Катя
Скольжу взглядом по страницам тетради и не могу решить, откуда начать читать. Это тетрадь для занятий по истории религии, и я взяла ее только на минутку, чтобы понять, что это вообще такое, поскольку, несмотря на надпись на обложке, почти каждая строчка дополнена датой и заметками, большая часть которых не имеет к религии никакого отношения. И это мало напоминает эссе Тани, которые я видела, скорее это поток сознания. «Боль». Слово бросается мне в глаза, и я начинаю читать. «Заставляет ли боль людей отвернуться от Бога? Если да, то как именно? Боль может кого угодно заставить отказаться от чего угодно. Боль способна заставить вас совершить то, что вы никогда не предполагали делать, например, обвинить Бога во всех несчастьях. Боль… какое простое слово, и какой в нем заложен смысл. И мне пришлось узнать, что она может стать самым сильным чувством из испытываемых человеком. В отличие от других ощущений, только это любой человек гарантированно испытывает в течение жизни, от боли нельзя абстрагироваться, в ней нет ни одного положительного аспекта, чтобы взглянуть на нее с другой точки зрения… есть только всеподавляющее чувство самой боли. За последнее время я отлично выучила, что это такое, моя боль стала уже почти невыносимой. Иногда, когда я одна, что случается все чаще, хотя недавно все было по-другому, я ловлю себя на том, что пытаюсь решить, какой тип боли хуже. Ответ не так прост, как кажется. Медленная, постоянная, ноющая боль, та, что появляется, когда тебя неоднократно ранит один и тот же человек, но вот же, пожалуйста, я все еще здесь и позволяю боли продолжаться… и никогда не заканчиваться. Только в те редкие моменты, когда она прижимает меня к своей груди и дает обещания, которые не может сдержать, она затихает. И тогда я чувствую свободу, свободу от моей саморастравляемой боли, которая исчезает при каждом новом столкновении». Тут же речь ни хрена не о религии; это обо мне. «Я решила, что горячая, жгущая, бесконечная боль хуже. Эта боль приходит тогда, когда ты наконец расслабляешься, начинаешь дышать полной грудью, полагая, что проблемы остались в прошедшем дне, но это сегодняшние проблемы, проблемы завтрашние и всех последующих дней. Боль приходит, когда отдаешь себя полностью чему-то, кому-то, а она предает тебя так – это так чувствительно, – что боль давит, и ты чувствуешь, что едва дышишь, едва держишься за то немногое, что остается у тебя внутри, уговаривая себя идти дальше и не сдаваться». Охренеть. «Иногда это вера в поддержку близких. Иногда, если тебе повезет, можно довериться кому-то другому, доверить кому-то вытащить тебя из этой боли прежде, чем ты увязнешь в ней надолго. Боль – одно из тех отвратительных мест, из которых, если уж ты туда попал, нужно продираться с боем, и даже тогда, когда кажется, что тебе удалось уйти, обнаруживаешь на себе его несмываемые следы. Если ты такой, как я, тебе не на кого положиться, никто не подаст руку и не скажет, что ты способен преодолеть этот ад. Вместо всего этого ты должен засучить рукава, собраться и вытащить себя самостоятельно». Мои глаза поднимаются к верхнему полю страницы, где написана дата. Она написала это, пока я была в Англии. Я не должена больше это читать. Надо положить эту чертову тетрадку и больше никогда не открывать. Но я не могу. Я должен знать, что еще написано в этой ее книге тайн. Но боюсь того, что я могу узнать из ее тщательно скрываемых мыслей. Останавливаюсь на странице с заголовком «Вера». «Что для вас означает вера? Есть ли у вас вера в высшие силы? Верите ли вы в то, что вера может изменить жизнь людей к лучшему?» Это мне будет читать проще, текст не будет проворачивать нож в ране, от которой такая боль в груди. Эта тема никак не связана со мной. «Для меня вера – это верить во что-то, кроме самого себя. И я не верю, что все люди могут иметь одну точку зрения на веру, будь то религия или нечто другое. Я верю в нечто высшее. Мы с матерью ходили в церковь каждое воскресенье и иногда еще по средам. Сейчас я не хожу в церковь, хотя, наверное, надо было бы, но теперь, когда я стала взрослой и больше не обязана делать то, что хочет мать, я все еще не выработала собственное отношение к религии. Когда я думаю о вере, в моем сознании автоматически не возникает понятие религии. Может, и следовало бы, но нет. Там всегда возникает она. Она всегда в моих мыслях. Не знаю, хорошо ли это, но так оно и есть. И я верю, что у нас все получится. Да, она тяжела и невыносима, иногда даже контролирует… то есть она часто контролирует меня, но я верю, что она такова на самом деле, независимо от того, насколько она меня разочаровывает. Мои отношения с ней проверяют меня на прочность так, что я и представить себе не могла, каждую секунду. Я искренне верю, что однажды ее страх потерять меня рассеется и мы пойдем в будущее вместе; это все, чего я хочу. Я знаю, что она тоже этого хочет, но никогда не говорит об этом. Во мне так много веры в нее, что я готова вынести все, эти слезы, эти бессмысленные обвинения… я перетерплю это, чтобы просто быть рядом, чтобы увидеть тот день, когда она наконец обретет веру в себя. Несмотря ни на что, я верю, что в один прекрасный день Катя скажет о своих чувствах открыто и честно, наступит конец ее добровольному изгнанию из мира чувств, вещей и действий, которые должны быть ей поняты. Что однажды она поймет, что она не злодейка. Она старается ею быть, но в действительности она герой. Она была моим героем, иногда мучительницей, но больше героем. Она спасла меня от меня самой. Я всю жизнь притворялась кем-то, кем не являлась, а Катя показала мне, как это прекрасно быть собой. Я больше не согласна с представлениями моей матери о том, кто я и кем я предположительно должна стать, и от всей души благодарю его за то, что она помогла мне понять это. Думаю, однажды она увидит, насколько она невероятна. Она так невероятно прекрасно несовершенна, и я очень люблю ее за это. Она не может проявить свой героизм просто так, но она старается, и это все, о чем я прошу. Я верю, что если она продолжит стараться, рано или поздно она позволит себе быть счастливой. Я буду сохранять веру в нее, пока она сама не имеет ее». Я закрываю тетрадь и тру переносицу, пытаясь сосредоточиться. Таня верит в меня без всяких причин. Я никогда не пойму, зачем она впустую тратила на меня время, но, читая ее откровенные мысли, чувствую, что в ране, той, что в моей душе, проворачивают лезвие, вынимают из моей груди и вонзают вновь, раз за разом. Я осознаю, что Таня одновременно и боится, и поддерживает меня. Оттого, что все в ее мире вращается… вращалось вокруг меня, я становлюсь счастливой, даже легкомысленной, но когда я вспоминаю, что своими руками все разрушила, улыбка исчезает. Ради нее и ради себя я должен стать лучше. Как ни странно, у меня такое чувство, что после нашего неловкого разговора с отцом с моей души сняли тяжелый груз. Меня не хватило на то, чтобы сказать ему, что мои ужасные воспоминания и обиды забыты или что мы стали друзьями, будем смотреть вместе спортивные передачи и прочую хрень, но я уже не ненавижу его так, как раньше. И я больше похожа на отца, чем хочу себе в этом признаться. Я пыталась уйти от Тани для ее же блага, но я до сих пор недостаточно сильна, чтобы это сделать. Значит, в этом смысле он сильнее меня. Он смог уйти и не возвращаться. Если бы у нас с Таней был ребенок и я чувствовала, что мешаю им жить, я бы тоже захотела уйти. Да ну на хрен! Мысль о ребенке вызывает у меня отвращение. Я была бы худшей матерью, и Таня действительно лучше быть одной. Я даже ей не могу выразить свою любовь, не то что ребенку. – Достаточно. – вслух произношу я, вздыхаю, поднимаясь с места, и иду на кухню. Полупустая бутылка водки в холодильнике зовет меня, умоляя, чтобы я ее открыла. Я и вправду долбаная алкоголичка. Кручусь по кухне с бутылкой в руках, потом откручиваю крышку и подношу горлышко к губам. Только одно заставляет меня не чувствовать вину. От одного глотка я могу поверить, что Таня скоро будет дома. Это действует, на самом деле заглушая боль, и это будет действовать всегда. Только это. И в момент, когда я, закрыв глаза, запрокидываю голову, передо мной встает заплаканное лицо Тани. Я поворачиваюсь, открываю кран и выливаю водку в раковину.Таня
Люди открывают рты, шевелят губами, но до меня не доносится ни звука. В голосе грохочет музыка, отражающаяся от стен. Сколько я уже тут стою? Когда я пришла на кухню? Ничего не помню. – Привет. — Передо мной появляется Дэн, и я слегка вздрагиваю и прислоняюсь к столу. Его лицо немного не в фокусе, и я стараюсь сосредоточиться. – Привет… – отвечаю я оооочень медленно. Он улыбается. – Ты в порядке? — Я киваю. Или мне кажется, будто киваю. – Я как-то странно себя чувствую. – признаюсь я, оглядывая комнату, пытаясь найти Зака. Надеюсь, он скоро вернется. – В каком смысле? – Не знаю, очень… странное ощущение. Как опьянение, только медленнее, но тем не менее я в сознании. – Я машу рукой перед лицом… тремя руками. Дэн смеется. – Наверное, ты все же слишком много выпила. — Снова киваю. Потом смотрю перед собой. Мимо меня со скоростью улитки проходит девушка. – Зак вернулся? – спрашиваю я.Дэн смотрит вокруг. – А куда он ушел? – Пошел узнать у Маши насчет моей выпивки. — Я все сильнее опираюсь на стол. Наверное, я уже почти лежу на нем. Сама не знаю. – Правда? Хм, я помогу тебе его найти. – Он пожимает плечами. – Кажется, я видел его наверху. – Хорошо. – говорю я. Не думаю, что мне хочется сейчас говорить с Дэном, но нужно найти Зака, а голова становится все тяжелее. Медленно иду вслед за Дэном через толпу к лестнице. Теперь музыка становится очень громкой, и я чувствую, как, пока я поднимаюсь по лестнице, голова раскачивается из стороны в сторону. – Он точно здесь? – спрашиваю я Дэна. – Да. Он только что был тут. – Он кивает головой на одну из дверей в коридоре. – Это комната Кати. – сообщаю я, и он пожимает плечами. – Можно мне посидеть тут минутку? Кажется, я больше не могу идти. — Ноги тяжелеют, а ум, наоборот, проясняется, и я не знаю, как это объяснить. – Да, конечно, ты можешь тут посидеть. — Дэн хватает меня за руку и ведет к комнате Кати. Я, спотыкаясь, добираюсь до края кровати, и воспоминания накрывают меня с головой: мы с Катей сидели тут, как раз на том месте, где я сейчас. Тогда я первый раз ее поцеловала. Я была так потрясена и смущена своим желанием быть с ней. Мой темная девушка-ангел. Это был первый раз, когда я увидела нежного, добрую Катю. Ненадолго, но все равно было приятно увидеть ее такой. – Где Катя? – спрашиваю я, глядя на Дэна. Странная тень скользит по его лицу, но тут же исчезает. Он смеется. – О, Кати тут нет, ты же сказала, что уверена, что она не придет, помнишь? — Он закрывает дверь и запирает ее на замок. Что происходит? Мой мозг лихорадочно работает, но тело словно налито свинцом. Мне хочется лечь, но тревожная сирена в моей голове предупреждает, что я должна пересилить себя. Не ложись! Держи глаза открытыми! – О-открой дверь. – прошу я, пытаясь встать, но комната начинает вертеться перед глазами. Будто по команде раздается стук в дверь. Облегченно вздыхаю, когда Дэн впускает в комнату Машу. – Маша. – с трудом произношу я. – Он… он что-то задумал.Не знаю, как ей объяснить, но я чувствую, что он что-то затевает. Она смотрит на Дэна, и тот отвечает зловещей улыбкой. Снова взглянув на меня, она спрашивает. – Что задумал? – Маша… – снова зову я. Она мне нужна, она должна помочь мне покинуть эту проклятую комнату! – Хватить ныть! – прикрикивает она, и у меня перехватывает дыхание. – Что? – успеваю я спросить. Но Маша только улыбается Дэну, когда он засовывает руку в сумку, которую она принесла. Снова зову ее, она поворачивается и раздраженно на меня смотрит. – Господи, да ты заткнешься когда-нибудь? Я так устала слушать твой скулеж и постоянные дурацкие жалобы. — Наверное, у меня что-то не так с головой, Маша не может так говорить. Она закатывает глаза. – И это выражение оскорбленной невинности – успокойся уже на хрен. – Покопавшись еще пару секунд, она произносит. – Нашла… вот. И передает Дэну какую-то небольшую вещь. Я почти отключаюсь, но тихий звук возвращает меня в сознание… по крайней мере, на несколько секунд. Вижу маленький красный огонек, похожий на крошечную вишню. На вишневую водку. Маша, Дэн, Молли, Зак, вечеринка. О нет! – Что ты делаешь? – спрашиваю я ее, и она снова смеется. – Я же сказала, чтобы ты перестала ныть. Все будет хорошо.– говорит она и подходит к кровати. В руках у Дэна камера. И красный огонек показывает, что она включена. – От-твали от меня! – пытаюсь крикнуть я, но получается только шепот. Стараюсь подняться на ноги, но падаю на кровать. Она мягкая… как зыбучие пески. – Я думала, ты… – начинаю я. Маша кладет руки мне на плечи и рывком переворачивает меня на спину. Я уже не могу перевернуться обратно. – Что ты думала? Что я твоя подруга? – Она встает на колени на кровати, зависая надо мной. Хватает пальцами подол моего платья и задирает до пояса. – Ты была слишком занята, когда, как шлюха, металась между Катей и Заком, чтобы понять, что я всегда на самом деле тебя презирала. Неужели ты думаешь, что если бы я действительно о тебе заботилась, я бы промолчала о том, что Катя хочет встречаться с тобой, только чтобы выиграть пари? Наверное, настоящая подруга предупредила бы? — Она права. Мой идиотизм вновь предстает передо мной со всей очевидностью. Боль от предательства, помноженная на полуобморочное состояние, приводит к тому, что когда я смотрю на Машу, ее лицо в ореоле рыжих волос, искаженное самым отвратительным образом, кажется мне демоническим, а блеск темных глаз заставляет меня похолодеть. – Да, кстати. – скалится она, – надеюсь, ты весело провела время, ожидая появления Катю в ее день рождения? Удивительно, что можно сделать одной эсэмэской. С помощью видеокамеры можно добиться не худшего эффекта, верно? — Пытаюсь оттолкнуть ее, но это невозможно. Она легко отмахивается от моих рук и продолжает стягивать с меня одежду. Закрываю глаза и представляю, как Катя взламывает дверь, чтобы спасти меня, словно рыцарь в черных доспехах. – Катя вас всех… найдет. – слабо угрожаю я. – Ха-ха, да, это точно. А теперь заткнись. — В дверь опять кто-то стучит, и я снова безуспешно пытаюсь сбросить ее с себя. – Закрой дверь, быстро. – командует Дэн. Поворачиваю шею и совершенно не удивляюсь, обнаружив, что к нам присоединилась Молли. – Помоги мне снять с нее платье. – говорит Маша. Мои глаза вспыхивают, я пытаюсь вертеть головой, но ничего не выходит. Не могу пошевелиться. Дэн хочет меня изнасиловать, я знаю. Такой был план Маши на эту вечеринку. Никто и не думал устраивать прощальное торжество в мою честь. Это просто способ меня унизить. Понятия не имею, почему я считала ее своей подругой. Волосы Молли падают мне на лицо – это она забралась на кровать, а Маша перекатывает меня на бок, чтобы удобнее было снять с меня платье. – Заче-е-ем? – говорю я срывающимся голосом, смутно ощущая слезы на щеках, текущие на простыню. – Зачем? – откликается Дэн, наклоняясь близко ко мне. – Зачем? Твоя девушка - сука трахнула и бросила мою сестру – вот зачем. — Я с омерзением чувствую на лице его теплое дыхание. – Ого! – громко говорит Молли. – Кажется, ты говорила, что мы будем ее только фотографировать! – Так и есть… ну, может, еще и заснимем немного. – отвечает Маша. – Ни за что! Черт, нет, ты не можешь снимать, как он ее насилует! – кричит Молли. – Он и не будет… господи. Я же пока не сумасшедшая. Он просто будет ее трогать, вроде как они трахаются, и когда Катя будет смотреть это видео, она так и подумает. Только представь ее лицо, когда она увидит, что ее невинная маленькая сучка трахается с Дэном. – смеется Маша. – Я думала, ты этого хочешь. – шепчет она Молли. – Ты сама так сказала. – Я, конечно, зла на нее, но вы не можете записывать на видео это дерьмо. – шипит Молли, но я ее прекрасно слышу. – Ты говоришь, как она. — Окончательно сорвав с меня платье, Маша переворачивает меня обратно. – Хватит! – плачу я. — Маша закатывает глаза, а Молли выглядит так, словно ее в любую минуту стошнит. – Мы так не договаривались. – испуганно говорит она. Маша злобно хватает ее за плечи и встряхивает. – Тогда вот дверь. Если боишься, иди вниз, мы к тебе присоединимся. — Кто-то снова стучит в дверь, и я слышу голос Тристана. – Маша, ты тут? – спрашивает он с той стороны. Только не он! – Черт! – бормочет Маша. – Да, хм, я разговариваю с Молли. Буду через минуту! Открываю рот, чтобы закричать, но ее рука зажимает мне губы. Она липкая и пахнет спиртным. Я умоляюще смотрю на Молли, но та отворачивается. Трусиха. – Иди вниз, милый. Я скоро. Она… она расстроена. Это женские дела, понимаешь? – врет она. Несмотря на весь этот кошмар, я рада, что Тристан, кажется, не в курсе намерений своей жестокой подруги. – Ладно! – кричит он. – Иди сюда. – спокойно командует Маша Дэну. Затем она касается моей щеки. – Открой глаза. — Я слегка приоткрываю глаза и чувствую, как рука Дэна скользит по моему бедру вверх. Меня пронизывает страх, и я снова их закрываю. – Я пойду вниз. – заявляет Молли, когда Дэн подносит маленькую камеру к своему лицу. – Ладно, закрой дверь. – Подвинься. – говорит Дэн, и постель прогибается подо мной, когда Маша слезает и он оказывается на ее месте. – Вот, возьми. — Я изо всех сил пытаюсь представить на месте Дэна Кати, но это невозможно. Руки мягкие, слишком мягкие, и я лихорадочно пытаюсь представить вместо них хоть что-то. Представляю одеяло, которое было у меня в детстве, как оно касается моей кожи… Дверь хлопает, что означает знак, что Молли ушла, и я снова плачу. – Она тебя изувечит. – задыхаясь, произношу я, плотно закрыв глаза. – Нет, она ничего не сделает. – отвечает Дэн. – Она не захочет, чтобы кто-нибудь об этом узнал, и не будет делать глупостей. — Он проводит пальцами по моим трусикам и шепчет мне. – Так уж устроен мир. — Собираю все силы, чтобы оттолкнуть его от себя, но могу лишь слегка дернуться на кровати. Маша злорадно хохочет. – Катя дура, да? – кричит она, приставляя камеру к моему лицу. – Она все время с кем-то трахается: с сестрой Дэна, со мной, она много девушек привлекала к себе, трахала их, а потом выбрасывала. Так было до тебя. А почему тебя она так сильно полюбила, я совершенно не понимаю. – полным отвращения голосом замечает она. – Таня! – раздается откуда-то голос Зака. Маша снова затыкает мне рот, но я слышу, как кто-то колотит в дверь. – Тихо! – командует она. — Я пытаюсь укусить ее за руку, она размахивается и бьет меня по лицу. К счастью, я почти ничего не чувствую. – Открой эту чертову дверь, Маша, впусти меня! – орет Зак. Неужели он с ними заодно? И Катя была права, когда говорила о нем? Неужели все вокруг меня хотят причинить мне страдания? Мысль не такая уж невозможная: почти все, кого я знала по колледжу, меня предали. Список только пополняется. – Я выбью дверь – хватит разговоров. Тристан, давай! – слышу я крик, и Маша немедленно убирает руку от моего лица. – Погодите! – кричит она, подходя к двери. Но слишком поздно. Дверь с громким треском вылетает, и Дэн мгновенно убирает от меня руки. Открыв глаза, я замечаю, как он быстро пятится в сторону, а Зак пулей врывается в комнату. – Что тут за херня! – орет он, бросаясь ко мне. Он набрасывает на меня одеяло, и я пытаюсь протянуть руку. – Помоги мне. – прошу я, надеясь, что он не участвует в этом кошмаре и что он меня слышит. Зак кидается к Маше и выхватывает у нее из рук камеру. – Ты что тут устроила? — Он швыряет камеру на пол и несколько раз на нее наступает. – Остынь, чувак, это всего лишь шутка. – говорит она, складывая руки на груди. И в этот момент в комнату заходит Тристан. – Шутка? Ты подсыпала ей что-то в кружку, а теперь ты стоишь тут с видеокамерой, пока Дэн пытается ее изнасиловать! Ни хрена себе шутка! — У Тристана отвисает челюсть. – Что? — Как по команде, Маша тычет пальцем в Зака и начинает плакать. – Не слушай его! — Зак качает головой: – Нет, парень, это правда. Пойди спроси у Джейс. Она попросила у него колесо – и взгляни на Таню! А вот камера, которую они только что использовали. — Он указывает на пол. Завернувшись в одеяло, я стараюсь сесть прямо. Но не могу. – Это была шутка. Никто не собирался делать ей больно! — Маша ненатурально смеется, пытаясь скрыть свои истинные мотивы. Но Тристан смотрит на нее в ужасе. – Как ты могла так с ней поступить? Я думал, вы подруги! – Нет-нет, милый, все не так ужасно, это Дэн придумал! — Дэн воздевает руки, пытаясь показать, что он тут ни при чем. – Что за нафиг! Нет, это была не моя идея! Это ты меня подговорила. – Он указывает на Машу, глядя на Тристана. – Она просто повернулась на Кате… поэтому все это и придумала! — Покачивая головой, Тристан поворачивается, чтобы выйти из комнаты, но, видимо, передумав, с размаху бьет Дэна в челюсть. Тот валится на пол, и Тристан разворачивается к выходу. Маша делает попытку следовать за ним. – Отвали от меня! Между нами все кончено! – кричит он, не останавливаясь. Обернувшись, Маша обводит всех взглядом, восклицая. – Ну, спасибо, блин, огромное! — Мне становится смешно: она спланировала это ужасное шоу, чтобы поглумиться надо мной, а теперь сама же всех обвиняет, когда оно обернулось против нее. И если бы я не лежала сейчас, едва дыша, я бы расхохоталась. Зак склоняется надо мной. – Таня… ты в порядке? – Нет… – признаюсь я, чувствуя, как сознание все больше затуманивается. Сначала медленно отключалось мое тело, а в голове только немного путалось, но теперь я чувствую, как препарат все сильнее и сильнее действует на мозг. – Извини, что я оставил тебя одну. Мне следовало бы догадаться. — Зак плотнее укутывает меня в одеяло, заводит одну руку мне под колени, другой обхватывает поперек спины и поднимает с кровати. Он поворачивается к выходу, но останавливается перед Дэном, который только пытается подняться с пола. – Надеюсь, когда Катя узнает об этом, она тебя убьет. Ты это заслужил. — Смутно слышу вздохи и шепот вокруг, когда Зак проносит меня через переполненный зал. Но мне все равно. Я только хочу вырваться из этого места и никогда не возвращаться назад. – Что случилось? – узнаю голос Логана. – Ты можешь подняться наверх и забрать ее платье и сумку? – спокойно просит Зак. – Да, конечно, чувак. – отвечает Логан. Зак открывает входную дверь, и меня окутывает холодный воздух, отчего я дрожу. По крайней мере, я думаю, что дрожу, но точно не знаю. Зак пытается меня укутать, но одеяло все равно сваливается. Сама я не могу ничего сделать, руки по-прежнему не шевелятся. – Я позвоню Кате, как только положу тебя в свою машину, окей? – Нет, нет. – твержу я. Катя придет в настоящее бешенство. Меньше всего мне хочется ругаться с ней в момент, когда я еле могу держать глаза открытыми. – Таня, я правда считаю, что стоит ей позвонить. – Пожалуйста, нет! — Я плачу. Катя – единственная, кого я сейчас хочу видеть, но я не представляю, как она на все это отреагирует. Если она так обработал Зака, что же она сделает с Дэном и Машей? За это она точно сядет, я уверена. – Не говори ей ничего. – еще раз повторяю я. – Ничего. – Она в любом случае узнает. Даже если запись не сохранилась, много людей видели, что произошло. – Не надо, пожалуйста. — Я слышу разочарованный вздох Зака, когда он перекидывает меня на одну руку, чтобы открыть дверцу машины. Логан возвращается и помогает Заку уложить меня на холодное сиденье. – Вот ее вещи. Все нормально? – спрашивает он с явным беспокойством. – Да, кажется. Просто она под колесами. – Какого хрена? – Это долгая история. Ты когда-нибудь пробовал? – спрашивает Зак. – Да, давно, но только половину, и через час я потерял сознание. Надеюсь, у нее не начнутся галлюцинации. У некоторых людей бешеная реакция на это дело. – Вот дьявол! – стонет Зак, и я представляю, как он теребит пальцами кольцо в губе. – Катя знает? – Еще нет… — Они продолжают обсуждать меня, словно я не лежу рядом, но, к моему удовольствию, холодный воздух из нагревателя в машине наконец-то сменяется теплым. – Нужно отвезти ее домой. – говорит Зак и через несколько секунд садится в машину. Озабоченно глядя на меня, он спрашивает. – Если ты не хочешь, чтобы я вез тебя к ней, то куда тебя везти? Можешь поехать ко мне, но ты же знаешь, она взбесится, когда об этом узнает. — Если бы я была в состоянии нормально говорить, я бы сказала ей о нашем расставании, но поскольку у меня не получается, вырывается что-то среднее между стоном и кашлем. – К… маме. – выдавливаю я. – Ты уверена? – Да… не к Кате. Пожалуйста. – выдыхаю я. Он кивает, и его джип сдвигается с места. Стараюсь сосредоточиться на голосе Зака, который говорит по телефону, но отвлекшись на то, чтобы сидеть прямо, я теряю нить разговора, и через несколько секунд я снова лежу на сиденье. Сдавшись, закрываю глаза.