После падения.

Таня

– Кажется, придется заполнить все эти открытки для гостей, благодаря которым вчерашнее мероприятие имело такой успех. – замечает Кимберли с кривой усмешкой, указывая на конверты. – А вы оба чем планируете сегодня заняться? Высота готовой стопки и количество открыток, над которыми еще предстоит потрудиться, заставляют меня задаться вопросом, во сколько же предприятий вложил деньги Кристиан, если все эти люди, которым пишет Ким, так или иначе его «партнеры». Да и размеры дома указывают на то, что он владеет еще кое-чем, помимо издательства и джаз-клуба. – Даже не знаю. Решим, когда Катя выйдет из душа. – отвечаю я, сдвигая свежую стопку конвертов на другой край гранитной столешницы. Мне пришлось затолкать Катю в ванную комнату и заставить мыться в одиночестве. Она все еще злится на меня за то, что я закрылась от нее, когда сама принимала душ. Сколько бы я ни пыталась объяснить, как неприятно мне будет, если Вэнсы узнают, что мы вместе были в их душе, она бросала на меня многозначительные взгляды и отвечала, что в последние двенадцать часов в доме Вэнсов мы делали вещи и похуже. Игнорируя ее протесты, я продолжала стоять на своем. В тренажерном зале все произошло спонтанно и было вызвано порывом страсти. То, что мы занимались любовью в моей спальне, вообще не обсуждается. Сейчас это моя спальня, а я взрослый человек, который занимается сексом с… кем бы там Катя ни была для меня в данный момент. Идея с душем, однако, выглядела для меня совсем по-другому. Но упрямица Катя не желала со мной соглашаться, поэтому мне пришлось попросить ее принести из кухни стакан воды. Когда она вышла из комнаты, я пулей проскочила по коридору и заперла за собой дверь ванной, игнорируя настойчивые требования Кати впустить ее. – Она должна показать тебе местные достопримечательности. – говорит Кимберли. – Может, если вы окунетесь в культуру этого города, ей легче будет принять решение переехать сюда. Этот тяжелый разговор – совсем не то, что сейчас нужно. – Кстати… Саша показалась мне довольно приятной. – бормочу я, чтобы уйти от обсуждения аспектов моих отношений. Кимберли фыркает. – Саша? Приятной? Как бы не так. – Она ведь знает, что Макс женат, да? – Конечно, знает. – Кимберли облизывает губы. – Но разве это ее волнует? Ни капли. Она любит его деньги и дорогие украшения, которые он дарит. А его жена и дочь ее не интересуют. — В голосе Ким звучит явное неодобрение, и от того, что по этому вопросу мы с ней сходимся во мнениях, мне легче. – Макс – просто кретин. И все же меня удивляет, что он так спокойно появляется с ней на людях. Я имею в виду, он не боится, что Дэнис или Лилиан узнают о ней? – Полагаю, Дэнис уже все знает. У Макса за эти годы была не одна такая Саша. А бедная Лилиан и без того презирает отца, так что, даже если она узнает, ничего не изменится. – Все это так грустно. Они ведь женаты с колледжа, да? — Я не знаю, сколько Кимберли знает о Максе и его семье, но, похоже, немало. – Они поженились сразу после колледжа. Это был скандал. — Глаза Кимберли загораются от предвкушения. Сейчас она расскажет мне, совершенно не осведомленной, такую смачную историю! – Судя по всему, Макс должен был жениться на другой девушке из семьи близких друзей. По большому счету, это была просто сделка. Отец Макса происходит из богатой и влиятельной семьи. Думаю, отчасти именно поэтому Макс такой урод. Дэнис была убита горем, когда он рассказал ей, что собирается жениться на другой. Кимберли рассказывает так, как будто сама была свидетелем этих событий, а не просто делится очередной сплетней. Хотя, может, со сплетнями так и бывает? Она отпивает воды и продолжает. – В любом случае, после колледжа Макс решил пойти против воли своего отца и в буквальном смысле бросил ту девушку у алтаря. В день свадьбы он в смокинге явился к Триш и Кену и ждал под дверью, пока Дэнис не вышла. В ту самую ночь они впятером подкупили пастора, предложив ему бутылку виски и все наличные, что нашлись у них в карманах. Около полуночи Дэнис и Макс поженились, а через несколько недель она забеременела. С трудом представляю себе юного, безумно влюбленного Макса, который бежит в смокинге по улицам Лондона, увлекая за собой возлюбленную. Ту же самую женщину, которую он теперь раз за разом предает, прыгая в постель к таким, как Саша. – Я не хотела бы лезть не в свое дело, но Кристиан и… — Я не знала, как ее называть. – Я имею в виду мать Смита, она… — С понимающей улыбкой Кимберли прерывает мое невнятное бормотание. – Роуз появилась много лет спустя. Кристиан всегда был единственным холостяком в этой компании. Однажды он поссорился с Кеном и улетел в Америку… Тогда-то Кристиан и встретил Роуз. – Как долго они были женаты? Вглядываюсь в лицо Кимберли, чтобы понять, не чувствует ли она неловкость. Я не хочу выглядеть навязчивой, но история этой компании по-настоящему меня захватывает. Надеюсь, что Кимберли уже достаточно хорошо меня знает, чтобы не удивляться, что я задаю столько вопросов. – Всего два года. Они встречались несколько месяцев, а потом она заболела. – Ее голос надламывается, и она судорожно сглатывает. На глазах появляются слезы. – Он все равно на ней женился… По проходу в церкви отец вез ее… в инвалидной коляске. Он сам настоял на этом. На полпути его сменил Кристиан. Ее рассказ прерывается рыданиями, и я тоже смахиваю слезы, которые катятся из моих глаз. – Прости. – говорит она с виноватой улыбкой. – Я давно никому не рассказывала эту историю. Меня переполняют эмоции. — Она тянется через стол, вытаскивает из коробки несколько бумажных платков и протягивает мне один. – Когда я думаю об этой истории, понимаю, что, кроме его блестящего ума, есть и еще кое-что. Он умеет по-настоящему любить. — Она смотрит на меня, а затем переводит взгляд на стопку конвертов. – Черт! Я закапала их слезами! – восклицает она, быстро приходя в себя. Мне не терпится расспросить ее о Роуз и Смите, о Кене и Триш, но я не хочу давить. – Он любил Роуз, а она помогала ему залечивать раны, даже перед смертью. Всю жизнь он любил одну-единственную женщину. В конце концов это его и сломило. Эта трогательная история только запутала меня еще больше. Что это за женщина, которую Кристиан любил всю жизнь? И почему после этого ему пришлось залечивать раны? Кимберли высмаркивается и поднимает глаза. Оборачиваюсь и вижу в дверях Катю. Она переводит взгляд с меня на Кимберли и обратно, пытаясь понять, что за сцена разворачивается на кухне. – По-моему, я не вовремя. – говорит она. Не могу не улыбнуться, представляя, как мы выглядим со стороны, беспричинно оплакивая две огромные стопки конвертов и открыток, которые лежат перед нами. Волосы Кати еще влажные после душа. В простой черной футболке и джинсах она выглядит великолепно. На ногах только носки. Она пристально смотрит на меня и беззвучно подзывает к себе. Иду и встаю рядом. – Мне сегодня ждать вас к ужину? – спрашивает Кимберли. – Да. – отвечаю я в ту же секунду, когда Катя произносит «нет». Ким смеется и качает головой. – Напишите эсэмэс, когда до чего-нибудь договоритесь. Несколько минут спустя, когда мы с Катей уже стоим у выхода, из боковой комнаты появляется Кристиан с сияющей улыбкой. – На улице холодно. Где твое пальто, малышка? – Во-первых, мне не нужно пальто. Во-вторых, не называй меня малышкой. – закатывает глаза Катя. Кристиан стаскивает с вешалки толстую темно-синюю куртку. – Надень-ка. Она как обогреватель. – Черт, нет же! – препирается Катя, и я не могу сдержать смех. – Не будь идиоткой. На улице минус пять. Возможно, твоя дама захочет, чтобы ты ее согрел. – дразнит Кристиан. Катя оценивающе смотрит на мой толстый фиолетовый свитер, пальто и шапку в тон. Над шапкой она прикалывается с того момента, когда я впервые ее надела. Когда она увидела, как я катаюсь на коньках, я была так же одета, и она тогда над ней смеялась. Кое-что никогда не меняется. – Ладно уж. – сдается Катя и просовывает свои длинные руки в рукава. Я не удивлена тем, что куртка ей идет. Даже массивные бронзовые пуговицы каким-то образом придают ей женственность, подчеркивая простоту ее стиля. В этих новых джинсах, от которых я без ума, черной футболке и черных ботинках, а теперь еще и в этой куртке она выглядит так, словно сошла со страниц модного журнала. Она может потрясающе выглядеть, не прилагая для этого никаких усилий, это несправедливо! – Может, хватит пялиться? — Даже подпрыгиваю от неожиданности. Но Катя награждает меня улыбкой и берет мою ладонь в свою теплую руку. В эту секунду в фойе выбегают Кимберли и Смит. – Подождите! – кричит она. – Смит хочет кое о чем попросить. — С нежной улыбкой она смотрит на своего будущего пасынка. – Давай, милый. — Светловолосый мальчишка смотрит на прямо на Катю. – Можно мне сделать фотографию для школы? – Что? — Катя чуть бледнеет и смотрит на меня. Я знаю, как она к этому относится. – Он делает что-то вроде коллажа. И сказал, что хочет твою фотографию. – объясняет Кимберли. Умоляюще смотрю на Катю. Не стоит отказывать в такой просьбе малышу, которая прямо-таки боготворит его. – Э-э-э, уверен? – Катя поворачивается на пятках и смотрит на Смита. – Ладно… Можно Таня тоже быть в кадре? Смит пожимает плечами. – Думаю, да. Я улыбаюсь ему, но он, кажется, этого не замечает. Катя бросает на меня взгляд в духе «я-нравлюсь-ему-больше-хотя-даже-не-стараюсь», и я толкаю ее локтем. Стягиваю шапку и резинкой, которую снимаю с запястья, собираю волосы в хвост. Красота Кати такая естественная и непринужденная; ей достаточно просто стоять в кадре, нахмурив брови. Она выглядит великолепно. – Это быстро. – говорит Кимберли. Катя теснее прижимается ко мне и лениво обнимает за талию. Пытаюсь изобразить свою лучшую улыбку, а Катя, напротив, слегка поджимает губы. Но я снова пихаю ее в бок, и она расплывается в улыбке. Как раз вовремя, в момент, когда Кимберли щелкает камерой. – Спасибо. – говорит она. И я вижу, что она искренне рада. – Пойдем. – командует Катя. Я киваю и, помахав Смиту, направляюсь к двери. – Это так мило с твоей стороны. – Ерунда. – отвечает она и целует меня в губы. Я слышу щелчок и, оторвавшись от нее, вижу Кимберли с камерой в руках. Катя прячет лицо в моих волосах, и она делает еще один снимок. – Ну хватит уже. – ворчит она и тянет меня за дверь. – Хватит с меня этой семейки с их фото и видео. Она бурчит все время, пока я закрываю за собой дверь. – Видео? – спрашиваю я. – Забудь. — Воздух обжигающе холодный. Я быстро стаскиваю резинку с волос и снова натягиваю шапку. – Для начала поменяем масло в твоей машине. – говорит Катя, перекрывая свист ветра. Роюсь в карманах пальто, чтобы найти ключ и передать ей, но она качает головой и показывает мне свою связку, на которой я без труда узнаю знакомый ключ с зеленой полосой. – Ты не забрала его, когда вернула все подарки. – объясняет он. – А… – В сознании всплывает воспоминание о том, как я оставила все свои ценности на подушке нашей кровати. – Я хотела бы забрать все это, если ты не возражаешь. Катя забирается в машину, не глядя на меня, и бормочет через плечо. – Ммм, да… Само собой. Когда мы оба оказываемся в машине, Катя включает печку на максимум, берет мою ладонь и кладет мне на бедро. Ее пальцы прокладывают дорожку по моему запястью, где раньше я всегда носила браслет. – Мне не нравится, что ты оставила его там… Он должен быть здесь. – Катя надавливает на мое запястье. – Знаю. – Мой голос тише, чем шепот. Я очень скучаю по своему браслету. И по электронной книге. И хочу забрать письмо, которое она мне написала, чтобы перечитывать его снова и снова. – Может, ты могла бы привезти мне эти вещи, когда вернешься в следующие выходные? – спрашиваю я с надеждой. – Да, конечно. – отвечает она, сосредоточившись на дороге. – Зачем мы вообще едем менять масло? – спрашиваю я. Длинная подъездная дорожка заканчивается, и мы поворачиваем на улицу. – Потому что пора. – Она указывает на маленький стикер на лобовом стекле. – Ладно… – А что не так? – Она сердито смотрит на меня. – Ничего. Просто это как-то странно – менять масло в чьей-то машине. – Я многие месяцы следила за заменой масла в твоей машине. Почему именно сейчас тебя это так удивляет? Она прав. Она всегда занималась обслуживанием моей машины, и мне иногда кажется, что она просто параноик, ремонтирует и заменяет детали, когда это не требуется. – Не знаю. Наверное, я просто забываю, что мы были обычной парой. – признаю я, ерзая в кресле. – Объясни. – Мне трудно вспомнить такие обыденные вещи, как замена масла, или тот раз, когда ты разрешила мне заплести тебе косички. – я улыбаюсь воспоминанию. – потому что мы всегда переживаем какой-нибудь кризис. – Во-первых. – усмехается она. – никогда не вспоминай про тот ужасный случай с косичками. Ты хорошо знаешь, что я позволила тебе это только потому, что ты меня подкупила. Она слегка стискивает мое бедро, и я ощущаю под кожей теплую волну. – Во-вторых, я думаю, ты отчасти права. Было бы здорово, если бы твои воспоминания не омрачались моей дурацкой привычкой все портить. – Дело не только в тебе. Мы оба виноваты. – поправляю я. Ошибки Кати обычно были более разрушительными, но и я не ангел. Нам нужно перестать винить себя и друг друга, чтобы найти какой-то компромисс – вместе. Но этого не произойдет, если Катя продолжит бичевать себя за ошибки, совершенные в прошлом. Она должна себя простить… Тогда она сможет двигаться дальше и стать той, кем, я знаю, она хочет быть. – Ты – нет. – настаивает она. – Вместо того чтобы топтаться на месте, решая, кто прав, кто виноват, давай решим, как потратить остаток дня после того, как нам заменят масло. – Мы купим тебе айфон. – говорит она. – Сколько раз мне нужно повторить, что я не хочу айфон?.. – бурчу я. Да, мой телефон медленный, но айфон дорогой и сложный, а этого я себе сейчас позволить не могу. – Все хотят айфон. Ты просто из тех, кто не хочет следовать веяниям моды. – Она смотрит на меня, и я замечаю на ее щеках ехидные ямочки. – Поэтому ты и носила в колледже юбки в пол. Она находит свою шутку уморительной, и машина заполняется смехом. Я игриво хмурюсь в ответ на старый прикол. – Я не могу себе сейчас позволить такую покупку. Мне нужно платить за квартиру и продукты. Ну, знаешь, за все необходимое. – Я закатываю глаза, но улыбаюсь ей, чтобы смягчить удар. – Только представь, что бы мы могли делать, если бы у тебя тоже был айфон. Мы могли бы общаться еще больше. И, знаешь, я бы могла купить его тебе сама, так что не беспокойся о деньгах. – Я могу представить себе, только как ты отслеживаешь мой телефон, чтобы узнать, куда я хожу. – огрызаюсь я, игнорируя ее непреодолимую потребность что-то мне покупать. – Нет, мы могли бы пользоваться видеочатом. – Зачем? — Она удивленно смотрит на меня и качает головой. – Только представь себе, что сможешь видеть меня каждый день на сияющем экране своего нового айфона. В моей голове всплывают сцены секса по телефону и видеочату. Представляю себе, как бесстыдно перелистываю на экране фото, на которых Катя ласкает себя. Да что это со мной? Мои щеки горят, и я не могу отвести глаз от ее коленей. Катя приподнимает пальцем мой подбородок и заставляет посмотреть ей в лицо. – Да ты думаешь об этом… обо всех этих грязных штучках, которые мы могли бы делать через айфон. – Нет, не думаю. — Пытаюсь сменить тему. – Мой новый кабинет – просто прелесть… Вид открывается чудесный. – Правда? – Катя сразу мрачнеет. – Да, а из буфета вид еще лучше. А кабинет Тревора… — Я замолкаю на полуслове, но слишком поздно. Катя уже смотрит на меня и ждет, чтобы я договорила. – Нет-нет. Продолжай. – Из кабинета Тревора самый лучший вид. – договариваю я. Мой голос звучит намного спокойнее и увереннее, чем я себя чувствую на самом деле. – А как часто ты бываешь в этом кабинете, Таня? – Катя бросает на меня быстрый взгляд и снова концентрируется на дороге. – Я бываю там дважды в неделю. Мы вместе обедаем. – Вы что? – рычит Катя. Не надо было заговаривать с ним о Треворе до ужина. Или вообще не надо было говорить. Не стоило вообще упоминать его имени. – Я обычно с ним обедаю. – признаюсь я. К несчастью для меня, в этот момент мы останавливаемся на светофоре, и мне не остается ничего, кроме как встретиться с Катей взглядом. – Каждый день? – Да… – Для этого есть какая-то причина? – Он единственный из моих знакомых, у кого обеденный перерыв в то же время, что и у меня. Кимберли так занята, что вообще не ходит на обед. – Я активно жестикулирую, чтобы придать убедительности своему объяснению. – Так ты изменила время обеда? Загорается зеленый, но Катя нажимает на газ, лишь когда позади нас раздаются раздраженные сигналы. – Я ничего не меняла. Тревор – просто мой коллега. Все, точка. – Да уж. – выдыхает Катя. – Я бы предпочла, чтобы ты не обедала с долбаным Тревором. Я терпеть его не могу. Со смехом кладу свою руку поверх ее. – Ты становишься ужасно ревнивой. Это происходит только потому, что мне больше совершенно не с кем обедать, особенно учитывая то, что две другие девушки, которые обедают в то же время, всю неделю на меня злились. Плавно перестраиваясь в соседнюю полосу, она искоса бросает на меня взгляд. – Что ты имеешь в виду? Злились? – Ну, не то чтобы злились. Не знаю, может, у меня просто паранойя. – Что случилось? Расскажи мне. – настаивает он. – Ничего особенного. Просто у меня такое чувство, что я почему-то им не нравлюсь. Я часто замечаю, что, глядя на меня, они смеются или перешептываются. Тревор говорит, они любят посплетничать. Клянусь, я слышала, они говорили о том, как я получила эту работу. – Что же они говорили? – мрачно усмехается Катя. Костяшки ее пальцев, сжимающих руль, побелели от напряжения. – «Мы-то знаем, как она получила эту работу». Что-то вроде того. – Ты сказала им что-то? Или Кристиану? – Нет, я не хочу никаких проблем. Я работаю всего неделю, и мне не хотелось бы бежать и жаловаться кому-то, будто я школьница. – К черту это все. Скажи этим дурам, чтоб отвалили. Или я сам расскажу обо всем Кристиану. Как их зовут? Может, я их знаю. – Это все не так важно. – отвечаю я, пытаясь обезвредить бомбу, которую сама и зарядила. – В каждом офисе есть парочка таких злюк. Те, что в нашем, просто избрали целью меня. Не хочу раздувать из этого скандал. Я просто хочу влиться в коллектив и, может, даже завести друзей. – Это вряд ли случится, если ты позволишь этим сучкам и дальше так себя вести, а сама целыми днями будешь тусоваться с Тревором. — Она облизывает губы и делает глубокий вдох. Я тоже вздыхаю и смотрю на нее, размышляя, стоит ли мне вступиться за Тревора. Была не была. – Тревор – единственный, кто пытается быть со мной приветливым, и я уже с ним знакома. Поэтому я с ним обедаю. Я смотрю в окно на мой самый любимый в мире город и жду, когда взорвется бомба. Но Катя не отвечает, и я оборачиваюсь к ней. Она не отрывает взгляда от дороги. – Я очень скучаю по Роме. – И он по тебе скучает. Как и твой отец. — Я вздыхаю. – Я очень хочу знать, как он там. Но если я задам хоть один вопрос, придется задать еще тридцать. Ты же меня знаешь. — Внутри меня просыпается волнение, и я изо всех сил стараюсь загнать его поглубже. – Я знаю. И не стану на них отвечать. – А как Карен? И твой отец? Разве это не печально, что я скучаю по ним больше, чем по своим родителям? – спрашиваю я. – Нет, учитывая, кто твои родители. – Он морщит нос. – Отвечаю на твой вопрос: думаю, они в порядке. Я особенно не интересовалась. – Надеюсь, скоро я буду здесь как дома. – бездумно говорю я и снова утопаю в кожаном кресле. – Тебе никогда не нравился Сиэтл, так какого черта ты здесь делаешь? Катя въезжает на парковку рядом с небольшим зданием. Массивный желтый знак на фасаде обещает замену масла за пятнадцать минут и вежливое обслуживание. Не знаю, что ей ответить. Я боюсь делиться с ней своими страхами и опасениями относительно недавнего переезда. Не потому, что не доверяю. Я просто не хочу, чтобы он использовал их как аргументы, чтобы надавить на меня и заставить уехать из Сиэтла. – Не то чтобы мне здесь не нравилось, просто я еще не привыкла. Прошла всего неделя, и мне трудно без привычных дел, без Ромы, без тебя. – объясняю я. – Я поставлю машину и приду к тебе. Встретимся внутри. – произносит Катя, не ответив на мою реплику. Кивнув, выбираюсь из машины и спешу скорее спрятаться от холода в маленьком магазине. В комнате ожидания пахнет жженой резиной и дрянным кофе. Я рассматриваю фото старомодного автомобиля, когда внезапно ощущаю, как рука Кати ложится мне на поясницу. – Это не займет много времени. — Она берет меня за руку и ведет к пыльной кожаной кушетке в центре комнаты. Через двадцать минут она вскакивает и начинает ходить взад-вперед по черно-белым плиткам пола. Раздается звонок колокольчика, означающий, что к нам кто-то присоединился. – Объявление на фасаде обещает замену масла за пятнадцать минут. – недовольно замечает Катя молодому человеку в испачканном маслом комбинезоне. – Так и есть. – равнодушно пожимает тот плечами. Сигарета, лежащая за его ухом, внезапно падает на прилавок, и он подбирает ее рукой в перчатке. – Издеваешься? – рычит Катя. Запас ее терпения иссяк. – Почти готово. – уверяет его механик и исчезает из комнаты так же неожиданно, как появился. Я его не виню. Я поворачиваюсь к Кате и встаю. – Все нормально, мы никуда не спешим. – Он тратит наше с тобой время. У нас и так только двадцать четыре часа, а он, мать его, тратит наше время. – Все нормально. – Я пересекаю комнату и встаю рядом. – Мы здесь вместе. — Я засовываю руки в карманы ее куртки, и она сжимает губы, чтобы не улыбнуться. – Если они не закончат через десять минут, я не заплачу им ни цента. – угрожает она. Киваю и кладу свою голову ей на грудь. – И не вздумай извиняться за меня перед тем парнем. – Она приподнимает большим пальцем мой подбородок, чтобы заглянуть мне в глаза. – Я знаю, ты собираешься это сделать. Она легко целует меня в губы, а я чувствую, что хочу большего. Темы, которые мы обсуждали в машине, раньше были для нас больными, но мы все же сумели избежать ссоры. От этого у меня неожиданно начинает кружиться голова – а может, все дело в теплых руках Кати, которыми она обнимает меня за талию. Или в исходящем от нее запахе мяты, смешивающемся с ароматом одеколона, позаимствованным у Кристиана. Внезапно осознаю, что в этом маленьком магазинчике мы одни, и удивляюсь тому, как чувственно Катя целует меня. В этот раз ее губы давят сильней, а язык встречается с моим. Запускаю руки в ее волосы и тихонько тяну за кончики, заставляя ее стонать и крепче сжимать меня в объятиях. Она прижимает меня к себе и требовательно целует. Но, услышав внезапный звонок, я отпрыгиваю от нее и нервно поправляю шапку. – Готоооово. – объявляет наш старый знакомый с сигаретой за ухом. – Самое время. – грубо заявляет Катя и достает бумажник из заднего кармана. Когда я пытаюсь сделать то же самое, она бросает на меня гневный взгляд.