Flesh without blood

      Сынмин чувствует, будто что-то не так. Бумага неприятно шуршит под пальцами, а хлопья пыли становятся слишком заметными в свете настольной лампы. Ким отмахивается от них, чувствуя что вот-вот начнется приступ аллергии, чего раньше не случалось. Какая-то невидимая деталь разрушила привычный ход вещей. И Сынмин не может точно определить что это, ведь зрительно ничего особо не поменялось: такой же полумрак, заключённые, снующие между полками и занимающие свободные места в читальном зале, и привычная для Кима работа. Книги все те же самые, настолько знакомые, прочитанные от корки до корки самим библиотекарем, что каждый корешок Мин может отличить даже в темноте. Библиотека редко пополняется, ведь здесь об этом заботиться некому, да и не каждый заключённый может "заслужить" нужный рейтинг для пользования библиотекой. Начальство только завозит новые газеты, чтобы народ совсем не одичал от незнания того, что происходит за этими бетонными стенами. Сынмин старается к ним не притрагиваться, ведь знает, что всё так же, как было, когда он попал сюда. Ему, напротив, было не особо интересно знать о мировых войнах и читать об очередных политиках и айдол-группах. Внутри тюрьмы происходило примерно всё то же самое, только под другим фильтром — более тусклым и гнилым. Хватает и своих местных звёздочек. Сынмин почему-то ассоциирует это понятие с Хёнджином и, кажется, понимает, что не так. Воздух становится будто тяжелее. Ким чувствует, что пропало то ощущение чужого взгляда, от которого нельзя было избавиться даже с помощью закрытых жалюзи. Именно от него он скрывался в своей маленькой крепости, которая перестала теперь быть самым безопасным местом на земле. Дверь теперь может распахнуться в любой момент, явив за собой ночной кошмар Сынмина. Кажется, будто Хван поменял состав воздуха в библиотеке, сделав процент кислорода ещё ниже. Эфемерное ощущение чужой нервозности сменилось липким страхом, который покрывал каплями пота лоб Кима при едином взгляде на двери. Сынмину в голову часто закрадывалась идея передвинуть свой рабочий стол так, чтобы он смог видеть в стеклянные окошки в дверях, кто захотел посетить  его. Хёнджин будто издевался, не нарушая покоя Сынмина своими неожиданными визитами. Иногда Киму казалось, что уж лучше бы Хван поселился здесь, чем заставлял его нервничать своим отсутствием. Ведь раньше Сынмин всегда точно знал, где находится парень: на своём любимом месте, откуда хороший угол обзора на библиотеку. Он кидает мимолётный взгляд на Кима за стойкой и осторожно проходит в зал, придерживая дверь. Хёнджин долго не заостряет внимания на других людях и Сынмине, который упорно делал вид, что занят своими делами, и проскальзывает в глубину книжных полок. Ким перестает дышать, чувствуя как волна чего-то непонятного гуляет от головы к пяткам, бросая в холод. Сердце стучит где-то на уровне глотки, словно перед обмороком, заставляя темные пятна скакать перед глазами. Ким осторожно прислушивается, буравя взглядом одну страницу. Локоть от пребывания в одном положении начинает ныть тупой болью, а любопытство буквально не даёт сидеть на месте. Он осторожно прислушивается к чужим шагам, пытаясь понять, из какой секции они исходят. А Хёнджин всё ходит, ходит и ходит, будто запутывая следы, заманивая в свой лабиринт. Но Сынмин понимает, что ему не по силам бороться с Минотавром: ему просто откусят голову и запрячут тело по кусочкам между книжными томами. От него останутся лишь жалкие остатки, которые Хёнджин бы с удовольствием коллекционировал на своей полке в гостиной, как какой-нибудь извращенец. Сынмин уверен, что Хван смог бы и на его труп передёрнуть в противном случае. Желание подорваться оказывается сильнее. Сынмин такими темпами превратился в настоящего параноика, существование которого держится на единственной мысли о Хёнджине. Он уже не чувствует себя целым без этого чужого пристального взгляда, который врезается в лопатки, оставляя за собой кровавую вмятину. Чувство отвращения к самому себе буквально застревает в горле вместе с сегодняшним завтраком. Какой же он жалкий. жалкийжалкийжалкийжалкийжалкийжалкийжалкийжалкийжалкийжалкийжалкийжалкийжалкийжалкийжалкийжалкийжалкийжалкий Когда Сынмин успел растерять весь свой боевой дух? Где тот психопат с горящими глазами, около которого и слово вымолвить страшно? Сидит где-то в глубинах черепной коробки, погребенный под натиском чужих страхов, свернувшись в калачик и отсчитывая последние славные деньки до выпуска. Сам Сынмин не может спокойно это делать, пребывая в подвешенном состоянии, пытаясь привыкнуть к мурашкам из-за каждого скрипа двери. Так не пойдёт. Ведь Кима резко озаряет мысль, что это его территория, и, значит, они должны здесь играть по его правилам. Хёнджин будет попадать в его ловушки и ломать об них кости. Поэтому он сгребает в тележку одолженные книги, даже не заботясь об их состоянии. Тележку в крайнем случае можно использовать как оружие, успокаивает Сынмин себя этой мыслью, а в голове уже звучит хруст чужих костей, распластанных на полу. Создаётся хоть малая иллюзия безопасности. Пальцы сжимаются вокруг ручки тележки до побеления, вызывая приятное покалывание в кончиках пальцев. Какое-то невесомое чувство растекается в груди, разнося тепло по всему телу. Сынмин прислушивается к чужим шагам и высматривает чужую фигуру сквозь просветы в полках. Хёнджин далеко не уходит: останавливается в отделе исторической литературы, обычно пустынном; он держит в руках стопку книг, просматривая у каждой оглавление, пробегаясь узловатыми пальцами по потускневшим буквам. Челка падает ему на лицо, но он упрямо не смахивает её, лишь всматривается сквозь неё в пожелтевшую бумагу. Ким отмечает, что парень сейчас выглядит максимально уязвимо, но не решается двинуться с места. Он так и стоит в своем укрытии, через два стеллажа от Хвана, понимая, что это всё бессмысленно, ведь тележка дребезжит настолько громко, что будто выкатилась из самой преисподней. Сам Сынмин через раз дышит, прикидывая, с какой позиции было бы выгоднее атаковать Хёнджина. Но парень это делает быстрее, отрывая взгляд от страниц и впериваясь взглядом точно в тот проход, в который выглядывал Ким из-за своего стеллажа. Библиотекарю кажется, что его загнанное дыхание отдается эхом от воздуха, путаясь в пыльных хлопьях и оседая на его же плечах. Хван захлопывает последнюю в руках книгу и запихивает небрежно остальные на полку, игнорируя то, что это даже не их место. Клуб пыли отделился от старых листов, смешиваясь с сынминовой пылью. Он втягивает кислород как можно глубже. Чужие шаги звучат совсем близко, пока только одна тележка не разделяет их. — Ты следишь за мной,— сразу звучит как утверждение. Сынмин даже не отрицает этого и не испытывает никакого смущения по этому поводу. Хван становится совсем близко, огибая железное препятствие. — Я здесь работаю, пока ты прохлаждаешься,— сынминовы пальцы из последних сил цепляются за ручку, в надежде не потерять последнюю опору. Но кажется она рушится, когда Хёнджин кидает взгляд на его тележку и корешки книг, которые беспорядочно перемешаны между собой. — Что же ты забыл с научной фантастикой в отделе истории?— его пухлые губы хищно скалятся, и он опирается плечом о полку. — Так короче. Не думай, если ты выиграл суд, то теперь тебе всё можно. Ты не пуп земли,— Сынмин потихоньку выходит из себя, резко дёргая к себе тележку. Врун в этой ситуации он, но ему ещё далеко до мастерства Хван Хёнджина. — Тогда чем объяснишь то, что мы сейчас,— он переводит палец куда-то в район солнечного сплетения Кима,— ты и я стоим совершенно одни в этом проходе. Я занимался своими делами, а ты дышал мне в затылок. К концу фраза сходит до тихого шёпота, а губы оказываются где-то в районе шеи Сынмина. Пальцы спасительно сжимают тележку, а колено уже наготове, чтобы врезать промеж ног. Но это всё оказывается лишним. — Как же я давно мечтал оказаться рядом с тобой,— кончик носа осторожно скользит по шее, очерчивая свой путь до подбородка,— ты вблизи точно такой же, как я запомнил в последний раз. Такой же красивый. Сынмин подавляет в себе желание покривиться и пытается усмирить сердцебиение, которое выдало бы его с потрохами. Чужие губы оставляют невесомые поцелуи на скулах, пока Хёнджин блаженно прикрывает глаза, смакуя чужой вкус. Он практически облизывается после каждого прикосновения губами. Ким просто замирает, а сердце продолжает надрываться в бешеном ритме. Чужой язык приближается к искусанным губам, оставляя на каждой мокрый след. Хёнджин не стесняется и приближается максимально близко, раздвигая языком чужие губы, чтобы быстрее подобраться к чужому рту. Хван делает длинный мазок по чужому языку, кажется, доставая до чужого нёба. Сынмин слишком настороженно следит за действиями парня, что не успевает заметить, как его рот начинают вылизывать со всех углов, при этом сильно обкусывая губы. Хёнджин, не отрываясь от дела, проходится ладонями по чужим плечам, опускаясь ниже. Он осторожно проводит по чужим сомкнутым кулакам, чтобы в следующий момент постараться соединить чужие пальцы со своими. Киму приходится отпустить свой последний спасательный круг, цепляясь за плот, который может вот-вот снова врезаться в айсберг. Но сейчас его будто обжигает самое яркое солнце, оставляя ожоги на губах и ладонях.