Flesh without blood

— Какой же ты бесхребетный идиот. Чанбин тихо делает ещё одну затяжку и выдыхает дым куда-то в сторону Хёнджина, типо намекая "ты мне противен, ублюдок". Успокоительное действие никотина ещё хоть как-то сдерживает его от более резких порывов. Да и не так часто удается им втихаря выкурить одну лишнюю сигарету, которую они обычно пытаются поделить на троих или четверых. Хёнджин лишь смотрит на него исподлобья и покорно ждёт своей очереди на затяжку. Как и ожидалось: часть здешней банды не оценила его ухлестываний за так называемой очередной "подстилкой". Хван, по мнению его товарищей, уже давно бы мог заявить свои права на этого чокнутого библиотекаря и просто брать пример с Чанбина — иметь все то, что тебе хочется. Раньше он так и поступал, но этот случай оказался особенным, ведь два сломанных пальца за попытку приставаний оказались слишком сильным блоком. В Хёнджине резко проснулся галантный джентльмен. И будь он на воле, назвал бы это букетно-конфетным периодом, который здесь заменился на приказ о том, что Хван не может приближаться к Сынмину ближе чем на пять метров. Хенджин особо не расстраивается, потому что это оригинальный подарок с его стороны, и его лицо, возможно, не пострадает. Безусловно, первым делом его привлекла милая мордашка, на которую грех не передёрнуть, что удается так же редко, как и сигареты. В отличие от Со, у него нет такой сильной тяги к каждодневному спариванию. Сынмин был однозначно тем типом парней, к которому бы парень подкатил в первую очередь. Иногда он настолько впадал в грёзы, что фантазировал о том, какой бы могла быть их первая встреча вне этого места: Хёнджин бы познакомился с ним в какой-нибудь кофейне, или они бы вместе учились, а Хван каждый раз списывал чужие конспекты. Всё было бы просто и наивно, ведь таким подонком, которым Хёнджин является сейчас, сделала его именно тюрьма. С первого взгляда Кима хотелось просто оберегать, ну и, может, пару раз присунуть ему для приличия. Желательно немного грубо, чтобы хоть как-то разнообразить их зефирно-слащавые отношения. Такое желание складывалось ровно до того момента, пока Сынмин не открыл рот и не разбил в пластиковые щепки поднос об голову какого-то парня. Тогда Хёнджин понял, что тупо втюрился в психа. Но градус чувств тогда не понизился, адреналин только забурлил в крови, а гневные взгляды, которые Ким метает в его сторону, даже стали вызывать некое возбуждение. И да, Чанбин был в чем-то прав. Хенджин уже давно стал отличаться от почетного члена их банды: того человека, кто способен одним своим видом запугивать всех присутствующих. Чан держал его при себе только из-за дружеских чувств, и иногда вспоминая, что Хван когда-нибудь да пригодится. Смекалка-то не была полностью уничтожена вирусом любви. Да и привязанность к подстилкам обычно была не долгой. Так считал сам Бан. — Когда ты перестанешь окучивать его? Боишься повредить его лепесточки?— ухмыляется Со и достаёт очередную сигарету из тайника. Никто особо и не против, хотя учитывая, что тайник в ближайшее время пополняться не спешит, а остатков им хватит меньше, чем на месяц. — Я просто не настолько опустился, как ты, чтобы подлавливать людей в коридорах и трахать их до отключки,— Хёнджин сплевывает горькую слюну, отмечая, что в этот раз они выкурили редкостную дрянь, но довольствоваться приходилось малым. — Эта тварь просто заслужила такого отношения к себе. Что поделать? Я не делаю прокаженным подачек,— сигарета задерживается у Со дольше положенного, и все те, кто косвенно участвуют в их диалоге, нервно на него поглядывают. Они здесь чисто для перекура, а разборки из-за очередной дырки их особо не волновали. Курево наконец идёт дальше по кругу. А Хёнджин просто задумывается о вселенской несправедливости, центром которой стал Ли Феликс: парень с забавными веснушками, которые, наверное, раньше прямо горели на солнце. Сейчас же эти пятнышки было еле различить на бледном лице, они, скорее всего, просто напросто затерялись среди мелких рубцов. С первых дней пребывания Хвана здесь этот парень не отличался особой конфликтностью, да и странных слухов вокруг него не витало. Просто трудно понять, в каком месте этот серый мышонок перебежал дорогу Чанбину, который, как может припомнить Хёнджин, трахал только красавчиков, которые больше одного раза у него не задерживались. Феликс же в довольно короткий срок заполучил звание "главной шлюшки Со Чанбина, которой он готов поделиться". Даже табличку не вешай на парня — все об этом прекрасно знали. — Удивлен, как ты ещё ничего не подхватил,— усмехается Чан, который так внезапно вклинился в разговор, срывая с Чанбина самодовольную маску. Парень в ответ скалится, но ничего сказать поперек не решается. — На него просто уже не липнет никакая дрянь,— окурок закапывается под слой песка и грунта, присоединяясь к своим "похороненным" предшественникам. Хенджину хотелось бы, чтобы когда-нибудь кости Со были погребены точно так же, желательно стёртые до состояния пыли, чтобы пазл было невозможно восстановить. Он до сих пор не понимал, как Чан мог держать его при себе. Только из-за одного этого мерзавца всех их считали последними уродами, про которых ходят самые страшные байки, которые иногда заставляют волосы на затылке встать дыбом. Хван сам иногда даже забывает свою статью, теряясь в том, что правда, а что ложь. Ведь от такого напора сам непроизвольно начнёшь принимать ложь за действительное. Кажется, будто постепенно едет крыша. И это было слишком огромной ценой для авторитета. Именно эта мысль отрезвляет Хёнджина, когда он начинает очередную слежку за Сынмином. Мысль о том, что он потихоньку превращается в маньяка, вызывает отвращение, от которого внутренности сворачиваются в непонятное месиво. *** — Ты слишком хороший мальчик. Жаль, что такая шлюха,— сладко тянет Чанбин, оттягивая чужие светлые волосы с чуть отросшими корнями. Парень под ним практически никак не реагирует. Только цепляется за него пальчиками, чтобы не свалиться с верстального стола. Задница неприятно проезжается по опилкам, но Феликс будто не замечает, а Чанбина это как-то не ёбет. Трахать Ли в пустой мастерской вошло в привычку, как и начинать раскладывать парня практически на любой поверхности, даже когда все заключенные ещё не успели покинуть рабочее место. Все же должны знать, какая у Со Чанбина прекрасная, податливая шлюшка. — Я бы поделился тобой, но не хочу этого делать, ведь ты принадлежишь только мне. И если кто-то тронет тебя, я не останусь в стороне, и твоя задница пострадает. Тебя же никогда не трахали впятером? — Феликс вжимается затылком в стену, их с Чанбином глаза практически на одном уровне, а рука Со орудует где-то между ног у блондина. — Не слышу ответа!— три пальца до упора входят в еле заживший анус. Феликс лишь дёргается и пресекает любые телодвижения. — Да,— Со убирает чужую челку и заглядывает прямо в глаза, не прекращая движения в чужой заднице. Всё это сопровождается мерзким хлюпаньем чужой слюны. — Хороший мальчик,— мужчина поощрительно хлопает Феликса по щеке. Пальцы исчезают со своего законного места, а Чанбин расстёгивает ширинку. Феликс же пытается как можно быстрее расслабиться, понимая, что последует за этим обыкновенным действием. Тело уже заранее отдается тупой болью в каждой его клеточке. Он практически стекает по стенке, когда чужие руки обхватывают его за бедра, а форменные штаны болтаются где-то в районе правой лодыжки. Это слишком незаметные детали на фоне той боли, которую он чувствует при первых двух толчках, Чанбин тяжело дышит, пытаясь извлечь хоть какую-то пользу из изувеченного тела. Он проводит руками по старым синякам, которые уже успели почернеть, и это до одури вскруживает голову — у Феликса эти отметины вызывают лишь желание хорошенько проблеваться и надеяться, что в следующий раз гематомы будут обрамлять его шею. И это будет уже отнюдь не из-за рук Чанбина. — Ты просто мечта, сладкий,— стонет Со, изливаясь куда-то в разработанное нутро. Он утыкается в чужую шею, оставляя небольшой укус. Ли ставит галочку потом продезинфицировать место укуса у Минхо-хёна.  Если, конечно же, он сможет доползти до мед блока. Как только Чанбин заканчивает своё дело, он сразу же выходит из Феликса, так и оставляя его на столе всего в опилках и пыли. Парень не решается двигаться, пока Со не покинет помещение, кинув на него немой взгляд, по которому практически нельзя ничего сказать. Он такой же пустой, как те слова, которые Чанбин говорит Феликсу. Блондин лишь игрушка в его руках, а милые прозвища в перерывах с побоями — та цепь, которая удерживает глупого влюбленного мальчишку, который совсем перестал сопротивляться. Феликсу осталось два месяца. И он либо позволит своему телу быть закопанным глубоко под землёй, либо начнет жизнь с чистого листа, снова станет порядочным гражданином и не будет влезать в неприятности, которых теперь хватит до конца жизни. Попросит маму нанять психолога и попробует снова заняться учёбой, если хотя бы один вуз позволит принять его. Но сейчас этот вариант кажется не столь привлекательным. Больше хочется подохнуть в какой-нибудь канаве, где его не достанут Со Чанбин и идиотские чувства к этому уёбку, которые превратили умного и рассудительного Ли Феликса в секс-игрушку, которая готова утешить в любое время. Ли Феликс к вашим услугам.