«Чтобы иметь дом, вам нужны друзья, а не вещи». Всё о Муми-троллях
Детство, яркое и беззаботное, даже омрачённое драматичными событиями, никогда не вписывается в рамки — оно, как искрящийся поток света, бьёт в разные стороны. И нет ничего скучного и некрасивого, всё важно и неважно одновременно, а досаду с примесью уместного раздражения вызывает только необходимость спать. Но постепенно этот живой и интересный мир в детском сознании становится иным: краски сереют, а действительность, скованная условностями и расписанием, как отрезанный от речки пруд, зарастает жухлой травой. Но с потоком жизнелюбия растворяются и стремления. Большинство приходят к этому после тридцати, когда, сломленные работой и бытовизмом, перестают интересоваться чем-либо кроме денег. Это не плохо, так просто есть. Но Старка подобное не волновало: в отличие от многих свою «клетку» (за стены которой он хватался, когда сил стоять уже не было) он выбрал сам. Но будни детектива третьего ранга, наполненные раздражающей мелочёвкой и бумажной волокитой, угнетающе сказывались даже на его нервной системе. Но как бы хреново ему не было из-за понижения, работал Старк как зверь, в связи с чем за два месяца весь отдел улучшил статистику раскрываемых преступлений и к концу третьего практически избавился от висяков, да и Фьюри уже оттаял (не без помощи чёртовой Романов, конечно!), так что восстановления в звании детектив ждал со дня на день. Но бывало, что, отвлекаясь от нудной писанины, мужчина задумчиво вздыхал. И эти самые беспричинные вздохи, ассоциирующиеся у Тони только со старыми пердунами, вызвали недоумение не только у него, но и у окружающих. Старк всерьёз подумывал, не сходить ли ему к онкологу — мало ли рак мозга? Но сопливые колонки бабских журналов, что лежали у них в местном толчке, утверждали, что у него не рак, а банальная дистими́я, (Ха! Спасибо хоть не постнатальная депрессия). Также этот высокомерный розовый шрифт утверждал, что у него недостаток общения. Во что мужчина слабо верил. У него по определению не могло быть недостатка в общении, ведь он с утра до ночи, двадцать четыре на семь вынужден разговаривать с дегенератами и истеричками. Да он купается в этом грёбанном общении! О той статье и о своём «недуге» мужчина забыл быстро, но, как оказалось, ненадолго. То была обычная пятница. Тони Старк коротал свои двадцать минут перерыва, давясь холодной китайской лапшой, сигаретами и дешёвым кофе одновременно. И всё было спокойно вплоть до того момента, пока не объявилась Мэй Рейли Паркер. Тони даже сначала и не узнал её. Мертвецкая бледность покинула красивое лицо, глаза утратили болезненную дымку, да и походка побитой собаки как по волшебству исчезла. Но увы, следы пережитого горя навсегда отпечатались тонкими и глубокими морщинками в краешках её губ, из-за чего вежливая улыбка, которой она одарила его, показалась детективу слегка натянутой и фальшивой. Старка её появление не взволновало и не смутило, ему, в общем-то, было всё равно, его перерыв уже закончился, и, поприветствовав её в ответ, позволил ей присесть. Он с мнимым интересом ожидал, что она ему скажет. Миссис Паркер, как это принято у обычных людей, начала издалека: минуту рассуждала о внезапно испортившейся погоде, затем плавно перешла к теме прошедшего суда, упомянула своего покойного мужа и то, как он прекрасно ладил с Питером. Также рассказала и о том, как они втроём часто собирались за семейным столом. Но Старк, если признаться, слушал её сбивчивую речь вполуха. Он больше залипал на излишне откровенный вырез её кофты, что так удачно подчёркивал всё, что нужно. И когда она, наконец, договорив, выжидающе на него уставилась, он, не изменяя привычке досаждать людям, смерил её долгим и таким неприятно тяжёлым взглядом, что её губы слегка дрогнули. И только выдержав необходимую паузу, сложив руки на груди, он спросил: — Вы действительно хотите, чтоб я пришёл к вам на обед? — с особым нажимом произнося «к вам», обратился он к женщине. Этим вопросом Старк давал собеседнице шанс передумать, мало ли у неё из-за горя случилось помутнение, и она пригласила его необдуманно (ведь их прошлая встреча прошла не так уж и мирно…). И кроме того, её появление спустя месяц после суда казалось ему нелогичным. И вся та чушь о «неблагодарности» за поимку Гриза была встречена им со скепсисом. Да и как ему помнится, суть дня Благодарения несколько в ином. Так что принимать приглашение на такое семейное мероприятие Тони не собирался. Но его резкий вопрос совершенно не смутил Мэй Паркер, она серьёзно, всё с той же улыбкой, кивнула: «Да. Я хочу, чтоб вы пришли». И, глядя ей в глаза и не находя там прежней надломленности, злобы или на крайний случай корысти, Старк, слегка усмехнувшись, кивнул: «Что ж, я подумаю». Это был вежливый ответ, который его нисколько не обременял и ни к чему не обязывал — так, по крайней мере, убеждал себя полицейский. Но стоит отметить, что в последнее время он себя всё чаще и чаще убеждал в чём-либо. Например, что худышка Чарльз, что сидел за столом под номером три, кретин не по своей вине, а по вине мамаши, что роняла его в детстве на асфальт. Также он убеждал себя и в том, что Глория, официантка из кафетерия напротив, не так уж и смазлива, чтоб не выкинуть номерок, что она сунула ему вместе со счётом. Убеждал себя Старк и в том, что сошёл с ума. И сделал он это не спонтанно, а как будто запланировано. Словно пару месяцев назад, ещё тогда в июле, семя безумия пустило корни, а спустя неделю после приглашения миссис Паркер наконец дало о себе знать. А иначе объяснить своё присутствие в слегка захламлённом, с кривыми следами от пролитого пива полу, коридоре Старк никак не мог. Лёгкая одышка, связанная с подъёмом по лестнице на четвёртый этаж, была одной из наименьших проблем детектива — больше присутствия здесь его бесило чувство собственной неуместности, а он ещё даже не приблизился к двери Паркеров! Смерив ту самую дверь хмурым взглядом, мужчина, покрепче перехватив уже слегка тёплую бутылку отнюдь не дешёвого вина, сделал решительный шаг. Дверной звонок, что явно переживал свои не лучшие времена, был раскурочен, хотя было ли так раньше, Старк утверждать не мог, ведь в прошлый раз, обременённый бессознательной тушкой мальчишки, даже не старался найти его. Тогда было достаточно пары несильных пинков, чтоб горячая тётушка пацана в ужасе отворила несчастную дверь. С нездоровым азартом усмехнувшись воспоминанию, мужчина постучал. Но ряд ударов, что должен был быть отражением его уверенности, нёс в себе еле уловимую нерешительность. Никто не сумел бы её различить, но сам Тони её так чётко почувствовал, что слегка растерялся. Он ни в коем случае не испытывал страха, тем более его работа не только предполагала, но и обязывала стучаться в двери, Старк давно уже мог называть себя «профессионалом» в этой области! И любая, даже самая незначительная заминка, была для него крайне неприятна и неприемлема. К тому же такая привычная фраза: «Откройте! Полиция Нью-Йорка» — несмешной шуткой застыла на губах. Редкие персонажи были счастливы услышать голос полицейского из-за двери, и что-то подсказывало Старку, что Паркеры не из их числа. И беглая мысль «Отчего это меня вообще волнует?» в одно мгновение всколыхнула накопленную годами работы желчь, что странным образом успокоила мужчину. Губы сами собой сложились в нейтрально-жёсткую линию, и чувство собственной неуместности отступило, и настало привычное безразличие. Старк постучал ещё три раза. На этот раз это были обычные, сухие, до раздражения отлаженные удары. Но за ними, как и за первыми, последовало абсолютное ничто. Без особой досады вздохнув, Тони сам себе кивнул и для приличия решил подождать ещё максимум двадцать семь секунд, большее было бы расточительством его драгоценного времени. На исходе двадцать пятой секунды дверь с протяжным скрипом отворилась. Из-за неё вывалились, иначе мужчина это охарактеризовать никак не мог, Мэй Рейли Паркер и её племянник. Питер, на ходу натягивающий пиджак, повиснув на двери и взволнованно глядя в глубь квартиры, призывал тётю поторопиться. Он странным образом не сводил с неё глаз, будто надеясь, что, если он будет смотреть, как она обувается, она сумеет сделать это быстрее. И на очередной стон с его стороны: «Быстрее, Мэй!», женщина, хватая куртку и вынимая из неё ключи, резонно заметила: «Не ты утюжил свой пиджак». — Это было вчера! — воскликнул Питер, налетая на Старка. Мальчишка нелепо замер, ошарашенно глядя на детектива. Сдавленное «Ох», вырвавшееся непроизвольно, плавно перетекло в удивлённое мычание. Он ещё ничего не успел сказать и даже подумать, как спешно выбегающая из квартиры Мэй налетела и на него. Женщина, потирая плечо, негодующе прошипев что-то племяннику в спину, подняв взгляд, также удивлённо замерла. А Тони, ненавидящий больше скуки неловкое молчание, вместо приветствия спокойно проговорил: — Простите, опоздал. Паркер всё ещё с крайне ошарашенным видом то ли качнул головой, то ли кивнул, выдавил тихое: «Здравствуйте», а Мэй всплеснула руками: — Вы не перезвонили, детектив Старк! И я решила, что вы не придёте, — обеспокоенно протянула она и, метнув быстрый взгляд в сторону племянника, который уже удивлённо смотрел на неё, сконфуженно улыбнувшись, протараторила: — Понимаете, мы не хотели сидеть вдвоём. Так что мы с Питом приняли приглашение Дорис… Панические нотки в её голосе неприятно резанули не только по ушам Питера, но и Старка. Что-то в нём было от той Мэй, что утратила реальность с миром. И, дабы не продлевать ни свои мучения, ни мучения пацана, Тони вскинул руку, приостанавливая бесконечный поток оправданий, вежливо, насколько умел, принялся уверять миссис Паркер, что её вины в сложившейся ситуации нет, ведь это он не перезвонил. Так что не будет ничего страшного, если каждый отправится по своим делам. Старк даже сделал два шага назад, пока Питер, державшийся до этого весьма отстранённо, не обернулся к тёте. Что малец сказал ей, детектив не расслышал, точнее, не успел уловить, ведь в следующее мгновение был атакован внезапным предложением со стороны женщины: — Не хотите ли с нами? Не думаю, что Дорис будет против, — обрадованная выходом из сложившейся ситуации, закивала миссис Паркер. А Тони, смерив нервничающего подростка нечитаемым взглядом, едко про себя заметил: «Если Дорис не против, это ещё не значит, что я за». Но вместо того, чтобы дать отрицательный и самый верный, на его взгляд, ответ, он, неопределённо пожав плечами, сказал: «Почему бы и нет». Что автоматически означало его согласие не только на обед с Дорис, но и сопутствующее этому обеду дерьмо.***
Ощущение собственной неуместности окатило детектива с новой силой, стоило ему только переступить порог красивого, чистого и богатого дома некой Дорис. Но отступать было поздно, да и не в стиле Энтони Старка. И, разглядывая шикарную обстановку, высокие потолки и большие панорамные окна, он радовался одному — что, что бы здесь не происходило в дальнейшем, это будет не столь умилительно раздражающе, как типичный обед Бартонов. Клинт и его жена каждый раз устраивали приторно-тошнотворный цирк, из которого, к слову, сбежать было просто невозможно! Ведь Бартон как коршун следил и пресекал все попытки детектива совершить побег, за что в конечном итоге и получил несильный удар в печень и обидное «надзиратель хренов». А ведь это ещё у Бартонов детей нет! И Старку не хотелось представлять, что же будет, когда они всё-таки появятся. Но, как оказалось, Дорис не была секси-подружкой Мэй и никоим образом коллегой, она была типичной домохозяйкой богатого пригорода, что следила за всеми современными мировыми течениями и тенденциями, будь то они в моде, науке или политике. И, конечно же, она была матерью Лиз, той девчонки, что, как утверждал Паркер, была его другом детства. Встречу в прихожей Старк мог бы охарактеризовать как неловкую, если б ещё помнил, что такое испытывать неловкость. Стандартный набор: отец, мать и дочь — предстали в полуофициальной одежде. Радостные лица, в одно мгновение застывшие, вызвали панику только у Мэй, что судорожно стала его представлять. Первой из троих оттаяла женщина и, протянув ухоженную наманикюренную ручку в сторону детектива, улыбнувшись, представилась: «Дорис Аллен». Старк мягко пожал её руку в ответ. Миссис Аллен хоть и не была в его вкусе (он предпочитал женщин с цветом кожи, что и у него), она пришлась ему по нраву. В меру общительная, в меру кокетливая, и, что самое главное, в меру инфантильная. Её совершенно не задело, что Мэй приволокла на семейный праздник незнакомца, она восприняла это легко. Что нельзя было сказать о её дочери и муже. Те, напряжённо замерев, хмуро сводили брови. Они явно были настроены в его отношении весьма недружелюбно, но Старк не мог их винить — они ведь уже встречались прежде. В связи с чем легко было предположить, какие мысли роились в их головах: Злой полицейский снова пытается припаять бедняжке Паркеру если не общественные работы, то уж точно срок! Но это недоразумение разрешилось быстро, стоило Питеру перекинуться парой слов с Лиз, и та, смягчившись, стала больше походить на мать. Но мистер Аллен всё ещё оставался недовольным. Вежливое рукопожатие мужчин было жёстким и крайне неприветливым, из-за чего Эдриан Тумс и схлопотал от жены укоризненный взгляд. И даже рекомендательная речь Мэй Паркер, резюмирующая Старка как доблестного стража правопорядка, который отыскал убийцу её горячо любимого мужа, не изменила отношение Тумса к внезапному гостю. Он оставался всё таким же угрюмым и настороженным вплоть до того момента, пока они, покончив со всеми социальными условностями, не расположились за обеденным столом. Старк занял ближайшее к выходу место, но так, чтоб и остальные входы и выходы полностью были под его надзором (профессиональная деформация — без неё никуда). По правую руку от него неуверенно опустился Питер — он вскинул на детектива взгляд и хотел что-то сказать, но его отвлёк севший напротив него мистер Аллен. Мужчина поинтересовался у школьника, как у того дела с химией, но за мальчишку ответила Лиз, быстро плюхнувшись на стул: «Прекрасно, Па! Это ж не испанский». И тут между подростками завязался шуточный спор, созерцание которого утомило Старка очень быстро, и, сосредоточившись на лице миссис Аллен, что заняла место напротив него, он попытался втянуться в непринуждённый разговор с ней (разговаривать с Мэй, что заняла место по левую руку от него и по правую от Дорис, детектив не хотел). В целом, Тони, бывавший в заварушках и похуже семейных обедов, направо и налево кидал дежурные улыбки. Он не получал колоссальное удовольствие от своего присутствия здесь, но это была неплохая альтернатива одиночному походу в бар, да и индейка Дорис была в разы лучше покупной, хотя и была, на вкус детектива, суховата. Но спустя уже двадцать минут, когда вялые и совершенно неинтересные беседы о индейке и неизвестных ему людях грозили свести Старка в могилу, Эдриан Тумс с наигранным интересом взял бутылку вина, что принёс детектив. — Неплохой выбор, — кивнул с видом знатока Аллен, смерив Старка долгим взглядом, — для полицейского. — Дорогой! — укоризненно протянула женщина, а затем, обеспокоенно обернувшись к Тони, тихо запричитала, так что её услышали все. — Извините моего мужа, детектив Старк, он не в духе с тех пор, как я запретила ему задерживаться на стройке допоздна. И, договорив, она метнула быстрый взгляд в сторону Мэй, но та, казалось, не обратила внимание на заминку своей подруги. — Дори, причём тут это? Я просто высказал своё мнение о вине, вот и всё, — хмуря брови, ощетинился мужчина. Над его переносицей тут же образовалась глубокая складка, из-за чего складывалось впечатление, будто этот человек хмурится постоянно. Что было бы неудивительно, ведь нести ответственность за целую бригаду, отвечать за качество используемых материалов, заканчивать работу в срок и, конечно же, не подводить застройщиков — всё это требует не только железных нервов, но и деловой хватки. А у этого человека она определенно была, и Старк это прекрасно различал за острым и расчётливым блеском холодных серых, как бетон, глаз. Эдриан Тумс был самым настоящим доминантном, хозяином всего и вся, птицей высокого полёта, и грех такому человеку не иметь пару-тройку морщин. С этим-то как раз у Энтони Старка и не возникло никаких проблем, его занимало другое — на чём же зиждилась прекрасная, крепкая дружба Бенджамина Паркера, скромного работяги, и его начальника мистера Аллена? Никаких точек соприкосновения он не наблюдал. И, сведя свои размышления к абсолютному нулю и смирившись с тем, что Пеппер права и он действительно ничего не понимает в межличностных отношениях, Старк позволил себе отпустить внутреннего копа и просто забить на всё. Что касается обиды на замечание хозяина дома, то на подобное он не обижался уже очень давно, да и как его могло задеть подобное? Это даже смешно! Поэтому, нацепив одну из своих обаятельных улыбок, детектив обратился к женщине: — Боюсь, миссис Аллен, ваш муж прав. Мы, полицейские, — шире прежнего улыбнулся он, — разбираемся только в пончиках, пиве и дерьмовом кофе. Бранное слово вызвало веселье только у подростков. Лиз слегка улыбнулась, а Питер, замаскировав смешок под кашель, быстро отвернулся в сторону. Взрослые же отреагировали менее бурно. Миссис Аллен проигнорировала данный эпитет, Мэй нахмурилась, но ничего не сказала, а Эдриан Тумс с лёгким, но ощутимым стуком вернул бутылку на стол, что, по-видимому, демонстрировало его крайнюю степень недовольства. Старка же реакция окружающих не взволновала и не расстроила — ему было плевать, ведь в этом доме он находился первый и последний раз. А намеренно выставлять себя вежливым и учтивым он априори не мог: всякое показное притворство раздражало его и, по существу, было лишь пустой тратой сил. — Простите, профессиональная деформация, — открыто улыбаясь, кивнул без особого раскаяния полицейский. Дорис, как хозяйка, владеющая ситуацией, решила сменить тему: — И давно вы работаете в полиции, детектив Старк? — Можно просто Тони, — улыбнулся мужчина, потянувшись за бутылкой. «И как давно вы работаете в полиции, Тони?» — повторила свой вопрос женщина, глядя на то, как полицейский, привстав из-за стола, выудил из кармана брюк штопор. Но Старк не успел ответить, за него это сделал Паркер. — Пятнадцать лет, — буркнул мальчишка, флегматично размазывая пюре по тарелке. Он был всё ещё в странном расположении духа: иногда улыбался, но чаще кривил бледные губы. Тони с уверенностью мог сказать, что парнишка нервничает, но ведь причин для этого у него нет. Если, конечно, этот юнец не опасается, что он, представитель правопорядка, накинется на него при свидетелях. Эта мысль рассмешила Тони, и он, склонившись к школьнику, вскинул брови и протянул: «Верно, шкет, если не учитывать восемь месяцев реабилитации после ранения». Питер замялся, слегка вцепившись в край стола — сейчас его смущало даже не то, что он ответил на вопрос, который не предназначался ему, а то, что его спросят, откуда он, чёрт его дери, это знает! А перспективу подробного описания той встречи в закусочной он предпочёл бы избежать, но интерес, вспыхнувший в глазах не только тёти, но и в глазах Лиз, грозился развеять его надежды. Но ситуацию снова спасла миссис Аллен: — Реабилитация? — уточнила она. — Да, — кивнул детектив, отрывая взгляд от мальчишки и плавно переведя его на женщину. — Получил при исполнении пулю в правое плечо, — ухмыльнулся он. — Какой ужас! — выдохнула Мэй, и её тут же в этом поддержали, судорожно закивав, Лиз и Дорис, даже Питер кивнул. — А как же бронежилет? — с еле уловимой издёвкой осведомился мистер Аллен, откидываясь на спинку несомненно дорогого стула. — Я думал, что их выдают всем, — с ещё большей издёвкой добавил он. — К сожалению, оказался бесполезен, — пожал плечами Старк. — Пуля застряла в плечевой кости, которая, как назло, расположена на три сантиметра правее жилета, — удручённо помотал головой детектив, но вопреки сказанному голос его был действительно весёлым. — Не повезло же вам. — Что ж, бывает, — спокойно согласился Старк, глядя в холодные, как у акулы, глаза хозяина дома, и, слегка подняв бутылку, уже добродушнее обратился к дамам. — Вина? Те активно закивали, и под общую суету Лиз подсунула и свой бокал, где до этого плескался апельсиновый сок. — Тыковка, тебе ещё рано пить, — без укора, с мягкой улыбкой заметил Тумс. — Па! — возмущённо протянула девушка, но, тем не менее, убрала бокал. От Старка не укрылось, что девчонка после «нежного» обращения отца зарделась и украдкой взглянула на Паркера, но тот, погружённый в себя, казалось, не замечал ни этот, ни предыдущие пламенные взгляды своей подруги. «И после этого он мне ещё рассказывает что-то про друга детства!» — слегка закатил глаза Старк. — Да будет вам, мистер Аллен, пусть лучше дети попробуют алкоголь в кругу семьи, чем на одной из своих подростковых вечеринок, — решил проявить инициативу полицейский — в кой-то веки выдался шанс применить авторитет стража правопорядка. И, прежде чем кто-либо успел бы возразить, мужчина слегка наполнил бокал Лиз, отчего у неё приоткрылся от изумления рот, а затем поднёс бутылку к бокалу Питера. Мальчишка, вскинув руку резче необходимого, запротестовал: «Спасибо, мистер Старк. Но я не буду». Но пролепетал он это так быстро, что Тони с трудом разобрал в этом наборе звуков вообще человеческую речь. — Расслабься, парень, я же тебе не кружку пива предлагаю, — усмехнулся мужчина, вопреки протестам придвигая бокал юноши ближе и начиная наполнять его. А Паркер, вмиг взбесившийся и до крайней степени возмущённый словами детектива, прежде, чем всё тщательно обдумать, выпалил: «Я больше не буду пить с вами!», и вместе с тем накрыл свой бокал рукой, из-за чего белоснежная скатерть и рукав его пиджака оказались окроплены красным вином. Но ужаснее этого было то, что заявил он это достаточно громко, что даже смех, вызванный якобы шуткой полицейского, не сумел заглушить его слова. Мэй и Дорис, вскочив, начали причитать о пятнах на скатерти: миссис Паркер обеспокоенно, а миссис Аллен, напротив, успокаивающе, мол, страшного в произошедшем нет. Но Питер согласен с ней не был — как ему казалось, случилась катастрофа. Началось негласное движение, женщины засуетились, пытаясь салфетками убрать излишки вина, Питер тоже вскочил, но от испуга, Лиз по указу матери помчалась за бумажными полотенцами. Единственным адекватным персонажем в разворачивающемся театре абсурда оставался Эдриан Тумс. В отличие от своих жены и дочери, мужчина без суеты вышел из-за стола, спокойно отстранил от скатерти супругу, взял солонку и, открутив крышку, равномерно засыпал кроваво-красные следы солью, а затем, перегнувшись через стол, обратился к Паркеру: — Питер. Мальчишка, ожидавший эфемерной расплаты, от оклика Тумса непроизвольно вздрогнул, выдавив из себя напряжённое: «Да?». Но мужчина, спокойно кивнув на рукав, слегка улыбнувшись, проговорил: «Его тоже надо обработать, чтобы следов не осталось», и, взяв Паркера за предплечье, аккуратно засыпал пятно солью. Питер, заметно расслабившийся, с благодарностью выдохнул: «О! Спасибо», на что глава семейства Алленов мягко ответил: «Всегда пожалуйста». Старка же приторно-идеалистическая сцена семейного быта впечатлила слабо, ему было плевать на скатерть и вино, его куда больше занимал бледный подросток, что до этого момента старательно избегал его. Губы детектива сами собой скривились в странной хищной полуулыбке, и он, подобно гадюке перед смертоносным броском, замер со всё так же слегка накренённой в руке бутылкой и, как только возобновилось подобие тишины, серьёзно проговорил: — Если б ты тогда пил со мной, Пит, то не был бы избит. Полицейский сделал особый нажим на «со мной, Пит», тем самым стараясь донести до мальчишки, что его предыдущее заявление было ошибочным и если мальчик считает иначе, то ему искренне жаль его. Питер, нахмурившись, уставился на полицейского (видимо, впервые за обед взглянув на него по-настоящему). Подростку до этого казалось, что если он обернётся в сторону полицейского, то тот испепелит его взглядом, но Старк был как всегда… расслаблен? Это не могло не сбивать с толку. И школьник невольно выдохнул: «Но, как же…», — и тут же захлопнул рот, ведь было чуть не сказал: «Вы же меня и избили, сэр». Именно так, и именно с этим вежливым обращением «сэр». — Питер, тебя побили? Когда? — взволнованно воскликнула Лиз, застыв у стола, сжимая в руках уже бесполезные полотенца, а затем, сурово сведя брови на манер отца, спросила. — Снова Флэш? — Флэш вообще здесь ни при чём! — быстро, с каплей ощутимого раздражения, прошипел Паркер. — А кто же тогда, если не Флэш? — в тон ему ощетинилась девушка. Питер, сжав челюсть, неопределённо мотнул головой. С трудом подавив непреодолимое желание снова взглянуть на детектива, Паркер подал еле заметный знак подруге не продолжать эту тему, ведь ни Мэй, ни кто-то другой в этой комнате вообще не знали, что его частенько поколачивают, но было поздно — необратимый процесс был уже запущен. — Кто это был, Питер? — взволнованно выдохнула миссис Аллен, напрочь выкинув из головы пятна на своей любимой скатерти, но, не дождавшись от парнишки ответа, обернулась к своей лучшей подруге: — Мэй? Но миссис Паркер, как и её «мальчик», потупила взгляд. На что Старк не сдержал кривой улыбки. Он был почти поражён тем фактом, что эта женщина так и не поинтересовалась у племянника, кто же его тогда так отделал. А Паркер, опешивший от того, в какую сторону свернула безобидная беседа, не выдержав, всё-таки кинул беспомощный взгляд на Старка. Питер всё ждал от него какого-то сигнала, или знака, или даже слов, но тот был подобен каменному изваянию — молчалив. А миссис Аллен всё продолжала настаивать: «Кто это был, Питер?», «Ты обращался в полицию?», «Ты же знаешь, что можешь нам всё рассказать». Питер был уже готов на стенку лезть от паники и бессилия, ведь проблема как раз и была в том, что он действительно не мог рассказать! И, когда хранить молчание было уже откровенно странно, юноша открыл рот, просто чтоб выдавить из себя уже хоть что-то. Но в этот момент (самый последний) детектив, будто вняв его молитвам, заговорил: — То был конец июля, да, Мэй? Все взгляды, словно по немому приказу полицейского, обратились к женщине. Та, скомкав салфетку, спустя мгновение, глухо подтвердила: «Да, то был июль». А Старк, сдержанно улыбнувшись на её ответ, как истинный оратор, медленно обведя взглядом публику, продолжил: — Питер, этот тихоня, — кивнул полицейский, кладя подростку на плечо широкую ладонь, тем самым вынудив мальчишку опуститься обратно на стул, — затеял драку в одном небольшом баре на окраине Бруклина. На это заявление Лиз и Дорис недоумённо переглянулись, на их лицах чётко читалось недоверие: «Питер и устроил драку?». А Тони, откровенно наслаждаясь происходящим, заулыбался: «Все мы знаем, что Пит переживал тогда не самый лучший период своей жизни. Так ведь, Питер?» — обратился он к мальчишке, на что тот нехотя кивнул, соглашаясь. Паркера изнутри раздирала тупая паника с примесью юношеского недовольства. Он понимал, что полицейский не скажет правды — по крайней мере, всей правды. Но ему мучительно не хотелось, чтоб Старк даже в «воспитательных» целях потешался над ним, особенно перед Лиз и Мэй. Но последующие слова детектива: «Он заступился за смазливую блондиночку, чей ухажёр был излишне настойчив» — вызвали изумление не только у окружающих, но и у героя этой самой истории. А Тони, снова переведя взгляд на школьника и сжав его плечо сильнее, будто действительно им гордясь, проговорил: «Не побоялся пойти на противника, что был в разы сильнее его… Молодец, шкет!» Питер с трудом заставил себя закрыть рот (челюсть, отвалившись, никак не хотела возвращаться на законное место). Его не могло не поражать то, насколько виртуозно человек перед ним лгал, в красках описывая то, чего и в помине не было, вплетал множество деталей, но, тем ни менее, не перебарщивая ни в чём. И если б он, Питер, там не был, то никогда и ни за что не усомнился бы в словах детектива. Это пугало, но вместе с тем вызывало восхищение или схожее с ним чувство. Конечно же полицейский врал, чтоб прикрыть своё преступление, но смущало подростка всё же другое — в своей лжи детектив выставил его настоящим героем, и Питеру это, честно признаться, понравилось. И более того, тот правдивый факт, что в ту ночь, он, несовершеннолетний мальчишка, был в баре, после слов полицейского казался каким-то незначительным и даже смехотворным. И теперь Лиз смотрела на него как-то иначе, что ли, из-за чего мальчишка непроизвольно вздёрнул подбородок. — И вы его спасли? — с придыханием спросила Дорис, всем телом подаваясь в сторону полицейского и ловя каждое лживое и правдивое слово. Эта женщина, как и её дочь, питала слабости к захватывающим историям, в особенности к тем, что имеют хороший конец. Для пущего эффекта мужчина задумчиво склонился над столом, наконец отпустив плечо подростка, с минуту молчал, будто с головой погружаясь в воспоминания о том вечере, и в итоге произнёс: — Скажем так, если я и не спас Пита, то предотвратил худшее, что могло с ним произойти. Эта фраза, к удивлению Паркера, не была едкой или со скрытой издёвкой, да и направлена она была не в его сторону, как он изначально предположил — она была предназначена Мэй. Питер хотел бы притвориться, что он не заметил, как быстро мелькнувшая паника в глазах тёти сменилась стыдливой дымкой. Она прекрасно понимала, что имел в виду детектив, и Питер, как ни странно, тоже. В ту ночь он так и не смог сомкнуть глаз и большую часть «беседы» мистера Старка и Мэй слышал, а особенно он отчётливо слышал ту часть, где детектив грозился связаться с определённой организацией: «один звонок и его заберут…». Тогда эта угроза напугала не только Мэй, но и его. Но, вопреки ушибам и кровоточащим ссадинам, после того «инцидента» ему действительно стало лучше, а всё потому, что Мэй впервые за долгое время обратила на него внимание, которое ему было так необходимо и о котором он не смел попросить сам. И теперь Питер был почти уверен, что своей ложью детектив пытается помочь ему и в этот раз. — Тогда-то я узнал про Бена и решил взяться за его дело, — продолжал разыгрывать спектакль Тони; его взгляд не смягчился, но обаятельная улыбка так и притягивала к себе взгляд. Питер, всё ещё пребывающий в ужасе и восторге от того, насколько этот человек мастерски вплетал ложь в правду и правду в ложь, молчал. От него, о ужас! не требовалось подтверждение, даже в виде кивка. — Так вы знали о его дяде, когда отпускали из-за оцарапанной машины? — внезапно прервал рассказ полицейского Тумс. — Эдриан! — негодующе шикнула на мужа миссис Аллен, тут же теряя новоприобретённый душевный подъём и бросая встревоженный взгляд на Мэй. О той царапине, как понял в ту минуту Старк, Мэй также не знала, а всё из-за того, что эта история так и не вышла за пределы семейного круга Алленов. «Да уж, миссис Паркер, вы крайне не заинтересованы в собственном ребёнке, странно, что тот вообще жив», — бросая очередной острый взгляд в сторону секси-тёти, мысленно скривился он и, обернувшись к мужчине, качнул головой: — Нет, не знал. — Тогда почему вы решили помочь Питеру? — сложив руки на груди, вкрадчиво поинтересовался Тумс. — А по какой причине вы солгали полицейскому? — не растерялся детектив, встретив острый взгляд главы семейства спокойно. Старка даже слегка радовало, что в этом доме хоть кто-то соображает, а не ведётся на сопливые истории первого встречного, даже если этот первый встречный полицейский. Воцарилось молчание, а сопутствующее ему напряжение, казалось, можно было потрогать, настолько оно было плотным и удушающим. И Паркер, наконец решивший отвлечь внимание присутствующих от своей персоны, громко обратился к миссис Аллен: — Дорис, Лиз вам уже рассказала, что её назначили капитаном команды по Декатлону? Женщина, верно уловив стремление Питера, тут же обратилась к дочери, которая раздосадовано протянула в ответ: «Это ещё не точно, мам!». И все будто облегчённо выдохнули: напряжение, которое сквозило в начале и середине трапезы, развеявшись, больше не возникало. И вместе с тем ничего интересного больше не происходило. Поэтому, когда пришла пора прощаться, Тони не испытал особого расстройства, но и облегчения тоже не было. Для него подобные мероприятия были сродни просмотру среднего качества сериала о семейной жизни, где зачастую фигурируют бессмысленные (в его понимании) диалоги об учёбе, работе, местами упоминаются смешные или драматичные моменты из жизни, но не более того. И, признаться честно, порой ему было приятно вспомнить, что жизнь бывает такой обыденной и ничем не примечательной.