Да кому я вру? Ничего не забывается.
Нам бы все с нуля, нам бы опять гореть…
В этот день на Ваганьковском было необычайно тихо: никаких экскурсий и туристов, даже вороны не кричали. Именно в такие дни кладбище становилось именно тем, чем и должно быть — местом безмолвия и успокоения. Пряча лицо от колючих снежинок за теплым шарфом, Сеня медленно брела по расчищенной от снега аллее, ведущей в сторону захоронения отца. Бережно прижимая к груди два пышных букета роз, Есеня задумалась о том, что впервые в жизни она не испытывает страха перед этим местом. После похорон отца и Виолетты, она ни разу за долгое время не пришла их навестить. Девушка не могла смириться с мыслью, что их уже нет и это навсегда. Сене было проще думать, что они вдвоем уехали куда-то далеко и вернуться не скоро, но обязательно. C такими мыслями было легче жить. Пройдя пару десятков метров, блуждая среди огромного количества захоронений, Сеня, наконец, оказывается у двух одинаковых надгробных плит из черного гранита. Сердце девушки пропустило удар, стоило ей взглянуть на портреты людей, чьим последним пристанищем стал этот кусочек земли посреди огромного мегаполиса. — Здравствуй, пап, Вита, — грустная улыбка мелькнула на губах Есении. — Простите меня за то, что так долго не приходила к вам. Положив по букету на каждое захоронение, Сеня опустилась на небольшую гранитную скамейку, не сводя глаз с черно-белых портретов, с которых, улыбаясь, смотрели на нее безвременно ушедшие люди, оставив после своего ухода огромную рану на сердце совершенно не готовой к таким ударам судьбы девушки. — Не знаю, слышите ли вы меня, — смахивая с глаз слезы, проговорила Есеня. — Но надеюсь на это, ведь страшно думать о том, что «там», на самом деле, нет ничего, что существование заканчивается вот так просто — в холодной земле на глубине двух метров. Сеня ненадолго замолчала, словно в нерешительности. Ей о многом хотелось рассказать, выплеснуть то, что скопилось внутри, но взявшийся из ниоткуда страх и волнение, не позволяли произнести и слова. Девушка вновь ощутила себя школьницей, принесшей домой плохую отметку, о которой так страшно было говорить родителям. — Спасибо тебе за Машу, Вит, — Сеня бы так хотела сказать это ей, когда та была еще жива. — Я так ошибалась насчет тебя. Думала, что тебе только деньги отца нужны были, а ты оказалась замечательным человеком. Жаль, что я так поздно это поняла. Как показала жизнь, я во многом ошибалась… Девушка подняла лицо к небу и зажмурилась, надеясь, что таким образом сможет немного успокоиться. Снежинки тихо, будто бы нехотя, опускались на ее раскрасневшееся от слез лицо и таяли, касаясь разгоряченной кожи. — Я не знаю, что мне делать, пап, — всхлипнув, произнесла Сеня, устремляя свой взгляд на фото отца, пытаясь найти ответ на свои вопросы в его теплом взгляде. — И меня в жизни полный кавардак твориться. Восемь лет прошло. Восемь. Я ведь забыла его. Честно, я забыла. Жила, строила планы, любила другого мужчину. И вот снова он появляется, и вроде как, просит прощения, второго шанса, а я не знаю, что и ответить. Разум кричит «нет», что нужно гнать его подальше и быть с тем, кто в трудную минуту протянул руку и помог увидеть в этой жизни смысл, а сердце, сердце только рядом с ним замирает… — Значит и сомневаться не в чем, — на плечо Есени мягко опустилась чья-то небольшая ладонь. Девушка вздрогнула, оборачиваясь на голос — позади Есени стояла Екатерина Игоревна, держа в руках точно такие же букеты алых роз, какие Сеня принесла сюда. — Мам? Ты как здесь? — Сеня протерла глаза, пытаясь понять, реальность ли это. — Узнала про Антона и прилетела первым же рейсом, — ответила женщина, разместив букеты у подножья памятников. — Обидно, конечно, узнавать о таких вещах из интернета, а не от родной дочери. Екатерина Юрьевна бережно стерла рукой с фотографии мужа налипший снег, ненадолго задерживая взгляд на его изображении, и в этом коротком взгляде был такой огромных спектр чувств и эмоций, что Сене почему-то стало неловко. Только сейчас, спустя столько лет, она была в состоянии понять этот взгляд — если любовь была настоящей, то это не пройдет никогда, как бы не старался вырвать ее из своего сердца. Спустя огромный промежуток времени, после предательства и измены, Екатерина никогда не переставала любить мужчину, которого еще в юности выбрало ее сердце, за которого она вышла замуж, и которому, вскоре после свадьбы, подарила маленькое чудо с нежным именем — Есения. — В этот день твой папа сделал мне предложение, — улыбнулась Екатерина Игоревна, присаживаясь рядом с дочерью, обнимая ее за плечи одной рукой. — Как сейчас помню: девяносто четвертый год, седьмое февраля и он, в смешной, такой нелепой шапке-ушанке, с букетом роз в руках, которые почернели на морозе, встречает меня после пар у входа в университет и на глазах у всех моих однокурсников, становится на одно колено и дрожащими, посиневшими от холода губами, так тихо-тихо говорит «Катюш, ты выйдешь за меня замуж?». Знаешь, я никогда не сомневалась в правильности своего ответа, потому что Миша — самое настоящее, что было в моей жизни. Та любовь, что была между нами столько лет — самая чистая, самая светлая, самая сильная. И если бы он тогда попросил меня простить его — я бы простила и дала нам второй шанс. Все люди совершают ошибки, Сень, но не у всех хватает смелости их признать и попросить прощения. Всхлипнул, Есеня крепко обняла мать, уткнувшись лицом в ее плечо. — Тише-тише, моя хорошая, — шептала Екатерина, успокаивающе гладя дочь по спине, целуя в висок. — Не надо плакать. У вас столько времени, чтобы попытаться все исправить. Ты, главное, сердце свое не игнорируй, а то потом будешь всю жизнь за это расплачиваться. Не нужно быть с человеком, который тебя любит, только из жалости, не нужно надеяться на пресловутое «стерпится-слюбится». В таких отношениях счастья не будет. Оба будете страдать. Сеня промолчала, старая слезы в лица. Она понимала, что мать права, вот только как ей решиться на то, на что та намекает? — Я уже замерзла, — поежилась Екатерина Игоревна, пряча голые руки в карманы своего пальто. — Поедем домой? Я ужасно проголодалась с дороги, а еще по Машке безумно соскучилась. — Мне в офис на часик смотаться нужно, — стряхивая с плеч снег, поговорила Есеня. — Так что домой поезжай одна, я тебе ключи отдам. Маша со школы в два вернется. — Сень, все нормально? — - обеспокоенно смотря на помрачневшую после их разговора дочь, спросила женщина. — Если я тебя чем-то обидела — извини, пожалуйста. Иногда я такую ерунду несу… — Нет, все нормально, — поспешила успокоить мать Есения. — Ты правильные вещи говоришь. Мне давно пора определиться с тем, что мне нужно. Кто мне нужен…***
— Да, конечно же, я не забыла про вас, — прижимая телефон плечом к уху, заверила своего клиента Есеня, пытаясь в куче бумаг, которая совершенно незаметно образовалась на ее рабочем столе, найти заявление о разводе, которое она составила давным давно. — Сейчас у меня возникли некоторые проблемы, поэтому представлять ваши интересы будет мой коллега. Не переживайте, он очень хороший адвокат, долгое время работал с моим отцом, так что навыков у него хватает. После этих слов последовала череда возмущений со стороны клиента, который был крайне недоволен таким поворотом событий, и не стесняясь в выражениях, очень эмоционально выражал свое негодование. Сеня терпеливо выслушивала эту гневную тираду, продолжая искать то, ради чего и приехала в офис в свой законный выходной. Девушка была так увлечена поиском заявления, что не сразу заметила, как дверь в ее кабинет открылась и внутрь вошла Соня в сопровождении помощника Есени. — Виктор Иванович, давайте прекратим этот спор, — кивнул Соня в знак приветствия, жестом приглашая ее присесть в кресло, строго проговорила Сеня, желая как можно быстрее закончить разговор с хамоватым мужчиной. — Если вас не устраивает вариант, что предлагаю вам я, то обращайтесь в другое бюро. Я свою позицию озвучила. Всего доброго. Бросив трубку, Сеня раздраженно фыркнула, швырнув свой мобильный на стол. — Сложный клиент? — поинтересовалась Соня, усаживаясь в кресло напротив Есени. — Не то слово, — вздохнула Сеня наконец-то найдя нужную ей папку с документами. — Ира, будьте добры, свяжитесь с Сорокиным и сообщите ему, что делом Карасева теперь занимается он. Опыта в подобных делах у него более, чем достаточно, поэтому он прекрасно справится. Передайте, что это моя личная просьба. — Будет сделано, Есения Михайлова, — пролепетала рыжеволосая девушка, быстро покинув кабинет начальницы. — А ты можешь быть суровой, Есения Михайлова, — усмехнулась Соня, смотря в след помощнице. — Девчонка тебя до дрожи в коленках боится, ты в курсе? — Да, я частенько устраиваю тут разнос, — рассмеялась Есеня, включая в розетку электрический чайник. — Кофе тебе вредно, так что могу предложить только зеленый чай. — Да, было бы очень кстати, — Соня заерзала на месте, наблюдая за каждым движением Сени, все никак не решаясь начать разговор, ради которого и приехала к ней на работу. — Ты только не подумай, что я тебе не рада, но с чем связан твой визит? — бросая в чашку пакетик чая, спросила у подруги Есеня. — Если надумала разводиться с Лешей, то на меня не рассчитывай. Я слишком сильно люблю вашу пару и каждого из вас в отдельности. — Нет, — хихикнула Соня, покачав головой. — Я по другому вопросу пришла. Хотела спросить, как у тебя с Антоном? После того, что было в больнице, между вами снова что-то или мне показалось? Сеня громко выдохнула, выглядывая в окно, за котором белой дымкой весь город. Она не знала, что ответить на этот вопрос. Девушка ещё не приняла окончательное решение. Ей было необходимо еще немножко времени, чтобы все хорошенько обдумать, чтобы потом не пожалеть. — На самом деле, все очень сложно, Сонь, — проговорила Есеня, подперев голову кулаком. — Он, вроде как, хочет попробовать все с нуля, а я сомневаюсь, что у нас может получится. И Дима. Мы вместе дольше, чем с Антоном. Мне даже страшно представить, какова будет его реакция, если я решу разорвать наши отношения. Он ведь мне предложение сделал. — Согласилась? — с каждой секундой, с каждым сказанным подругой словом, Соня молчать не стоит. Есеня должна знать правду, возможно, это и поможет принять правильное решение. — Сказала, что для начала, нужно закончить старую историю, — Сеня пробежалась глазами по исковому заявлению, в котором требовала развода с Антоном. — Только теперь я не уверена, что хочу этого. — Рита беременна, Сень, — на одном дыхании выпалила Соня, не дав подруге закончить свою мысль. Девушка так боялась редакции Есени на свое заявление, что даже глаза закрыла. В следующую секунду повисшую в кабинете тишину, нарушил треск пластмассы. Есеня с такой силой сжала в ладони ручку, что пластиковый корпус не выдержал и дал трещины. Маленькие осколки впились в кожу, оставляя после себя небольшие кровоточащие ранки. Капли крови, одна за одной, падали на то самое заявление, которое еще мгновение назад Сеня хотела отправить в мусорное ведро.***
— Мне пора возвращаться в Турин, — шмыгнув носом, проговорила Рита, пытаясь смотреть куда угодно, лишь бы не встречаться взглядом с Антоном, ведь прекрасно знала, что в них — безразличие и холод, с которым он в последние несколько раз смотрел. — Работа не ждет. Я и так задержалась здесь дольше, чем планировала. — Езжай, раз нужно, — Антон даже не пытался понять истинную причину такого спешного отъезда Маргариты. — Я приеду, как только смогу. Рита, до этого тупо смотрящая в пол, подняла заплаканные глаза на Антона, и, на удивление, в ее взгляде он не увидел ожидаемой для себя обиды и злости, в них было лишь понимания и некая смиренность, будто бы Рита знала, что их отношения, в конце концов, закончатся именно так. — Да, безусловно, ты еще приедешь, — качнула головой женщина, проводя ладонью по щеке, стирая с нее одинокую крупную слезу. — Вот только не ко мне. Антон тяжело вздохнул, устремляя взгляд в белый потолок больничной палаты. Он не знал, что ей сказать, да и по правде, не хотел подбирать слов, прекрасно зная, что Рита не глупая девочка и сама все прекрасно понимает — их пути расходятся раз и навсегда. — Я не знаю, что я должен тебе сказать… — честно признался Антон, вновь переводя взгляд на Маргариту, губы которой растянулись в горькой усмешке. — Извиняться глупо, наверное, но я все равно хочу это сделать. Прости меня, Рит, прости, что украл столько лет твоей жизни и заставил верить во что-то, чего в итоге, дать тебе не смог… — Нет, кое-что ты мне все же дать смог, — Рита мягко улыбнулась, прислушиваясь к детскому смеху, который доносился через неплотно закрытое окно палаты. — Кто знает, может быть, я еще счастливее ее буду. Рита поднялась со стула, и практически бесшумно покинула больничную палату, оставив за собой легкий аромат духов и чувство вины, которое, наверняка, будет преследовать мужчину до конца жизни.***
— Сень? — протирая глаза ладонью, неуверенно спрашивает Баринов, сомневаясь в реальности происходящего. Девушка неловко переступила с ноги на ногу, чувствуя безумное смущение под пристальным взглядом небесно-голубых глаз, в которых совсем недавно она была готова утонуть. — Извини, что так поздно, — голос Есени слабым эхо прокатывается по пустой лестничной клетке. — Сама не знаю, зачем вообще приехала. Такая дура, разбудила тебя. Мне лучше уйти, прости, Дим… Не успела Есения и шагу сделать, как пальцы мужчины сомкнулись на ее тонком запястье. Сдвинув брови, Дима пристально смотрел на девушку, словно что-то тщательно обдумывая. Безусловно, он знал, что стало причиной столь позднего визита Сени в его дом. Наслышан был о беременности Маргариты, поэтому предполагал, что вскоре Есеня появится на его пороге, пытаясь спасти себя от одиночества и боли, которую причинила ей эта новость. Слишком хорошо он знал ее, настолько хорошо, что мог предугадывать ее каждое движение и решение — Сеня отступит, не станет ломать жизнь еще не родившемуся человеку, не станет забирать у ребенка отца, не лишит его возможности родиться и воспитываться в полноценной семье. Она жертвенница до мозга костей — такова ее сущность, которую не изменить, как бы Сеня не пыталась это сделать. Если раньше Диме нравилась эта черта ее характера, то сейчас его она откровенно раздражала. Даже сейчас она жертвует своим счастьем, стоя на пороге его квартиры. Ведь не любит и Дима это прекрасно видит и знает. Все, что угодно привело ее этой ночью к нему — злость, обида, боль, страх вновь остаться одной, благодарность, но только не любовь. И Диме хотелось бы ее прогнать, потому что жить с мыслью о том, что он всегда будет вторым после Миранчука в ее мыслях и сердце, было просто невыносимо, но и без нее существования он уже не представлял. — Я не хочу, чтобы ты уходила, — решительно произнес Баринов, готовый принять ее жертву, а заодно и принести в жертву себя, свою жизнь. Пусть не любит сейчас, неважно, но он сделает все, чтобы это изменить, даже если на этой уйдет много времени, даже если на этой уйдет вся жизнь. — Останься, Сень. Останься со мной. Сегодня. Завтра. Всегда. Глазами, полными слез, Есения смотрела на Баринова, и в ее взгляде он видел столько недоверия и боли, что внутри все невольно сжалось, какая-то непонятная тревога заполонила душу. — Ты правда этого хочешь? — тело девушки била мелкая нервная дрожь. — Хочу, — тут же ответил мужчина, борясь с желанием обнять такого дорогого ему сердцу человека, ведь ему было еще, что ей сказать. — Но у меня есть условие и если ты примешь его, то у «нас» будет общее будущее. — Я слушаю, — кивнула Сеня, заранее зная, что согласится на все, чтобы он не предложил или не потребовал. — Я прекрасно понимаю, что Маша безумно привязана и любит Антона, как-никак, он ее папа и с этим фактом я давно смирился, как и с тем, что он периодически будет появляться в нашей жизни, — скрестив руки на груди, проговорил Дима, поежившись от холода. — Но не в наших с тобой взаимоотношениях, Сень. Этого я терпеть, не намерен. Мы либо вдвоем, либо никак. Вот такое у меня условие. И если ты согласна… Сеня не позволила мужчине договорить. Подавшись вперед, она крепко обняла его, сцепив озябшие руки за его спиной, утыкаясь лицом в широкую грудь, вдыхая такой родной ей запах его тела. Запустив руку в растрепанные ветром густые темные волосы Сени, Дима коснулся губами ее холодного лба, прикрывая глаза. Как бы мужчине не было обидно за то, что она все время выбирала не его, он был готов проглотить свою гордость, ведь ему безумно ее не хватало.***
В силу своей профессии, Есене доводилось чуть ли каждый день бывать в стенах зала судебных заседаний. Девушка давным давно привыкла к неизменно черным судейским мантиям, стройным рядам скамеек и строгому прокурору в темно-синей форме, вот только сегодня, стоя за трибуной в непривычной для себя роли истицы, Сеня чувствовала безумный дискомфорт, светлые стены, яркое искуственое освещение и ощущение пристального взгляда Антона на себе, сводили девушку с ума. Ей не хотелось отвечать на вопросы суда о причинах распада семьи, не хотелось слышать недовольное фырканье Миранчука на каждое его слово. — Антон Андреевич, поддерживаете ли вы заявленные вашей женой требования и в каком объеме? — выслушав Сеню, которая устроилась на скамейке на другом конце зала, поближе к выходу, обратилась судья к Миранчуку, который, опираясь на костыли, занял место за трибуной. — Раз моя жена этого действительно хочет, то я настаивать на сохранении семьи не буду, — в голосе Антона была обида, ведь он искренне надеялся на то, что у них с Сеней все еще может быть, она ведь сама дала ему повод так считать, а сейчас, стоя перед судом, заявляет, что «сохранение отношений невозможно, так как у каждого своя жизнь и новая любовь». — За те три месяца, что вы давали нам в прошлый раз, когда мы встречались в этих стенах, ничего не изменилось. Есения Михайловна в скором времени выходит замуж и я не хочу рушить ее планы. Надеюсь, что в этом браке она будет намного счастливее, чем со мной. У меня все, Уважаемый Суд. — Суд удаляется в совещательную комнату, — проговорила женщина, сгребая со своего стола бумаги. — Оглашение решения состоится через десять минут. Удар молоточка гулом отдается в головах некогда близких людей. Именно этот стук поставил окончательную точку в их взаимоотношениях. Оба разом поняли, что обратного пути уже не существует. Это конец.***
— Вот ты снова «Аверина», — горько усмехнулся Антон, когда они с Есеней вышли из здания суда, после провозглашения решения. — Только ведь ненадолго. На свадьбу-то позовете? — Будто тебе когда-то требовалось приглашение, — Сеня изо всех сил старалась сохранять лицо, старалась казаться безразличной к произошедшему пять минут назад в зале суда. — Ты и без него появишься. — Нет, не появлюсь, твоему жениху это ведь не понравится, — грубым голосом проговорил Антон, кивнув в сторону темной машины недалеко от того места, где стояла уже бывшая супружеская пара. — Я постараюсь минимизировать наше с тобой общение, с Машей буду встречаться на нейтральной территории. Скажу лишь то, что как бы ты старательно не прятала свои чувства под вот этим пофигистическим выражением лица, как бы не пыталась забыться с Бариновым, ты никогда не будешь получать с ним тех ощущений, что получала со мной. Ты всегда была только моя, моей и останешься. — Надеюсь, ты не сломаешь жизнь Рите, — еле сдерживая слезы, проговорила Есеня, пряча глаза под темными очками. — Прощай Антон. Будь счастлив, я тебе искренне этого желаю. — Ты ведь пожалеешь об этом, — усмехнулся Антон, готовый взреветь от душевной боли, которую ему причиняла мысль о том, что он потерял Есеню, ведь она сейчас скроется за тонированными стеклами иномарки и окончательно уйдет из его жизни. — Я ведь знаю твою натуру. Приедешь домой, ляжешь в постель и будешь всю ночь реветь в подушку, стараясь не разбудить его. — Ошибаешься, — резко выпалила Сеня, стремительным шагом удаляясь от Антона в сторону машины, в которой ее ожидал Дима, все это время наблюдавший за ее прощанием с бывшим мужем. — Прощай, Антон.