Flesh without blood

Расцеплять объятия совсем не хочется. Лучше бы они срослись кожа к коже и остались бы так стоять навеки, впитывая тепло и передавая кислород друг другу. Всё было бы намного проще. Чонин осторожно отодвигается, застрявший в кольце рук, и смотрит в чужое лицо, пытаясь уловить ту самую преданность, которая так нужна была в этот момент. Ян не может позволить, чтобы какие-либо неурядицы разрушили всё. — Что ты имеешь в виду? — чужие брови сдвигаются к переносице, Чан смотрит чуть ниже, чтобы Чонин уж точно услышал его. Пульс бьётся в ушах, а ледяные руки Яна будто собирают в себя все тепло, поддерживающее жизнь. В груди как-то липко, а воздух буквально звенит от тревоги. — Она там, — сухо бросает младший, даже как-то разочаровано, ведь внимание Чана ухватилось за столь мелкую деталь и не желает её отпускать, — Моя мать. Точнее то, что от неё осталось. И все-таки Чан ожидал чего-то подобного, понимая, что Чонин стал психом, и с этим остаётся лишь смириться, ведь Бан просто зависим. И Ян прекрасно знает, как этим пользоваться. — Именно это ты планировал все это время? Но почему? — Чонин внимательно дослушивает вопросы, а затем мягко касается кончиками пальцев чужих щёк. Мужчина же пытается не вздрогнуть из-за этой пытки. — Моя мать оказалась той ещё сукой, знаешь, — он спокойно начинает свой рассказ, оглаживая линию челюсти, которая выпирает под пальцами, — А я был просто игрушкой в её руках, исполняя её же несбывшиеся амбиции. Классический сценарий, правда ведь? Она просто внушала мне своё мировоззрение, пока я полностью в нем не потерялся. Она хотела, чтобы я вырос воплощением её мечты, но этому явно не суждено было случиться, когда мне в детстве попытались подтвердить диагноз. Возраст был ещё не такой большой, чтобы говорить что-то точно, поэтому моя мать вообще предпочла всё отрицать. Она подделывала справки вплоть до моего последнего года в школе. Чонин говорит и продолжает, как завороженный, рассматривать чужоё лицо. Его это чуточку успокаивало — так он не терял нить рассказа и сдерживался, чтобы не вернуться на кухню и не надавать лишних пинков остывшему телу. — И кто же из нас теперь преступник? Она думает, что я сам сломал себе жизнь, но увы, в этом только её вина, — к концу фразы голос стихает до шепота, а голова Яна приземляется на плечо старшего. Он сжимает воротник пальто в кулаках. — Но её убийство… Это же не весь твой план, ведь так? — Чан утыкается носом в макушку, опаляя её тёплым дыханием, — Зачем ты сказал мне всех собрать? — Я хочу отомстить и думаю, я не один такой. Признай. Младший заглядывает прямо в глаза и лукаво улыбается. Эта усмешка тонет в поцелуе, который сначала остаётся односторонним. Чонин сминает сухие губы, пока Чан пребывает в остолбенении, сжимая чужую талию. *** Дерьмо. Всё вокруг в дерьме, включая и его жизнь. Феликс думает об этом каждый день, многократно прокручивая эту мысль у себя в голове, разбирая тему по аспектам и уходя в подпункты, большая часть из которых будет составлять имя «Со Чанбин». Тяжело не думать о нём, когда чужая фигура маячит перед глазами изо дня в день, виновато улыбаясь и скидывая стабильно каждую неделю кругленькую сумму на карту. Ли это всё просто не надо, он откладывает эти деньги на отдельный счёт, чтобы потом вернуть все до последней воны. Чанбин слишком глуп, чтобы понять элементарную вещь: их совместное проживание — вынужденная мера, которая не включает в себя подачки от Со. Осталось совсем немного, и миссия Феликса будет здесь окончена. Он был лишь связующим звеном во всей этой сумасшедшей цепи событий и связей, которая крепко обмотала его шею и душила на протяжение нескольких лет. Теперь настало время выполнить последнюю просьбу Чана, и он будет окончательно свободен. Возможно, даже ещё раз врежет Чанбину, снимет квартирку где-нибудь на окраине центра и будет тихо сидеть до конца своей жизни или вскроется прямо в ней где-то ближе к сорока. Сейчас остаётся лишь плотнее сомкнуть зубы и игнорировать Чанбина на соседнем сидении. Радио в такой глуши уже не ловит сигнал, и тихое шипение разбавляет тишину между мужчинами. Машина плавно движется по дороге, а Феликс не успевает считать проносящиеся мимо деревья. Невольно хочется вцепиться в ручку двери и не отпускать её, ведь сейчас один из немногих разов, когда Ли находится в этом транспорте, да ещё и с тем, из-за кого они чуть не отправились на тот свет. Лучше бы это тогда произошло, думает про себя Феликс, не отводя взгляда от окна и ловя чужоё отражение в стекле. Чанбин всю дорогу молчит. Даже не пытается завести глупый разговор или кинуть лишний взгляд. Он отчаянно впился в руль и явно не собирается разжимать побелевшие кулаки, пока они не доберутся. Взгляд от дороги он отводит редко, лишь иногда обращает внимание на навигатор, который нудным голосом вещает, сколько ещё поворотов сделать, чтобы наконец оказаться в ебенях, координаты которых пришли поздним вечером с неизвестного номера. Даже лишних слов не требовалось, чтобы понять, что это означает, и чтобы Чанбин практически бегом вырвался из своей квартиры, на ходу натягивая на себя пальто и краем глаза следя, последовал ли Феликс за ним. Он давно отрёкся от него, поэтому даже такая небольшая подвижка в их взаимодействиях сделала приятно. Но Со прекрасно понимал, что это прощальный подарок, который по сути таковым и не был, ведь Феликс лишь желает искупить чужой долг как можно быстрее. — Так… Ты уже решил, что будешь делать дальше? — голос Чанбина сливается с шумом ветра, который нагло врывается в их личное пространство, пока Феликс решил покурить. Мерзкая привычка, которой Ли, увы, обзавёлся на свободе. Раньше Со, может, что-нибудь с этим и сделал, но сейчас у него просто связаны руки. — Конечно, — сухо бросает Феликс, прежде чем сомкнуть губы вокруг фильтра. Хочется сказать ещё что-то, но сил и мыслей на это не хватает. Чанбин сглатывает слюну и продолжает всматриваться в дорогу, чтобы не проморгать нужный поворот. Запах табака забивается в ноздри, словно дурманящий туман, но спокойнее от этого не становится. Феликс таким образом пытается успокоить себя, позволить никотину ударить в голову, чтобы неприятные воспоминания не забивали её. Звук мотора, скрип шин, запах бензина вперемешку с освежителем воздуха — всё это отпечаталось в голове ещё тогда. Резкий скрип колёс, очередной поворот. Звук хороший: не предвещает ничего плохого — Ли уже это запомнил. Ровная асфальтированная дорога заканчивается, и начинается обычная «протоптанная» дорога для любителей срезать или исследовать глушь. Чанбин и Феликс скорее относились ко вторым, потому что точной цели у них нет. По левую руку продолжается лес, через который даже не просачивается свет фар, а по правую расстилается огромное поле с высокой травой где-то по колено. Сигарета потухает так же стремительно, как в дали начинает загораться небольшая точка. Окурок летит под колеса авто, а Ли хочется посильнее высунуться в окно, чтобы попытаться рассмотреть это светлееющее вдали невесть что. В груди из-за легкого страха порхают бабочки, больно ударясь о ребра. — Нам придётся идти дальше пешком, — Чанбин глушит мотор, а Феликс принимает безопасное положение, не спеша закрывать окно. — Тебе ещё приходили сообщения? — в первый раз Ли обращается непосредственно к мужчине, повернув голову и устремив взгляд на собеседника. — Одно. «Идите на свет». — Тебе это не кажется подозрительным? — Чанбин гасит экран мобильника и наконец смотрит на чужоё лицо, обмокнутое во тьму. — Не говори, что ты снова хочешь свалить, — и Феликс, не желая слышать ответ, вылезает из машины, резко наступая в мокрую от росы траву, ругаясь про себя.  Напоследок он наклоняется к открытому окну, — Тебя долго ещё ждать? Я не хочу тратить много времени на это. Бабочки продолжают биться об костяные прутья. Здесь холодно и свежо, небо намного чище, чем где-нибудь над грязным Сеулом. Интересно, какие здесь бывают закаты? Увы, Феликс вряд ли уже это узнает, а Чанбину просто поебать: он житель каменных джунглей, а выхлопы заменяют ему кислород. Со думает, как не промочить свои кожаные ботинки, а Ли вслушивается в шелест травы, мельком глядя себе под ноги и даже не замечая, как тот самый огонек превращается в самый настоящий костёр, обжигающий своим присутствием. Отрывать взгляд от темно-зелёной глади тяжело, но сделать это приходится, попутно вдыхая запах горелого хвороста и мяса. Сердце бьётся быстро, отдаёт в уши. Хочется выблевать ужин и свалить отсюда как можно скорее, но чужие острые взгляды не позволят сделать ни первое, ни второе. Огромный костёр горит неподалёку от дорогой тачки Чана, которой тот не пожалел, чтобы заехать в эти заросли. Чонин стоит около неё, облокотившись на поблескивающий в свете языков пламени бампер. Откровенно, хочется спросить, что за хуйня здесь происходит. Хочется до бесконечности взглядываться в чужие лица и находить мелкие различия с их же версиями из прошлого. Спрашивать о чем-то напрямую просто язык не поворачивается — проще сделать какие-то выводы в голове, судя лишь по растерянным, отчасти взбешенным лицам. Присутствующие здесь, словно призраки прошлого, которых собрала вместе какая-то потусторонняя сила, вытянув из посмертных колыбелей. Может, Чонин как раз ей и был. — Почему? — сначала даже не понятно, чей это голос, — Почему мы все здесь? — Только не говорите, что нас решили посвятить в какой-то тайный сатанистский культ, ради всего святого, — Сынмин пытается язвить в такой ситуации, но голос его подрагивает. Кажется, будто беспричинный страх охватил всех вокруг. — Ну, это, как минимум, просто странно, что вы нас притащили жечь костры посреди ночи. Ещё и за десяток километров от Сеула, — Минхо не стесняется и закуривает, хотя делает это очень редко, ведь Джисон был против. Ли, кажется, был единственным, кто смирился со своим нахождением здесь. Нетрудно было догадаться, что, скорее всего, их всех загнали в подобие ловушки, которую Чонин, воспользовавшись Чаном, планировал долго и муторно, накапливая в себе всю ту желчь, чтобы в один момент хорошенько её выплеснуть. Все присутствующие здесь оказались лишь шестеренками в огромном механизме Яна, который тот отлаживал долгое время, забыв, что какие-то детали каждый раз будут выходить из строя. — Я позвал вас на похороны, — все переводят взгляд на отмершего Чонина, который медленно преодолевает расстояние от машины до костра, чтобы подкинуть в него пару сухих веток. — На чьи же? Твоего рассудка? — Ян не собирается ни на кого срываться, он понимает, что им страшно, ведь незнание может напугать хлеще пистолета, приставленного к виску. — Не волнуйтесь, вы уже пропустили обе похоронные процессии: мою и моей драгоценной матушки, — он не успевает договорить, как кто-то резко давится воздухом и разбивает круг, образовавшийся вокруг тепла. Это был Уджин, которого заманить сюда не составило особой проблемы. — Хочешь сказать, прямо сейчас догорают её останки? — губы немеют, и слова произносить все сложнее и сложнее. Сынмин запинается, но говорит до конца, не осмеливаясь повернуть даже головы. — Да, — звучит легко и непринуждённо, практически гордо. Чан же не может разомкнуть челюсти, когда Ян говорит это, — Её пропажу вряд ли скоро заметят. Отец ушёл, как только меня заключили под стражу, а подруг у такой крысы, как она, особо не было. Не удивлюсь, если все эти годы она жила затворницей. Говорить о ней в прошедшем времени довольно приятно, и Чонин не упускает шанса насладиться. Смакует фразы на губах, словно блюдо в дорогом ресторане. — Но не поэтому я собрал всех здесь, — в костёр летит последняя веточка и с лёгким хрустом сгорает за считанные секунды. — Можешь не томить? Не думаю, что стоит нагнетать. Давай уже ближе к делу, — Бан пытается быть спокойным, но как тут будешь таким, когда ты около двух часов занимался транспортировкой трупа от квартиры до поля недалеко от Сеула. На «работе» у Чана была ещё не столь высокая должность, чтобы он напрямую взаимодействовал с убийцами или трупами. Ну что ж, сегодня как раз первый опыт. — Если уж так не терпится, тогда…— бросает быстрый взгляд на старшего, — перейдем ближе к делу. У меня есть для вас предложение. Довольно выгодное, и Чан сможет всё устроить. — О чём ты вообще говоришь, блять? — Феликс, которого всё происходящее больше забавляло, просто не может сдерживаться, когда что-то грозит сорвать его собственный план. Ян дёргается из-за того, что его перебили, но больше особого значения этому не придаёт. — Думаю, всем вам хочется отомстить. Поэтому вы просто не сможете отказаться.