Таня
В комнату льется утренний свет, солнце уже давно встало. Перевожу взгляд с неприкрытых балконных дверей на собственный живот, на котором лежит татуированная рука Кати. Ее пухлые губы открыты, и из них доносится мягкое сопение. Я не знаю, стоит ли ее будить, поэтому просто провожу рукой по копне темных волос и прижимаюсь губами к розовой коже. Я зла, чертовски зла на Катю за все, что произошло вчера вечером. Она имела наглость вернуться в полвторого ночи, и, как я и боялась, от нее разило спиртным. Еще одна загадка в нашей запутанной истории: кто эта девушка, с которой она провела несколько часов? Она сказала, что они просто болтали, и дело не в том, что я не верю, а в том, что со мной она отказывается обсуждать Сиэтл или вообще все, что имеет к этому отношение, а с ней об этом разговаривает. Не знаю, что думать, и устала все время переживать! Всегда обязательно найдется какая-нибудь проблема, которую нужно решать. А я устала. Устала от всего этого. Я люблю Катю больше, чем могу понять ее, но не знаю, на сколько меня еще хватит. Я не могу не беспокоиться каждый раз, когда она приходит домой пьяный. Хочется накричать на нее, бросить подушку ей в лицо и сказать, какой она идиотка, но я наконец начинаю понимать, что можно бороться с одним и тем же лишь до тех пор, пока ты не разлюбила. Не знаю, что буду делать, если она не поедет в Сиэтл, но понимаю одно: от того, что мы проснулись вместе в одной кровати, ничего не изменилось. Я приподнимаю руку Кати, выкручиваясь из-под нее, и мягко кладу на подушку. Она стонет во сне, но, к счастью, не просыпается. Беру телефон с прикроватной тумбочки и не спеша выхожу на балкон. Дверь открывается почти бесшумно, и я, облегченно вздохнув, прикрываю ее за собой. На улице намного холоднее, чем вчера. Конечно, ведь только семь утра. С телефоном в руках обдумываю ситуацию с несуществующим жильем в Сиэтле. Переезд начинает доставлять больше хлопот, чем я ожидала, и, честно говоря, порой мне кажется, что хлопот чуть ли не больше, чем оно того стоит. Быстро обрываю такие мысли. Ведь именно этого Катя и добивается: она пытается создать побольше сложностей для моего переезда и, наверное, надеется, что я брошу свой замысел и останусь с ней. Но этого не будет. Я открываю браузер на телефоне и с нетерпением ожидаю, когда загрузится Гугл. Раздраженно смотрю на маленький экранчик, где бесконечно крутится кружок загрузки. Разочаровавшись в низкой скорости своего старого мобильника, возвращаюсь в спальню и беру со стула мобильник Кати, после чего вновь иду на балкон. Если она проснется и обнаружит у меня свой мобильник, то, конечно, рассердится. Но я не собираюсь копаться в его вызовах и сообщениях. Я только воспользуюсь Интернетом. «Да, она нормальная». В голове крутятся ее слова о Лилиан и мешают поискам квартиры в Сиэтле. Мотаю головой, избавляясь от воспоминаний, и любуюсь роскошной квартирой, которую хотела бы себе позволить. Я проматываю дальше, к квартирке поменьше. Мне не будет там комфортно, я хотела бы что-то с прихожей и комнатой, особенно если я буду жить в Сиэтле одна. Проматываю экран еще несколько раз, прежде чем нахожу наконец квартиру со спальней средних размеров. Это превышает мой бюджет, но не намного. Если понадобится, могу немного поголодать. Сохраняю номер себе в телефон и продолжаю смотреть варианты. Погружаюсь в фантазии о совместном поиске квартиры с Катей. Вот мы оба сидим на кровати, я – скрестив ноги, а Катя – вытянув перед собой и прислонившись к изголовью. Я показываю квартиру, и она закатывает глаза, устав от поиска жилья, но я бы все равно совала ей под нос вариант, улыбалась и смотрела на ее губы. Она бы сказал, что я милая, когда волнуюсь, и забрала бы у меня ноутбук, уверяя, что сам найдет нам квартиру. Впрочем, это слишком просто. Слишком легко. Полгода назад все в моей жизни было просто. Мама помогала мне найти общежитие, у меня все было распланировано и намечено с момента появления в университете. Мама… Мне так ее не хватает. Она понятия не имеет, что я встретилась с отцом. Уверена, она бы рассердилась, если бы узнала. Прежде чем я могу самой себе объяснить зачем, набираю ее номер. – Алло? – спокойно отвечает она. – Мама, ты? – Кто же еще это может быть? — Я уже жалею, что позвонила. – Как поживаешь? – спокойно спрашиваю я. Она вздыхает. – Хорошо. Просто была занята всем, что тут происходило. – Что происходило? — Она знает об отце? Я быстро решаю, что если не знает, сейчас не лучшее время говорить об этом. – Да так, ничего особенного. Я работаю, много сверхурочной работы, у нас новый пастор, да, и еще Рут скончалась. – Рут Портер? – Да, я собиралась тебе сообщить. – говорит мама, и ее металлический голос немного теплеет. Бабушка Димы Рут была одной из самых приятных женщин, которых я имела удовольствие знать. Она всегда была такая добрая, совсем как Карен, и готовила лучшее шоколадное печенье на земле. – Как поживает Дима? – осторожно спрашиваю я. Он был очень привязан к бабушке, я знаю, что без нее ему будет трудно. У меня никогда не было шанса познакомиться со своими бабушками и дедушками – родители отца умерли, когда я была слишком маленькой, чтобы их запомнить, а родители матери не те люди, с кем можно сблизиться. – Ему сейчас довольно тяжело. Тебе надо позвонить ему, Тань. – Я… – начинаю я, собираясь сказать, что не могу позвонить ему, но останавливаюсь. Почему я не могу ему позвонить? Я могу, и я это сделаю. – Хорошо… Я позвоню ему прямо сейчас. – Правда? – Она явно очень удивлена. – Ну, по крайней мере, подожди до девяти. – советует она, и я не могу сдержать улыбку. Я знаю, что она тоже улыбается на том конце. – Как идет учеба? – В понедельник я переезжаю в Сиэтл, – признаюсь я и слышу, как там что-то гулко падает на пол. – Что? – Я говорила тебе, ты забыла? – Я ведь ей говорила? – Нет, ты мне не говорила. Ты сказала, что твоя компания переезжает в Сиэтл, но не говорила, что тоже собираешься переехать. – Прости, я была слишком занята Сиэтлом и Катей. — Она, изо всех сил контролируя себя, спрашивает. – Она едет с тобой? – Не знаю… – вздыхаю я. – Все нормально? Мне кажется, ты расстроена. – Все хорошо. – вру я. – Я знаю, что последнее время мы с тобой были не в лучших отношениях, но я все еще твоя мать, Таня. Ты можешь поговорить со мной, если в твоей жизни что-то происходит. – Все в порядке, правда. Я просто нервничаю из-за переезда и перевода в другой университет. – Ах, вот что. У тебя все получится – ты преуспеешь в любом университете, Тань. Ты можешь достичь успеха во всем. – уверенно говорит она. – Я знаю, но я уже так привыкла к этому университету, много знакомых среди профессоров, есть друзья… несколько друзей. На самом деле у меня нет друзей, по которым я стану так уж скучать, не считая Ромы. И может быть, по Маше… но больше по Роме. – Таня, это именно то, чего мы добивались столько лет. Посмотри на себя: за какое короткое время ты многого достигла. Ты должна гордиться собой. — Удивительно! Пытаюсь переварить услышанное. – Спасибо. – бормочу я. – Скажи мне, как переедешь в Сиэтл, я навещу тебя, поскольку ты, видимо, не собираешься в ближайшее время приезжать ко мне. – продолжает мама. – Обязательно. – Я игнорирую ее резкий тон. – Я тебе перезвоню. Мне надо собраться на работу. И не забудь позвонить Диме. – Хорошо, я позвоню ему в ближайшие пару часов. — Вешаю трубку. Какое-то движение на балконе привлекает мое внимание, и, обернувшись, замечаю Катю. Теперь она одета в свои обычные черные джинсы и черную футболку. Она стоит босиком, пронзая меня взглядом. – Кто это был? – спрашивает она. – Моя мама. – отзываюсь я, подтягивая колени к груди. – Зачем она звонила? – Она хватается за спинку соседнего стула и со скрежетом подвигает его ближе ко мне, прежде чем сесть. – Это я ей звонила. – отвечаю я, не глядя на него. – Почему тут мой телефон? – Она хватает свой телефон у меня с колен и начинает проверять. – Я заходила в Интернет. – А. – произносит она так, словно мне не верит. Если ей нечего скрывать, что она так волнуется? – О ком ты говорила, что собираешься позвонить? – спрашивает она, присаживаясь на край джакузи. – О Диме. – сухо бросаю я. Его глаза сужаются. – Черта с два. – Это так. – Зачем тебе с ним говорить? – положив руки на колени, она наклоняется вперед. – Тебе это не надо. – Значит, ты можешь часами пропадать с кем-то и вернуться пьяной, но… – Он твой бывший. – прерывает меня Катя. – Откуда мне знать, что она не одна из твоих бывших подружек? – Потому что у меня не было бывших подружек, забыла? — Я вздыхаю в отчаянии, моя прежняя решимость исчезла, и я снова начинаю злиться. – Ладно, те девчонки, с которыми ты тогда трахалась. Без разницы. – Я по-прежнему стараюсь говорить тихо и ровно. – Ты не имеешь права указывать мне, кому мне можно звонить. Бывшему или нет. – Я думала, ты на меня не сердишься. — Я вздыхаю, перевожу взгляд на воду, потом снова гляжу в ее глаза, с колечками в бровях. – Я правда не злюсь. Ты поступила именно так, как я и ожидала. – Как?.. – Исчез на несколько часов, а потом вернулся, дыша перегаром. – Ты велела мне убираться. – Это не значит, что ты должена возвращаться домой пьяной. – Начинается! – стонет она. – Я знала, что ты не сможешь промолчать так же, как ночью. – Промолчать? Видишь ли, в этом твоя проблема; ты хочешь, чтобы я молчала. Мне это надоело. – Что надоело? – Она наклоняется ко мне слишком близко. – Это… – Я резко машу рукой и встаю на ноги. – Мне все это просто надоело. Ты не останавливаешься, ты делаешь все, что хочешь, черт возьми, но можешь найти кого-нибудь другого, кто будет сидеть рядом с тобой, не обращать внимания на твои выходки и оставаться спокойной, потому что я больше не могу. — Отворачиваюсь от нее. Она вскакивает на ноги и хватает меня за руку, мягко разворачивая обратно. – Стоп. – приказывает она. Одной рукой она обвивает мою талию, другой держит за руку. Я подумываю вывернуться, но она прижимает меня к своей груди. – Хватит воевать со мной: ты никуда не поедешь. — Ее губы вытягиваются в тонкую линию, когда я вырываюсь из ее хватки. – Отпусти меня, я хочу сесть! – кричу я. Я не хочу сдаваться и не хочу больше тратить время. Если я уеду, рано или поздно Катя последует за мной, и когда-нибудь мы поставим большой фонтан перед нашим фасадом. Она быстро отпускает меня, и я шлепаюсь в кресло. Она тоже садится напротив меня и выжидающе смотрит, уперев локти в колени. – Что? – не выдерживаю я. – Так значит, ты уезжаешь от меня? – шепчет она, немного смягчая мой жесткий тон. – Если ты имеешь в виду, уезжаю ли я в Сиэтл, то да. – В понедельник? – Да, в понедельник. Я в сотый раз тебе это говорю. Знаю, ты думал, что твой маленький трюк меня остановит. – говорю я, вскипая. – но нет, ты ничего не сможешь с этим поделать. – Ничего? – Она смотрит на меня сквозь ресницы. Когда она был пьяна, то сказала, что женится на мне. Она на это сейчас намекает? Как бы я ни хотела спросить ее об этом прямо сейчас, прямо здесь, не могу. Думаю, я не готова к ее трезвому ответу. – Катя, что такого в Сиэтле, что ты так не хочешь туда ехать? – спрашиваю я вместо этого. Он отводит взгляд. – Ничего особенного. – Катя, я клянусь, что если есть что-то, что ты хочешь скрыть от меня, то клянусь, я никогда об этом не заговорю! – с жаром произношу я. – С меня достаточно этой ерунды, правда. – Ничего особенного, Таня. У меня есть там несколько старых приятелей, но я не особенно переживаю об этом, потому что они часть моей прежней жизни. – Прежней жизни? – Да, той, что была до тебя: пьянки, гулянки, первые попавшиеся девчонки, – говорит она. Меня передергивает, и она поспешно добавляет: – Извини. – И продолжает: – Никаких там секретов нет, просто неприятные воспоминания. Но я не потому не хочу туда ехать. — Я жду, когда она заговорит по существу, но она замолкает. – Хорошо, тогда объясни почему. Я не понимаю. — Она с непроницаемым лицом поворачивается ко мне. – Зачем тебе нужно объяснение? Я не хочу туда ехать и не хочу, чтобы ты ехала без меня. – Ну, этого недостаточно. Я туда поеду. – заявляю я, качая головой. – И знаешь что? Я больше не хочу, чтобы ты ехала со мной. – Что? – Ее глаза темнеют. – Я не хочу, чтобы ты ехала со мной. – Я сохраняю спокойствие, насколько это возможно, и поднимаюсь со стула. Я горжусь собой за то, что говорю об этом без лишних воплей. – Ты пыталась разрушить то, что было моей мечтой, сколько я себя помню, ты пыталась все уничтожить. Ты превратила то, чего я должна ждать с нетерпением, в нечто зыбкое, что я должна удерживать изо всех сил. Я должна сейчас с воодушевлением готовиться ко встрече со своей мечтой. А вместо этого ты сделала так, что у меня нет ни жилья, ни какой-либо поддержки. Так что я не хочу, чтобы ты ехала со мной. — Она открывает и закрывает рот, потом встает и делает шаг ко мне. – Ты… – начинает она, потом останавливается, словно передумав говорить то, что хотела. Но поскольку это Катя и она совершенно не изменился, она только выбирает слова пожестче и пообиднее. – Ты… знаешь что, Тань? Никто так не сходит с ума по Сиэтлу, кроме таких, как ты. Кто всю жизнь планирует переехать в этот сраный Сиэтл. Это же так престижно. – рычит она, яростно фыркая. – И кстати, если ты забыла, я – единственная причина, по которой у тебя появилась эта возможность. Ты думаешь, кто-то получает такие оплачиваемые стажировки на первом курсе колледжа? Ни хрена! Большинство людей из кожи вон лезут, чтобы получить оплачиваемую стажировку даже после учебы. – Это тут совершенно ни при чем. – Я бледнею от злости. – Это при том, что ты просто обычная… — Я делаю шаг, и прежде, чем осознаю, что делаю, моя рука взлетает к ее лицу. Но Катя реагирует быстро: хватает меня за запястье и останавливает руку в сантиметрах от своей щеки. – Нет. – предупреждает она. Она груба и зла, и я жалею, что мне не удалось дать пощечину. Чувствую на щеке ее дыхание, это она пытается сдержать себя. Продолжай, Катя, мысленно призываю я. Я не боюсь ни твоей ярости, ни твоих жестоких слов. Я сама могу все это дать тебе в избытке. – Ты не можешь ничего дать людям, не напоминая потом о своей услуге и не требуя ничего взамен. – вырываются жесткие, даже угрожающие слова. – Взамен? – Она смотрит на меня сверху вниз горящими глазами. – Я никогда ничего не получала взамен. — Ненавижу, когда она напоминает о своей помощи со стажировкой, ненавижу, что она вечно поступает наперекор. Ненавижу, когда она так меня бесит, что хочется ее ударить, и ненавижу ощущать, что теряю контроль над тем, что, может быть, никогда мне и не подчинялось. Я гляжу на нее, рука Кати все еще сжимает мою, напрягаясь ровно настолько, чтобы не дать мне влепить ее оплеуху; она кажется такой страдающей, донельзя несчастной. В ее глазах такая мольба, что я не выдерживаю. Она подносит мою руку к своей груди, не сводя с меня глаз, и произносит. – Ты ничего не знаешь о безвозмездности. — Она уходит, еще раз взглянув на меня, и мои руки бессильно опускаются.Катя
Что, блин, она о себе вообразила? Она считает, что только из-за того, что я не хочу ехать с ней в Сиэтл, она может говорить мне такие гадости? Она, блин, не хочет, чтобы я ехала? Она не приглашает меня с собой в Сиэтл, и этим она пытается меня поймать? Не похоже. Обычно только я психую, и то, что она попыталась меня ударить, меня весьма удивило. Как же она ненавидяще вытаращила глаза; лучше сейчас держаться подальше от всей этой ерунды. Захожу в небольшое кафе. Кофе на вкус как деготь, к тому же я заказываю какой-то голимый кекс, который еще хуже. Ненавижу этот дурацкий городишко, где ничего не найдешь. Вскрываю сразу три пакетика сахара и засыпаю их в этот отвратительный кофе, помешивая пластиковой ложечкой. Еще ужасно рано. – Доброе утро. – приветствует меня знакомый голос. Хотя и не тот, что я хотел бы услышать. – А ты почему здесь? – Поворачиваюсь и вижу Лилиан. – Ну, ты явно не жаворонок. – сладким голоском говорит она, занимая место напротив меня. – Проваливай. – огрызаюсь я. Оглядываю кафе. Очередь выстроилась почти до дверей, почти все столики заняты. Вероятно, стоит сделать им одолжение и предложить найти какой-нибудь гребаный «Старбакс», потому что это место отстойное. Она смотрит на меня. – Я так понимаю, ты не извинилась. – Господи, ты чертовски любопытна. – Я тру переносицу, и она улыбается. – Ты будешь это доедать? – Лилиан указывает на кекс передо мной, твердый как камень. Я пододвигаю тарелку к ней, и она откусывает кусочек. – Я бы не стала это есть. – предупреждаю я, но она все равно жует. – Не так уж плохо. – врет она. Уверена, ей хочется его выплюнуть, но она проглатывает. – Так расскажешь, почему ты не извинился перед Тамарой? – Ее зовут Таня, если ты о ней… – Ладно, расслабься. Шучу! Я просто прикалываюсь. — Она радостно хихикает над тем, что я разозлилась. – Ха-ха. – Я допиваю остатки кофе. – И все-таки почему? – Не знаю. – Нет, знаешь. – настаивает она. – Почему тебя это волнует? – Я наклоняюсь к ней, и она откидывается на спинку стула. – Не знаю… Потому что ты, кажется, любишь ее, и ты моя подруга. – Твоя подруга? Я сама себя не знаю, а ты уверена, что хорошо знаешь меня. – многозначительно замечаю я. Ее спокойствие мгновенно исчезает, и она начинает часто моргать. Если она заплачет, я кого-нибудь стукну. Не могу перенести спокойно столько драм за одно утро. – Слушай, ты хорошая и все такое. Но это. – я качаю рукой, показывая на пространство между нами, не дружба. У меня нет друзей. — Она наклоняет голову набок. – У тебя совсем нет друзей? Ни одного? – Нет, у меня есть знакомые из братства и Таня. – Тебе нужны друзья, по меньшей мере один. – О какой дружбе между нами может идти речь? Мы здесь только до завтрашнего полудня. — Она пожимает плечами. – Мы никогда бы не смогли подружиться, если бы не встретились. – Очевидно, у тебя тоже нет друзей. – Немного. Райли, кажется, их не любит. – И что? Почему это для тебя важно? – Не хочу с ним ругаться, поэтому предпочитаю поменьше видеться с ними. – Извини, но Райли ведет себя как сука… – Не говори так о нем! – Щеки Лилиан вспыхивают; впервые за все время нашего знакомства вижу ее бурные эмоции вместо обычного спокойствия и рассудительности. Кручу в руках чашку и радуюсь, что Лилиан хоть немного мне открылась. – Хочу и говорю. Если бы кто-нибудь попробовал указывать, встречаться мне с друзьями или нет… – Так ты говорила мне, что у Тани есть друзья и она встречается с ними без тебя? – Она приподнимает бровь, и я неожиданно начинаю думать над вопросом. У нее есть друзья… У нее есть Рома. – Да. – Ты не в счет. – Нет, не я. Рома. – Рома – твой сводный брат. Это не считается. — Маша была подругой Тани, но не очень близкой, и Зак, но он уже тоже отдалился.