Вероятность

Меня пробивает дрожь. Она начинается где-то на кончиках пальцев и доходит до макушки. Я мелко дрожу всем телом, а затем меня пробивает на смех. — Ах-ха-ха-ха-ха-ха, — я буквально задыхаюсь от неистового смеха, а затем сгибаюсь пополам и падаю на пол. Мне уже пофиг, что сюда могут прийти надзиратели, как их недавно назвал Рок, что они могут по шее надавать, а потом прописать недельные процедуры. Нет, мне правда пофиг. «Я не помню, когда смеялась в последний раз…» — Ты успокоилась? — голос недовольный, это четко слышно. Моей вины, впрочем, тут нет. Я пытаюсь отдышаться и хоть как-то прийти в норму, что получает не очень хорошо. Тело всё ещё содрогается из-за коротких приступов смеха, а на глазах выступили слезы. Утирая их левой рукой, я произношу: — Но ты выглядишь классно, разве нет? Мои слова смущают парня. Поначалу это не особо заметно, но уже через секунду его щеки розовеют, а сам он старается отвернуться. Довольно ухмыляюсь. Миссия «засмущать Рока» завешена. Стоит отметить, что вся эта ситуация возникла не на пустом месте. Начиналось всё как обычно: тихо и мирно. Очередным утром Рок попросил расчесать ему волосы. Ну, я не особо то и против. Когда я делала это в первый раз, то меня несказанно удивило, что ему это нравится. Рокудо был похож на большого кота — такой же милый и пушистый. Волосы у него длинные, до поясницы. По сравнению с моими «по плечи» это выглядит шикарно, чего уж тут скрывать. Мне нравилось проводить расчёской, аккуратно распутывая колтуны, коих за ночь появлялось как минимум несколько штук. Когда я заканчиваю, волосы становятся мягкими, что кажется чем-то сверхъестественным. Если честно, то я не особо понимала раньше тех, кто отращивал длинные, будь то парень или девушка. Вся моя семья предпочитала отрезать очень коротко, тем более, что с нашим пламенем длинные были бы сродни пытке. Постоянно биться током не в кайф. Братья мои вообще ходили с прическами а-ля ежик. Мне очень нравилось трепать их, при этом говоря: «Ёжи-и-и-к!» Одного это бесило, второй обожал. Пока я размышляю, Рок, кажется, перестает дышать. Он сидит, прикрыв глаза, и разве что не мурлычет — настолько счастливым он выглядит. Довольно хмыкаю и продолжаю свой нелегкий труд. Это стало своеобразной традицией: каждое утро я причесывала его и делала прическу. Мне не трудно, а парню приятно. «Хоть какие-то маленькие радости же у нас должны быть, да?» В тот день мне захотелось сделать что-то новенькое. Немного поразмыслив, я подцепляю самые длинные пряди у конца, а средней длины у — основания. Чуть наклонить его голову вперед и провести расческой и… готово! Осталось только закрепить резинку, но это несложно. Завершив сие действие, я обхожу Рока и смотрю прямо в лицо. «Не-е-ет». И вот тогда я начинаю смеяться. Это происходит резко, я просто падаю на пол и захожусь в громком хохоте. Объяснение этому находится легко. Как-то получилось, что теперь на голове у парня ананас. И я не шучу, это действительно ананас. Только синий. Синий ананас. Всё нормально, скорую вызывать не надо. У меня никак не получается объяснить причину своего ора Року, а он начинает обижаться. Хмурый взгляд, несколько морщинок на переносице о многом могут сказать. И всё же отдышавшись, я говорю: — У тебя на голове прическа в форме ананаса. Искра, буря, красный Рокудо. Он действительно краснеет, уж не знаю почему. Бросается в туалет, забывая, что зеркала там никогда не было и не будет. А если и появится, то я уже умру к тому моменту. — Как ты это сделала? Он разъярен или нет? Не, вроде нет, хвала небесам. Ещё злого Рока мне не хватало, в камере 4 на три. Он порвет меня на британский флаг (интересно, а как парень вообще относится к Британии?) и его не остановит даже то, что использовать пламя он не может. Однажды такое уже случалось, и я богом клянусь — эта шутка была случайной. Нет, с того случая мы многое переосмыслили, поняли, а Рок смирился с тем, что я не могу жить без шуток про смерть. Но тогда он был таким злым, что я перепугалась. Но сейчас всё нормально, вроде бы. — Не знаю, — отвечаю честно. — Просто подцепила длинные пряди и, в общем, вот. Рок недоверчиво хмыкает, он ведь так и не увидел сей шедевр. Я бы и не против показать — ещё бы, не каждый день увидишь друга-фрукта. Ага, а я тогда овощ. Ну, а вместе мы салат. — Ты о чём вообще? — недоуменно спрашивает парень, а до меня доходит, что последняя фраза была произнесена вслух. — Не бери в голову. Это мой мрачный юмор, — а на лице любимая усмешка. Парень недоуменно смотрит на меня, а затем подходит ближе. Мой взгляд направлен в его лицо, которое сейчас выражает лишь любопытство. Выгибаю одну бровь, а затем задаю вопрос: — Что-то не так? — ответа не последовало. Моя реплика вообще никак не подействовала на Рока, он всё также продолжает идти ко мне. Останавливается в шаге от меня, а затем садится на колени. Я не успеваю ничего сделать, как вдруг его руки берут моё лицо с двух сторон, направляя к нему. «Не поняла…» — Рок? — как-то напрягает меня эта ситуация. Что задумал этот извращенец? — Ку-фу-фу, — его губы слишком близко. Настолько, что я чувствую его дыхание на своих губах. Эта близость, по логике, должна меня смущать и заставлять краснеть, но вместо этих действий я лишь говорю: — Ты пытаешься меня соблазнить? А в ответ — тишина. Он настойчиво продолжает удерживать меня около себя, при этом смотря прямо в глаза. Я принимаю условия этой странной игры и не моргаю, даже когда произношу эту фразу. В конце концов мне уже это начинает надоедать, да и глаза уже чешутся, но тут: — Чёрт! Да как ты это сделала? До меня запоздало доходит, что всё это время он смотрел в мои глаза как в зеркало. Да, разглядеть хоть что-то было бы чрезвычайно трудно, но ему это как-то удалось! Вот до чего людей безысходность доводит… — Ай! За что? — обиженно спрашивает Рок. — За всё хорошее, — огрызаюсь в ответ. А нечего так делать! — В следующий раз ударю в другое место, догадайся сам в какое. Не, ничего плохого я бы не стала делать, Рок мой друг, но всё же хоть какие-то нормы надо соблюдать. Так что легкий удар ребром ладони по голове ему бы боли не доставил, за это ручаюсь. — Оя-оя, то есть ты намекаешь, что будет следующий раз? Вот эта его черта меня бесит больше всего. На месте не сидится, на свою попу приключения ищет, не иначе. Я ничего не отвечаю на его вопрос. Я ему и так добро каждый день делаю — причесать его патлы не так уж и легко. А эта зараза только пошло улыбается и ехидно смеется. И вообще, у меня есть и другие дела. По этой причине я разворачиваюсь и ухожу в свой уголочек, где лежит моя накидочка. Хоть в последнее время стало теплее, а это особенно хорошо чувствуется ночью, мне по-прежнему холодно в камере. Но только я устраиваюсь поудобнее, как ко мне подходит парень. Он смотрит на меня щенячьими глазками, а затем спрашивает: — Я тебя обидел? А глаза то какие! Наивные-наивные! Мне на секунду даже неловко становится — ещё бы, такую няшку обидела. И теперь она бедная, несчастная, сидит на полу передо мной и замаливает грехи. Не-е-ет, я на такое больше не поведусь. — Не верю, — отрезаю и упрямо отворачиваюсь. А вот нечего так шутить, знает же, что меня такие шутки бесят. При всём этом сама я так обожаю шутить, да и смущать Рока для меня одно удовольствие. Но когда он так поступает со мной, я просто зверею… В чём-то я не права. Мне не стоит вообще так делать, хотя не факт, что и он сам перестанет издеваться. Но его шутки не злые, Рок бы не стал причинять мне зло. Я знаю это. Правда. Рок садится рядом со мной, и я опускаю голову на его плечо. Почему-то у меня никогда не получается долго на него обижаться, уж не знаю по какой причине. Я ощущаю тепло его тела, проходящее сквозь меня. Мы знакомы уже с полтора месяца и за это время успели привыкнуть друг к другу. Да уж, никогда не думала, что смогу подружиться со своим сокамерником. Хотя тут будет уместнее сказать, что я никогда не желала оказаться в тюрьме. Бесценный опыт, но какими силами он теперь мне достается… У Рока есть свои заскоки. Он любит подурачиться и пошло шутить, иногда, причем, неуместно. Но он хороший друг, и я могу уверенно сказать, что в трудные минуты он всегда придёт на помощь. Когда мне становится в некоторые дни плохо, Рок не отходит от меня ни на шаг, стараясь хоть как-то помочь. «Для меня это ценнее всего». Да и про саму себя я тоже могу кое-что сказать. Я обожаю отвечать шутками, при этом они не всегда добрые, а иногда отвечаю только сарказмом. Но как-то мы смогли ужиться, даже не знаю почему. Думаю, наш юмор и помогает нам держаться на плаву, а не тонуть в отчаянии. Рок… Он здесь уже полтора месяца, но за это время ещё не растерял радости жизни. Парень по-прежнему верит, что мы сможем спастись и сбежать из этого ада. Я постараюсь помочь ему удержать эти крупицы счастья, пока буду рядом. «Я не хочу, чтобы он стал убийцей». В мафии нет места жалости. Либо ты его, либо он тебя, третьего не дано. Этот жестокий мир прогнил насквозь, а заправляет им Вонгола. Могущественная семья, способная уничтожить остальных одним взмахом руки. Но я ненавижу её. Она сломала не только мою жизнь, но и его… А пока живы, мы будем сражаться. Против Эстранео, против Вонголы. Мы обязаны выжить. И пусть вероятность на счастливое спасение стремится к нулю, пусть. Мы уцепимся за последний шанс и выкарабкаемся. «Иного выбора у нас нет».

***

По моим подсчётам проходит больше года, как я тут. Это всё очень размыто, нечётко. Всё в конечном счётё сводится к моим внутренним ощущениям и часам на левой руке. Без них бы я точно не смогла бы сделать расчёты, а так я лишь примерно могу сказать. Но время бежит, неумолимо, с одной и той же скоростью, оставляя после себя лишь воспоминания. Много чего произошло за это время. Я попала в тюрьму, прожила почти всё время в одиночестве. Затем появился парень, назвавшийся Рокудо Мукуро. Он стал моим близким другом, что было так нехарактерно для меня. «С моим характером и друзей заводить… Может Рок мазохист?» Задать этот вопрос сейчас я ему не смогу. Парня увезли люди в накидках, чьи лица мы не видели до сих пор. Они умело скрываются, а совершать против них какие-то действия может быть чревато последствиями. Лучше не надо, целее будешь. Меня всё реже и реже забирают на опыты. Поначалу раз в четыре дня, затем один раз в неделю. В последний раз они приходили за мной дней восемь назад, точнее сказать не могу. Это меня и радует и настораживает одновременно. Хотя кого я обманываю, сейчас я гораздо больше беспокоюсь за Рока. Он стал чуть более мрачным чем раньше. Это можно было увидеть в его глазах, которые раньше были как два синих моря. Сейчас они поблёкли и стали больше походить на серо-голубые разводы луж. Меня это сильно расстраивает, ведь с каждым прожитым днём он угасает всё больше и больше. «Я не хочу, чтобы он стал таким же, как и я». Я стараюсь поддерживать его, давать силы и делаю всё, чтобы он не терял надежду. Ведь если мы оба её утратим, то жить дальше не будет смысла. Просто в один прекрасный день один из нас не проснется, а второй лишь ляжет рядом и уснет. Навсегда. Эта мысль пугает меня больше всего. Иногда по ночам мне снится один и тот же кошмар, где Рока избивают неизвестные мне люди, а затем бросают на землю. Я стою рядом с ним, но не могу пошевелиться. Пытаюсь протянуть руку, но ничего не выходит. Парень продолжает лежать, а я чувствую, как слезы текут из моих глаз. «Ему нельзя умирать». Я ни за что не позволю ему отправиться на тот свет. Всегда буду рядом и помогу. Обещаю. Но есть и ещё кое-что, что пугает меня. Всё дело в его правом глазе. В тот раз в нём отчетливо читалась единица в виде японского иероглифа. Как сказал тогда Рок, это был первый круг ада, своеобразная тренировка для туманников. Я помню, как ему было хреново после неё, и всем сердцем желаю, чтобы подобное больше не повторилось. Но за прошедшее время его забирали ещё четыре раза. И каждый чертов раз ему после было очень плохо. Он толком не вставал, лежал, а мне было больно на него смотреть. Сердце сжималось от ненависти к этой проклятой семье, но я ничего не могла сделать. Я садилась рядом с ним, а Рок подползал ближе. Укладывая его голову на своих коленях, я заглядывала в его глаза. Левый оставался по-прежнему синим, а правый постепенно менялся, возвращаясь в обычное состояние из алого. И чем дальше он заходил, тем сложнее ему было двигаться и дышать. Он был напуган. Рок никогда не рассказывал, что за опыты над ним ставили, а мне оставалось лишь верить, что он выживет. Сегодня… интуиция буквально кричала, что сегодня что-то произойдет. Пусть она не такая же, как у хваленой Вонголы, но даже моя кое-что может. Именно поэтому я пристально следила за Роком, который вел себя как обычно: шутил, смеялся и о чём-то думал. «Всё не то, чем кажется». Уже скоро будет час дня. Но прежде чем эти люди придут к нам, я должна кое-что сделать. — Рок, — зову парня, который в данный момент созерцает противоположную стену. На ней и находятся отметки по количеству дней, проведенных мной здесь. — Ку-фу-фу, — его любимая фраза, больше похожая на смех. — Что такое, Кари? — Пообещай мне кое-что. Говорю прямо и твердо. На лице ни тени сомнений или нерешительности. Я просто знаю, что мне это необходимо. — И что же? — удивлен, но заинтересован. Рок готов выслушать моё предложение, это уже радует. — Обещай, что выживешь и вернешься сюда. Его глаза округляются, но уже в следующую секунду он улыбается и произносит: — Обещаю. Я отрицательно качаю головой. Чувствую же, что он мне лжёт, а этого я не потерплю. Подхожу к нему и сажусь рядом, чтобы затем взять его правую руку. Загнув четыре пальца из пяти, я беру его мизинец и скрепляю со своим. — Обещаешь? Это похоже на что-то детское, иначе мне не объяснить, почему Рок смеется. Но я всегда так делала со своими братьями, а Рокудо, за столько короткое время, стал для меня очень близким человеком. Так почему бы и не посвятить его в этот маленький секрет, скрепляющий сердца? — Обещаю, — отвечает он и улыбается, а я могу спокойно выдохнуть. Сейчас он не солгал. А уже через минуту в камеру заходит надзиратель и забирает его. «Ты обещал, Рок. Теперь ты обязан вернуться, во чтобы тебе это не стало».