ID работы: 7670171

С твоей точки зрения

Слэш
PG-13
В процессе
1523
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 443 страницы, 34 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
1523 Нравится 1175 Отзывы 435 В сборник Скачать

Часть 29 - Безумие на троих

Настройки текста
Несмотря на столь громкое заявление, Даст слабо представлял, на что ему сдался пленник. Точно так же, как не мог понять, что же толкнуло его на этот поступок, который он по праву считал одним из самых безумных своих заскоков. Да и если быть совсем уж откровенным, маленький скелет прибавил ему больше забот, чем какого-то морального удовлетворения от владения чужой жизнью. Но мысль о том, чтобы избавиться от внезапного гостя — наплевать на возможный риск и убить, сбагрить Найтмеру или даже заморочиться и каким-то чудом вернуть в Антипустоту, откуда тот и свалился на его голову — вызывала какое-то нездоровое собственническое отторжение. Пыльный не привык отпускать своих жертв и делал это лишь в двух случаях — если речь шла об очередной потасовке с кем-то из сокомандников или по приказу босса. Причем и то и другое было чисто по привычке и уж точно не из милосердия — эту дрянь он вытравил из своей души еще вечность назад. А Кошмар лишний раз позаботился, чтобы та не вернулась. Но его вмешательство было не особо и нужно — внутренний голос в лице брата и почти что зависимость от накопления опыта продолжали стабильно призывать к убийствам, и если дело не касалось банды, Даст никогда не бросал битву на полпути, пока чужая пыль не осядет на его толстовку новым слоем. Эта черта досталась ему еще с того времени, как он раз за разом вступал в бой с человеком, но вместо того, чтобы как абсолютное большинство Сансов сдаться, это приучило его не упускать ни единого шанса и до последнего стоять на своем. И это было одной из главных вещей, что в нем так ценил Найт, эта преданность единственной выбранной цели, и в частности, верность ему. Хотя подобная одержимость была как силой, так и слабостью — с одной стороны, это не раз спасало команду от поражения, но с другой, маньяк порой не понимал, когда нужно отступить, если тот, на кого он оскалил зубы, оказывался явно сильнее его. Однако ничто из этого не было применимо к Блу и столь неожиданному решению сохранить тому жизнь. И ответов, что с тем делать, это тоже не прибавляло. Но пыльный давно бросил искать оправдания своим бзикам, а потому решил не сходить с ума по этому поводу дважды, просто приняв маленького пленника как часть своей новой жизни и посмотрев, что же из этого выйдет. Что ж… Последствия были куда глобальнее, чем он когда-либо мог ожидать. Хотя раньше он в плену никого не держал, опыт надзирателя у Даста имелся. Замок Найтмера мог похвастаться обширной сетью подвалов, и они далеко не всегда пустовали. И так сложилось, что роль охранника чаще всего доставалась именно ему, ибо Хоррор усидчивостью не отличался и, едва проголодавшись, мог легко счесть пленников за обед. А Киллер, несмотря на статус самого преданного подчиненного, по совместительству был единственным, кто осмеливался дерзить Кошмару, и даже четко следуя каждому его приказу, умудрялся самовольничать во всем, что они не охватывали. А потому любая недоговорка могла закончиться катастрофой, что всегда неизбежно выводило Найта из себя, однако загадочным образом не вредило ни одному из его планов. Но даже так, лишний раз иметь дело с его выкрутасами хранитель негатива отказывался, доверяя убийце лишь самые важные поручения, где шалости были просто недопустимы, а более простую работу сваливая на остальных. Что включало в себя и присмотр за временными «гостями» замка. Сам Даст на подобные приказы пожимал плечами, каждый раз заявляя, что работка не пыльная. Что было в чем-то правдой, ибо убивать тех без разрешения было нельзя, на что маньяк вечно ворчал, но в остальном не жаловался. Так что в целом, эта ситуация была относительно привычна, однако в то же время кардинально отличалась, ибо теперь он сам принимал все решения. И как пыльный быстро понял, тратить свободное время в родной вселенной на скучное сидение у камеры и присмотр он не особо хотел. А потому это заточение очень быстро перестало напоминать заточение. Блуберри не был связан, и его никто не удерживал в четырех стенах. В общем-то, весь этот мир был в его распоряжении, но с другой стороны, этот же мир и был его клеткой. Даст не шутил, когда говорил, что бежать отсюда бессмысленно. Когда во вселенной есть всего два живых существа, один из которых охотник, а другой жертва — ждать помощи неоткуда. К тому же пыльный знал это место даже слишком хорошо, так что любой вероятный побег превратился бы лишь в догонялки в замкнутом лабиринте с одним неизбежным концом. И Блу понял это достаточно быстро, чтобы не совершать столь опрометчивых поступков. К тому моменту он уже растерял достаточно наивности и приобрел кое-какой опыт нахождения в плену, чтобы отложить розовые очки и взглянуть на ситуацию трезво. Ситуация была так себе. Маньяк сказал, что не убьет его, но единственное, что его останавливало, это нежелание переходить дорогу разрушителю. Который бросил его, и далеко не факт, что озаботится пропажей настолько, чтобы отправиться на поиски. Так что это было весьма условной защитой, на которую Блуберри не полагался. Даст все еще был гораздо сильнее его, и ему пришлось признать как свою уязвимость, так и свою зависимость от него. Ведь даже если пыльный не прикончит его сам, это место — не Антипустота, чтобы ни в чем не нуждаться. Причем этот последний пункт ему пришлось уяснить в первые же дни тут, почти с удивлением обнаружив, что он снова испытывает голод. К счастью, обрекать его на голодную смерть маньяк не планировал, выругавшись, исчезнув в портале на несколько часов, но по возвращению убедившись, что свежеукраденного запаса хватит, чтобы прокормить двух Хорроров. Это было определенно кстати, но именно тогда Блу понял, насколько все серьезно. Несколько часов это не слишком много, но за это время он успел не раз испугаться, что его снова оставили на произвол судьбы, и столько же раз осознать, насколько Даст ему нужен, если он хочет жить дальше. И потому он не пытался сбежать. Гулял по миру, изучал его, осматривался, но под конец всегда возвращался «домой». Сам, или иногда за шкирку, если пыльный возвращался раньше и не обнаруживал пленника в пределах родной обители. Впрочем, времени, чтобы гулять без страха за себя, у него было достаточно. Когда маньяк уходил, это всегда было надолго — от половины дня до пары недель. Но оставался тоже надолго. И то и другое объяснял временными аномалиями. И как ни странно, дни без Даста были хуже дней с ним. На что Блуберри качал головой и раз за разом сваливал это на последствия изоляции в Антипустоте. Но несмотря на расставание с Чарой и тревог за ее судьбу, голоса все еще успешно развеивали одиночество. Причем в добровольно-принудительном порядке — иногда они не затихали часами. И уже тогда Блу задался целью найти способ их заткнуть. Что интересно, идею для этого подкинули они же, когда признались, что не могут связаться с Эррором, ибо тот отправил их в тотальный игнор и не хочет никого слушать. Но пусть в этом он в то время не преуспел, зато набрался опыта в другом. Он уже признал, что был слаб, но не собирался оставлять этот факт просто так. И побывав на грани настоящей смерти, а после вынужденный периодически спасаться от «заскоков» Даста, у него появилась еще одна цель. Вернее, она была у него уже давно, но теперь Голубика взглянул на нее иначе. А потому даже в таких обстоятельствах вернулся к тренировкам. Насчет которых у него быстро возникла одна странная идея, но он долго не знал, как к ней подступиться, пока однажды все не разрешилось само собой. Пыльный поймал его в процессе, находясь в тот момент в одном из мирных настроений, и на колкий комментарий, что тот делает выпад неправильно, получил совершенно внезапную и немного нервную просьбу о спарринге. Это было самое первое, о чем Блу его попросил. И получил по полной, оказавшись разбит в пух и прах. Тогда это чувство вернулось. Не страх, не боль, но что-то… настоящее. Блуберри честно не знал, есть ли у этого название, но битвы с Дастом не были похожи ни на одну из его тренировок с Альфис. Это даже нельзя было назвать тренировкой. Раз за разом это было сражение за собственную жизнь. Буквально — маньяк нередко забывал остановиться и очухивался только перед нанесением последнего удара. И для него это было так же странно. Раньше единственным, с кем он бился, не стремясь убить, был Хоррор, но тот был его… кем? Сокомандником? Братом по несчастью? Другом?.. Что бы это ни было, Блу ни под одно из этих определений не подходил. Но с каждый разом все больше занимал это непонятное место в его жизни. И пусть вызвать кого-то на бой это не лучший способ узнать его, в их случае именно это стало первым шагом. До второго они добрались чуть позже. Они проводили достаточно времени вместе, но на самом деле не общались близко. Блуберри вполне справедливо опасался и не решался лезть с какими-то своими мыслями, боясь повторить ту же ошибку, что допустил с Эррором. Когда от тактичности зависит твоя жизнь, ей волей-неволей, а научишься. А пыльный просто не так часто обращался к нему, так что любые разговоры были натянутыми и не заходили далеко. И куда чаще они разговаривали не друг с другом, а сами с собой. А точнее, с прочно поселившимися в голове голосами. Которые и стали еще одной точкой соприкосновения. Как псих со стажем, Даст быстро заметил, что несмотря на безобидную и милую внешность, с головой у маленького скелета все далеко и серьезно не в порядке. И маньяк не мог его в этом обвинить, но невольно отмечал, что понимает, что с тем творится. Мог предсказать его действия, замечал мелкие детали и предпосылки и уже видел, куда ведет следующий шаг. Навстречу пропасти. Той самой, в которую он провалился вечность назад и с тех пор блуждал по дну, забираясь во все большие глубины, а теперь поднял голову к свету и увидел кого-то на краю. Это было странное ощущение. Как будто он смотрел на себя где-то там, в зачаточной стадии, и в голове билась мысль, что тут еще не все потеряно. Он свыкся со своим безумием, но у Блу еще был шанс не потеряться в нем полностью. И в момент просветления пыльный внезапно сам для себя обнаружил, что хочет этот шанс удержать. В голове эхом отозвались слова Блуберри в их первую встречу: «Сломать? Почему ты так хочешь этого? Потому что… Ты сам сломался?» Да, он сломался. Не смог выдержать навалившегося на него груза и просто смирился с мыслью, что от него уже ничего не зависит, и он все равно не сможет ничего изменить. Но сейчас он мог. Чужая жизнь была в его руках, и он мог ей распорядиться. Это было как глоток свежего воздуха. Такой крохотный, но столь манящий привкус давно забытого чувства свободы. Даже если в такой жалкой мелочи, как это. И в конце концов, Найтмеру плевать, что он делает в родном мире, так ведь? А раз так… То будь, что будет. Это было спонтанное решение, но несмотря на все, что на этот счет думал его Папирус, Даст оказался неожиданно верен ему. А потому, подбирая моменты, когда он ощущал себя адекватнее всего, он начал советовать то, что помогало ему самому. Как сохранять ясность, когда это действительно нужно, как справляться с головной болью, депрессией, отчаянием, вспышками ярости и многим другим. Все то, что в его голову вдолбил Найт, или что он узнал на собственном опыте. Он говорил. Блу слушал. И наоборот. И как и в момент, когда пыльный чуть не убил его в первый раз, Блуберри вдруг почувствовал себя достаточно комфортно, чтобы выговориться обо всем, что гложило его душу. О том, как он скучает по дому, брату и Чаре. Как голоса продолжают спрашивать и советовать безумные вещи. И о самых потаенных страхах, что у него были. Чего маленький пленник тогда не ожидал, это что получит историю в ответ. Да, голоса вкратце поведали прошлое этой АУ, но это не то же самое, что услышать это лично. Не сухое перечисление фактов, но искренние воспоминания и эмоции, которые так внезапно доверили ему. Блу не мог оценить, насколько много это для него значило. Они продолжали говорить часами, пока сами не заметили, как далеко ушли от темы, с которой начали. А спустя еще пару таких разговоров он попробовал рискнуть и начал задавать вопросы. Не обычные и повседневные, а настоящие, которые так долго терзали его любопытство. Сперва вскользь, осторожно, но с каждым разом все увереннее. Интересовался Мультивселенной, устройством миров и путешественниками по ним. Медленно прощупывал рамки допустимого, учился подбирать слова и чувствовал силу за каждым из этих слов. Пока тема не дошла до банды. И первое впечатление от этих рассказов оказалось смешанным. У Блуберри было высокое чувство морали, и согласно ей, нападения на миры с целью их порабощения во тьму никак не могло быть хорошим. Но узнав о том, как Найтмер спас каждого из своих подчиненных, Блу уже не мог считать его однозначно злым. На самом деле тем мирам, что почитали его или были ему полезны, он помогал. А еще было немало АУ, которые лишь кажутся темными со стороны, и их просто не понимают, а потому не пытаются помочь. От них отворачиваются и презирают, но именно под началом Найта они расцветали. — Он похож на луну, — наконец задумчиво прокомментировал Блуберри после истории, как Кошмар завербовал к себе Хоррора, устранив в его мире голод, но в то же время продолжая подпитываться ненавистью к бывшей королеве и старому порядку. — Твой босс. Луну не видно при свете дня, и те, кто привыкли к солнцу, не хотят наступления тьмы. Но те, кто живут в ней и не знают ничего лучше… Те, до кого солнце просто не способно дотянуться или не хочет этого делать… Для них луна — самый яркий свет, к которому они могут устремиться, чтобы осветить свою жизнь. Она отражает свет солнца и направляет его на тех, кто его лишен. Я думаю, это по-своему прекрасно. — Интересно, что бы сказал сам Найтмер, услышав о себе такое, — не сдержал смеха пыльный, взяв на заметку никогда не упоминать это при Киллере. Потому что тогда это станет его любимым прозвищем, что не закончится ничем хорошим. — Не знаю, разозлится? Он не похож на того, кто примет о себе сравнения типа этого. Хотя кажется, он любит проявления уважения… — Блу задумчиво запрокинул голову, внезапно почувствовав, что возможно, это подходящий момент, чтобы осмелиться на еще один давно интересующий его вопрос. — Ты поэтому работаешь на него? Даст удивленно моргнул. Он об этом не думал. Ну, то есть, почти не думал. Но еще раз прокрутив в голове описание Голубики, подумал, что может, и так. Какая жизнь ждала бы его без присоединения к банде кошмаров? Одинокое загнивание в пучинах собственного безумия. Никакого веселья в других мирах. Никаких шуточных драк с Хоррором. Никаких глупых, но уже привычных подколов Киллера. И этой странной тени заботы, которую они все ощущали, даже если в их кругу никто не признал бы этого. Такие как они разучились это признавать. Но они все еще нуждались в этом. Их миры и истории извратили их, но сколько они вели войну со светом, никто из бравых защитников ни разу не попытался понять, что ими движет. Никогда не пытались помочь — лишь остановить, казалось, по умолчанию обвиняя в самом их существовании. Но Найт не был таким, никогда. Его ярость была страшна, а ненависть — еще страшнее, но насколько Даст знал, тот никогда не направлял ее на тех, кто этого так или иначе не заслуживал. Порабощение миров, правда, другой вопрос, но даже там Кошмар не поощрял лишних жертв. А любые страдания, что он причинял, всегда имели цель и смысл. И поэтому он пошел за ним, так?.. Потому что Найтмер дал ему новую цель. Но было ли это стремлением всей его жизни?.. — Скажи, это стоит того? Убийства, я имею в виду, — чуть тише продолжил расспросы Блу, тем временем привычно следя за настроением маньяка, чтобы вовремя понять, придется ли ему расплатиться за это любопытство, и не разумнее было бы замолкнуть, пока он не зашел слишком далеко. — Я знаю, это личное, но насколько я понял… Та, кто причинила тебе боль, уже наказана. Так зачем ты хочешь и дальше приносить страдания? — А зачем ты хочешь всех спасать? — почти сразу перевел стрелки пыльный, отказываясь признать, что не мог так просто ответить. Обрывать сам разговор он, впрочем, пока не спешил. Блуберри осекся. Он тоже никогда не задавался таким вопросом. Это просто было… Хорошо? Правильно? Он нахмурился сильнее. Столь абстрактные и идеализированные идеи теперь звучали для него какими-то блеклыми и нереалистичными. Нет, тут должно было быть что-то еще — более личное и эгоистичное. — Я хочу защитить то, что мне дорого, — наконец определился он, специально произнеся фразу медленно, будто пробуя ее на языке и проверяя самого себя на искренность. И чуть смелее улыбнулся, когда не обнаружил в этих словах фальши. Но возможно, это было верно и для кое-кого еще. Блу минуту колебался, понимая, что позволяет себе слишком много, но вроде бы кидаться на него Даст пока не собирался. А потому на этот раз он решил пренебречь осторожностью. — И ты ведь тоже хотел именно этого, разве нет? Ты пошел на все это ради защиты. Это то, во что ты верил. Но теперь… Что тебе принесут новые смерти? Уровень? Решимость? Но зачем они тебе? Твой человек мертв. И ничего уже не вернуть. Ради чего ты продолжаешь, Даст? Маньяк задержал дыхание и погасил зрачки, застыв на месте молчаливой статуей самому себе. Вопрос оказался сложным и почти болезненным, но что-то не позволило пыльному отмахнуться от него. У Найтмера была цель. Всегда был план. Захват брата, уничтожение всего позитива, мировое господство. А у его подчиненных такого не было. Была лишь ненависть, жажда мести и готовность изничтожать. Вот почему они были столь идеальными пешками. Но неужели у него никогда не возникало только своих желаний? Что-то, что никогда не навязывалось сверху и заставляло поднимать оружие целиком и полностью по своей воле. Эй, а ведь было! — Ненависть к людям, я полагаю, — сквозь стиснутые зубы процедил Даст, тогда как в глазах заплясали фиолетовые огоньки. Но как ни странно, злости он не ощущал. Нет, это чувство было холодным, расчетливым и шло из самого темного закоулка души, не имея ничего общего с краткими порывами в моменты помешательства. И больше всего в нем звучало… разочарование. Маньяк мотнул головой, в которой звенело, но было непривычно пусто, что случалось с ним лишь в моменты таких вот самокопаний. — Ты считаешь всех людей плохими? — тихо и слегка боязливо уточнил Блу, впервые услышав что-то, что было похоже на его настоящий мотив. — Не знаю, как ты, а я видел сотни вселенных. И пока не встретил ни одной, где приход человека означал что-то хорошее, — хмуро, но с тем же странным спокойствием ответил пыльный, уставившись в одну точку и словно пребывая в каком-то трансе. — Причем не важно, играются ли они с перезапусками, отказываются принять монстров на поверхности или умирают и заставляют других вечность жалеть об этом. И ни разу не видел, чтобы хоть одна из этих сволочей искренне раскаялась и действительно что-то исправила! — Всплеск чистых эмоций пронзил его выражение, и на несколько кратких секунд Даст стал похож на обычного Санса. Уставшего, потерянного и почти полностью отчаявшегося. Блуберри пришлось сглотнуть липкий ком в горле, чтобы выдавить из себя обычно столь простые слова: — И ты думаешь… люди не способны стать лучше? Даже если попытаются? — почти прошептал он, впервые не уверенный в собственной коронной фразе. — Нет, — кратко и до ужаса четко отрезал пыльный. И Блу уже думал, что на этом разговор окончен, но тот вдруг скосил на него взгляд и съязвил: — Что, хочешь доказать мне обратное? Маленький пленник надолго замолк. А затем глубоко вдохнул и озвучил свою вторую просьбу: — Верни мне мою Чару. До этого момента Даст не осознавал, на сколь многое он мог согласиться, если его просил этот жизнерадостный скелет в яркой голубой бандане и звездами в глазах. Истинная лаборатория была еще более заброшенной, чем в обычных мирах. И в то же время она была самым чистым местом здесь. Условно, конечно, но витающая тут пыль не была останками павших монстров, и это странным образом успокаивало. Блуберри уже успел приучить себя не заострять на этом внимания, но даже так ощутил облегчение. Они спустились на самый нижний этаж, почти полчаса петляя по мрачным коридорам, за все это время не произнеся ни слова. Единственное, что разрезало тишину, это звук их шагов, отдающийся эхом по заброшенным помещениям. И так, пока они не завернули в одну из самых дальних и неприметных комнат, и Блу впервые за несколько месяцев тревог вновь увидел ее. Он был прав. Чара была жива. Настолько, насколько может быть жива душа — красное сердечко покоилось в склянке для душ и тихо светилось сквозь мутные стенки. Сосуд выглядел далеко не новым, с потертостями и даже парой небольших трещин, но того, кто запихнул ее сюда, это явно не волновало. На шумный вздох и горящий негодованием взгляд Даст лишь пожал плечами, не понимая претензии — мол, «скажи спасибо, что я вообще оставил ее существовать». Причин этого он, кстати, не мог понять до сих пор. Обычно он уничтожал человеческие души при первой же возможности и должен был сделать это еще тогда, но внезапное решение сохранить гостю его вселенной жизнь заставило отложить это на потом. А когда это «потом» настало, он поостерегся трогать вещь из коллекции разрушителя. Так что маньяк предпочел забыть о ней и бросить тут. Но Голубика бросать подругу не собирался, помня о ней с самого первого дня, когда пыльный сказал, что они «пока не увидятся». Не «никогда не увидятся». В этом Даст просчитался. И теперь с тенью презрения наблюдал, как c банки сняли крышку, и душа вырвалась на свободу. Воссоединение прошло легко и естественно — теплый комочек энергии буквально бросился Блу в объятия, заняв место в грудной клетке рядом с его собственной душой. Мысленные потоки пересеклись и смешались, и красный на секунду затопил зрачки, проецируя чужую волю, но быстро исчез в глубинах вместившего его сознания. Вновь проснувшаяся, Чара на краткий момент дернулась, окатив настороженностью и задав тот же вопрос, что и в прошлый раз: — «Блу! Ты в порядке?» Но на этот раз ответ был другим. Блуберри счастливо кивнул — он никогда не чувствовал себя лучше! Это было странно осознавать, но это было правдой. И этого оказалось достаточно, чтобы душа успокоилась, покорно притихнув внутри. Чара вообще восприняла ситуацию даже слишком адекватно, без особого труда влившись в их странную совместную жизнь. Как девочка позже призналась — она просто привыкла при первой встрече сражаться с монстрами, а затем становиться с ними друзьями. Хотя сказать, что они с Дастом подружились, язык не повернулся бы. Они не спорили и не дрались, но только потому, что не могли выяснить отношения наедине, а все происходящее между ними можно было кратко описать как «холодная война». Но если Чара оставалась довольно спокойной, сам пыльный понял, что абсолютно ненавидит эту лицемерную чертовку. Девчонка откровенно бесила его каждым своим действием, хотя она не делала ничего особенного — всего лишь взяла несколько оговоренных часов в свое личное пользование, а в остальное время максимум говорила с Блу с границ его сознания, больше ничем не напоминая о своем присутствии. Учтивая, сострадательная, в основном тихая, но веселая, она куда больше напоминала Фриск светлых миров, чем тех, кто обычно разделял ее имя. И лишь иногда маньяк видел в покрасневших звездах взгляд глубоко терзающего себя виной существа, на руках которого было не меньше пыли, чем на его. Это выводило из себя и заставляло срываться, раз за разом спрашивая себя и призрак брата, как все докатилось до такого. Папирус предлагал решить вопрос радикально. И Даст был с ним согласен… от силы пять минут, пока не наткнулся на откровенно сумасшедшую мысль, которую иначе никак бы не обнаружил. Он… Не хотел навредить Блу. Нет, они все еще периодически сражались, но это уже давно не предполагало цели навредить по-настоящему. И каждый раз, как ему хотелось просто взять и снова вырвать чужеродную душу из тела маленького скелета, он понимал, что не может этого сделать. Эти странные чувства сразу включали тревогу и били красный свет, заставляя пыльного гадать, а не свихнулся ли он окончательно. Хотя до этого ему казалось, что с недавних пор он контролировал себя гораздо лучше. Не помогало и отношение самой девчонки к нему, которого она с ним категорически не разделяла. Чара не ненавидела его. Но если бы только это. Она слушалась его правил, отвечала, если он спрашивал, и терпеливо отсиживалась в глубинах сознания, если он не хотел ее видеть. И у Даста ушло слишком много спонтанных вспышек ярости, чтобы понять, что она была тактична с ним. Но и не пыталась понравиться, как будто заранее зная, что это бесполезно. И эта нейтрально-позитивная позиция его вымораживала. Но самое дикое, что он продолжал получать от столь презираемой человеческой души, была… благодарность. Спасибо, что не убил. Спасибо, что позаботился о Блу. Спасибо, что помог тому не сойти с ума. Спасибо, что научил постоять за себя. Спасибо, что сохранил ее душу. Спасибо, что позволил вернуться. Спасибо, что терпит ее присутствие. Спасибо, что дал им обоим шанс. Так много маленьких спасибо, ни одного из которых Даст не хотел слышать, особенно от кого-то вроде нее. А потому взял в привычку максимально избегать, по крайней мере пока не поймет, что же мешает прикончить ее. Но вечно так продолжаться не могло, и однажды этот лед все же содрогнулся. Это был обычный вечер, когда Блуберри уже спал, но она еще нет. И по общему соглашению, это время она могла тратить на что хотела, в этот раз остановив выбор на чтении. Сам Блу книгами не увлекался — у гиперактивного скелета зачастую не хватало терпения для них, и как он смущенно признался, ему куда больше нравилось, если кто-то другой читал ему, даже если это было немного по-детски. Это упоминание вызвало всплеск грустных воспоминаний о брате, и Блу отказался развивать тему, но позволил подруге читать все, что она захочет, при условии, что она будет делать это вслух. Как оказалось, это помогало ему заснуть, но просить о подобном Даста он не осмелился. Что же до пыльного, он в тот момент был раздражен после одного из заданий и надеялся снять стресс уже привычным способом — вызвав Блуберри на бой. Тот никогда не отказывал в спарринге, куда чаще сам прося об этом, хотя если быть честным, отказ ему бы и не позволили. Но в этот раз его ждало разочарование, когда вместо ярких голубых зрачков его встретили два столь ненавистных красных огонька. — Ты. — Блу спит. Я могу чем-то помочь? О, эта фраза была ошибкой. Чара запоздало прикусила язык, быстрым движением захлопнув книгу и отложив в сторону, приготовившись в случае чего убегать или защищаться. И то и то имело место регулярно, причем не только здесь, но и раньше в подземелье, так что к этому она привыкла быстро. И сейчас этот опыт пришелся кстати, ибо стоило ей замолкнуть, как воздух опалило треском бушующей магии. Причем это было то же самое чувство, что и в их первую встречу. Маниакальное и неприкрытое желание убить, приправленное едкой и ушедшей корнями в самую душу ненависти. — Помочь? — Даст оскалился и лицо осветилось языками фиолетового пламени, что опалило левую глазницу и стало первым сигналом к побегу. Но Чара обнаружила, что едва может пошевелиться. Без поддержки Блу и его сознательного решения разделить с ней контроль, чужое тело слушалось с трудом. Она попыталась воззвать к его душе, чтобы разбудить, но не получила ответа, и сквозь решимость проклюнулись первые отголоски страха. Девочка напряженно замерла, пытаясь понять, что ей делать, но к счастью, без раздумий в бой маньяк не бросился, вместо этого приближаясь издевательски медленно. Да, Даст был в настроении для убийства, но перед этим он собирался дать волю всем мыслям, что уже давно извивались в его сознании клубком ядовитых змей. — Когда ты прекратишь эту лицемерную чушь?! — вспышка магии подкрепила его слова, воплотившись в первую острую кость, но он пока не пускал ее в ход, сжав в руках почти до треска. Девочка тихо сглотнула, но попыталась улыбнуться. — Прости?.. — Не прощу! — почти мгновенно пришел ответ, когда только что материализованная атака одним точным ударом пробила стену, в полете оцарапав Чаре щеку. Она подавила вскрик и едва успела отскочить, до сих пор ощущая в позаимствованном теле непривычную тяжесть. — Никогда, никого из вас! Спокойно рассиживаешься здесь, как будто тебе все позволено. Какую игру ты ведешь на этот раз? Или думаешь, что столь жалкое притворство тебя оправдает?! Чара сжалась под натиском обвинений, что ранили куда сильнее направленной на нее магии. Однако вместе с виной в ее душе зародилось пылкое негодование. — Твой человек был чудовищем, это я поняла, — ядовито прошипела Чара, стерев магию с пореза и собрав столько сил, сколько могла. — Но хватит равнять всех людей под нее! — Громкий крик разрезал тишину мертвого мира, используя всю мощь чужого голоса. Обычно она предпочитала не доводить до конфликта, но когда стало очевидно, что ничто другое не помогает, она решила, что с нее хватит. — Что, скажешь, что не такая же? Что была паинькой в своем мире? — безумно ухмыльнулся пыльный, не создавая даже иллюзии веры в эти слова и оставляя оба вопроса риторическими. Но Чаре было даже слишком много чего сказать по этому поводу. — Конечно нет, — практически выплюнула она, позволив обычно жизнерадостному выражению Блу упасть, а затем грустно покачала головой. — Хах, забавно… Я хочу возразить, но единственное, что крутится в голове, это жалкие оправдания. Потому что это правда. — Чара сглотнула, до сих пор не в силах сказать это вслух без заминки в голосе, но ее тон оставался твердым. Ей нужно было признать это слишком давно. — Я игралась со своим миром, как и многие, подобные мне. Я могу придумать тысячу и одну отговорку, сказать, что не хотела этого, что они все равно ничего не помнят, что проходила пацифиста гораздо чаще… Свалить все на Фриска, в конце концов. Тот еще голосок в голове, уговаривающий всех убить. — Девочка сглотнула, когда еще одна волна магии вперемешку с рычанием чуть не свалила ее с ног, но все равно позволила себе секунду самодовольства, зная, что это заденет маньяка за живое. Но она не закончила, вновь повысив голос: — Но ничто из этого не изменит того, что это была я, кто держал нож. Потому что верила, что всегда могу все стереть. Но… Только теперь я понимаю, насколько наивной идиоткой была! — Испугалась, что можешь потерпеть поражение, как и мой человек когда-то? — с явным сарказмом хмыкнул маньяк, лишь наполовину слушая ее, но что-то в этих словах все же пробилось сквозь его предвзятость, заставляя медлить. И хотя в основном это было заслугой чужой внешности, главное, что он все еще поддерживал диалог, во что Чара и вцепилась. — И это тоже, — не стала врать она, не пряча легкой дрожи, что заставляла тонкие кости греметь. В памяти отразились вспышки до сих пор не померкших воспоминаний, и девочка опустила голову, впервые разорвав зрительный контакт, когда перед глазами замелькали совсем другие образы. — Хотя это началось еще с Эррора. Он убил меня первой. Это было так быстро… Я ничего не успела сделать. А самое главное, я не смогла сбросить. — Рука инстинктивно поднялась к груди и нащупала футболку, где за ребрами бились сущности двух существ вместо одной. Ее собственная пульсировала отголосками прошлой паники, но она не остановилась: — Эти струны сковали меня похлеще любых цепей. Никогда не чувствовала себя более беспомощной. А затем еще и встреча с тобой… Я уже и не помню, когда в последний раз по-настоящему боялась за свою жизнь. Но вы напомнили мне это чувство. И думаю, — Чара вновь вскинула взгляд, и все мрачные порывы внезапно утихли, что застало маньяка врасплох, — мне нужно было его вспомнить. Вспомнить, что я всего лишь жалкий и не заслуживающий всего этого человек. И за это… Спасибо, Даст. Это было последней каплей. Пыльный сорвался с места, грубым движением схватившись за голубой платок и одним мощным ударом впечатывая ее в стенку. Он все еще подсознательно не хотел вредить Блу, но в тот момент он забыл обо всем, видя лишь Чару. И к ней у маньяка еще остался один вопрос, что до сих пор сводил его с ума и никак не давал покоя. — Ты снова… Почему?! — откровенно прорычал он, до хруста сжимая хрупкие позвонки шеи. Девочка внутренне поблагодарила, что сейчас ей не нужно дышать, стараясь игнорировать тупую боль в затылке и заранее извинившись перед Голубикой за это. — Зачем ты продолжаешь говорить это?! — А ты не понимаешь? — хрипло усмехнулась Чара, даже в такой ситуации найдя силы на улыбку, однако та быстро сменилась прежней серьезностью и даже слегка раздражением. — Я знаю, что я сделала, и знаю, куда это меня привело. И теперь я понимаю, что мои самоуверенность и отрицание ошибок никогда не делали меня счастливой! Я думала, что избегаю своих грехов, но на деле лишь копила их, потому что думала, что у меня есть право на эти ошибки. Но потом появился ты и показал, что бывает, когда его нет. Когда ты живешь лишь один раз, и когда ценна каждая секунда этой жизни. И я ценю их сейчас. Черт, я впервые чувствую, что действительно живу, даже если технически я уже мертва! И это все твоя заслуга! Так разве я не могу побыть благодарной?! — Последнюю фразу она вновь выкрикнула, насколько позволяла рука на шее, а мгновение спустя внезапно потеряла единственную опору, удерживающую ее у стены. Хватка разжалась, и Чара со стуком упала на пол, откашливаясь и потирая горло. А Даст запоздало взвыл и схватился за голову, в которой все окончательно перемешалось. Чертово, чертово спасибо! Но самое страшное, что он ощутил в тот момент, было чувство… выполненного долга. Какой-то странной светлой надежды и облегчения. И это было неправильно! Но… Разве не этого он добивался с самого начала? Остановить человека, переубедить его и заставить отказаться от своего пути. Со своим он этого так и не добился. Маленькая дрянь умерла, но до последнего настояла на своем. Сгинула и оставила его в вечном мраке. И именно из-за этого он утонул в жажде мести, раз за разом обрушивая ее на людей других вселенных, считая, что это то, что они заслужили. У миров всегда были пути геноцида, кроме очень редких исключений. И они продолжали ступать на этот порочный путь. Решали, кому жить, а кому умереть. Но разве это не то, что теперь делал он? В какой момент он стал таким же, как и те, кого он так глубоко ненавидел?.. И все же, тогда он впервые ощутил, как будто сделал что-то… правильно. Вот только это чувство никак не вязалось с тем, к чему он привык, а потому это надолго выбило его из колеи, заставив еще несколько недель провести в истерике. А когда Даст наконец пришел в себя, что-то изменилось. Это не улучшило их отношений. Но сделало их терпимыми. Они продолжали наблюдать друг за другом со стороны, не питая особо теплых чувств, но наконец-то способные ужиться на одной территории, и им обоим этого было достаточно. А Блу не мог нарадоваться, что его друзья наконец поладили, даже если не был особо доволен тем, что именно поспособствовало этому. Голоса и собственные ноющие кости поведали ему о случившемся во всех подробностях, однако лезть к Чаре или Дасту с упреками Блуберри не стал, каким-то шестым чувством уловив, что это что-то личное, и стоит оставить лишь между ними. Но главное, что плотная дымка сомнений, уже долго витавшая в воздухе, наконец рассеялась, как и натянутое тугой струной напряжение. К тому же теперь Чара не проводила с Блу все время — тот обыскал лабораторию на предмет самой целой колбы для душ, что там только была, и после небольшой чистки и полировки у девочки появилась своя мини-комната для сна, где она пряталась ночью, или когда им хотелось уединения. Как отметила сама Чара — что угодно было лучше струн Эррора. А еще через несколько месяцев уединение потребовалось особенно остро. Они действительно сблизились за это время, став практически одной семьей. Это был долгий и трудный путь, но именно тот период Блу запомнил как один из самых счастливых в своей жизни. Однако чем теплее становились его чувства, тем явнее становилась одна маленькая проблемка. Связь душ неизбежно раскрывала все чувства, и хотя они с Чарой старались не смешивать их, в какой-то момент до нее начали долетать образы и обрывки чужих мыслей. Включая и весьма… интересные. Поделиться которыми Блуберри не решался. Но там, где не хватало его решимости, на помощь пришла чужая. — «Ну что, жертва стокгольмского синдрома, долго ты будешь делать вид, что ничего не происходит?» — спросила его соседка по телу, когда Даст отлучился в замок по очередному приказу босса, а ей надоело витать в чужих фантазиях. Щеки затопила магия, и Чара внутренне фыркнула, ощутив фантомный отголосок чужого смущения. А Блу вздохнул и закатил глаза, когда как пчелы на мед, на неудобную тему слетелись голоса, поддержав вопрос в куда более простой форме. Ему пришлось проигнорировать самые непристойные формулировки, но для голосов прямолинейность была не редкостью. Как и полное отсутствие тактичности, а зачастую и вежливости, так что Блуберри узнал очень много интересных слов за это время, и сам удивляясь, как смог уберечь свой лексикон от дурного влияния. Однако в этот раз эта маска спокойствия далась ему с трудом. — Ничего не происходит. По крайней мере ничего такого, — как можно непринужденней отозвался он. Вот только Чару это не впечатлило. — «Не думай, что сможешь обмануть меня сейчас. И что плохого в том, что он тебе нравится?» — Стоило столь простым словам отозваться в его разуме, и Блу замер, чувствуя необъяснимое желание спрятаться. Вот только нельзя убежать от самого себя. Как и от того, кто разделял с ним его же тело. — Ты этого не знаешь, — наконец пробормотал он, потирая щеки и надеясь стереть с них следы предательства собственной магии. — Я и сам этого не знаю. Мы стали… близки, это правда. Но он единственный монстр, с кем я контактировал с тех пор, как… Как мы попали сюда. Так откуда мне знать, что это то, что ты думаешь, а не просто привычка или зависимость? Столь прохладный ответ заставил девочку удивиться и слегка приглушить мечтательный настрой. Она подозрительно прищурилась, как будто пытаясь прочитать чужие мысли. Что в ее положении было не настолько невозможно. И хотя отголоски не принадлежащих ей эмоций были нечеткими, кое-что она в них различить смогла. — «Чего ты боишься, Блу? Это не похоже на тебя, сомневаться вот так.» — Может быть, — вынужденно согласился тот, зная, что подобное и правда не в его характере. Но у Блуберри была на то причина, и он колебался, прежде чем поделиться своими опасениями: — Но я не хочу снова допустить эту ошибку. Что, если я единственный, кто хочет таких отношений? Что, если это… разрушит все, что между нами уже есть? Я не хочу терять это, Чара! Не снова. Не так. Я хочу остаться с ним! Собственное признание прозвучало в пустой вселенной слишком громко, но Блу не сразу осознал собственные слова. Однако игнорировать их он не смог, как и усилившееся тепло, продолжающее покалывать на щеках к явному удовольствию Чары. И чем больше вопросов раздавалось в голове с щедрой подачи голосов, тем четче становился ответ, который он уже озвучил. Он правда хотел этого. А еще хотел чего-то большего. И даже справедливо опасаясь отказа, Блуберри не причислял себя к тем, кто бежит от своих чувств. Просто сами чувства оказались слишком неожиданными, как и тот, кто их вызвал. Хотя это была не единственная странность. — Если честно, я удивлен, что ты не пытаешься отговорить меня, — слегка неловко рассмеялся Блу, представляя, какую реакцию получил бы от… да от кого угодно. И его брат возглавлял бы этот список недовольных. Чара ответила не сразу, задумчиво напевая где-то на краю его сознания, точно зная, что он имеет в виду. Но затем ее душа отдалась пульсирующим теплом, что окутало его тело, почти напоминая объятие. А внутренний голос прозвучал даже слишком доверительно и нежно. — «Я слышу твою душу, Блу. И точно знаю, что такие чувства не рождаются без причины. Даст заботится о тебе. И будем честными, если бы ты был ему безразличен, мы оба были бы мертвы уже сотню раз. Но он позволил нам быть здесь. Он позволил мне быть здесь просто потому что ты его попросил. Это не может ничего не значить. Так что мне кажется, тебе стоит просто быть искренним с ним.» — Она незримо улыбнулась, и это стало последним толчком к решительным действиям. Третья просьба Блу отличалась от двух других. И она же потребовала от него всей его смелости. Выдавить из себя три слова оказалось сложнее, чем вымолить себе жизнь в самом начале их знакомства. В ответ получил тоже три. И причем именно тех, которые он и ожидал. — Ты полный псих, — на полном серьезе заявил Даст, когда отсмеялся. — Не собираюсь выслушивать подобное от тебя, — вернул подачу Блуберри, хотя за этой усмешкой скрывалось легкое волнение. Чара не присоединилась к нему в этом разговоре, так что сейчас он был с маньяком наедине. С ним и своими чувствами. Но он решил прислушаться к ее совету и попытался сказать все как есть: — Я знаю, это странно, может, даже глупо. Но пусть фактически я заперт здесь, правда в том, что я никогда не чувствовал себя свободнее! Особенно в том, каким мне быть. И что важнее, ты единственный, с кем я когда-либо чувствовал себя по-настоящему значимым, — с едва заметным трепетом признался Блу. — Ты всегда воспринимал меня серьезно, с самой первой встречи. Так восприми серьезно и сейчас. Если не чувствуешь ко мне того же, просто скажи это. Я пойму, — на этом моменте он грустно улыбнулся, но быстро вернул самообладание, вновь взглянув прямо и озвучив свое главное желание: — Но я хочу знать, кто я для тебя. — Я не знаю, ягодка, — покачал головой Даст спустя довольно длительную паузу. — В основном потому что ты единственный, к кому я отношусь… так. И я без понятия, что это значит. — Я тоже, — Блуберри тихо засмеялся, внезапно ощутив облегчение от того, что ему не одному было сложно разобраться в этом. Но несмотря на путаницу в чувствах, кое-что он знал кристально точно. — Но я счастлив с тобой. И я хочу остаться с тобой, какие бы отношения между нами ни были! Прости, если я прошу слишком многого. Это было уже второе признание за сегодня, что поставило пыльного в откровенный тупик. Он не знал, что думать. В его жизни не осталось тех, кого он любил, как и тех, кто любил бы его. Это чувство умерло в его душе вместе со смертью его мира, оставив после себя жестокий акроним, и маньяк не думал, что когда-либо получит хоть крошечный шанс ощутить это вновь. И все же когда эти голубые звезды смотрели на него, Даст почти с ужасом ощутил, как в его погрязшей в грехах душе расцветает ядовитое и слишком светлое для него чувство. Почти забытое, буквально похороненное под пластом пыли и накопленного уровня. Но если подумать… что он терял? Оскал слегка дрогнул, когда пыльный туманно уставился куда-то в пространство, выбрав этот момент для еще одного безумного решения, что в очередной раз перевернуло их жизнь. — Давай попробуем. Это был не тот ответ, которого Блуберри ждал. Но это было больше, чем он мог надеяться. И это стало началом чего-то нового. Они едва ли представляли, что именно им полагается делать, но потихоньку учились. И постепенно неловкость сменилась нежностью, а затем и страстью. Прежняя осторожность обратилась доверием. А до этого лишь смутная симпатия переросла в прочные узы, что связала их души и заставила те биться в унисон. Чара дала им чуть больше пространства и чаще отсиживалась в склянке, но не жаловалась, счастливая за них обоих. Однако чем сильнее разгорались эти чувства, тем чаще Даст стал задумываться, что не может и дальше держать Блу у себя. Какая-то собственническая часть была довольна таким положением дел, но теперь он понимал, что это неправильно. Да, Блуберри сам пожелал остаться с ним, но могло ли это считаться его выбором, если он все еще не мог уйти? И пыльный не мог вечно притворяться, будто не видит, как тот скучает по дому. Потеря своего мира это не то, что можно так просто пережить — это будет преследовать тебя вечно. Даст знал это на собственном опыте. Однако между ними было одно важное и решающее отличие — душа его Чары еще была цела. А вместе с ней был и шанс. Но проблема была в том, как доставить ее к останкам родной АУ, ибо у маньяка было всего три «ключа». Один отпирал собственный мир, второй неизменно возвращал в замок, а третий вел в одну отдаленную Фелл-вселенную, в которой можно было спокойно набить кому-нибудь морду или ограбить местного Гриллби на предмет выпивки. Но ни в одном из этих мест Блуберри было не место, а как раздобыть нужный «ключ», да еще и не вызвать подозрений, он не знал. Попросить Найтмера? Ага, самоубиться проще. Попробовать пересечься с хранителями? Еще хуже. Отловить какого-нибудь путешественника?.. Этих еще отыскать попробуй — этот особый класс существ славился редкостной скрытностью и предпочитал действовать из тени. Кто-то просто любовался красотами и разнообразием АУ, некоторые вмешивались в таймлайны и меняли их ход, но все, как один, отказывались попадаться на глаза и афишировать свое присутствие или действия. И ни одна из их выходок не затрагивала Мультивселенную целиком, чтобы стать причиной глобальных разборок, так что и хранители и банда дружно закрывали на них глаза, хотя порой и пытались временно привлечь кого-то из путешественников на свою сторону. Вот только сам Даст таких контактов не имел. Впрочем, был еще один вариант, которого пыльный не учел. Вернее, просто не брал в расчет, ибо подозревал, что если тот Блу куда-то и вернет, то уж точно не домой. А вот обратно в плен в Антипустоту — запросто. Однако как бы он ни хотел это игнорировать, они все знали, что появление разрушителя было лишь вопросом времени. И втайне Блуберри продолжал ждать и опасаться этого дня. Пока тот наконец не настал. Ткань пространства расступилась в ряби глюков и впустила в уже умерший мир незваного гостя. Хотя незамеченным ему явиться не удалось — голоса сработали лучше любой сигнализации, предупредив Блу за добрый час. Так что они успели частично подготовиться, даже если подавить волнение оказалось задачкой не из легких. Он не мог сказать, что заимел с Эррором такие уж близкие связи, но он скучал. Не так сильно, как по семье и друзьям, но все же. И он не знал, что скажет, как и то, будет ли тот вообще слушать, но Блуберри много думал об этом, не раз прокручивая в памяти их последнюю ссору, и твердо намеревался извиниться. И вот теперь он стоял перед домом, смотря на того, кто бросил его почти год назад. Эррор ничуть не изменился. Даже настроение было тем же — разрушитель выглядел нервным и взбешенным. Странно обеспокоенный, он сверлил беглеца пристальным взглядом, вот только сам глюк, в свою очередь, почти не узнавал Блу. И если бы он не видел код, Эррор бы подумал, что наткнулся на какого-то другого Свап!Санса. Вот только душа Голубики не врала, даже если что-то в ней немного смутило глючного. Но прямо сейчас он не придал этому значения, больше захваченный другим изменением. Это не сильно отразилось на внешности, но теперь Блу выглядел взрослым. Повзрослевшим. Больше не тот испуганный монстрик, что согласился пойти за разрушителем из отчаяния, зная, что этот выбор давно сделан за него. Но кто-то, кто был готов сам строить свою судьбу. И сейчас решалась именно она. Два глюка выжидающе смотрели друг на друга под нестихающий наплыв голосов, но те блокировались сознанием как незначительный фоновый шум. Пауза затянулась, пока они изучали друг друга, цепляясь за мелкие детали и восстанавливая успевшие подзабыться из-за долгого расставания образы. Но когда даже голоса устали от ожидания, Блу неловко прочистил горло и первым нарушил тишину, черпая уверенность из тепла поддерживающей его решительной души. — Давно не виделись, Эррор. — Он слабо улыбнулся, тем временем осторожно прислушиваясь к чужому настрою. Это уже успело перерасти в привычку, однако чего он не ожидал, это что чуть не задохнется от столь плотной завесы сомнений. И его отработанные на Дасте инстинкты лишь подтвердили это, отмечая явную нестабильность чужого состояния. А потому Блуберри пообещал себе быть как можно аккуратнее со словами в этом разговоре. Он ждал этого слишком долго и не мог испортить все дважды. Однако начало не особо обнадеживало. — Я оставляю тебя на каких-то несколько недель, и что же я вижу?! Если ты думал, что сможешь сбежать от меня, ты ошибся! — прорычал разрушитель, вскинув руку и материализуя сразу несколько струн. Те пульсировали разъедающей магией, на что пыльный тут же напрягся, слишком наученный различать ситуации, когда дело принимает дурной оборот. Но как и всегда в таких случаях, маньяк не собирался отступать перед лицом превосходящей опасности, даже понимая, что в одиночку он разрушителю не противник. Глючный же на его присутствие лишь больше помрачнел, выстроив свою версию событий: — Что, неужели настолько отчаялся, что привлек к себе Кошмара? И я смотрю, осьминог совсем обнаглел, раз позволяет своим прихвостням трогать мои вещи. — Найтмер не знает, что он тут, — не менее резко осадил его Даст, даже не пытаясь быть вежливым. — Так что ты тут единственный, кого надо спросить, какого черта он забыл в моей вселенной. Но раз уж ты не можешь уследить за своими «вещами», — это слово он процедил с особым отвращением, явно показывая, что сам Блу таковым не считает, — то не удивляйся, что это приходится делать другим! И похоже, что я справился на порядок лучше. — Его тон так и сочился пренебрежением, но в последнюю фразу затесалось явное самодовольство, почти издеваясь над разрушителем. Ответом на столь дерзкие слова стал режущий слух шум статики, но Блуберри поспешно шагнул вперед и загородил пыльного, перетягивая внимание глюка обратно на себя. — Спасибо, Даст, но не надо. Это лишь между нами. — Он еще раз кратко улыбнулся, надеясь снизить градус враждебности, а затем перевел дыхание, набирая побольше воздуха для уже подготовленных слов. — Знаю, прошло много времени… Но мне жаль, Эррор. За то, что я сказал тогда. Мне не стоило этого делать. — О, неужели? — Пальцы нервно дернулись, когда разрушитель широко оскалился и зашелся сломанным смехом. Голоса вновь подняли гомон, но он умудрялся заглушать даже их. — Забавно, я почти поверил. Но ты все такой же… Маленький лжец и манипулятор! — Эррор скривился и с приглушенным шипением поинтересовался, в одну секунду перескочив обратно к обвинениям: — Мне даже интересно, какую чушь ты ему наплел? Блу казался растерянным на мгновение, не понимая, о чем тот говорит, но до него дошло, когда пыльный воспринял это на свой счет. — Да как ты сме… — Едва начавшаяся гневная фраза оборвалась, когда Блуберри поспешно поднял руки в примирительном жесте, молчаливо прося оставить это на него. Ситуация накалялась, но он все еще надеялся решить все мирно. К тому же Блу понимал, что так просто разрушитель извинения не примет, и не был особо расстроен на этот счет. Но то, что Эррор о нем все еще такого плохого мнения, удручало. Такое ощущение, что для глючного их ссора была куда более свежа, чем для него, что было возможно, учитывая все временные несостыковки. И если так, то это все усложняло, но он постарался сохранять спокойствие. — Я с ним ничего не делал. По-твоему монстры не могут просто поладить, проведя какое-то время вместе? Общение не всегда подразумевает принуждение и использование, знаешь? — Блуберри сделал еще один медленный шаг навстречу, но глючный вдруг дернулся, как от удара, и схватился за голову, почти царапая руками щеку. Струны натянулись, а взгляд стал диким, когда разрушитель резко отшатнулся. — Не подходи! — Глючный крик стал их единственным предупреждением, но было уже поздно. Нити метнулись, заполоняя пространство и за доли секунды настигая свою цель, нещадно впиваясь в кости и удерживая в воздухе. — Такой жалкий глюк как ты… Теперь я понимаю. — Эррор вновь истерично рассмеялся, крепче сжимая струны, но следующие слова изменили все окончательно: — Я совершил ошибку, просто оставив тебя. Мне нужно было стереть тебя еще тогда! — Эррор, нет! — Не тронь его! — отозвался следом пыльный, призывая собственную магию. Он сдерживался ради Блу, но теперь было очевидно, что слушать тот не собирается. И это было как никогда верно. Глаза Голубики расширились в панике, когда он почувствовал, как обвивающие его путы закопошились под одеждой, подбираясь все ближе к их с Чарой душам. Он уже не думал, как не разозлить глюка — мысли о самосохранении были куда важнее. И будь он проклят, если все его тренировки были зря! Голос подруги пробился сквозь голоса, и смешанная магия обдала тело одним ярким импульсом, почти мгновенно формируясь в несколько заостренных костей и разрывая сковывающую его магию. Он не хотел доводить до этого, но это не значило, что он собирался так просто дать себе навредить. А потому, стоило Блу вновь оказаться на земле, как он поспешил принять боевую стойку. Вот только он слишком здраво оценивал свои силы, чтобы считать, будто даже сейчас сможет одолеть разрушителя. И на этот случай он заставил Даста пообещать, что если что-то пойдет не так, тот использует одну из комбинаций и заберет их отсюда, даже если выбор доступных им миров был не самым лучшим. Ибо даже гнев Кошмара был более безопасным вариантом чем встретиться с Эррором один на один в таком состоянии. И в этот раз пыльному пришлось с неохотой уступить. Он знал, что такое приступы безумия, черт, он мог похвастаться ими, но сейчас понимал, что был лишь бледной тенью в сравнении. Однако они оказались не единственными, кто не собирался задерживаться здесь. Блу удивил глючного, довольно приличное время избегая струн, но одного подобия битвы в далеком прошлом было недостаточно, чтобы тот успел изучить его стиль боя. И разумеется, Блуберри неоткуда было знать, насколько разрушитель искусен в ловушках из нитей. А Даст заметил обманный маневр слишком поздно, и не попасться сам это единственное, что он успел сделать, прежде чем Эррор получил, что хотел. Нити вгрызлись в душу, и разрушитель победно усмехнулся, не собираясь больше тратить тут время. Он одним взмахом открыл портал в родную обитель и так же быстро метнулся на ту сторону, резким рывком утягивая Блу за собой. Но стоило струнам сжаться сильнее и проникнуть в чужой код, как произошло что-то неожиданное для обоих. Магия будто сошла с ума и мгновенно вышла из-под контроля, пульсируя обрывистыми вспышками и перекликаясь между собой. Лицо глючного исказилось в замешательстве, а Блу — в ужасе, когда тело пронзило острой болью и начало осыпаться прямо в воздухе. Но не в прах, а на жгучие глюки. Он едва успел обернуться на пыльного, который не мог поверить в то, что он видел, прежде чем столкнулся с тонкой магической завесой на границе с Антипустотой, и уже второй поток мощной магии прорезал его сущность. Грудную клетку обожгло огнем, когда душу Чары как будто вытолкнуло из него, и та покинула тело, через мгновение рассыпавшись алыми угольками. Глючащий портал зашелся в дикой статике от проникшего в него всплеска решимости и резко схлопнулся, отрезая двух глюков от пыльного мира. И вся вселенная СБРОСИЛАСЬ.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.