denouement.

И самое смешное в этом всём, что видятся они последний раз на съёмках этого её глупого шоу. Антон не любит Москву, не любит эти форматы, которые созданы только для монетизации, но (оно так часто рядом в последнее время) он, кажется, разучился отказывать. (Отказывать ей, разумеется) Он уходит из Решки (без)сознательно стремясь разорвать этот стремящийся в никуда маршрут с только лишь точкой отправления. Антон летал так часто, что даже и не думал о худшем раскладе; он сидит в темноте возле иллюминатора в метафорическом самолете, куда забыли прийти пилоты, пока мимо взлетают и садятся, прощаются и встречаются люди, которым есть к кому возвращаться. Настя – его Рождество. То ли то, из детства, с безумным восторгом от подарков под ёлкой, то ли громкая музыка с пузырьками шампанского по пищеводу. Настя – охапка снега за шиворот и обжигающе горячая кружка глинтвейна, отзывается мурашками по позвоночнику, отбирает дар речи. (Но – Антон понимает, правда – это Рождество (и даже рождественские выходные) никогда не было и не будет его; он учится мириться с этим, но правда в том, что на саморазвитие не хватает времени) И у него миллион вариантов, когда это произошло. То ли на Гавайях, когда они пытались утопить друг друга в океане, то ли когда Настя заставила его ходить в белье по вечерней Праге, то ли когда она бросалась подушками, когда Антон пытался будить её после трех часов сна, то ли на одном из перелетов (какими-то местными дешевыми авиалиниями или неловко сталкиваясь локтями во время трансатлантических; она ворчит «больше никогда не сяду рядом» и стаскивает у Птушкина плед). (И черт его знает становится ли ему легче от того, что не он один не сдерживает обещаний; Антон убеждает себя, что лучше ничего, чем вот так, но) Но он не может заставить себя, с упорством достойным глупцов, не хвататься за эти мелочи, закапывая себя ещё больше. (Решение взрослого человека – уйти из проекта, который больше не вдохновляет, спасение утопающих дело рук самих утопающих; Настя кивает, будто понимает (что он уходит совсем не из (от) проекта) Птушкин сначала уезжает подальше, заваливает себя съемками и монтажом, привыкает, что на съемных квартирах он просыпается один и на кухне, между «подай молоко» и «блять, опаздываем», никто сонно не тычется в плечо. Антон приглашает её в Киев несколько раз. Он играет диджей-сет, открывает с друзьями магазин, просто пьет вино на крыше и скучает. У Насти работа, у Насти билеты на другой конец света, у Насти в инстаграме Лёша. Антону смешно до колик в животе, когда они в одном аэропорту (час разницы, всего-то) – он улетает, а Ивлеева (Птушкин смотрит на знакомые улицы в её историях) уже едет на киевский концерт. И ему, наконец-то, становится всё настолько понятно, что хочется стереть некоторые фрагменты собственной памяти. (И когда рука, по инерции, скорее всего, тянется поздравить её с Новым Годом (вокруг него друзья жгут бенгальские огни и открывают бутылки шампанского), Антон вспоминает вчерашнюю фотографию, где локацией отмечен Нью-Йорк, и думает, что явно промахнется с часовыми поясами) (Он явно промахнулся когда-то с ней; Антон загадывает счастья не себе в Новом Году)