, как они снова оказались в золотистом пространстве, и очнулся, только когда художник пару раз окликнул его. Разрушителю даже потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить, зачем они тут, так сильно его оторвало от реальности. Когда же вспомнил — достал из органайзера прозрачную баночку и осторожно открыл ее, выжидающе посмотрев на Инка, в то время как тот задумчиво и слегка опасливо сосредоточился на склянке. — Вообще, эту магию сложно сконцентрировать, но думаю, тебе это дастся проще, чем мне. Ты ведь уже привык к чернилам? — уточнил он и, получив в ответ едва заметный кивок, продолжил: — Чтобы создать их, нужно что-то представить. С растворителем наоборот. — То есть, думать об уничтожении чего-то? — Эррор ухмыльнулся. Такой расклад действительно был ему куда ближе. — Да, но представлять нужно не ломание, а именно что стирание. Исчезновение и… пустоту. Как-то так. — Инк, напротив, от этих слов чувствовал себя малость неуютно. Эта способность не нравилась ему буквально всем, что она из себя представляла. Способ ее создания вынуждал концентрироваться на том, что он просто терпеть не мог, а ее применение противоречило всем идеалам и принципам, что он для себя выстроил. Даже красную, да что там, даже черную краску он был готов использовать охотней. Но как бы он ни хотел от этого отстраняться, эти силы были частью его сущности, и было немало случаев, когда они спасали ему жизнь. Да, художник придерживался позиции созидания, однако какой-то наивной веры в то, что бесконечный пацифизм может решить все проблемы, у него никогда не было. Инк умел быть жестоким и не брезговал этим, если того требовала ситуация. Но в то же время он четко знал установленные им же рамки, за которые хранитель обычно старался не заступать. И он забывал об этом лишь в самых неадекватных из возможных своих состояний. Но сейчас все было иначе. Он не был во власти красок. Нет, он добровольно переступил через эту грань. Что ж… Ему не впервой. Инк не сводил с разрушителя напряженного взгляда, в то время как тот закрыл глаза и сосредоточился. Представить стирание он мог, нет ничего проще. Возьми любую из его побед — когда мир просто рассыпался на нули и единицы, оставляя после себя лишь непроглядную тьму. И так до последнего клочка информации, пока вселенная полностью не перестанет существовать. Да и его родная обитель, несмотря на приставку «Анти-» в названии, была самой настоящей пустотой, и уж этот видок он никогда бы не забыл, не после того, как провел там чертову вечность. Глючный вздрогнул, когда ощутил явный отклик на эти мысли. На этот раз магия и правда поддалась куда быстрее и оказалась на удивление податливой. Да, такой же жидкой и склизкой, но как ни странно — почти комфортной. Он бы даже сказал отчасти родной. И это удивляло не меньше, чем вообще наличие у Инка такой силы, ибо подобное чувство возникло у него впервые за все время пребывания в теле врага. Как будто разрушительная энергия почувствовала родную душу и потянулась к нему, покинув свою стеклянную тюрьму и теперь слабо колыхаясь над ладонями, терпеливо переливаясь и струясь в ожидании. Белое олицетворяет добро, а черное зло. И посмотрев на них, можно было бы сказать, что это правда. Но сейчас Эррор был уверен в обратном. Чернила художника были черными и все же воплощали в себе творение и создание. А вот растворитель… Прозрачный, светлый и кажущийся почти белым, но от этой магии за версту тянуло пустотой и уничтожением. И разрушитель даже слишком четко ощущал, как внутри столь безобидной на вид жидкости бурлит едкая энергия. — Поосторожней с ним, — предупредил Инк, отступив на несколько шагов и сохраняя безопасную дистанцию. Если Эррор не совладает с этой способностью, быть в этот момент рядом он не собирался. — Моему телу он не навредит, а вот одежде — вполне может. Вряд ли ты этому обрадуешься, хех. — Он попытался усмехнуться, но с лица никак не сходила серьезность с нотками тревоги. Глючный слегка нахмурился, но кивнул, тоже отстранившись от опасной магии и заставляя ее перетекать в пространстве, потихоньку привыкая к новой силе. Бездумно пускать ее в ход без хоть какой-нибудь тренировки было бы безумством, ведь та явно была мощной. Даже… слишком мощной, чтобы вот так просто болтаться на поясе в обычной баночке. Разрушитель нахмурился сильнее. — А что насчет той склянки, в которой он был? Она не растворяется, — с долей никак не покидающей его подозрительности спросил он, хотя на этот раз любопытства было чуть меньше, чем раньше. Похоже, зеленая наконец начала сдавать позиции. — Только потому что я вложил в нее немало магии, чтобы защитить от этого воздействия, — пояснил художник, не переставая с той же настороженностью следить за ним. Эррор пригляделся и ощутил, что хранитель прав — та была сосредоточием невероятной энергии, однако внутри и снаружи она различалась. Это были две формы магии, созданные с разными целями. Глюк снова перевел взгляд в сторону прозрачной жидкости и не сдержал еще одного вопроса, который, на самом деле, интересовал его куда больше и крутился в подкорке с той самой секунды, как Инк вообще заикнулся об этой способности. — Если она так сильна, как ты говоришь, то почему ты не использовал его в битвах против меня? — в противоречивой смеси опаски и облегчения поинтересовался он. Если ощущения его сейчас не обманывали, то получается, что все это время художник поддавался ему. И причем неслабо, так что подобное открытие довольно серьезно ударило по его гордости. Хотя еще разрушитель поймал себя на мысли, что совершенно точно не хочет проверять эту сторону его магии на себе. — Использовал. Чтобы выбраться из ловушек, если иначе никак. Если же ты про нападение… — Инк сглотнул, напрягшись еще сильнее, и следующие слова дались ему с ощутимым трудом. — Скажем так, для живых существ он равносилен кислоте. Ты когда-нибудь видел, чтобы кто-то… просто растворялся? — Он отвел взгляд, но через мгновение резко вскинул его, осознав, что за вопрос задал. Эррор передернулся. Он что, серьезно? Как будто сам не знает. Или неужели не помнит? Если так, то хорошо ему, а вот глючный забыть не смог. Перед глазами явно отразилось давнее, но до сих пор кристально четкое воспоминание. Чернила растекаются по белому «полу» Антипустоты темным пятном и пачкают бежевую одежду и внутри и снаружи. Пропитывают ее насквозь, кусочек за кусочком, и даже водоотталкивающая природа не помешала ткани полностью утонуть во мраке и слиться с этой чернотой. Как будто все это время ее защищала магия хранителя, а теперь она растаяла вместе с ним. Только шарф избежал такой участи, и то, только потому, что оказался откинут в сторону незадолго до этого и в итоге окрасился лишь наполовину. Разрушитель попытался выкинуть навязчивый образ прошлого из головы, неосознанно вжав ее в плечи, но тут же понял, что совершил ошибку, ибо уткнулся в ткань этого самого шарфа и лишь добавил воспоминанию деталей. Пусть гораздо слабее, чем тогда, но одежда и сейчас пахла чернилами. Тот самый запах… Едкий, химический, буквально душаший, от которого кружится голова, и который еще долго не мог выветриться, казалось, пропитав всю Антипустоту насквозь. И хотя та была, считай, бесконечна, в какой бы ее уголок глюк ни запрятался, все напоминало об этом. Тогда он сбежал. Ходил по мирам и долго не желал возвращаться в свое измерение, словно не хотел видеть напоминаний. Вот только какой в этом смысл, если одно такое напоминание он зачем-то прихватил и вечно таскал с собой? От столь мутящих картин прошлого его чуть не вывернуло в настоящем, и Эррор поежился, отвернувшись и нервно оттянув ворот от горла. Воздуха вдруг стало катастрофически не хватать, хотя по идее, скелету он и не требовался. — Я… видел твою смерть. Так что, наверное, да. — Разрушитель буквально подавился этими словами, но порыв тошноты все же сдержал. Вкус и еще более сильный запах чернил ему сейчас был нужен в последнюю очередь. — Точно… —Художник уже жалел, что затронул эту тему. Он не так часто умирал, и вопреки мыслям глючного, большинство таких случаев засели в его памяти довольно прочно. А теперь, с эмоциями, это стало восприниматься еще хуже. — Согласись, это не для слабонервных. И если я использую это на ком-то, то… просто сотру. У тебя ведь даже вселенной нет, чтобы перезапустить и оживить. Я никогда не поступлю так с тобой. — В отличие от остальных не иначе как через силу выдавленных из себя слов, последнее предложение прозвучало на удивление твердо и с непоколебимой уверенностью. От такого заявления Эррор невольно вздрогнул. Нет, он уже давно уяснил, что Инк не собирается его убивать. Хранитель был сильным противником, но никогда не атаковал насмерть, в основном стремясь обездвижить, и даже при победе никогда не добивал, хотя некоторые ситуации подходили для этого просто идеально. Казалось бы, возьми да покончи со своей главной головной болью раз и навсегда, но он раз за разом игнорировал эти шансы и либо позволял глюку сбежать в Антипустоту и залечиться там, либо даже иногда оказывал первую помощь сам. С одной стороны, это вводило разрушителя в полнейшее недоумение, с другой, подобные подачки воспринимались не иначе как оскорбление и унижение, с третьей, он считал это самой главной слабостью своего врага, а с четвертой… Да, была и еще одна сторона. Совсем крохотная, и от которой он всячески отстранялся и пытался игнорировать, однако просто не мог не признать, что какая-то его частичка чувствовала себя спокойнее от знания, что его жизнь вне опасности. Но даже так, Инк никогда не говорил об этом настолько прямолинейно. Сейчас же он четко поставил его перед фактом. И Эррор и сам не знал, что должен ощущать от этого, однако недавняя оранжевая краска сделала это за него, упорно склонив реакцию скорее к положительной стороне. Этот цвет перекрывал и заглушал остатки фиолетового, отгоняя мрачные мысли о прошлом прочь и вместо них наполняя странной надеждой, хоть он и не совсем понимал, на что. Впрочем, ему сейчас было не до подобных разбирательств, главное, неприятные образы отступили, а значит, он наконец-то мог сосредоточиться на деле. Глючный перевел дыхание и решил, что достаточно привык к новым ощущениям. Он оглядел золотистые листки, но затем снова перевел взгляд на Инка. Слишком сложно было поверить, что тот вот так просто отдаст свою обитель на растерзание врагу. А потому в последний момент он замер в нерешительности, как будто ждал подтверждения. Разрешения. И художник дал ему это разрешение. — Выбирай какой хочешь. — Он демонстративно убрал руки в карманы и отступил еще на шаг, всем своим видом показывая, что не собирается мешать, хотя глюки слегка всполошились, выдавая его волнение. Эррор коротко кивнул, но все еще медлил. Оба чувствовали неправильность этой ситуации и то и дело ловили себя на напряженных взглядах в адрес друг друга. Инк наблюдал за тем, как разрушитель не спеша подходит к листкам, и внутри у него все сжалось, в то время как в голове болезненно отозвалось дежавю. В последний раз, когда Эррор был здесь, он уничтожил все эти вселенные. Хранитель пытался остановить его, но не смог. В один миг потерял все, что так долго и тщательно оберегал, и в тот момент ему показалось, что он почувствовал отчаяние даже без краски. И если бы не вмешательство Создателей, он бы так и проиграл. Но теперь все было иначе. Теперь это не проигрыш, это нечто гораздо хуже. Его собственное решение. Он сам позволяет сделать это. И пусть сознанием он это понимал, подсознание смиряться с этим не спешило. Инстинкты и привычки кричали вмешаться. Подскочить, вступить в бой, защитить, как художник делал это всегда. Магия отозвалась на это желание и услужливо заиграла на кончиках пальцев, готовая сформировать нити, но он сильнее сжал руки в карманах и изо всех сил одернул себя, чуть ли не заставляя чужое тело оставаться на месте и лишь мирно ждать. И разрушитель тоже ждал. Ждал еще одного подвоха, ждал, что Инк сорвется с места и попытается остановить его, что как всегда влезет в драку и заведет шарманку про сокровища Создателей и дружбу, но минуты тянулись, а этого не происходило. Но как ни странно, никакой власти над ситуацией он не ощущал. Как и хоть толики победных чувств. Недавнее напоминание о смерти хранителя вновь дало о себе знать, и Эррор тоже ощутил дежавю. Когда он думал, что наконец избавился от художника, когда понял, что больше никто не стоит у него на пути, то первой его мыслью было «Теперь никто не помешает уничтожать ошибки». И он мог сделать это. Мог пойти и стереть столько, сколько захочет. Но это настолько выбило его из колеи, что вместо этого глюк, напротив, бросил все свои привычные занятия и надолго погряз в самокопательских мыслях, разрушив лишь парочку Альтернатив, не больше. Но вот в любой другой момент, когда Инк стоял перед ним живой и здоровый, с твердым намерением не дать ему сделать задуманное, никакого внутреннего сопротивления не было. Как будто разрушитель нуждался в этом. Нуждался в Инке в роли врага, чтобы нормально выполнять свою работу. От такой мысли его ощутимо тряхнуло, но игнорировать ее он не смог, ведь теперь ситуации смешались. Инк здесь, вполне себе живой. Но… враг ли он ему сейчас? Если честно, глючный уже ни в чем не был уверен. Он всегда жестко вырывал победу, насильно забирал то, чего он хотел, но стоило кому-то что-то добровольно ему предложить, и Эррора просто заклинивало. Он действительно не мог к этому привыкнуть. Считал это чем-то неестественным и ждал удара в спину. И может, именно поэтому он до сих пор искал оправдания своему общению с Голубикой. Сперва убеждал себя в том, что тот всего лишь его пленник, а потом свыкся с мыслью, что они используют друг друга. И так действительно было проще, чем признать, что ему просто приятно от факта, что кто-то мало того, что не против его общества, так еще и уважает его. А чем ему оправдывать себя сейчас? Он не знал. Но взять и отказать означало бы признать свое поражение, и этого он тоже не мог. Хах, и вот опять все как будто идет по плану радужного. Словно это не он выполняет свое предназначение по своей же воле, а художник вынуждает его делать это. И такое положение дел Эррора категорически не устраивало. О, нет, он не позволит манипулировать собой так просто. И что бы там ни задумал Инк, разрушитель заставит его отвечать за свои слова. Под непонимающий взгляд хранителя он вернул растворитель обратно в склянку, и прежде, чем тот успел подумать, что глючный отказался от идеи что-либо уничтожать, в несколько шагов оказался рядом и протянул открытую баночку ему. Художник отшатнулся, прекрасно зная, что будет, если жидкость расплескается и попадет на него, и уставился на разрушителя в недоумении. — Эм, что ты?.. — Уговор, Инк! — вернул ему не столь давнюю фразу Эррор, самодовольно скалясь. — Изначально речь шла о том, что ты это сделаешь, правильно? Хранитель замер, выдержав мучительную паузу, но затем лишь кивнул. Руки в карманах предательски задрожали, когда он понял, к чему тот ведет, и ему пришлось сжать их еще сильнее, впиваясь костяшками в ткань. Но да, он действительно говорил такое, и сейчас отказываться от своих слов было уже слишком поздно. Глючный ухмыльнулся шире. — Ну так я жду. Моя задача создать эту магию, а воспользоваться ей ты и так сможешь, так ведь? Еще один такой же вынужденный кивок, сопровождающийся беспокойным мельтешением, из-за чего образ размылся чуть сильнее. Инк глубоко вдохнул и выдохнул, собираясь с силами и стараясь унять дрожь в ладонях, ибо браться трясущимися руками за столь уничтожительную магию означало подписать себе смертный приговор. Мда, он-то думал, что еще хуже эта ситуация стать не может. Как наивно. Это же Эррор, он не упустит случая перетянуть одеяло контроля на себя, и если раньше они были на территории Инка, где он чувствовал себя как рыба в воде, то сейчас игра шла по правилам разрушителя. И конечно, тот хотел как следует отыграться. Художник постарался успокоиться, но поняв, что так ничего не получится, снова отступил и тихо вздохнул, отвернувшись. — Дай мне пару минут, — сдавленно попросил он и потер глаза, в следующий момент перестав сдерживаться и позволив всем внутренним переживаниям сорваться с цепи и накинуться на него, разрывая остатки самоконтроля на кусочки. Перезагрузка не заставила себя ждать. Глючный хмыкнул, наблюдая, как полоска медленно заполняется, периодически сбрасываясь и начиная свой путь сначала. Похоже, он выбрал крайне удачный способ надавить на него, и от этого даже почувствовал некую уверенность в своих силах. Все же, рулить ситуацией оказалось куда приятней, чем прогибаться под хранителя и его дурацкие условия. И он собирался отплатить ему сполна. Под влиянием момента Эррор задумчиво склонил голову и обошел себя же кругом, разглядывая слетевшие текстуры, плавающие в глазах ошибки и пестрящие лаги. Он никогда не знал, как эти отключки выглядят со стороны, так как во время подобного именно что полностью отключался. И хотя зеленая в кои-то веки начала сходить на нет, больше не делая из глюка генератор вопросов, на любопытство краски все еще хватало. А знание собственных слабостей могло оказаться очень даже полезным. Он осторожно протянул руку и с заминкой, но все же коснулся черных костей. Никакой реакции на это со стороны собственного тела не последовало. Лаги бушевали беспорядочно, но вокруг руки не собирались. Эррор удивленно вскинул бровь. Если подумать… Он не был в этом уверен, но кажется, во сне гаптофобия тоже сходила на нет. Во всяком случае, когда он был слишком сонным или слишком расслабленным, да и в принципе в ситуациях, когда он не до конца осознавал окружающую его реальность, например под алкоголем, глюки появлялись с явной задержкой и были слабее, чем обычно. Но в силу своего состояния в такие моменты разрушитель не осознавал этого факта, о чем сейчас жалел, ибо эта боязнь была, пожалуй, одной из самых серьезных его проблем, и хоть какой-нибудь способ борьбы с ней был бы очень даже кстати. В красных глазах промелькнула осознанность, когда Инк в недоумении обнаружил глючного подозрительно близко. Скулу что-то грело, и он скосил взгляд, тут же впав в ступор снова сразу от двух вещей. Эррор касался его. По своей воле. Но что еще страннее, сам он от этого не лагал, хотя уже успел частично свыкнуться с мыслью, что касаний лучше избегать. Да, было явно тепло, даже почти горячо, но точно не обжигающе. Он в немом шоке уставился на разрушителя, встретившись с ним взглядами. Гляделки продолжались, пока до того не дошло, что хранитель пришел в себя. В следующую секунду он понял еще и то, как это выглядело со стороны. Глюк в тот же миг отдернул руку, смотря не менее дезориентировано и не зная, как объяснить столь необычное действие со своей стороны. Но художнику сейчас было не до того, чтобы подшучивать над Эррором или что-то у него выпытывать. Он тряхнул головой, окончательно возвращаясь к реальности. Сохранять самообладание из-за недавних тем и, как следствие, срывов было чертовски сложно, но после перезагрузки в голове опустело, а ему в целом полегчало. Он еще помнил об этих переживаниях, но эмоции от них уже не были настолько яркими. Как будто все эти события произошли не в течении последних часов, а, скажем, пару дней назад, и с тех пор успели остыть и подзабыться. Довольно странное чувство, но в данном случае оно было незаменимо, ибо иначе его психического состояния никак не хватило бы на то, что он собирался сделать. Инк протянул уже не дрожащую руку и забрал растворитель, в последний раз переводя дыхание и смиряясь со своей участью. Наверное, это честно. И раз у него получилось уломать Эррора на создание, то видимо ему придется заплатить за это аналогичную цену. Хотя один кусочек вселенной за, вероятно, десятки или даже сотни оных равноценным обменом никак не назовешь. Но он знал, на что шел, а потому отбросил последние сомнения и вернулся к своему плану, отыскав взглядом два мира, что должны быть стерты в любом случае. Теперь уже разрушитель следил за действиями художника, но в отличие от него, тот медлить не стал, призвав нить и выцепив из окружения нужный листок. Рука вновь дрогнула, когда в глаза бросилось название. Оутертейл. Он впервые в жизни мог сказать, что искренне полюбил эту вселенную, пусть и пробыл в ней совсем недолго. И не иначе как предательством это назвать не получалось. В груди болезненно защемило, но это чувство приглушил осадок опустошения после перезагрузки. Вот только вечно это не продлится, решаться нужно было быстро, ибо с каждой секундой, что он потратит на сомнения, ему будет сложнее сделать это. Так что не дав эмоциям времени снова разыграться в полную силу и помешать ему, хранитель крепче перехватил баночку в руках и следующим движением слегка наклонил ее, капнув едкой магией на бумагу и отрезая этим последний путь к отступлению. Будто делал тот самый последний шаг в Зале Правосудия на пути геноцида, и вместе с новым порывом липкой дрожи на позвоночнике ощутил, как по спине проползли все его грехи. Проползли, вцепились мертвой хваткой и отпускать не спешили, напротив, впиваясь все сильнее. Взгляд помутнился, и он отвел его от листка, не в силах смотреть, как тот бледнеет, вместо этого сосредоточившись на Эрроре. Тот выражал смешанную реакцию, и за следующие несколько секунд зрачки сменили пару десятков форм. Инк вгляделся в мельтешащие символы и по ним попытался определить бушующую гамму чувств. Первым отразилось удивление и ошеломление, похоже, глючный до последнего не верил, что хранитель действительно сделает это. Что ж, он тоже не верил. Следом пришло некое самодовольство и не иначе как садистская ухмылка, ибо назвать художника при этом довольным язык не поворачивался, а значит, он все же достал его. Инк вновь мысленно согласился — достал, и еще как. Затем же промелькнули нотки сомнений. А вот это уже интереснее, и на этот раз хранитель был точно уверен, что символ капли ему не привиделся, хоть тот и появился лишь на секунду. Эррор любил эту вселенную. И неважно, сколько оправданий он выдвинет, его действия говорили правдивее любых слов, и даже бесчувственность не сможет так просто перекрыть его воспоминания. Художник на такое же краткое мгновение позволил себе улыбнуться, когда в бурю его собственных переживаний затесалась кроха надежды. В этом раунде у них ничья. Под конец же этой мешанины разрушитель невольно содрогнулся, вспомнив, чем для него обернулся тот первый разорванный листок, однако откликнувшееся следом ощущение и правда не было болезненным. Но и не приятным, и это слабо сказано. Относительно нейтральное, и все же весьма грубое прикосновение, напоминающее что-то среднее между зудом и жжением, оно исписывало все тот же узор, пока не оборвалось на одной точке, а затем… все пропало. Почему-то он подумал, что это похоже на угасание звезды. Вот она есть, а в следующий миг внезапно исчезла. Но как и свет звезд, находящийся так далеко, что мы узнаем о ее смерти не сразу, так и тут, осадок от ощущения ненадолго задержался, прокручиваясь в памяти, хотя оно само уже пропало. Как пропала и вселенная. Разъедаемый растворителем, листок медленно становился белым, в то время как магия, наполнявшая и питавшая его, так же постепенно испарялась. Но этого было маловато чтобы поверить, что с миром сейчас происходит то же самое. Может, глючный просто сомневался, что это работает, ибо чувствам этого тела все еще доверял не очень, а может, где-то на грани подсознания не хотел, чтобы это сработало, но он просто вдруг понял, что должен убедиться. Разрушитель достал кисть, но когда он с трудом нашел почти угасшие координаты, Инк вдруг схватился за деревянную ручку, остановив его. — В чем дело, чернильница? — недовольно прищурился Эррор, отдернув инструмент и не видя причин мешать ему. — Кто-то открыл портал туда, — пояснил свои действия художник, указав на листок, чьи еще не выцветшие части засияли чуть ярче, хотя таких золотистых пятен осталась лишь пара, не больше. — Наверное, это Дрим. Он тоже может отслеживать уничтожение миров. — Он сказал, что сейчас очень слабо чувствует другие вселенные, —  с сомнением протянул глюк. Впрочем, от идеи перемещаться он мгновенно отказался. Конечно, в появлении Инка в умирающей АУ нет ничего необычного, это как бы его работа. Но встречаться сейчас с Звездными означало необходимость объясняться, что вообще происходит, и подобная нервотрепка была последним, на что он хотел тратить время. К тому же вряд ли после этого ему бы позволили вернуться сюда. — Вот как? Да, Найтмер упоминал что-то похожее. Но «слабо» не значит «совсем не». Не забывай, что это большой мир, — с некой отрешенностью в голосе отозвался хранитель. Как будто он лишь физически был здесь, а его мысли витали где-то на другом конце Мультивселенной, надеясь оказаться как можно дальше отсюда. — Если твой солнечный дружок и правда там, не боишься, что он налетит на тебя с обвинениями? А точнее — на меня. — Разрушитель напрягся, так как подобное почти в любом из вариантов означало раскрытие случившегося с ними, а этого он допустить не мог. Соглашаясь на сделку, он как-то совершенно не продумал этот момент, как, к слову, и многие другие, о чем уже успел сто раз пожалеть. Но Инка это совершенно не взволновало, и следующим предложением он объяснил, почему. — Он не знает, что я способен на такое. — Так у тебя есть секреты даже от него? —  Глючный был одновременно удивлен как этим фактом, так и собственной реакцией на него, ибо неожиданно поймал себя на том, что отчасти польщен этим. Во всех предыдущих откровениях так или иначе мелькало имя Мечты, создавая ощущение, что хранитель позитива был единственным, кто был в курсе всех неприглядных секретов чернильницы. И похоже, что так и было. Но теперь оказывается, что даже он знал не все, и, что самое невероятное — художник фактически признался, что разрушителю он доверился сильнее, чем своему самому близкому другу. И такая мысль почему-то была… в какой-то мере приятной? Хотя он и не мог этого никак объяснить, в итоге свалив столь странный порыв на краску. И только на нее. Иначе и быть не могло. Хранитель же слегка смутился, но в остальном не поменялся в лице, словно недавняя перезагрузка выключила в нем все эмоциональные реакции. — Ну… Не то что бы я специально это скрывал. Просто у нас никогда не было повода обсуждать это. Когда мы встретились, я уже отринулся от идеи использовать эту магию в подобных целях. Так что хотя Дрим знает о растворителе, он вряд ли догадывается, что он настолько силен. И он точно никогда не видел уничтоженных мной миров. Так что даже если увидит сейчас, едва ли поймет, что дело в моей магии. Плюс, мы ведь делаем это извне, а Область Набросков заблокирована. Он не сможет нам помешать. Эррор вновь прищурился. В отличие от него, Инк почти все продумал заранее, даже до таких вот мелочей. Что довольно сильно настораживало, хотя еще вызывало отголосок чего-то, отдаленно похожего на восхищение, заставляя вспомнить, почему художник был настолько сильным, и, что не менее важно, не надоедающим противником. Ведь от битвы к битве он всегда находил, чем удивить. Теперь же ко всему прочему выяснилось, что он еще и совсем неплохой манипулятор, ради своих целей готовый поступиться всем, начиная от принципов и друзей и заканчивая целыми вселенными. А цель у него как была неизменной, так и осталась — хранитель твердо вознамерился получить глюка, и похоже, отступать от этого был не намерен. — А ты коварен. — Разрушитель ухмыльнулся, и в голос затесалось что-то вроде впечатления, хотя назвать это похвалой было сложно. Инк лишь пожал плечами, тем временем отыскав вселенную мексиканского сериала. И на мгновение ему подумалось, что от ее уничтожения Мультиверс ничего не потеряет. Ибо здесь и сейчас у них разворачивались драмы похлеще, чем во всей этой АУ вместе взятой. — А с тобой в противниках быть другим нельзя, ­— тем же прохладным тоном ответил он, опять прибегнув к своей же уничтожительной магии. Несколько минут, и еще один полностью поблекший листок сам собой упал на пол, так как поддерживающая его нить так же растворилась и исчезла. Глючный, проследив за его падением, снова попытался сосредоточиться, но на этот раз найти координаты не смог, как бы ни пытался. Осознание было запоздалым. И от этого осознания что-то внутри едва заметно кольнуло, но быстро перекрылось чувством, которого он из-за повышенной дозы красок уже какое-то время не испытывал — всепоглощающей внутренней пустотой. Эррор в уже почти привычном движении коснулся флакончиков. Ему была нужна более сильная реакция на это, но он никак не мог понять, какая. Он дорвался до столь сладостной мести, так что можно было выпить желтой и обрадоваться. Добавить красной, удариться в злорадство. Увеличить дозу оранжевой и позволить себе долю бахвальства и самолюбия от победы. Вот только он вдруг понял, что подобный выбор будет даже большей фальшивкой, чем все эти цветастые склянки сами по себе. И еще больше дезориентированности добавляло то, что по какой-то непонятной для себя причине он был… относительно рад, что не видел смерти этих миров изнутри. Мысль, что ему придется уничтожить эти звезды лично и стать свидетелем их угасания, всегда казалась ему какой-то почти неправильной, и в итоге он каждый раз откладывал это. А теперь… Так и не решив, какую краску выбрать, он в замешательстве уставился на художника, словно надеялся получить от него подсказку, однако тот выглядел так, как будто ему и самому не помешает выпить жидких чувств. На нем не читалось ни одной эмоции, кроме некого смирения. Но это было не спокойствие, нет, это было нечто совершенно противоположное. Как будто переживаний было так много, что Инк уже и не пытался как-то выражать или бороться с ними, зная, что это просто бессмысленно. И тратил все свои силы лишь на то, чтобы не сломаться от этой ситуации. А ведь… Эррор уже видел такое выражение на своем лице. Точно, после смерти хранителя это лицо преследовало его в каждом отражении. И он определенно не был готов увидеть его снова. Сам же Инк смотрел в сторону глюка выжидающе, хоть и явно сквозь него, блуждая расфокусированным взглядом по пространству. Похоже, зрение опять слетело, лишь добавляя образу некой опустошенности, однако он едва ли обращал на это внимание. На самом деле, даже наоборот, художник был только рад не обращать внимания на происходящее. Но поняв, что пауза затягивается, уточнил: — Какой дальше? Есть особые пожелания? Или этих двух тебе хватит? — Не надейся! — мгновенно откликнулся разрушитель, выйдя из оцепенения. И чуть безразличнее добавил: — Все равно. Хранитель медленно кивнул, пройдясь тем же отсутствующим взглядом по окружению и раздумывая, как распорядиться столь сомнительной «свободой». Первым делом сразу отмел миры, к которым прикасаться не осмелился бы. Вообще, было бы логично выбрать вселенные, которые с большей вероятностью смогут восстановиться и без его помощи, но тут было небольшое «но» — для этого они должны быть или достаточно обширными, или достаточно известными. И ни те, ни другие подставлять под удар не хотелось. Еще затесалась мысль воспользоваться ситуацией и сдвинуть баланс энергий, разрушив темные миры, у которых и так мало шансов хоть на что-то, кроме страданий. Но учитывая сделку с Найтом, этого тоже лучше не делать, а то еще прицепится с претензиями. А настраивать против себя всех, кого только можно, было такой себе идеей, ведь тот еще может им пригодиться. В итоге художник вздохнул и остановил выбор на нейтральных мирах. Те питали и Дрима и Найтмера одновременно и не сильно подкосят кого-то из них. Плюс, они зачастую имели много разных таймлайнов с изменяющимися путями прохождений, и подобные развилки событий обеспечивали им как интерес со стороны Создателей, так и изрядную долю проработанности. Пожалуй, лучший вариант в этих обстоятельствах, не считая того, в котором ему не пришлось бы стирать что-то в принципе. — Эррор, можно вопрос? — нарушил он угнетающую тишину, всеми силами надеясь отвлечься от своих же действий. — Что ты чувствовал когда делал это? Когда уничтожал? — Что ты имеешь ввиду? — растерялся глючный. — Я знаю, что сейчас все зависит от красок. Но раньше? Ты всегда отзывался об этом как о предназначении или долге. Как и я о своей работе, в общем-то. Но ведь это не совсем так. Мы оба сами выбрали наши пути. И все же я на это был отчасти вынужден. А что насчет тебя? Ты ведь не страдаешь, если не уничтожаешь, правильно? Так… тебе это нравилось? Если честно, Инк не знал, зачем он это спрашивал, ибо отвлечься от разрушения, интересуясь этими самыми разрушениями, едва ли могло помочь ему забыться. Но почему-то это было первое, что пришло в голову. И хранитель был уверен, что получит в ответ твердое «да», а в догонку еще и что-нибудь вроде «ты что, идиот?», но вместо этого его встретила такая же напряженная тишина. Так и не дождавшись от собеседника хоть звука в течении следующих нескольких минут, художник обернулся и внезапно наткнулся на сосредоточенное лицо и символы глубокой задумчивости. И причины для этого у глюка были. Вопросы «зачем» и «почему» звучали постоянно, ими радужный засранец уже прожужжал разрушителю все его несуществующие уши. Но такой вопрос звучал впервые. Если подумать… Инк вообще не особо интересовался его эмоциями. Самочувствием — да, периодически. Во время их встреч в Оутертейле они даже разок обсудили свои хобби, пусть это и была лишь парочка небрежно брошенных предложений. Но слова «нравится» в теме их работы не было никогда. Они делали это просто потому что должны, потому что так надо, и потому что так было всегда. И Эррор вдруг понял, что ни разу всерьез не задумывался об этом. — Зачем тебе это знать? — пытаясь скрыть свое смятение, нахмурился он, когда поймал на себе еще один взгляд, на этот раз чуть более осмысленный и сконцентрированный. — Просто интересно. Сказал же, для меня это эксперимент. Я хотел узнать свою реакцию, и… — Хранитель осекся, когда интонация резко скакнула на высокочастотный звук. Он замялся, но все же закончил предложение: — Узнал. Но что насчет тебя? — Теперь в голосе читалось вполне искреннее любопытство, даже сумевшее пробиться сквозь его отрешенное состояние. Реакция глючного была неожиданной и потому полностью завладела его вниманием. Разрушитель вновь невольно погрузился в размышления. Сейчас он ощущал некую приподнятость духа, но это было влиянием оранжевой краски, которая на правах последней выпитой захватила его мысли и оттеснила все остальные. Хотя еще о себе давал знать отголосок фиолетовой, пусть тот и был довольно слабым и явно недостаточным, чтобы сорваться в неконтролируемую неприязнь. А зеленая, как гордый посредник между ними, превращала это сочетание в изрядную долю сомнений и метала его между двумя лагерями, никак не давая определиться, хорошо ему от чего-то или же плохо. И его воспоминания, пожалуй, отдавали чем-то похожим на оранжевую. Эррору нравилось побеждать. Очень нравилось, это он мог заявить без тени сомнений. Ощущать свое превосходство и власть, видеть их беспомощность… Хотя… В последнем он был не уверен. Потому что если вселенная не могла дать вообще никакого отпора, то это было скучно. Серо, уныло, и создавало ощущение тех самых чисто трудовых будней. От этого на языке возникла какая-то терпкость, и глючный поморщился. Единственное, что спасало такие дни, это приход чернильницы. Тогда можно было забыть обо всех этих слабаках и как следует развернуться в реальной битве. Победа над радужным засранцем никогда не была легкой, но зато доставляла не иначе как экстаз, разгоняя кровь по костям и заставляя его чувствовать себя по-настоящему живым. И в такие моменты… Он с уверенностью мог сказать, что ему это нравится. Нравится по-настоящему, до дрожи, до искр в глазах и широкой безумной улыбки. Но разрушитель никогда не отдавал себе отчета в этом до этой самой секунды, пока ему не задали столь обманчиво простой вопрос в лоб. Эррор пошатнулся и почувствовал что-то похожее на его родную перезагрузку. Мысли гудели под гнетом свалившегося осознания, в то время как Инк смотрел на меняющегося в лице глюка с интересом, и даже то, что поблекших листков вокруг стало больше, не так сильно волновало хранителя. Теперь он был уверен, что задал правильный вопрос, хоть и пока не знал, к каким же выводам тот придет. Выводов было три. Во-первых, глюк внезапно понял, почему же так сильно был не рад его смерти, хотя раньше этот ответ вечно ускользал от него. Во-вторых, разобрался, почему его так же сильно не устраивала ситуация здесь и сейчас. И в-третьих, осознал то, что его не обрадовало. Разрушитель снова нахмурился и сложил руки на груди, отведя взгляд и лишь самым краем глаза следя за художником. — Да. Да, нравилось. Доволен, или будем и дальше играть в капитана очевидность? Хранитель переварил ответ и кивнул. Наверное, глупо было ожидать чего-то иного, верно?.. Он отвернулся и ступил к следующему листку, стараясь не смотреть на него. Инк не хотел знать, что за мир сотрется, но по довольно яркому цвету было ясно, что вселенная ближе к положительной. Однако стоило ему протянуть руку со склянкой, как вдруг ее схватили и ощутимо сжали, и на этот раз прикосновение сработало как и должно, разнося болезненные лаги сквозь ткань. Художник рефлекторно хотел выцепить руку, но от резкого движения растворитель мог расплескаться, а это было слишком опасно, потому он с усилием сжал зубы и переборол себя, напротив, замерев на месте и удивленно посмотрев на Эррора. Тот спустя минуту отпустил его, и прежде, чем хранитель успел что-то понять, схватился за листок, быстрым движением отсылая его куда подальше. — Этот не трогать, — холодно и твердо отчеканил он. Инк с тем же недоумением огляделся. Таймтейл был совсем в другой стороне, как и Андерсвап, их он специально обошел стороной. Оригинала среди листков вообще не было, над основным Андертейлом у него не было власти, как и в целом над центром. Дримтейл не являлся АУ, и хотя у него был свой остров, отцепить от него кусочек, чтобы создать связь с листком, не получилось. А листок Рипертейла просто не рвался — настолько был переполнен энергией. Правда, узнал художник об этом совершенно случайно. Шокотейл?.. Нет, тоже цел. Но тогда что это была за вселенная, и с чего бы глюку защищать ее? — Как много у тебя исключений? — в смеси растерянности и еще одного проблеска надежды спросил он. — Больше, чем мне бы хотелось, — недовольно процедил разрушитель. И мысленно добавил: «И кажется, только что появилось еще одно.»