Маховик времени

Мы не расстанемся, нет, Я же знаю, что никогда не уйдёшь от меня. Может, остыв, ты меня отругаешь, Может, сбежишь, возвратившись с утра. Ты не уйдёшь. Ты на время исчезнешь, Словно как птица, ты в небо вспорхнёшь, Но прилетишь ты, зима вдруг исчезнет, Телом своим ко мне ты прильнёшь. Буду я, трепетно, нежно целуя, Бога молить, чтоб простила меня, Ты дурака, паскуду такую, Рядом осталась… Уже навсегда.

У Персиваля Грейвса дрожат руки, которые камнем падают вниз, стоит ему увидеть их опустевший дом с разбитыми стёклами. Грин-де-Вальд нашёл их… Грейвс роняет свою палочку и со всех ног несётся к небольшому коттеджу, двери которого распахнуты настежь, где отныне лишь будет существовать мрак, холод и пустота. Он несётся по ступенькам не помня себя и, заворачивая по длинному коридору направо, вдруг останавливается. На полу лежит Ньют Саламандер в луже собственной крови, раскинув руки подобно гордой птице в полёте. Волосы мага уже не кажутся столь огненно-рыжими, а глаза ярко-зелёными. Больше он не кажется тем самым искателем приключений со своим потёртым чемоданчиком, которого судьба, чёрт знает зачем, завела в Нью-Йорк три года назад. На верху раздаётся детский плачь, который доносится до аврора, словно через толщу воды. Он не слышит практически ничего кроме собственного сердца, что вот-вот вырвется наружу, и удивительно-громкого голоска, бьющего набатом: " Хоть бы она осталась жива» Он перешагивает через ступеньки, рывками поднимаясь наверх, когда вдруг по неизвестной ему причине замедляет шаг, медленно ступая по серо-голубому ковролину, усыпанному миллиардами осколков. Он вдруг осознаёт, что не сможет пережить то, что, вероятно, увидит, зайдя в детскую, но, набравшись мужества, Грейвс всё-таки ступает в комнату, затаив дыхание. — Нет!!! Пожалуйста, нет… Сердце падает в пятки, а с губ срывает полу-крик полу-стон, ноги его подкашиваются, и слёзы предательски скупо стекают из чёрных глаз, когда он видит последствие прихода тёмного мага. Она лежит на полу, не двигается, будто спит, и Грейвсу лучше думается, что она просто уснула, а не умерла. Просто спит крепким, непробудным сном его маленькая Тинни… Он на дрожащих руках доползает до нее и кричит. Громко скулит, как побитый пёс, обнимая своими руками её лицо. Персиваль аккуратно сцеловывает солёные слезинки с её холодных щёк, моля её открыть глаза и встать, но она, почему-то всё-равно продолжает лежать на полу. — Нет, прошу… Только не она!!! Не она… Он не знает сколько сидит с ней вот так. Аврор закрывает глаза и вдыхает её запах, родной запах горького кофе с корицей и молочного шоколада, когда слышит раздирающий ушные перепонки плач. Родерик Персиваль Саламандер. Темноволосый мальчик смотрит на него своими чёрными глазами, в которых невозможно отделить зрачок от радужки, и тянет свои крохотные ручки к мужчине. Он тянется к Персивалю, в честь которого ему и было дано его второе имя, и Грейвсу кажется, что на него смотрит Тина, от этого он сильно зажмуривается, что видит яркие искры разноцветных фейерверков в глазах и ближе притягивает к себе тело бывшего аврора Голдштейн. Он корит себя, что не успел во время, а ведь она послала патронус. Изящная лань, прискакавшая к нему в поздний час была слишком беспокойна и дрожала, словно осиновый лист на холодном ветру, отчего мужчина коротко кивнул Пиквери и поспешил удалится из кабинета. Но он всё равно опоздал.  — Мама… — хныкает мальчик, начиная плакать всё громче и громче. — мама… Грейвс горько усмехается, шмурыгая носом. Он низко склоняет голову и гладит Тину по впалым щекам.  — Слышишь? — он пытается улыбнутся, но выходит просто отвратительно, — мама… Он знает сколько усилий было потрачено Ньютом и Тиной, чтобы он сказал хоть пару слогов, но их первенец всё молчал и забавно ёжился от бестолковых попыток родителей, а тут… — Роди, скажи: «мама» — нависает над племянником Куини, пока всё остальные помогают миссис Саламандер накрывать на стол. — Ну же, ведь это так просто, — улыбается блондинка, оголив свои белоснежные зубы, — ма-ма, ну? Мама! — Ковальски качает головой, словно кукла на одной из витрин магазина, когда малыш начинает громко плакать от компании назойливой тётки, отчего не имеющая и толики представления о том, как успокаивать плачущих детей, легилименка быстрее торопится матери этого чада. Но стоит обеспокоенной Тине войти в детскую, как её лицу предстаёт трогательная картина того, как друг их семьи разговаривает с полугодовалым магом, укачивая того неизвестной бывшей Голдштейн песенкой.  — Просто волшебство какое-то, — улыбается волшебница, подходя ближе, и Персиваль стыдливо опускает ребёнка на ковёр, усыпанный игрушками, словно он совершил какую-то оплошность, — Вы прекрасно ладите с детьми, мистер Грейвс, не думали завести своих?! — Саламандер приподнимает тонкую бровь, а он, будто мальчишка, открывает и закрывает рот, не зная, что ей ответить.  — Дорогая, — раздаётся громкий крик её мужа, — утка уже готова! — и она улыбается, говоря что-то о том, чтобы он не опаздывал к ужину, после чего убегает прочь. А он так и остаётся в компании отпрыска четы Саламадеров, бурча себе под нос что-то о том какой же он кретин.  — Не оставляй меня… Пожалуйста, — в голосе какая-то слабость, не присущая начальнику сохранения магического правопорядка, но он не считает это слабостью, разрушающей его. Наоборот, особая привязанность к человеку, ради которого он готов был пожертвовать всем, отдать жизнь, сейчас лежит на его коленях, сохранив жизнь ему. Он не узнает сколько «Круцио» стерпела Порпентина Голдштейн, так и не сказав Геллерту Грин-де-Вальду ничего о нём. Он не узнает сколько стерпело боли и мучений её маленькое хрупкое тельце, пока она, глотая слёзы, выгибалась в спине, закусив губу до крови, лишь бы не сказать ничего этому фанатику о Перси. И только уродливая надпись: » Грязнокровка» на её правой руке, что алым цветом расцветала на её белоснежной коже, будет подкидывать Грейвсу множество картинок того, как этот маг истязался над его Тиной, причиняя ей массу боли.  — В парусах твоих слов Льётся свет из окна И твой путь вв мой приют Освещает луна. Голос Персивала дрожит, но он продолжает петь. Это была её любимая колыбельная. _Ты ступай в чёрной мгле И не бойся совсем, Ничего не грозит Ни тебе и ни мне… Он заправляет прядку её тёмных волос за ухо и мягко целует в лоб, последний раз вдыхая родной запах, её запах. Он закрывает глаза и чувствует как сам умирает, ведь они же не должны были вот так расстаться…