Flesh without blood

Часы невыносимо медленно тикают. Этот звук за минуту успевает несколько раз удариться о стену, а затем снова вернуться в часы. Хёнджин наблюдает, как стрелка безостановочно наделывает круги, а дверь в приемную всё не открывается. А Хван всё покорно ждёт очереди в этом тихом коридоре. Он немного отличается от того бетонного муравейника, в котором они жили. Ради разговора с адвокатом Хёнджина пришлось транспортировать в административный корпус, который выглядел порядком приличнее, чем то место, где отбывали наказание заключённые. Замусоленные журнальные столики с различными брошюрами и самые дешёвые офисные стулья на ножках ничуть не портили местный интерьер. А были ли цветы настоящими — остаётся загадкой. Даже обычные белые часы, висящие над приемной, не вызывали своим тиканьем особого раздражения. Парень слишком отвык от обычных на свободе вещей. В тюрьме тяжело вести счёт времени: будто находишься в изолированной коробке, в которую не проникают внешний свет и звуки. Конечно, можно иногда полюбоваться в решетчатое окошко, но этого было дико мало, особенно, когда вокруг огромное количество людей повсюду и бессмысленная болтовня Чанбина, который везде будет следовать за тобой, пока ему хорошенько не вмажешь. Именно последний факт не даёт Хенджину расслабиться. Со смог пробраться за ним даже в административный блок. Как этому засранцу удается обводить всех вокруг пальца? Это место всё больше походит на шарашкину контору, где у них заключённые разгуливают без присмотра. — Зачем тебе это всё? — не последний по важности вопрос, который крутился в голове Хёнджина последние две ночи. — Я выполняю свою работу и прокладываю любви путь, — они сидят плечо к плечу, Чанбин поворачивает голову и целует воздух на небольшом расстоянии от лица Хёнджина. — Купидон хуев, — выдает Хван, продолжая пилить взглядом часы и побрякивая цепью от наручников. — Всё ради благого дела, Хёнджин~и. Мы же хотим удержать свою власть, а этот пацан только будет поджигать чужое недовольство. Неприятно, когда свергают правительство, — задорно продолжает Со. Ему абсолютно похуй — слушает его кто, или нет. Нельзя найти умнее собеседника, чем ты сам. Чанбин был примерно этой философии. — Кто-то прогуливал пары политологии,— скрипит Хёнджин. Наручники уже начинают натирать, а болтовня Со становится невыносимой, — Не вижу смысла вызванивать адвоката ради того, чтобы прихлопнуть какого-то парня. Ах да! У тебя же нет сил, чтобы усмирить свою сучку. То-то язычок такой длинный, надо как раз попросить, чтобы он отсос… И звон! Непонятно где: в голове, или треснул журнальный столик, об который Хвана хорошенько так приложили головой. Хёнджин успевает царапнуть чужую щеку и брыкнуть соперника ногой.  Коридор совершенно пустой —никто даже не лезет их разнимать. Эта возня может привлечь только внимание людей за дверью, и даже не придётся далеко идти, чтобы приписать пару месяцев к сроку. — Ты. Нихуя. Не. Знаешь. Лучше помалкивай и не трогай то, что тебе не принадлежит, — по щеке Со течет небольшая капля крови, как раз из той раны, которую успел процарапать Хван. Он шипит и сжимает волосы последнего на затылке, поднимая его голову от деревянной поверхности. — Чего же я не знаю, ха? Небольшая ободранная квартирка на окраине столицы. Выцветшие обои и лёгкий  тюль вместо занавесок — всё  в лучших традициях французского захолустья. Выглянешь за окно, а там обычный спальный район, и недалеко виднеются двухэтажные дома. Тридцать минут до универа на метро, но зато уютно. Как раз самое то для любовного гнёздышка, если его можно назвать таковым. Сырой запах в подъезде и куча детских криков с детской площадки ничуть не делали это место хуже. — Ты можешь поторопиться, это уже не смешно, Со Чанбин! — парень пытается пропихнуть себя в кеды, прыгая на одной ноге и пытаясь дозваться до вышеупомянутого. — Я уже всё. Не кипишуй так, — и действительно! Чанбин сразу же вплывает в коридор, целуя по пути парня в макушку. — Чем так долго можно было, блять, заниматься? — Феликс поправляет свою белесую шевелюру и пытается вместить своё недовольство в один красноречивый взгляд. — Оттягивал встречу с нашими общими друзьями как можно дольше, — новый поцелуй приходится куда-то в район шеи. Ли не обращает внимания и натягивает на себя джинсовку. — Какой же ты придурок. Мы слишком долго ждали этой возможности, а ты ведёшь себя как мудак. — А может, я просто не хочу показывать никому своё золотце? — он обвивает чужую талию руками, и позволяет Феликсу повернуться к себе. — Засунь ревность в свою задницу. Каким бы придурком ты ни был, я не кину тебя. И тем более мы вместе платим за квартиру, — он щелкает Чанбина по носу и оставляет извиняющийся поцелуй. — И куда ты денешься от меня? — Действительно. Я привязан к тебе навеки. И действительно, блять, кто знал, что всё обернется именно так? Что они вдвоём будут гнить в тюрьме, ненавидя друг друга до дрожи. Что крыша поедет окончательно у обоих.

***

Хёнджину прямо кажется, что дышать легче стало, но какая-то невидимая сила всё ещё пытается пережать ему сонную артерию. Кабинет погружен в полумрак, в его углу дежурит надзиратель, который привез Хвана сюда. На столе опасно поблескивает табличка «Бён Бэкхён». Так же опасно, как и хозяин этого имени, костюм которого, наверное, стоит суммы, которую выделяет государство на содержание заключённых. Он глотает вязкую слюну и не может отвести взгляд от отражения, в котором видно только его, но не глаза собеседника. Липкий страх оседает испариной на лбу, а Хёнджин ощущает себя девчонкой перед первым свиданием. Только в его случае ещё не известно, чем оно может кончиться. Либо дело обернется в его пользу, либо на него нароют еще что-нибудь. — Можете оставить нас вдвоём, — Бён снимает очки и кладет их сбоку от блестящей таблички. Он приветливо улыбается надзирателю, тот кидает подозрительный взгляд на Хвана, но всё-таки покидает кабинет, — Меня уже просвятили в детали вашей последней статьи. Серьезное обвинение, и тем более стоит запрет на приближение, из которого будет довольно сложно выкрутиться. Вы второй раз попадаете под следствие из-за преследования. — Но вы же сможете с этим что-то сделать? — Хёнджин побрякикает наручниками и двигается ближе к столу адвоката. — Я лучший в этом, можете не сомневаться. Ваш друг позаботился о том, чтобы всё было первоклассно. — Интересно, откуда у Чанбина такие связи. Вроде придурок, а один знакомый лучше другого, — страх немного отпускает, и Хван принимает расслабленное положение, откидываясь на мягком стуле, от которого до сих пор пахнет магазином и свежей кожей. Слишком непривычно. — Учились вместе, и я обязан ему по гроб. Но он реальный идиот, выяснили это ещё во время учёбы, — на лице мужчины возникает небольшая улыбка, будто в голове возникли какие-то приятные воспоминания. — Удивлен, как он смог загреметь сюда, будучи будущим адвокатом. Нужно постараться, чтобы сделать это. — Да, нужно. Но все до банального просто: в ходе бытовой ссоры со своим парнем они сбили пешехода, парень попал под следствие, а затем в ходе расследования выяснилось о множестве ежедневных побоев, которые Со наносил своему парню. — Всегда был ублюдком… Им и остался. — Соглашусь. Никогда бы не подумал. У них всегда всё было так хорошо. — А где сейчас находится тот парень? — Хёнджин должен знать, за какие ниточки он может подергать. — Он здесь, вместе с вами. Ли Феликс. Может, отбывает наказание в другом блоке, не знаю точно. Бинго! Хван Хёнджин заставит этот узел развязаться.