Таня
Когда Катя уже в дверях, я спрашиваю. – Что ты сделала с Дэном? — Хочу больше узнать о прошлой ночи, даже если Дима слышит наш разговор. Поскольку он остался в коридоре, Катя не замечает его. Думаю, Дима смотрит на нас и не знает, что делать. – Дэн. Ты сказала, Молли тебе рассказала. Что ты с ним сделала? Я знаю Катю достаточно хорошо, чтобы представить, на что она способна. До сих пор удивляюсь, что Молли мне помогла – я совсем не ожидала этого, когда она зашла прошлой ночью в спальню. Меня бьет дрожь при одном воспоминании. Катя усмехается. – Ничего страшного. — «Я не убила Дэна, когда встретила, только пнула в лицо…» – Ты ударила его по лицу… – повторяю я, пытаясь собраться с мыслями. Она вздергивает бровь. – Да… Разве Зак тебе не сказал? – Я… не знаю… – Я помню, как кто-то говорил мне, но не могу вспомнить кто. «Это не Зак, это Катя», – сказала тогда Катя, ее голос звучит, словно наяву. – Ты была здесь, так? Вчера вечером? – Я делаю шаг к ней. Катя прислоняется к стене. – Ты была тут, я помню. Ты сказала еще, что собиралась напиться, но не сделала этого… – Не думала, что ты вспомнишь. – бормочет Катя. – Почему тебе было просто мне не сказать? – У меня трещит голова от этих попыток отличить наркотические сны от реальности. – Не знаю. Я собиралась, но потом все стало нормально, ты улыбалась. И я не хотела портить тебе настроение. — Она пожимает плечами и пристально рассматривает картинку с райскими вратами. – Почему ты сказала, что отвезла меня домой после того, как все кончилось? – Тебя отвез не я, это был Зак. — Припоминаю, что было раньше; все так спутанно. – Значит, ты приехала потом? А что я делала? — Я хочу, чтобы Катя помогла мне восстановить последовательность событий. Самостоятельно я это сделать не смогу. – Ты лежала на диване и едва могла говорить. – Ох… – Ты звала его. – добавляет она тихо, и в ее голосе слышится страдание. – Кого? – Зака. – коротко отвечает она, но я понимаю, какие эмоции скрываются за этим ответом. – Нет, я не звала его. – Это же бессмысленно. – Все сложнее. Пытаюсь разобраться в груде психического мусора и наконец ухватываю логическую последовательность… Катя говорит о Дэне, Катя спрашивает меня, слышу ли я его, и я спрашиваю его о Заке… – Я хотела узнать, не подралась ли ты с ним. Наверное, так. – Воспоминание смутное, но точно реальное. – Ты произнесла его имя не один раз; все нормально. Ты была без сознания. – Она опускает глаза вниз и не смотрит на меня. – Я и не ждала, что ты будешь звать меня. – Я его не звала. Я мало что помню, но мне было страшно. И точно знаю, что я хотела, чтобы ты была рядом. – признаюсь я, не раздумывая. И зачем я это сказала? Мы с Катей вновь расстались. Это наш второй разрыв, но у меня такое чувство, что расставаний было гораздо больше. Может быть, потому, что теперь я не висну у нее на шее, как только она признает свою вину. На этот раз я ушла из дома и оставила все ее подарки, а менее чем через сутки уезжаю в Сиэтл. – Иди сюда. – говорит она, протягивая руки ко мне. – Я не могу. – Копируя ее жест, провожу рукой по волосам. – Нет, можешь. — Всякий раз, когда Катя оказывается рядом, неважно, что происходит, ее близость я ощущаю каждой клеточкой тела. Мы либо орем друг на друга, либо улыбаемся и шутим. Всегда только крайности, никаких середин. Сейчас мне кажется таким естественным, почти инстинктивным шагом кинуться в ее объятия, не обращая внимания на ее черствость, игнорируя все условности, диктуемые нам тем ужасным положением, в котором мы находимся. – Мы больше не вместе. – спокойно замечаю я, скорее себе. – Я знаю. – И я не могу притворяться, что ничего не случилось. — Закусив нижнюю губу, я стараюсь не замечать, как округляются ее глаза при упоминании о наших отношениях. – Я и не прошу тебя об этом, просто говорю тебе, иди ко мне. — Она все еще протягивает ко мне руки так призывно и заманчиво, что меня влечет к ней все сильнее. – Если я это сделаю, мы опять попадем в замкнутый круг, из которого оба решили вырваться. – Таня… – Катя, пожалуйста! — Я отодвигаюсь дальше. Эта гостиная слишком мала, чтобы увернуться от нее, а мой самоконтроль начинает давать сбой. – Ладно. – наконец вздыхает она, резко проводя рукой по волосам, как она обычно делает в случае разочарования. – Это нужно нам обоим, и ты это знаешь. Некоторое время мы должны держаться на расстоянии друг от друга. – Держаться на расстоянии? — Она смотрит на меня, как раненый зверь, и я боюсь того, что она скажет дальше. Я не хочу ссориться, и сегодня не лучший день для скандала. – Да, некоторое время лучше побыть одним. Мы не можем быть вместе, все говорит об этом. Ты же сама об этом сказал недавно, когда была сыта по горло. Ты выгнала меня из дома. — Я складываю руки на груди. – Таня… Блин, ты не можешь так… – Она смотрит мне в глаза и останавливается на полуслове. – Как долго? – Что? – Сколько мы должны быть на расстоянии? – Я… – Я не ожидала, что она согласится. – Не знаю. – Неделю? Месяц? – уточняет она. – Не знаю, Катя. Мы оба должны понять, что нам лучше. – Мне лучше быть с тобой, Тань. — Слова отдаются эхом у меня в груди, и я заставляю себя отвести взгляд от ее лица, прежде чем потеряю силы к сопротивлению. – Мне тоже – с тобой, но ты постоянно бесишься, и с тобой я постоянно на грани. Тебе нужно что-нибудь сделать со своим характером, а мне нужно время на себя. – Так что, это опять моя вина? – спрашивает она. – Нет, и моя. Я слишком зависима от тебя. Мне нужно стать более независимой. – С каких это пор ты так решила? – По ее тону ясно, что она никогда не воспринимал мою зависимость от нее как проблему. – С тех пор, как мы в пух и прах разругались несколько ночей назад. На самом деле все началось несколько раньше, а Сиэтл и тот ночной скандал были просто последней каплей. — Наконец решаюсь взглянуть на Катю и замечаю, что выражение его лица изменилось. – Ладно. Понимаю. – говорит она. – Извини, я знаю, что многое испортила. Мы уже сто раз скандалили из-за Сиэтла, и, возможно, время прислушаться к тебе внимательнее. – Она тянется к моей руке, и я позволяю ей взять ее, на мгновение сбитая с толку ее покладистостью. – Я дам тебе больше свободы, ладно? С тобой и так случилось за последние сутки достаточно дряни. Не хочу создавать тебе еще одну проблему… на этот раз. – Спасибо. – отвечаю я. – Может, дашь мне знать, как доберешься до Сиэтла? И еще тебе нужно немного поесть и отдохнуть. – Ее зеленые глаза смотрят мягко, тепло и успокаивающе. Мне хочется попросить ее остаться, но я понимаю, что это не лучшая идея. – Ладно. Спасибо… правда. – Ты не должна меня благодарить – Она засовывает ладони в узкие карманы своих черных джинсов и смотрит на меня. – Я передам от тебя Роме привет. – добавляет она и выходит. Не могу не улыбнуться, когда она задерживается возле машины Ромы, чтобы бросить долгий взгляд на дом перед тем, как сесть на пассажирское место. Как только машина Лэндона исчезает из виду, на грудь наваливается тяжесть, и я отхожу от крыльца, закрыв дверь. Дима стоит, прислонившись к косяку между комнатой и кухней. – Она уехала? – осторожно спрашивает он. – Да, уехала. – Мой голос звучит безжизненно, незнакомо даже для меня самой. – Я не знал, что вы были не вместе. – Мы… ну… мы просто хорошие друзья. – Можно я спрошу кое-что еще, прежде чем мы сменим тему? – Дима смотрит мне в лицо. – Я знаю этот взгляд: ты же ищешь повод, чтобы это сделать. Даже спустя несколько месяцев Дима хорошо меня понимает. – Что ты хочешь услышать? – спрашиваю я. Он смотрит на меня в упор. Это долгий, слишком долгий взгляд. – Если бы можно было все вернуть, ты вернула бы, Таня? Я слышал, как ты сказала, что хотела бы стереть последние полгода из памяти… и если бы это было можно, ты бы и вправду так сделала? — Сделала бы я это? Сажусь на диван и задумываюсь. Хотела бы я повернуть все вспять? Стереть все, что случилось со мной за последние полгода? Бесконечные скандалы с Катей, разрушенные отношения с матерью, предательство Маши, унижение – всё. – Да. Не раздумывая. — То, как рука Кати касается моей, как она обнимала меня, прижимала к своей груди. Как она иногда хохотала так, что ее глаза превращались в узкие щелочки, и ее смех проникал мне в уши, в сердце, заполнял всю квартиру тем редким счастьем, от которого я чувствовала себя более живой, как никогда в жизни. – Нет. Не стала бы ничего менять. Не могу. – меняю я ответ, и Дима качает головой. – Что с тобой? – смеется он, усаживаясь в кресло напротив дивана. – Никогда не замечал в тебе такой нерешительности. Я твердо качаю головой. – Я бы ничего не стерла. – Уверена? У тебя был не лучший год… а ведь я даже половины не знаю. – Уверена. – еще раз киваю и усаживаюсь поудобнее. – Но кое-что я бы сделала по-другому, например, то, что касается тебя. — Дима чуть улыбается. – Да, я бы тоже, – спокойно соглашается он.***
– Татьяна! – Мне на плечо ложится ладонь и легко встряхивает. – Татьяна, просыпайся! – Встаю. – со стоном отвечаю я, открывая глаза. Гостиная. Я в гостиной моей матери. Я сдергиваю с ног одеяло… это Дима меня прикрыл. После того, как мы поболтали, а потом сели вместе смотреть телевизор, как в старые времена, я решила прилечь. Уворачиваюсь от маминой руки. – Который час? – Девять вечера. Я решила разбудить тебя раньше. – Она поджимает губы. У нее что-то, видимо, сместилось в голове, раз она разрешила мне поспать днем. Как ни странно, меня это забавляет. – Извини, я даже не помню, как заснула. – Я потягиваюсь и поднимаюсь. – Дима уехал? Заглядываю на кухню, но его там нет. – Да. Миссис Портер очень хотела тебя видеть, но я сказала, что сейчас не самое удобное время для этого. – говорит она и идет на кухню. Я иду следом на запах чего-то вкусного. – Спасибо. — Жалко, что я нормально не попрощалась с Димой, особенно потому, что понимаю, что больше его не увижу. Мать подходит к плите, бросая мне через плечо. – Я вижу, Катя пригнала твою машину. — В голосе ее слышатся неодобрение. Через мгновение она поворачивается ко мне и протягивает тарелку с салатом и жаренными на гриле помидорами. Я не разделяю ее мнения о вкусной еде. Тем не менее я беру тарелку. – Почему ты не сказала мне, что ночью сюда приезжала Катя? Я помню. — Она пожимает плечами. – Она просила не говорить. — Сажусь за стол, ковыряюсь в «ужине». – С каких это пор ты беспокоишься о том, что она хочет? – спрашиваю я, ожидая бурной реакции… – Я не беспокоюсь. – замечает она, накладывая себе еду на тарелку. – Я не упомянула об этом, потому что в твоих интересах все забыть. — Вилка с противным звоном падает из пальцев на тарелку. – Утаивать что-либо от меня не в моих интересах. – говорю я, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие. Чтобы подчеркнуть это, я вытираю губы идеально сложенной салфеткой. – Татьяна, не вымещай на мне свои обиды. – говорит мать, садясь за стол. – Что бы этот человек тебе ни сделал, все это произошло по твоей вине. Не по моей. — На мгновение на ее губах появляется снисходительная усмешка. Встаю из-за стола, бросаю салфетку на тарелку и выхожу из кухни. – Куда ты собралась, юная леди? – зовет она. – Спать. Завтра мне вставать в четыре, и мне далеко ехать. – кричу я сверху и закрываю дверь спальни. Ложусь на кровать, где спала все детство… и сразу на меня начинают давить светло-серые стены. Я ненавижу этот дом. Не должна, но ненавижу. Ненавижу то, как я не могу тут вздохнуть без нотаций и замечаний. Я никогда не понимала, в какой клетке и под каким надзором находилась всю жизнь, пока не почувствовала первый глоток свободы с Катей. Мне нравится пицца на ужин и проводить весь день с ней в постели голой. Ни салфеток, никаких щипцов для волос, ни этих отвратительных желтых штор. Не успеваю остановиться и звоню ей. Она отвечает со второго гудка. – Тань? – произносит она, задыхаясь. – А, да. – шепчу я. – Что случилось? – пыхтит она. – Ничего, а с тобой все в порядке? – Эй, Хорошенко. Вернись. – произносит женский голос на заднем плане. Мое сердце начинает биться в груди, как молот, и я перебираю варианты. – О, ты… Я тебя отвлекаю. – Нет, все нормально. Она может подождать. — Через секунду фон становится глуше. Видимо, она куда-то отошла. – Да нет, все в порядке. Ладно, я просто не хочу… тебя отвлекать. — Смотрю на серую стену рядом с кроватью: уверена, что она стала немножко ближе. Словно готовится к прыжку. – Хорошо. – вздыхает она. Что? – Ладно, до свидания. – быстро говорю я и вешаю трубку, хватаясь рукой за рот, чтобы не стошнило прямо на мамин ковер. Это в каком-то смысле логично… У бедра вибрирует телефон, и на экране высвечивается имя Кати. Я отвечаю, сама не знаю почему. – Я занята не тем, что ты подумала… Я даже не поняла, как это звучит со стороны. – сразу же говорит она. Я слышу, как в трубке, заглушая голос, воет ветер. – Все нормально, правда. – Нет, Тань, ты не поняла. Если бы я сейчас с кем-то была, это было бы ненормально, так что перестань делать вид, что тебе это неважно. — Ложусь на кровать на спину, мысленно признаваясь себе, что он права. – Ничего такого я не думала. – почти вру я. Почему-то я знала, что она не могла сейчас быть с другой, но мое воображение само достроило картину. – Хорошо, может, ты все-таки мне веришь. – Может быть. – Это было бы уместнее, если бы ты не ушла от меня. – резко продолжает она. – Катя… — Она вздыхает. – Почему ты позвонила? Твоя мама ведет себя как сука и выносит тебе мозг? – Нет, и не говори о ней так. – Я закатываю глаза. – Ну… сейчас так оно и есть, но дело не в этом. Я просто… я не знаю, зачем позвонила, на самом деле. – Ясно… – Она делает паузу, и я слышу, как хлопает дверца машины. – Ты хочешь поговорить? – Ты считаешь, это нормально? Мы можем? – спрашиваю я. Всего несколько часов назад я сказала, что мне нужно стать более независимой, но вот я ей звоню, потому что мне плохо. – Конечно. – Кстати, ты где? — Надо стараться по возможности поддерживать разговор на нейтральные темы, насколько это возможно… Если у нас с Катей вообще есть нейтральные темы. – В тренажерном зале. — Я почти смеюсь. – В тренажерном зале? Ты же не ходишь в тренажерку. Катя – один из немногих людей, кто одарена невероятно красивым телом без всяких упражнений. Ее от природы широкая фигура совершенна, она высока, широкоплечна, хотя сама утверждает, что слишком худа и долговязна, как подросток. У нее сильные руки, но не слишком выдающиеся; все тело является идеальным сочетанием жесткого и мягкого. – Знаю. Она надрала мне задницу. Я прямо опозорилась. – Кто? – спрашиваю я чересчур громко. Спокойно, Таня, похоже, это женщина, чей голос ты слышала. – Да тренер. Я решила использовать абонемент на кикбоксинг, который ты мне подарила на день рождения. – Правда? — Мысль о боксирующей Кате тянет за собой другие, нежелательные картинки. Как она лоснится от пота… – Да. – немного смущенно отвечает она. Я трясу головой, стараясь отогнать от себя образ ее обнаженного торса. – И как тебе? – Нормально, кажется. Я предпочитаю другие тренировки. Зато есть и положительные стороны: я сейчас намного меньше напряжена, чем несколько часов назад. — Слегка прищуриваюсь, хотя она и не может меня видеть. Пальцы обводят нарисованный на одеяле цветок. – Еще пойдешь? — Наконец я могу спокойно вздохнуть: она рассказывает, как неудачно прошли первые полчаса тренировки, когда она ругалась на тренершу, пока она несколько раз подряд не настучала ей по затылку, отчего она стала с ней пообходительнее и перестала вести себя как дура. – Погоди. – наконец вставляю я. – Ты все еще там? – Нет, я дома. – Ты просто… ушла? Ты ей сказала? – Нет, зачем еще? – отвечает она, словно поступать так – самое обычное дело. Мне приятно, что она ушла с тренировки, только чтобы поговорить со мной по телефону. Так не должно быть, но я это чувствую. Это меня радует, но я между тем вздыхаю и говорю: – Не очень-то хорошо у нас получается поддерживать дистанцию. – Как всегда. – Представляю себе ее улыбку, хотя она и находится за сто миль. – Знаю, но… – Эта наша версия сохранения дистанции. Ты же не садишься в машину и не едешь сюда. Ты только звонишь. – Видимо, так и есть… – позволяю я себе согласиться с ее странной логикой. Хотя в некотором смысле она права. Я еще не знаю, хорошо это или плохо. – Дима все еще там? – Нет, ушел несколько часов назад. – Хорошо. — Я смотрю в темноту через ужасные шторы, а Катя в трубке смеется. – Разговаривать по телефону – это так странно. – Почему? – Не знаю. Мы болтаем уже час. — Отодвигаю телефон от уха, чтобы посмотреть на экран, и с удивлением убеждаюсь, что она права. – А кажется, что только начали. – Ага, я никогда ни с кем вот так не болтала по телефону. Ну, разве ты мне звонишь, чтобы я что-нибудь купила по дороге, ну, или друзья звонят, но никогда не разговаривала дольше двух минут. – В самом деле? – Да, а что в этом такого? Я никогда терпеть не мог все эти дурацкие подростковые свиданки; все друзья часами сидели у телефонов и слушали, как их подружки распинаются о лаке для ногтей или о чем там, блин, девушки болтают несколько часов подряд. — Она посмеивается, а я хмурюсь, вспоминая, что у Кати и не было возможности быть нормальным подростком. – Ты не много потеряла. – уверяю я. – А ты кого использовала для многочасового трепа по телефону? Диму? – Я слышу злость в ее голосе. – Нет, я никогда не болтала часами. Я тратила время на штудирование романов. – Может, и я никогда не была обычным подростком. – Ну, тогда я рада, что ты была ботаншей. – говорит она, и мой желудок сладко сжимается. – Татьяна! — Рывком возвращаюсь в реальность, мать зовет меня уже не первый раз. – О, уже поздно, тебе пора в кроватку? – дразнит Катя. Наши отношения или их отсутствие, наше поддержание дистанции, но сохранение общения по телефону – за последний час все еще больше запуталось. – Замолчи. – отвечаю я и, закрыв рукой телефон, отвечаю маме, что я сейчас буду. – Пойду посмотрю, чего она хочет. – Ты действительно собираешься завтра уехать? – Да. — После минутного молчания она отвечает. – Хорошо, конечно, будь осторожна… – Я могу позвонить тебе завтра? – неуверенно спрашиваю я. – Нет, наверное, нам не стоит опять звонить друг другу. – отвечает она, и у меня перехватывает дыхание. – Ну, по крайней мере, не так часто. Какой смысл постоянно болтать, если мы не вместе? – Хорошо. – отвечаю я тихо, упавшим голосом. – Спокойной ночи, Тань. – произносит она и отключается. Она права, я понимаю. Но это понимание не уменьшает боль. Мне не стоило ей звонить.