У любви нет срока годности

***

      Звонок с работы застал Мамору по пути домой. Поднимаясь по лестнице до своего этажа, он, прижав телефон к уху плечом, одновременно пытался отвечать на вопросы коллеги и искать в карманах ключи. Те, как назло, не изъявляли желания поскорее найтись, поэтому Мамору бросил это нелёгкое дело и, когда остановился напротив своей двери, сначала завершил разговор, и только потом возобновил поиски. В этот раз они увенчались успехом, что было очень кстати.       Верхний замок с тихим щелчком открылся, и дверь тут же отошла на несколько миллиметров от проёма — значит, Усако была здесь, у него.       На груди разлилось приятное тепло, когда он увидел пару аккуратных девичьих туфелек, стоящих неподалёку от прохода, да маленькую розовую сумочку на комоде, которая заменяла Усаги кошелёк.       Мамору даже не пытался скрыть улыбки.       Он так давно мечтал, что однажды — когда-нибудь в будущем — будет вот так вот приходить домой с работы, и его будут ждать; что его встретят не холодные равнодушные стены квартиры, а нежная улыбка и ласковые объятья. После знакомства с Усаги её образ вытеснил из разума все прочие силуэты, крепко обосновавшись в подсознании. И вот: будущее осторожно начинает заглядывать в эти некогда невыносимо одинокие стены.       Как же здорово, что он однажды дал смущённой таким действием Усаги ключи от своей квартиры со словами «Мой дом — твой дом». Мамору изо всех сил надеялся, что в скором времени она сюда будет забегать не на пару часов после учёбы, а оставаться всякий раз после того, как окончательно переедет к нему.       — Усако?       Он быстро снял ботинки и в два шага преодолел путь до гостиной, заглянув в комнату.       — Уса?       Усаги сидела на полу перед диваном к нему спиной и, кажется, только сейчас услышала, что была не одна. Она тут же обернулась на звук его голоса и нежно улыбнулась:       — Мамо-чан!       Вскочив на ноги, Усаги мгновенно подбежала к нему и, стараясь не касаться ладонями светлой рубашки, обняла за шею. Нежные губы на какую-то долю секунды прижались к губам Мамору, и он почувствовал себя неимоверно счастливым. Как будто Усаги одним своим касанием влила в него щедрую порцию света и тепла.       Он приобнял её за талию и ласково клюнул губами в нос. Усаги захихикала и попыталась вырваться «на свободу», всё ещё держа пальцы сжатыми в кулачки.       — Что это ты тут делаешь, маленькая зайка? — полюбопытствовал Мамору, разглядывая её немного посиневшие ладони. — Что это?       — У тёти Мако в этом году столько сортовой черники выросло, что она поделилась со всеми нами, — пояснила Усаги, подразумевая под «нами» своих лучших подруг. — Я маме отнесла часть, а эти тебе принесла. Ягоды иногда тоже полезно есть. А теперь пусти, я их не до конца перебрала! — она снова предприняла попытку вырваться.       Мамору рассмеялся и нехотя, но отпустил её.       — Как будто я овощи и фрукты не ем, насмешила, — добродушно фыркнул он и пошёл на кухню вымыть руки: хотелось помочь Усаги и, наконец, почувствовать её объятья.       — Фрукты — да, ягоды нет, — парировала она, возвращаясь к своему занятию. — Тут мне совсем немного осталось, поэтому лучше поставь чайник, я совсем забыла про него. Будем чай пить с черникой.       — Чай с черникой? — Мамору удивлённо приподнял бровь. — Как это?       Он щёлкнул «лапкой» чайника и потянулся в шкаф за кружками: тёмно-синей, почти чёрной — для себя, и милой розовой с рисунком белого пушистого кролика — для Усаги. Эта кружка уже давным-давно обосновалась на его кухне — с тех самых пор, когда они только-только начали встречаться после того, как память окончательно вернулась к ним обоим после событий, в центре которых крутились Эйл и Анна.       — Булочка, потом сверху черника, потом сахар, — довольно ответила Усаги и тут же подозрительно покосилась на Мамору. — У тебя же остальные ингредиенты есть? А то я забыла глянуть.       — Есть, разумеется, — Мамору для наглядности подкинул вытащенный из хлебницы батон. — Не принимай меня за человека с голодного острова.       Усаги тем временем, завершив с очищением ягод от прилипших листиков, аккуратно всё собрала и принесла на кухню, выставляя на столе в ряд блюдце с грязью и две мисочки: одну пустую, а вторую доверху наполненную яркими тёмно-синими ягодами.       — Ты не с голодного острова, — продолжила разговор Усаги, отправляя пустую миску в раковину. — Ты человек с работы, который может запросто забыть, если у него дома что-нибудь пожевать.       — Этого я не забуду, не беспокойся, — улыбнулся Мамору и, притянув Усаги к себе за талию, коротко поцеловал в лоб. — А если и забуду, то ты мне напомнишь, верно?       Усаги забавно подёргала носиком — точь-в-точь крольчишка, и потёрлась щекой о его плечо:       — Ты такой милый подлиза, — промурлыкала она. — Но ты пока пусти меня, я руки не помыла.       Мамору усмехнулся и разжал руки.       После всех приготовлений, мытья посуды и прочей сопутствующей обыденной суеты они, наконец, удобно устроились за столом. Мамору нарезал им несколько ломтиков батона, а Усаги щедро насыпала сверху черники и сахара.       — Гляди, вот это будет объедение, — довольно облизнулась она и тут же поспешила откусить кусочек. — Фафая фуфнотааа…       — Не запачкайся.       Мамору осторожно стёр с щеки любимой маленькое черничное пятнышко и только потом принялся за свой бутерброд. Усаги только отмахнулась и, откусив следующий, снова вся измазалась.       — Черника дело такое, не испачкаться невозможно, — тоном, напоминающим серьёзную Ами, заявила Усаги.       Переглянувшись, они с Мамору, не сговариваясь, фыркнули и рассмеялись: мини-пародия на Ами у Усаги получилась очень даже похоже.       Следующие несколько минут они наслаждались приятным вкусом и млели от горячих волн, растекающихся по телу вместе с каждым глотком ароматного чая — ещё одно «новшество», привнесённое Усаги в квартиру Мамору. Сам он не особо любил чай, предпочитая ему кофе, однако Усаги была огромной любительницей этого напитка, и каждый раз, приходя к своему парню в гости, притаскивала тот или иной сорт чая. Один из них даже приглянулся Мамору: если кофе вдруг заканчивалось, он спокойно заменял его на пуэр, пока не купит себе новую баночку зёрен.       — А ещё я читала, что чернику когда-то давно добавляли в любовные зелья, — лукаво проговорила Усаги спустя несколько минут.       Мамору удивлённо приподнял брови и перевёл на неё взгляд; Усаги, как будто загипнотизированная, внимательно рассматривала его и улыбалась уголками губ, хитро сверкая своими небесными очами.       — Ты тут меня привораживать пришла, что ли, со своей черникой? — голос слегка охрип, но Мамору сделал вид, что так и надо было.       Она скромно опустила взор на свою кружку и забавно покачала ногой.       — Да нет, просто вспомнила.       Ухмыльнувшись, Мамору одним движением подтянул стул Усаги вместе с ней к себе, от чего она негромко ойкнула и, чуть не расплескав чай в кружке, крепко сжала её в ладонях. Её голубые глаза широко распахнулись, по спине прошёл табун мурашек, а щёки покраснели, когда Мамору приблизился к её ушку и низким голосом прошептал:       — Тебе не нужны никакие любовные зелья, потому что ты давным-давно меня очаровала, Оданго.       И прикусил нежную кожу шеи под ухом.       Усаги шумно выдохнула и повернула к нему голову, жадно захватывая губы Мамору своими.       О чае и чернике на какое-то время было забыто.