Таня
Мои мысли слегка затуманились, а в голове чувствуется тяжесть, но приятная. Опьяненная вином и бархатным голосом Кати, я широко улыбаюсь. Мне нравится, что она может быть такой игривой, и раз она этого хочет, то я тоже в игре. – Нет-нет. – говорит она своим ровным тоном. – Сначала ты скажи, чего бы тебе хотелось. Я отпиваю прямо из бутылки. – Я уже сказала. – Выпей-ка еще: похоже, ты можешь говорить о своих желаниях, только когда пьешь. – Ладно. – Я провожу пальцем по деревянному изголовью кровати. – Я хочу, чтобы ты наклонила меня над этой кроватью… и взяла меня, как тогда на столе. – Я чувствую не смущение, а лишь тепло, поднимающееся от шеи к щекам. Катя едва слышно чертыхается; она явно не ожидала, что я опишу это так ярко. – А потом? – тихо спрашивает она. – Ну… – начинаю я и замолкаю, отпивая еще один большой глоток, чтобы набраться храбрости. Мы с Катей никогда этого раньше не делали. Она присылала мне несколько непристойных сообщений, но это… это совсем другое. – Давай говори, не смущайся. – Ты будешь держать меня за бедра, как обычно, а я схвачусь за простыню, чтобы удержаться на месте. Ты крепко сожмешь меня пальцами так, что останутся следы… Слышу ее прерывистое дыхание и сжимаю бедра. – Потрогай себя. – говорит она, и я торопливо оглядываюсь, внезапно забыв, что наш разговор никто не слышит. – Что? Нет. – резко шепчу я, прикрыв трубку рукой. – Да. – Я не стану это делать… здесь. Они меня услышат. — Если бы я вела такой разговор с кем-то другим, не с Катей, я бы пришла в ужас – даже при всем выпитом. – Не услышат. Сделай это. Тебе ведь хочется, я чувствую. Как она так может? Хочется ли мне? – Просто ложись на кровать, закрой глаза, раздвинь ноги, и я скажу, что делать. – вкрадчиво просит она. Как бы сладко ни звучали ее слова, тон почти командный. – Но я… – Давай. Решительность в ее голосе меня смущает, но гормоны не дают смятению развиться. Не могу отрицать: то, как Катя уговаривает меня, рассказывая обо всех непристойностях, которые она сделала бы со мной, поднимает температуру в комнате минимум градусов на десять. – Что ж, теперь, когда ты подчинилась. – продолжает она, даже не дождавшись моего согласия. – скажи, когда останешься в одном белье. Ого… Тихо подхожу к двери и закрываю на замок. Спальная Кимберли и Кристиана, как и комната Смита, находится наверху, но они вполне могут еще сидеть на первом этаже. Я внимательно прислушиваюсь, и когда где-то сверху хлопает дверь, я чувствую себя спокойнее. Я спешу назад, хватаю бутылку и допиваю. Жар внутри меня из маленькой искры разгорелся до пылающего пожара; стараюсь без колебаний снять брюки и забираюсь на кровать в одной тонкой хлопковой рубашке и белье. – Ты еще здесь? – спрашивает Катя – наверняка с коварной ухмылкой. – Да, я… я готовлюсь. — Поверить не могу, я действительно буду это делать! – Хватит раздумывать. Потом еще поблагодаришь меня. – Хватит читать все мои мысли. – шучу я, надеясь, что она права. – Ты ведь помнишь, что я показывала тебе? — Я киваю, забыв, что она меня не видит. – Я принимаю твое нервное молчание за ответ «да». Хорошо. Давай, коснись пальцами там, где я говорила тебе в прошлый раз…Катя
Я слышу резкий выдох Тани и понимаю, что она делает все, как я сказала. Живо представляю, как она лежит на кровати, раздвинув ноги. Черт! – Боже, как бы я хотела быть рядом и смотреть на тебя! – со стоном говорю я, пытаясь не обращать внимания на то, как кровь приливает у меня между ног. – Тебе это нравится, правда? Смотреть на меня? – прерывисто дышит в трубку она. – Да, блин, нравится. А тебе, как я понимаю, нравится, когда я смотрю. – Да, как и тебе, когда я тяну тебя за волосы. Моя рука машинально тянется в межножье. Я представляю, как она извивается под прикосновениями моего языка, как хватает меня за волосы и со стоном произносит мое имя, и сжимаю себя рукой. Только Таня может так быстро возбудить меня. Ее стоны приглушенные, слишком тихие. Надо ее подбодрить. – Быстрее, Таня, двигай пальцами по кругу, быстрее. Представь, что я там, что это я касаюсь тебя пальцами и приношу тебе удовольствие, довожу тебя до оргазма. – Я стараюсь говорить тише на тот случай, если мой надоедливый гость вдруг окажется в коридоре. – О боже. – снова выдыхает и стонет она. – Мой язык тоже касается тебя, детка, я прижимаюсь к тебе губами, посасываю, кусаю, дразню тебя. — Стаскиваю шорты и начинаю медленно мастурбировать. Я закрываю глаза и сосредоточиваюсь на ее тихих вздохах, мольбах и стонах. – Делай то же, что и я. – шепчет она, и я представляю, как она прогибает спину над кроватью, лаская себя. – Уже. – бормочу я, и она издает стон. Ух, я хочу ее видеть! – Говори со мной еще. – просит Таня. Я чертовски люблю такие моменты, когда ее невинность исчезает… ей всегда нравится слушать непристойности. – Я хочу трахнуть тебя. Нет, я хочу положить тебя на кровать и заняться с тобой любовью, жестко и быстро, с такой силой, что ты будешь выкрикивать мое имя каждый раз, когда я вхожу все глубже и глубже… – Да… – стонет она. Ее дыхание учащается. – Давай, детка, кончай. Я хочу слышать это. И замолкаю, услышав тихие стоны. Она заглушает их, зарывшись в подушку или матрас – черт его знает, как именно, но, представив это, я кончаю на трусы, сдавленно прохрипев ее имя. Несколько секунд или минут, точно не знаю, в телефоне слышны только наши одновременные вздохи. – Это было… – начинает она, тяжело дыша. Я открываю глаза и опираюсь локтями на стол перед собой. Я сама стараюсь отдышаться, и моя грудь быстро поднимается и опускается. – Ага. – Подожди немного. – Она хихикает. Я улыбаюсь одними уголками губ, а она добавляет. – А я-то думала, что уже все перепробовали. – О, есть много вещей, которые я хочу с тобой сделать. Однако, увы, для этого мы должны быть в одном городе. – Тогда приезжай сюда. – быстро произносит она. Переключив телефон на громкую связь, рассматриваю свою ладонь. – Ты же не хочешь, чтобы я была там. Нам нужно больше свободы, не забыла? – Знаю. – с легкой грустью говорит она. – Нам действительно нужна свобода… и, кажется, это помогает. Ты так не думаешь? – Нет. – вру я. Но знаю, что она права: ради нее я старалась стать лучше, и я боюсь оступиться и потерять мотивацию, если она опять быстро простит меня. Если мы… когда мы найдем дорогу друг к другу, я хочу, чтобы все было по-другому – для нее. Я хочу, чтобы так было всегда, чтобы я могла доказать ей: мы больше не будем ходить по «замкнутому кругу», как она его называет. – Я правда по тебе скучаю, очень сильно. – говорит она. Я знаю, что она любит меня, но, каждый раз уверяясь в этом, я будто снимаю тяжесть с груди. – Я тоже скучаю по тебе. – Больше всего на свете. – Не говори «тоже». Как будто ты просто соглашаешься со мной. – саркастически замечает она, и у меня сам собой становится рот до ушей. – Не воруй мои идеи, это неоригинально. – в шутку ругаюсь я, и она смеется. – Я тоже могу. – по-детски возражает она. Будь она здесь, сейчас она насмешливо показала бы мне язык. – Боже, какая ты сегодня вздорная. – Я скатываюсь с кровати. – Надо сходить в душ. – Это точно. – И невероятно смелая. Кто бы подумал, что ты согласишься мастурбировать по телефону? – усмехаюсь я и выхожу в коридор. – Катя! – в ужасе визжит она, как я и ожидала. – И, кстати говоря, ты уже должна знать, что можешь склонить меня практически к чему угодно. – Если бы это только было правдой… – бормочу я. Будь это правдой, она бы сейчас была здесь. Выхожу в коридор босиком и вздрагиваю, ступив на холодный пол. Но тут слышу чей-то голос и от неожиданности роняю телефон на пол. – Прости, подруга. – басит где-то рядом Павел. – Тут стало жарковато, поэтому я… Он замолкает, видя, что я спешу поднять телефон, но уже слишком поздно. – Кто это был? – слышится громкий голос Тани из трубки. Она уже не сонная и расслабленная, какой была пару мгновений назад, она насторожена. – Катя, кто это был? – напористо спрашивает она. Черт. Одними губами я говорю ее отцу «Молодец, мать твою» и хватаю телефон, затем отключаю громкую связь и спешу в ванную. – Это… – начинаю я. – Это мой отец? — Я хочу соврать, но это было бы ужасно глупо, а я стараюсь больше не вести себя, как дура. – Да, это он. – говорю я и жду, что она закричит в трубку. – Почему он там? – спрашивает она. – Я… ну… – Ты разрешила ему остаться у тебя? – Ужас, охвативший меня из-за необходимости найти нужные слова, чтобы объяснить ей эту чертову путаницу, прошла. – Вроде того. – Я в шоке. – Я тоже. – признаю я. – Надолго? И почему ты мне не сказала? – Прости… он тут всего пару дней. Следующее, что я слышу, – звук наполняющейся ванны, так что она, должно быть, приняла новость спокойно. Но она все же спрашивает. – Почему он вообще пришел к тебе? — Не могу заставить себя сказать ей всю правду, не сейчас. – Наверное, ему больше некуда пойти. – Я тоже включаю воду в душе и слышу, как она вздыхает. – Понятно… – Ты злишься? – спрашиваю я. – Нет, я не злюсь. Я сбита с толку… – тянет она, и в ее голосе звучит удивление. – Не могу поверить, что ты действительно разрешила ему остаться у тебя в квартире. – Самой не верится. — Небольшая ванная наполняется плотной пеленой пара, и я протираю зеркало рукой. Я будто призрак, просто оболочка. От недосыпа под глазами уже появились темные круги. Единственное, что меня поддерживает – голос Тани в трубке. – Это много значит для меня, Кать. – наконец говорит она. – Правда? – Все выходит намного лучше, чем я ожидала. – Конечно, очень много. — Я вдруг чувствую головокружительную радость, будто щенок, которому хозяин дал угощение… и, как ни странно, меня это устраивает. – Хорошо. – Не знаю, что еще сказать. Чувствую себя слегка виноватой из-за того, что не сказала ей про… привычки ее отца, но сейчас не лучшее время, и это не телефонный разговор. – Подожди… так мой отец был там, когда ты… ну, ты поняла? – шепчет она, и из трубки слышится какой-то гул: наверное, она включила вытяжку, чтобы заглушить наш разговор. – Ну, его не было в комнате – таким я не увлекаюсь. – подшучиваю я, чтобы разрядить обстановку, и она хихикает в ответ. – Кто тебя знает. – смеется она. – Не-а, это одна из тех немногих вещей, которые меня не интересуют, хочешь верь, хочешь нет. – с улыбкой отвечаю я. – Я ни с кем не поделю тебя, детка. Даже с твоим отцом. Она издает звук, выражающий отвращение, и я не могу не рассмеяться. – Ты больная! – Конечно. – отвечаю я, и она смеется. Вино придало ей смелости и разбудило чувство юмора. А мне? Ну, мне нечем оправдать эту дурацкую ухмылку. – Мне надо принять душ. – говорю я, снимая трусы. – Мне тоже. – соглашается она. – Не в смысле, что я вся в… ну, понимаешь, но я растрепанная, и мне тоже нужно в душ. – Ладно… значит, пора заканчивать… – Мы уже закончили. – смеется она, довольная своей попыткой пошутить. – Ха-ха. – поддразниваю я. Но потом спешу сказать. – Спокойной ночи, Таня. – И тебе тоже. – говорит она, но остается на линии, так что я отключаюсь первой. По телу стекает горячая вода. Я еще не совсем пришла в чувство после того, как она мастурбировала по телефону. Это не только чертовски возбуждающе, это… нечто большее. Это показывает, что она по-прежнему мне доверяет, доверяет достаточно, чтобы открываться. Задумавшись, тру свою покрытую татуировками кожу твердым куском мыла. Трудно представить, что всего две недели назад мы стояли вместе под этим душем… – Думаю, вот эта моя любимая. — Она коснулась татуировки и подняла на меня глаза, обрамленные влажными ресницами. – Почему? Я ее ненавижу. — Я смотрела, как она проводит тонкими пальцами по цветку у моего локтя. – Не знаю, просто цветок в окружении других мрачных рисунков – это красиво. Ее палец спустился к страшной татуировке с иссохшим черепом. – Никогда так об этом не думала. – Я подняла ее подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза. – Ты всегда видишь во мне свет… как это возможно, когда его нет вообще? – Его много. И ты тоже это увидишь. Когда-нибудь. Она улыбнулась и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать меня в уголок рта. Вода текла между нашими губами, и она снова улыбнулась, а затем опустилась на пятки. – Надеюсь, ты права, – прошептала я под струей воды так тихо, что она меня не услышала. Это воспоминание постоянно меня мучает, хотя я пытаюсь от него отделаться. Дело не в том, что я не хочу о ней думать, потому что это не так. Таня заполняет все мои мысли, всегда заполняла. Меня сводят с ума воспоминания о том, как она перехваливала меня, как старалась убедить, что я лучше, чем есть на самом деле. Я бы хотела видеть в себе то, что видит она. Хотела бы верить в ее слова, что я ее достойна. Но как это может быть правдой, когда я так облажалась? «Это много значит для меня, Кать». – сказала она всего несколько минут назад. Может, если я продолжу поступать так, как поступаю сейчас, и держаться подальше от того дерьма, из-за которого попадаю в неприятности, то смогу и в дальнейшем делать что-то, важное для нее. Я смогу сделать ее счастливой, а не несчастной, и, возможно (всего лишь возможно), я увижу в себе тот свет, который, по ее словам, видит она. Может, у нас все-таки есть надежда.Таня
Не могу побороть тревогу, наполняющую меня, пока я еду по кампусу. Кампус не такой маленький, как описывал его Кен, а все дороги тут, как назло, либо извилистые, либо холмистые. Я, как могла, готовилась, чтобы сегодня все точно прошло по плану. Выехала за два часа, чтобы не опоздать на первое занятие. Половину этого времени я провела в пробке, слушая ток-шоу по радио. Никогда не понимала, чем они всем так нравятся, – до этого утра, когда на передачу дозвонилась женщина, сраженная предательством лучшей подруги, которая переспала с ее мужем. К тому же парочка сбежала, прихватив с собой ее кошку Мэззи. Женщина говорила сквозь слезы, но все же старалась сохранить какое-то достоинство… Ну, насколько его можно сохранить, позвонив на радио и поведав о своем несчастье. Я поняла, что меня увлекла ее печальная история, и почувствовала, что она сама знает: ей будет лучше без этого мужчины. Когда я останавливаюсь у администрации университета, чтобы забрать свой пропуск и разрешение на парковку, до занятий остается всего полчаса. Нервы на пределе, я ужасно волнуюсь, что могу опоздать на первую пару. К счастью, с легкостью нахожу студенческую парковку, и она оказывается совсем недалеко от нужного корпуса, так что в запасе у меня остается пятнадцать минут. Занимаю место в первом ряду и чувствую, что не в силах подавить потерянность. Нет ни встречи с Ромой в кафе перед занятиями, ни самого Ромы рядом – я сижу и вспоминаю первые полгода своей учебы. Аудитория заполняется студентами. Заметив, что, кроме меня и еще одной девушки, в группе собрались одни парни, начинаю жалеть о своем решении. Я думала, что сумею впихнуть этот предмет – который я вообще не хотела выбирать – между другими в новом семестре, но теперь я считаю, что не надо было браться за политологию. На свободное место рядом со мной садится симпатичный парень. Стараюсь не глядеть на него. Его сияющая белизной рубашка идеально отглажена, и еще на нем галстук. Он похож на политика – широкая белозубая улыбка и все такое. Он замечает, что я смотрю в его сторону, и ухмыляется. – Я могу тебе чем-то помочь? – спрашивает он полным решительности и очарования голосом. Да, однажды он точно станет политиком. – Нет, из-звини. – запинаюсь я, отводя взгляд. Когда начинается занятие, отворачиваюсь и концентрируюсь на другом: записываю лекцию, снова и снова просматриваю расписание и карту кампуса – и так до конца пары. Следующее занятие – история искусств – намного лучше. В привычной толпе гуманитариев я чувствую себя более уверенно. Рядом садится парень с синими волосами и представляется Майклом. Преподаватель просит всех по очереди представиться, и выясняется, что я – единственная со специализацией в английской филологии. Но все ребята дружелюбные, а у Майкла то еще чувство юмора – все занятие он шутит и веселит всех, включая преподавателя. Последняя и самая интересная пара – письменная речь. Полностью погружаюсь в процесс перенесения мыслей на бумагу: это увлекательно, это помогает высвободиться, и мне это нравится. Когда профессор отпускает нас, мне кажется, что прошло всего десять минут. Оставшаяся неделя проходит примерно так же. В один момент думаю, что начинаю лучше разбираться во всей ситуации, в другой – что я запуталась еще больше. Но сильнее всего – ощущение ожидания чего-то, что никогда не наступит. К пятнице я уже выматываюсь и вся напряжена. Неделя выдалась трудной – и в хорошем, и в плохом смысле. Мне не хватает привычного кампуса и общества Ромы. Мне не хватает встреч с Катей между занятиями, мне даже не хватает Зака и яркого естественно-научного корпуса. Зак. Я не разговаривала с ним с тех пор, как он спас меня на вечеринке от Маши и Дэна и отвез к моей матери. Он спас меня от ужасного насилия и унижения, а я его даже не поблагодарила. Откладываю учебник политологии и достаю телефон. – Алло? – Голос Зака кажется таким незнакомым, хотя я слышала его всего неделю назад. – Зак? Привет, это Таня. — Прикусив щеку изнутри, жду, что он ответит. – Э-э, привет. — Я делаю глубокий вдох, понимая, что должна сказать все то, что хотела. – Слушай, прости, что не позвонила раньше и не поблагодарила тебя. На этой неделе все случилось так быстро, и мне кажется, что какая-то часть меня старалась не думать о произошедшем. Я знаю, что это не лучшее оправдание… В общем, я идиотка, мне жаль и… Слова вырываются из меня с такой скоростью, что я едва успеваю понять, о чем говорю. Но он перебивает на полуслове. – Все в порядке, я в курсе, что у тебя много всего случилось. – Я все равно должна была позвонить, особенно после того, что ты для меня сделал. Передать не могу, как я тебе благодарна за то, что ты был на той вечеринке. – говорю я, отчаянно желая, чтобы он понял, насколько я признательна. Я вздрагиваю, вспомнив, как Дэн вел пальцами вверх по моему бедру. – Не появись ты там, неизвестно, что они могли бы со мной сделать… – Послушай, Таня. – осторожно прерывает он меня. – Я успел остановить их прежде, чем что-либо случилось. Старайся не думать об этом. И тебе точно не за что меня благодарить. – Есть за что! И я передать не могу, как больно мне от мысли, что Маша так поступила. Я никогда ее не обижала, никого из вас… – Прошу, не надо причислять меня к ним – замечает Зак – его это явно задело. – Нет-нет, прости, я не имела в виду, что ты связан с этим. Я просто говорила о компании твоих друзей. – прошу я прощения за необдуманные слова. – Ничего страшного. – бормочет он. – Все равно мы теперь не совсем компания. Тристан скоро уезжает в Новый Орлеан, всего через несколько дней, а Машу я с тех пор ни разу не видел в кампусе. – Вот как… – Замолкаю и оглядываю свою нынешнюю комнату в этом огромном, почти чужом доме. – Зак, прости и за то, что я обвиняла тебя, будто ты писал мне эсэмэски с телефона Кати. Маша призналась, что это была она… во время того случая с Дэном. Я улыбаюсь, чтобы постараться справиться с дрожью, которую у меня вызывает имя этого человека. Он едва слышно выдыхает, хотя, может, это была усмешка. – Надо признать, я и правда был самым вероятным подозреваемым. – добродушно отвечает он. – Ну так… как жизнь? – В Сиэтле все… по-другому. – говорю я. – Ты там? Я подумал, раз Катя была в доме твоей матери… – Нет, я здесь. — Я перебиваю его прежде, чем он успевает сказать, что он тоже думал, будто я останусь ради Кати. – Ты с кем-нибудь подружилась? – А ты как думаешь? – улыбаюсь я и тянусь через кровать за полупустым стаканом воды. – Скоро обязательно найдешь друзей. – Он смеется мне вслед. – Сомневаюсь. – Я вспоминаю о двух женщинах в «Вэнсе», которые о чем-то сплетничали в комнате отдыха. Казалось, они смеются над чем-то своим, но я все время думала, что они смеются надо мной. – Мне правда очень жаль, что я так долго не звонила. – Таня, все нормально, перестань. Ты слишком много извиняешься. – Прости. – говорю я и слегка шлепаю себя ладонью по лбу. И тот официант, Роберт, и Зак сказали, что я слишком часто извиняюсь. Может, они правы. – Собираешься как-нибудь сюда приехать? Или нам все еще… нельзя быть друзьями? – тихо спрашивает он. – Мы можем дружить. – отвечаю я. – Но я не представляю, когда смогу приехать. По правде говоря, я хотела поехать домой на эти выходные. Я скучаю по Кате и по пустым дорогам. Минуточку, почему я назвала то место своим домом? Я жила там всего полгода. И тогда я понимаю. Катя. Это из-за Кати. Я всегда буду чувствовать себя как дома там, где есть она. – Что ж, жаль. Может, я как-нибудь заеду в Сиэтл. У меня там живут друзья. – говорит Зак. – Ты не будешь против? – спрашивает он через пару секунд. – Нет! Конечно, нет. – Хорошо! – смеется он. – В эти выходные я лечу во Флориду к родителям, вообще-то я уже опаздываю на самолет, так что тогда, может, в следующий раз? – Да, обязательно. Только предупреди меня. Приятного путешествия. — Заканчиваю разговор и кладу телефон на стопку своих бумаг, и всего через мгновение он начинает вибрировать. На экране высвечивается имя Кати. Я делаю глубокий вдох и, не обращая внимания на трепет в груди, отвечаю ей. – Чем занимаешься? – сразу спрашивает она. – Э-э, ничем. – Где ты? – У Ким и Кристиана дома. А ты где? – с сарказмом интересуюсь я. – Дома. – спокойно отвечает она. – Где мне еще быть? – Не знаю… в спортзале? – За неделю Катя не пропустила ни одной тренировки. – Я только что оттуда. Пришла домой. – И как прошло, мистер Краткость? – Так же. – лаконично отвечает он. – Что-то не так? – спрашиваю я. – Нет. Все в порядке. Как прошел день? — Она быстро меняет тему. Интересно почему? Но не хочу давить на нее, особенно после звонка Заку, из-за которого я и так чувствую тяжесть в груди. – Нормально. Пожалуй, затянуто. Мне по-прежнему не нравится политология. – жалуюсь я. – Я говорила, брось ты ее уже. Можешь взять другой факультативный курс по общественным наукам. – напоминает она мне. Я ложусь на кровать. – Знаю… все будет в порядке. – Сегодня остаешься дома? – спрашивает она с явной тревогой в голосе. – Да, я уже в пижаме. – Хорошо. – говорит она, и я закатываю глаза. – Я звонила Заку, всего пару минут назад. – выпаливаю я. Почему бы и не разобраться? В трубке повисает тишина, и я терпеливо жду, когда Катя перестанет учащенно дышать. – Что-что? – резко спрашивает она. – Я звонила, чтобы поблагодарить его… за прошлый выходной. – Но зачем? Я думал, мы… – Я слышу ее тяжелое дыхание и понимаю, что она едва сдерживает свой гнев. – Таня, я думала, что мы работаем над нашими проблемами. – Верно, но я у него в долгу. Если бы он там не появился … – Я знаю! – рявкает она, словно пытаясь от чего-то отгородиться. Я не хочу ссориться, но мне не стоит надеяться на перемены, если я буду что-то от нее скрывать. – Он сказал, что собирается как-нибудь приехать в гости. – говорю я. – Он не поедет к тебе, и точка. – Катя… – Таня, нет. Он не поедет. Я тут стараюсь изо всех сил, понимаешь? Я чертовски стараюсь не сорваться прямо сейчас, поэтому помоги мне хоть немного и согласись со мной. — Сдавшись, я вздыхаю. – Ладно. — Если я буду проводить время с Заком, вряд ли это хорошо для нас закончится, и для Зака тоже. Я не могу снова вводить его в заблуждение. Это нечестно по отношению к нему, и я думаю, мы вряд ли сумеем поддерживать чисто дружеские отношения – что в глазах Кати, что в его глазах. – Спасибо. Вот бы ты всегда так легко подчинялась… Что? – Я никогда не стану просто подчиняться, Катя, это… – Тише, тише, я шучу. Не стоит так заводиться. – быстро говорит она. – Раз мы затронули эту тему, может, я должна что-то еще? – Нет. – Хорошо. А теперь расскажи мне, что нового на этом дурацком радио, по которому ты сходишь с ума. Рассказываю в подробностях о женщине, которая искала свою забытую школьную любовь, когда сама ждала ребенка от соседа, и о том, какой скандал разразился в итоге. От этого оживляюсь и начинаю смеяться. Когда я упоминаю о кошке Мэззи, я уже истерически хохочу. Говорю, как трудно, должно быть, любить кого-то, когда ты беременна от другого, но она не соглашается. Конечно, она считает, что эти тетки сами стали причиной скандала, и дразнит меня за то, что я увлеклась ток-шоу на радио. Катя смеется над историей, которую я рассказываю, а я закрываю глаза и представляю, что она лежит рядом со мной.