После падения.

Таня

– Я так рада, что мы увиделись с Максом и Дэнис. Столько лет, столько зим! – восклицает Карен. Кен заводит свой внедорожник. Вещи уже в багажнике, и я одолжила у Ромы наушники, чтобы отвлечься на время поездки. – Да, было здорово. Лилиан так выросла. – отвечает Кен, сдержанно улыбаясь. – Да. Она такая красивая девушка. — Не удержавшись, закатываю глаза. Лилиан, конечно, замечательная, но после нескольких часов, проведенных в заблуждении, что она интересуется Ромой, я не уверена, что захочу с ней увидеться вновь. Слава богу, мои шансы на новую встречу с ней весьма невелики. – А Макс совсем не изменился. – тихо замечает Кен неодобрительным тоном. По крайней мере, я не единственная, кого покоробило его высокомерие. – Тебе уже лучше? – спрашивает меня Рома, оборачиваясь. – Не совсем. – вздыхаю я. Он кивает. – Ты можешь поспать, пока мы едем? Хочешь бутылку воды? – Я сама могу подать. – встревает Катя. Не обращая на нее внимания, Рома достает воду из небольшого холодильника на полу. Тихо благодарю его и вставляю в уши наушники. Мой телефон несколько раз зависает, и я включаю и выключаю его, надеясь, что он заработает. Это будет ужасная поездка, если я не смогу заглушить напряжение музыкой. Не понимаю, почему я никогда не делала так раньше, во время «великой депрессии», хотя Рома показывал мне, как скачивать музыку. Чуть улыбаюсь смешному названию, которое я дала долгому периоду без Кати. Не знаю, почему я улыбаюсь, учитывая, что это были худшие дни в моей жизни. Нечто подобное я ощущаю и сейчас. И этот период наверняка повторится. – Что случилось? – спрашивает Катя наклоняясь к моему уху, и я рефлекторно дергаюсь. Она хмурится, но больше не делает попыток прикоснуться ко мне. – Ничего, просто мой телефон… барахло. – Я подбрасываю мобильник в руках. – А что конкретно ты пытаешься сделать? – Послушать музыку и, может быть, поспать. — Она берет мобильник у меня из рук и копается в настройках. – Если бы ты меня послушала и купила новый телефон, все было бы нормально, – ворчит она. Не отвечаю и все время, пока она пытается наладить мой телефон, пялюсь в окно. Я не хочу новую трубку, к тому же сейчас у меня все равно нет денег. Мне нужно найти квартиру, купить новую мебель, платить по счетам. Последнее, о чем я думаю, это выкинуть сотню долларов на то, за что я недавно уже заплатила. – Теперь, кажется, должно работать. Если нет, можешь просто взять мой. – сообщает Катя. Взять ее телефон? Катя добровольно мне предлагает воспользоваться своим мобильником? Это что-то новенькое. – Спасибо. – бормочу я и прокручиваю список композиций на своем телефоне в поисках подходящей. Вскоре музыка заполняет мои уши, проникает в мысли, заглушает внутренний хаос. Катя прислоняется лбом к стеклу и закрывает глаза. Темные подглазники свидетельствуют о том, что ее мучила бессонница. На меня накатывает волна вины, но я ее заглушаю. Через несколько минут под успокаивающими звуками закрываю глаза. – Таня! – Меня будит голос Кати. – Есть хочешь? – Нет. – отвечаю я, не желая поднимать веки. – У тебя похмелье. Ты должна поесть. — Внезапно понимаю, что мне совершенно необходимо немедленно что-нибудь проглотить. – Хорошо. – сдаюсь я; у меня все равно нет сил на пререкания. Через несколько минут у меня на коленях оказываются сэндвич и картошка фри, и я открываю глаза. Съев половину, я откидываюсь назад, но телефон снова зависает. Увидев, как я с ним борюсь, Катя вынимает наушники из моего телефона и подключает к своему. – Вот. – Спасибо. — Она уже открыла музыкальное приложение. На экране появляется длинный список песен, и я прокручиваю его, пытаясь найти что-нибудь знакомое. Почти сдаюсь, но вдруг натыкаюсь на папку «Т». Я смотрю на Катю, но, к моему удивлению, она сидит с закрытыми глазами и не следит за мной. Открываю папку – и там оказывается вся моя любимая музыка, даже те песни, которые я никогда не упоминала. Наверное, она видела их, когда копалась в моем телефоне. Такие вещи заставляют меня задуматься. Маленькие знаки внимания, которые она делает не напоказ, я люблю больше всего. Я хочу, чтобы она перестала их скрывать. Меня кто-то осторожно трясет, на этот раз это Карен. – Просыпайся, дорогая. — Открываю глаза и вижу спящую Катю. Ее рука вытянута на сиденье между нами, и пальцы слегка касаются моей ноги. Даже во сне она тянется ко мне. – Катя, просыпайся. – шепчу я. Катя открывает глаза и настороженно смотрит. Она трет веки, чешет затылок и смотрит на меня, пытаясь оценить выражение моего лица. – С тобой все хорошо? – тихо спрашивает она, и я киваю. Я пытаюсь избежать любой конфронтации, но ее спокойствие заставляет меня волноваться. Как правило, это предвестник бури. Мы вылезаем из машины, и Катя идет к багажнику, чтобы достать наши сумки. Карен крепко обнимает меня. – Таня, дорогая, еще раз спасибо тебе. Мы прекрасно провели время. Пожалуйста, приезжай поскорее, как только покоришь Сиэтл. — Когда она отпускает меня, глаза ее полны слез. – Я скоро приеду, обещаю. — Мы снова обнимаемся. Она всегда была так добра и поддерживала меня больше, чем родная мать. – Удачи, Таня, и дай мне знать, если тебе что-нибудь потребуется. У меня в Сиэтле много связей. – улыбается Кен и неловко обнимает меня. – Я увижусь с тобой до того, как уеду в Нью-Йорк, так что пока никаких объятий, – говорит Рома, и мы оба смеемся. – Я буду в машине. – бормочет Катя и уходит, даже не попрощавшись с семьей. Глядя ей вслед, Кен говорит мне. – Она приедет, когда поймет, что ей действительно нужно. — Я гляжу на Катю, которая садится в машину. – Надеюсь. – Ей не нужно возвращаться в Англию. Там у нее слишком много воспоминаний, слишком много врагов и слишком много ошибок. Ей нужна ты, ты и Сиэтл. – уверяет Кен, и я киваю. Если бы только Катя думала так же! – Еще раз спасибо! — Я улыбаюсь им и ухожу к машине Кати. Когда я залезаю, она молчит, только включает радио погромче, показывая, что не хочет разговаривать. Если бы я могла знать, что происходит в ее голове в такие минуты, когда она становится непроницаемой! Тереблю браслет, который она подарила мне на Рождество, и смотрю в окно. Когда мы подъезжаем к нашему дому, напряжение возрастает до невыносимого уровня. Это сводит меня с ума, но она, кажется, ничего не замечает. Я порываюсь, но Катя движением руки останавливает меня. Другой рукой она берет меня за подбородок и поворачивает к себе. – Прости. Пожалуйста, не сердись на меня. – говорит она тихо, при этом ее губы двигаются в нескольких сантиметрах от моих. – Хорошо. — Я вдыхаю мятный аромат его губ. – Ты сердишься. Я вижу. Ты избегаешь меня, и мне это не нравится. — Она права и всегда точно знает, о чем я думаю, и в то же время ничего не понимает. Это противоречие сбивает с толку. – Я не хочу с тобой ругаться. – Так не ругайся. – говорит она, как будто это так просто. – Я не хотела, но так получилось во время нашей поездки. Я до сих пор пытаюсь осознать все это. – признаюсь я. Все началось с того, что я узнала, что Катя мешала мне снять квартиру, а закончилось тем, что она назвала меня эгоистичной сукой. – Я знаю, что испортила тебе поездку. – Дело не только в тебе. Мне не стоило проводить время с… – Не продолжай. – прерывает она, убирая руку. – Я не хочу об этом слышать. – Хорошо. – Я внимательно смотрю й в глаза, и она осторожно сжимает мне руку. – Иногда я… Ну, в общем, я… блин. – Она вздыхает. – Когда я думаю о нас, я становлюсь параноиком, понимаешь? Когда я не знаю, что между нами происходит, мне начинает казаться, что все плохо и я тебя теряю, и вот тогда я начинаю нести всякий бред. Если бы ты могла забыть о Сиэтле, мы стали бы наконец счастливы, и никаких больше причуд. – Сиэтл не причуда, Кать. – отвечаю я тихо. – Так и есть. Ты только что это подтвердила, пытаясь настаивать на своем. — Удивительно, как ее голос способен менять интонацию от теплой до ледяной всего за несколько секунд! Смотрю в окно. – Может быть, мы прекратим уже говорить о Сиэтле, пожалуйста? Ничего ведь не меняется: ты не хочешь менять решение, я тоже. Меня уже тошнит от этого замкнутого круга. — Она берет меня за руку, и я поворачиваюсь. – Ладно, что ты предлагаешь? Поедешь в Сиэтл без меня? И сколько же мы не будем видеться? Неделю? Месяц? — От ее ледяного взгляда меня пробирает озноб. – Мы можем попробовать, если действительно хотим. По крайней мере, на то время, пока я не пойму, действительно ли работа в Сиэтле – это то, чего я хочу. Если я ошиблась, мы можем поехать в Англию. – Нет, нет и еще раз нет.– говорит она, пожимая плечами. – Если ты уедешь туда, мы вообще перестанем быть вместе. – Почему? С какой стати? – Я подыскиваю слова, чтобы убедить ее. – Потому что я не представляю отношений на расстоянии. – Ты еще и когда-то «ни с кем не встречалась», помнишь? – напоминаю я. Меня бесит, что приходится умолять ее сохранить отношения вместо того, чтобы бросить ее за ее поведение в последнее время. – Посмотрим еще, как пойдет, – цинично бросает она. – Буквально две минуты назад ты умоляла меня простить твои вспышки, а теперь угрожаешь окончательным расставанием, если я поеду в Сиэтл без тебя? – Когда она медленно кивает, я ахаю. – Тогда давай уж поставим вопрос ребром: если я не поеду, ты женишься на мне, а если поеду, мы расстаемся? — Я не собиралась упоминать о браке, но эти слова вырвались сами собой. – Жениться на тебе? – Ее рот изумленно раскрывается, а глаза прищуриваются. Я знала, что не стоит об этом говорить. – Что… – Ты сказала, что если я выберу тебя, ты женишься на мне. Знаю, ты была пьяна, но я подумала, может… – Что ты подумала? Что я и вправду женюсь? — На этом месте в машине становится нечем дышать, я с трудом заставляю себя проталкивать в легкие воздух. С каждой секундой пауза становится тягостней. Нет, я не стану плакать перед этой девушкой! – Я знала, что ты не хочешь, просто… – Тогда зачем ты об этом сказала? Ты же знаешь, я была пьяна и так хотела, чтобы ты осталась, что ляпнула это. — Мое сердце разрывается от этих слов, от презрения, звучащего в ее голосе. Значит, она обвиняет меня в том, что я поверила в ту чушь, которую она сама и наболтала. Я знала, что ее реакция будет унизительна, но та часть меня, что все еще верила в ее любовь, заставляла считать, что она предлагала мне выйти замуж серьезно. Дежавю. Когда-то я уже сидела вот так, в машине, а она обманула и посмеялся надо мной, думающей, что мы с ней теперь встречаемся. Разница только в том, что сейчас мне намного больнее, чем тогда, настолько, что хочется кричать. Но я не издаю ни звука. Сижу тихо и кротко, как всегда, когда Катя так поступает. – Я тебя люблю. Я люблю тебя больше всего на свете, Таня, и я не хотела тебя обидеть, хорошо? – Тем не менее у тебя это прекрасно получилось. – отвечаю я, закусывая щеку изнутри, чтобы сдержать слезы. – Я пойду в дом. — Она вздыхает и открывает дверь машины, а я открываю свою. Она идет к багажнику за сумками. Я бы предложила помощь, но действительно не чувствую никакого желания общаться с ней, к тому же она все равно настоит на своем и понесет их сама. Потому что больше всего Катя хочет быть сама по себе. В полном молчании мы проходим через вестибюль, и единственное, что слышно, – это шорох тросов и двигателя лифта. Когда мы доходим до квартиры, Катя вставляет ключ в замок и спрашивает меня. – Мы что, забыли закрыть дверь? — Сначала я не понимаю, о чем она, но потом, сообразив, отвечаю. – Нет, ты запирала. Я помню. — Я видела, как она поворачивала ключ, когда мы уходили. Помню, как она, закатив глаза, пошутила, что я долго копалась. – Странно. – говорит она, заходит и обшаривает комнату глазами, словно что-то ищет. – Ты думаешь… – начинаю я. – Здесь кто-то был. – отвечает Катя, мгновенно напрягшись, и сжимает рот в тонкую линию. Я начинаю нервничать. – Ты уверена? Не похоже, что что-то пропало. – Я иду по коридору, но Катя резко тянет меня назад. – Не ходи туда, пока я не посмотрю, – командует она. Я хочу сказать, чтобы она стояла на месте, а посмотрю я, но это глупо. В самом деле: странная идея, что мне нужно защитить ее, в то время когда она должна защищать меня. Я киваю, по спине у меня бежит холодок. Что, если там действительно кто-то есть? Кто-то проник в нашу квартиру, пока нас не было, но не украл гигантский телевизор с плоским экраном, который все еще висит на стене в гостиной? Катя исчезает в спальне, и я задерживаю дыхание, пока не раздается ее голос. – Все чисто. — Она выходит из спальни, и я с облегчением вздыхаю. – Ты уверена, что тут кто-то был? – Да, но я не понимаю, почему они ничего не взяли… – Я тоже. — Осматриваю комнату и замечаю кое-какие изменения. Небольшая стопка книг на тумбочке рядом с кроватью сдвинута. Бросается в глаза верхняя книга, которую я посоветовала Кате; я улыбкой вспоминаю, что она несколько раз ее перечитывала. – Это твой долбаный папаша! – орет Катя. – Что? – Честно говоря, я уже думала об этом, но не произносила вслух. – Наверняка это он! Кто еще мог, зная, что мы уехали, прийти в наш дом, но ничего не украсть? Только этот пьяный тупой ублюдок! – Катя! – Звони ему! Прямо сейчас! — Я тянусь к телефону в заднем кармане, но останавливаюсь. – У него нет телефона. — Катя так взмахивает руками, словно это худшее, что она в жизни слышала. – Ах да. Конечно, нет. Он же паршивый бомж и нищеброд. – Перестань! – всхлипываю я. – Ты не можешь говорить так о нем при мне просто потому, что считаешь, что это он приходил. – Ладно. – Она опускает руки. – Давай найдем его. — Я подхожу к городскому телефону. – Нет. Нам нужно просто позвонить в полицию и сообщить об этом, а не гоняться за моим отцом. – И что ты скажешь полиции? Что твой наркоман-папаша вломился в нашу квартиру, но ничего не украл? — Я останавливаюсь как вкопанная и поворачиваюсь к Кате лицом. Я практически ощущаю, как пылают мои глаза. – Наркоман? — Она быстро моргает и делает шаг ко мне. – Я имела в виду пьяница… – говорит она, не глядя в глаза. Она врет. – Скажи, почему ты назвала его наркоманом?! – требую я. Она мотает головой и проводит рукой по волосам. Быстро смотрит на меня, потом в пол. – Это просто предположение, ясно? – А почему ты это предположила? — Меня бросает в жар от одной этой мысли. Ох уж этот Катя со своими блестящими предположениями! – Не знаю, может быть, потому, что парень, который его забрал, выглядел как обычный торчок. – Она мягко смотрит на меня. – Ты видела его руки? Я вспоминаю, как этот человек почесывал локоть, но у него были длинные рукава. – Мой отец не наркоман… – говорю я медленно. Не уверена, что действительно так считаю, но я не готова рассматривать эту возможность. – Ты же его не знаешь. Я больше не буду об этом говорить. — Она снова подходит ко мне, но я отстраняюсь. Нижняя губа у меня дрожит, и я не могу на нее смотреть. – Ты тоже его не знаешь. И если ты не собиралась ничего говорить, то зачем сказала? — Она пожимает плечами. – Не знаю. — Головная боль усиливается. Я так измучена, чувствую, что могу вырубиться в любой момент. – К чему ты это вообще сказала? – Так просто сложилось, и к тому же он вломился в нашу квартиру. – Ты этого точно не знаешь. — Он не мог. Ведь не мог же? – Ладно, Таня, ты топчешься на месте, делая вид, что твой папаша, который, позволю себе напомнить, алкоголик, тут совершенно ни при чем. — Катя психует, как всегда. Она обвиняет отца в пьянстве? Катя Хорошенко обвиняет кого-то в пьянстве, в то время как она сама нажирается так, что на следующий день ничего не помнит. – Ты тоже алкоголик! – восклицаю я и тут же закрываю себе рот рукой. – Что ты сказала? — Она делает страшное лицо и, глядя мне в глаза, начинает кружить вокруг, как хищник. Я плохо себя чувствую, но понимаю, что Катя пытается запугать меня, чтобы я замолчала. Она сама себя не знает. – Если ты думаешь, что это не так, то ты ошибаешься. Ты пьешь всегда, когда расстроена или сердита, ты не знаешь меры. Ты ломаешь вещи и устраиваешь драки… – Я не какой-то грязный алкаш! Я вообще бросила пить, пока ты не появилась. – Ты не можешь винить во всем меня, Катя. — Мозг услужливо напоминает, что я тоже пью слишком много, когда зла или расстроена, но я не обращаю на это внимания. – Я тебя не обвиняю, когда ты тоже пьешь, Таня. – говорит она довольно громко. – Еще несколько дней – и никому из нас не придется об этом беспокоиться! — Быстро выхожу из гостиной, Катя идет за мной. – Не могла бы ты остановиться и послушать меня? – напряженно спрашивает она, но, по крайней мере, не кричит. – Ты знаешь, я не хочу, чтобы ты уезжала. – Да, ты проделала большую работу, чтобы меня переубедить. – Что ты имеешь в виду? Я расскажу тебе, как сильно я тебя люблю, больше всего на свете! — Я вижу, как на ее лице мелькают сомнения. Она сама знает, что любит меня недостаточно сильно. – Ты же сама себе не веришь! Я вижу. – Тогда скажи мне вот что: ты думаешь, что можешь найти кого-то, кто будет так же мириться с твоей придурью? С твоим постоянным визгом и нытьем, раздражающим порядком в квартире и твоим отношением? – Она машет руками в воздухе. Я смеюсь. Смеюсь ей прямо в лицо. И даже заткнув рот рукой, не могу остановиться. – Моим отношением? Моим отношением?! Ты постоянно игнорируешь меня, ты всегда на грани оскорбительной, назойливой, глупой и грубой. Ты вошла в мою жизнь, все перевернула и ждешь, что я буду тебе кланяться, потакая твоему дурацкому самолюбованию. Ты ведешь себя, словно крутая девушка, которая ни о чем не беспокоится и которая все решает сама, а на деле даже спать без меня не можешь! Я смотрю сквозь пальцы на все твои недостатки, но я не буду терпеть, когда ты так со мной разговариваешь. — Хожу взад-вперед по кафельному полу, а она внимательно наблюдает за каждым моим движением. Я чувствую себя немного виноватой за то, что так на нее накричала, но при воспоминании о только что сказанном гнев вспыхивает с новой силой. – И кстати, я, может быть, иногда излишне любопытна, но это потому, что я так сильно беспокоюсь о тебе и обо всем остальном, и я стараюсь не злить тебя лишний раз, забывая о себе. Я прошу прощения, если тебя раздражаю, а ты обзываешь меня сукой, если я начинаю спорить. — Катя смотрит на меня испепеляющим взглядом. Ее руки сжимаются в кулаки, щеки темно-красные. – Я не знаю, что мне еще сделать. Понятно? Ты же знаешь, что я раньше так не поступала! И согласившись встречаться со мной, ты знала, что у тебя будут проблемы. Так что сейчас у тебя нет прав психовать. – Нет прав психовать? Это моя жизнь, и если я захочу, то могу психовать сколько угодно. – замечаю я с усмешкой. Она не может говорить серьезно. На секунду мне кажется, что она сейчас извинится за то, как она ко мне относится, но Катя гораздо предсказуемей. Ее проблема в том, что когда ей хорошо, она так добра, мила и честна, что я его обожаю, но когда она зла, это самый бешеный человек, которого я когда-нибудь встречала.Возвращаюсь в спальню, и открыв чемодан, сбрасываю туда ворох одежды. – Ты куда? – спрашивает она. – Не знаю. – честно отвечаю я. – Но точно подальше от тебя. – А ты знаешь, в чем твоя проблема, Татьяна? Она в том, что ты читаешь слишком много этих дурацких романов и забываешь, что все это полная ерунда. В жизни нет Дарси, есть только Викхэм и Алек д’Эбревиль. Так проснись и перестань ждать от меня, что я буду вести себя, как литературная героиня. Такого никогда не будет! — Ее слова проникают в меня, просачиваясь в каждую пору. Вот оно! – Именно поэтому мы никогда не будем вместе. Я давала тебе много шансов, билась с тобой до посинения, простила тебе все те отвратительные вещи, которые ты сделала мне и другим, пока я была с тобой. На самом деле, я ухожу для себя. Я не жертва, я просто глупая девочка, которая слишком сильно любит, но ничего для тебя не значит. Когда в понедельник я уеду, твоя жизнь вернется в нормальное русло. Ты снова станешь Катей, грубой и жесткой, а я буду той, что страдает и едва может шевелиться. Но я сделаю это для себя. Я дала тебе обвести меня вокруг пальца, привязать к себе, зная, что все это рано или поздно закончится. Я думала, что когда мы были не вместе, ты поняла, что лучше быть со мной, чем одной. Но это не так, Кате, тебе не лучше со мной. Тебе лучше быть одному. Ты будешь всегда стремиться к одиночеству, даже если ты найдешь еще одну наивную дурочку, которая позволит так вертеть собой и будет готова отдать тебе все, в том числе себя. Но рано или поздно она тоже устанет и уйдет от тебя точно так же, как я. — Катя смотрит на меня налитыми кровью глазами, руки ее трясутся, я вижу, что она вот-вот взорвется. – Давай, Таня, скажи, что ты бросаешь меня, а еще лучше ничего не говори. Просто бери свое шмотье и убирайся. – Хватит пытаться держать себя в руках. – говорю я ей сердито, но внутренне сжимаясь. – Ты пытаешься сохранить наши отношения, но на самом деле ты не хочешь этого! Если ты хочешь показать мне, что ты действительно чувствуешь… Хотя ты ничего не знаешь о том, что я чувствую! Убирайся! — Ее голос срывается. Больше всего мне сейчас хочется обнять ее и сказать, что я никогда ее не покину. Но я не могу. – Все, что тебе нужно сделать, это всего лишь сказать мне. Пожалуйста, Катя, скажи мне, что ты попробуешь еще раз. – прошу я. Я не знаю, что делать; не хочу уходить от нее, хотя понимаю, что это рано или поздно случится. Она стоит рядом, всего в нескольких метрах от меня, но я вижу, что она отдаляется. Та Катя, которую я знала, медленно исчезает в темноте. Человек, которого я люблю, становится все дальше и дальше. Когда она в конце концов отводит глаза и скрещивает руки на груди, я понимаю, что она исчезла, я ее потеряла. – Я не хочу больше пробовать. Я та, кто я есть, и если тебе этого недостаточно, то ты знаешь, где дверь. – И это то, чего ты хочешь? Ты даже не хочешь попытаться? Если сейчас я уйду, то навсегда. Я знаю, что ты мне не веришь, потому что я всегда так говорю, но это правда. Скажи мне только, что ты так поступаешь, потому что боишься переезжать со мной в Сиэтл. — Глядя сквозь меня, она отвечает. – Уверена, ты найдешь, где перекантоваться до понедельника. — Когда я не отвечаю, она поворачивается на каблуках и выходит из комнаты. Застываю на месте, пораженная тем, что она не вернулась, чтобы продолжить скандал. Проходит несколько минут, прежде чем я, наконец взяв себя в руки после такого удара, пакую чемоданы.