«Подстраиваться под кого-то совсем не обязательно». Всё о Муми-троллях
Человек, как правило, на протяжении всей жизни стремится к успокаивающим его простоте, уюту и комфорту. Но при таких условиях крайне редко приключается что-нибудь интересное. А те немногие моменты, которые выбиваются из привычного ритма, могут заинтересовать или поразить окружающих только в гиперболизированном пересказе. В этом как раз и преуспевают СМИ, раздувая из бытовой перепалки греческую трагедию, из природного катаклизма — Армагеддон. Но в одном таблоиды правы: любое самое банальное происшествие легко превращается в приключение, стоит его только пересказать. Но поверьте, для рассказчика пережитое — отнюдь не сказка, (даже если и рассказана она была соответствующе). Как для героини Перро встреча с волком не была чем-то увлекательным, как для Гензель и Гретель пряничный домик колдуньи прекрасным, так и для Питера полицейский участок не был Диснейлендом. В главном участке Бруклина не происходило ничего мистического, там не было ничего воодушевляющего. Это было самое обычное место работы, где каждый офицер трудился по мере своих сил и выполнял самые обычные, рутинные для них вещи: составление протоколов, принятие заявлений, задержание и арест дебоширов, предотвращение краж и бытовых неурядиц и прочее в том же духе. Питеру действительно нравилось слушать не только байки Старка о его «приключениях», но и просто дежурные разговоры патрульных у автомата с кофе. Офицеры, попривыкшие к нему, рассказывали удивительные вещи, обсуждали перестрелки и кражи так, как они с Недом обычно обсуждали новые выпуски комиксов или телешоу. Питер даже позволял себе надеяться когда-нибудь увидеть детектива при исполнении! Но всё же было во всех этих разговорах кое-что смущающее: то, что полицейские говорили о будоражащих вещах и событиях на службе, как о самой обычной ерунде. И Паркер, проведя несложную аналогию с собственным отношением к учёбе, с разочарованием осознал, что рано или поздно надоедает всё. «И что же тогда делать?» — странно расстроившись из-за осознания житейской истины, как-то раз поинтересовался у детектива подросток. И, получив в ответ краткое указание: «Да что угодно, шкет», остался им страшно недоволен. «А что же делаете вы, мистер Старк, когда работа становятся для вас рутиной?» — в надежде на более развёрнутый ответ поинтересовался школьник. Мужчина, смерив его долгим взглядом, закусив губу, спустя какое-то время задумчиво протянул: «Существует три варианта, Пит, — кивнул он. — Первый: я меняю подход к расследованию, — для пущего эффекта детектив загнул большой палец правой руки. — Второй: я меняюсь с кем-нибудь делом, — он загнул указательный, — и третий: я меняю напарника». — А вам не кажется, что это несколько жестоко — менять напарника только оттого, что вам стало скучно? — нахмурившись, заметил юноша, глядя на третий палец, что мужчина загнул последним. — Ты спросил — я ответил, — пожал плечами полицейский, флегматично пялясь на лист бумаги, который должен был в скором времени превратиться в отчёт. Припоминая некоторые факты, что всплыли о полицейском на мнимой «стажировке», Питер хмыкнул: — Значит, у вас нет напарника. — Нет, нету, — согласился мужчина, нервно стуча ручкой о поверхность стола. А затем, отложив несчастную канцелярскую принадлежность, откинулся на спинку стула и заговорил, развивая эту тему: — Понимаешь, шкет, — начал он. — Напарник, как говорится, «больше, чем друг, меньше, чем жена». И тут, как любит выражаться Наташа, необходима особая связь, доверие. А мне претят все эти разговоры по душам и прочие сопли, — скривился Старк. — Да и доверие — ещё та сказочка для малолетних идиотов, — кисло улыбнулся он, мрачно смерив взглядом окно, а затем, переведя всё тот же мрачный взгляд на Паркера, с нажимом проговорил: «Запомни, малец — никому нельзя доверять!». — И в особенности вам! — с плохо скрываемым сарказмом протянул Питер, а детектив так же легко согласился: «В особенности мне». Паркер не был дураком, да и нехилый багаж просмотренных фильмов и два чаепития с лейтенантом Романов позволили ему сделать неутешительный вывод: человек перед ним когда-то очень сильно обжёгся, скорее всего, доверился не тому кому нужно, и теперь от этого страдали не только окружающие, но и сам полицейский. Но Питер не знал, что должен делать в этой ситуации. Должен ли он вообще что-то предпринимать? И самое главное — хочет ли он что-то предпринимать? Мальчишка некоторое время задумчиво разглядывал полицейского. И ещё сильнее, чем прежде, развалившись на стуле, закинув ногу на ногу, задумчиво приложив руку к подбородку (с недавних пор он стал замечать за собой излишнюю театральность), не сдержал намеренно громкого смешка: «Знаете, что…». — Что? — на автомате поинтересовался мужчина, выводя первые строчки отчёта. — Это только что был разговор по душам, — подтягивая ногу выше, ухмыльнулся школьник. «Вы мне доверились», — хмыкнул он, а полицейский мгновенно ощетинился: «Ты бредишь, парень!». — Как и вы, сэр, если вы всё ещё пытаетесь написать отчёт, — парировал юноша, совершенно не задетый резкостью тона полицейского, и, вскочив со стула, предложил: «Бросайте это гиблое дело и пошлите обедать». И, как ни странно, Тони Старк не возмутился и не возразил, молча отложив ручку, он также молча вышел из-за стола и схватил куртку. И на мгновение задержавшись в дверном проёме, усмехнулся, будто происходящее было забавной шуткой. А затем не менее весело фыркнул: «Гиблое дело? Шекспира, что ли, перечитал?». Паркер утвердительно кивнул, что перечитал, ведь недавно был промежуточный тест по литературе, который он сдал с трудом. С того разговора прошло больше недели, четыре дня из которой подросток, к своей досаде, от и до проторчал в школе. «Стажировка», а, точнее, её последствия давали о себе знать уймой дополнительной нагрузки, и, ко всему прочему, ему приходилось отсиживать дополнительные часы после уроков из-за «драки» с Томпсоном. Так что у него не было лишнего часа даже чтобы добраться до участка, не то что уж провести там время. Но хуже всего было то, что после «стажировки» всё казалось до омерзения обыденным и даже такие важные для него вещи, как комиксы или химия, стали пресными. И не было ничего удивительного в том, что всё, что он делал, так это третировал Неда разговорами: «Тони Старк сказал, что…», «Детектив Старк считает, что…», «Доктор Стрэндж утверждает, что…». На первых порах Нед разделял интерес и азарт друга, но спустя уже три дня поостыл и реагировал на воспоминания Паркера о «стажировке» раздражением. И единственной, про кого он ещё желал что-либо слушать, оставалась мисс Романов — она сразу же запала Лидсу в сердце, и хоть он ни разу не видел её, но был уверен, что уже влюблён. Но особенно тяжко Питеру было из-за неопределённости. Ведь когда «стажировка» подошла к концу, никаких заявлений от Старка не последовало. В последний день, как и во все предыдущие дни до этого, мужчина вечером отвёз его домой, но на прощание ничего не сказал. Но тем не менее Питер, обещавший Вонгу заглядывать в морг, спустя два дня объявился в участке, и, как ни странно, ничего непоправимого не произошло. Да и детектив Старк не выглядел раздосадованным от его внезапного появления. Так что впоследствии, если у Питера было время, он посещал участок. Но после того разговора школьник не мог не думать о словах детектива и о том, как тот справляется с рутиной. И, конечно же, не мог не думать, какой из вариантов касается непосредственно его и касается ли вообще? Вероятнее всего, он попадал под разряд первого варианта. И таская его с собой, детектив лишь развеивал скуку. Но о том, что был и третий вариант, школьник старался не думать, так как не имел привычки обольщаться на свой счёт. Всё же проще было, когда он находился в непосредственном поле зрения детектива, тогда такого рода мысли обходили его стороной, но вместо них были совершенно другие… И самый частый вопрос, который задавал себе Питер в присутствии Тони Старка, звучал примерно так: «И это полицейский?». И этот самый вопрос набатом стучал в голове Паркера ещё с самого раннего утра, когда детектив, выловив его на подходе к школе, внезапно предложил подвезти. И юноша, недолго думая, подавляя в голосе восторженные нотки, согласился, за что и поплатился уже на следующем перекрёстке, когда вместо того, чтобы свернуть налево, детектив свернул направо. И Питеру сразу же стало кристально ясно, что промежуточный тест по испанскому, что был назначен на сегодня, он пропустит. Но приступа паники или волнения из-за этого подросток не ощутил — были азарт и предвкушение, ведь поворот на участок они также проехали. И когда уже Паркер, слегка поумерив пыл, хотел было поинтересоваться, куда же они едут, Старк молча всучил ему тонкую папку, где было несколько фотографий и два листа с печатным текстом, которые Питеру мало что сообщили. «Ну-с, твоё мнение?» — как будто о погоде спрашивая, поинтересовался Тони Старк, зависнув на светофоре. А Паркер, некоторое время бездумно пялившийся в отчёт криминалистов, спросил: «О чём?». «О нашем деле, конечно же!» — усмехнулся полицейский. «Он мёртв?» — глядя на смуглого мужчину тридцати лет на смазанной фотографии, глухо осведомился Питер. Охвативший подростка восторг от словосочетания «наше дело» быстро сменился на горечь во рту и на здоровые опасения. Его голос вопреки желанию прозвучал несколько пискляво, из-за чего он слегка скривился. Питер страшился положительного ответа, ведь расследование расследованием, но он всё ещё не ощущал себя готовым увидеть настоящее место преступления. Мужчину его вопрос позабавил, и вместо привычного колкого ответа последовало подробное описание полицейской погони, которая произошла каких-то пять часов назад, в которой и участвовал подозрительный тип с фотографии, что, возомнив себя Акваменом, в итоге скрылся от патрульных, нырнув в залив. И Паркер, увлечённо слушавший, упустил момент, когда машина остановилась у портовых доков недалеко от заброшенного зерноприёмника, что был главной «достопримечательностью» РедХука. И, также увлечённый, он не заметил, как впоследствии прошло полдня.***
Питер Паркер пребывал в странном заблуждении касательно работы детективов. То, что демонстрировали на больших экранах, было несколько гиперболизировано и романтизировано. В реальности же не было ни красивых диалогов, ни запутанных дел. Всё было в разы проще — и обыденней, что ли. Всё, начиная от допроса свидетелей вплоть до составления протоколов, должно было происходить по чётко установленным правилам, что, в целом, несколько затрудняло работу. Но всё-таки сильнее Паркер заблуждался непосредственно насчёт детектива Энтони Говарда Старка. Первое мнение о нём отнюдь не было ошибочным: юноша прекрасно знал, что полицейский сочетает в себе удивительную тягу к работе с прескверным характером, но что эта смесь может быть настолько выматывающей, он предположить никак не мог. А всё из-за того, что, по существу, их предыдущие встречи, да и общение в целом было отрывистым и мимолётным, и больше часа — максимум двух — они никогда не находились в одном помещении. И шесть часов в обществе ежесекундно самовозносящего себя Старка были крайне непростыми, но ужаснее этого было то, что детектив не врал, когда говорил, что это их общее дело! Мужчина не просто таскал его за собой, а действительно заставлял работать! И когда полицейский отправил его, школьника, «выяснить подробности произошедшего» у патрульных, что участвовали в погоне, не было ничего странного в том, что его, страшно краснеющего, заикающегося, послали куда подальше. Питеру казалось, что унизительнее этого ничего не может быть! Но нет, ужаснее этого было открытие новой черты характера у Тони Старка — тот до зубной боли был нудным! И хотел бы Паркер сказать, что понял это из того, как детектив общается с окружающими, но нет, он узнал это, испытав крайнюю степень его нудности на себе. «Жизнь подобна коробке конфет. Дешёвый формальный подарок, который никому не нужен. Его нельзя вернуть, так как получишь другой… И вот, тебе попадаются конфетки с орешком или карамелью, но их слишком мало, и их вкус быстро забывается», — грустно мотал головой Тони, драматично возводя глаза к потолку. — «И, наконец, остаются только маленькие разбитые кусочки и кусочки с затвердевшей начинкой, о которую ты можешь сломать себе зубы», — кивал он. — «Но если ты их догрызёшь, то у тебя останется только пустая коробка с обёртками…» И, не в силах выслушивать эту ахинею, что детектив с упоением повторял уже в четвёртый раз, юноша, еле поспевая за широкими шагами мужчины, беспомощно простонал: — Да понял я уже, что нельзя было есть ту конфету! — Нет, Паркер, ни черта ты не понял, — беззлобно, но с чрезмерным драматизмом возразил Старк, бегло оглядываясь на очередную белую дверь с глянцевой табличкой. «Всё не то», — хмуря брови, цыкнул мужчина, продолжая двигаться по узкому коридору с высокими потолками. Тони уже десять минут кряду сетовал на его подростковый организм, что без еды и часа провести не может! На самом же деле прошло больше шести часов с его последнего приёма пищи, а так как обед Питер рассчитывал сегодня купить в школьной столовой (у него с собой ничего не было), так что да! Он был голоден! А Старк, увлечённый, по мнению юноши, бессмысленной беготнёй (которую за редким исключением тот пояснял), о еде мужчина и не думал. Конечно, они пили тот отвратительный кофе из автомата в участке, пока ждали результаты из лаборатории, но это всё равно не то! И ощущая необходимость сказать в свою защиту ещё хоть что-то, всё так же запыхаясь, Питер добавил: «И, к слову, она была твёрдой и на вкус так себе». Но наткнувшись на вселенское разочарование в глазах Старка, вспылил: — Да что особенного было в этих конфетах? У них срок годности истёк ещё в июле! — Ох, в июле?! Спасибо, что уведомил! — едко усмехнулся мужчина и, резко остановившись у необходимой им двери, вскинул брови: «И ты действительно утверждаешь, что спасал меня от отравления? А не себя от голода?». Питер, не успев вовремя затормозить, налетел на детектива, пробубнил, что, можно сказать, и спас. Тони, смерив его нечитаемым взглядом, тяжело вздохнул. В целом, он был не против, что школьник уже как больше недели питается с ним за компанию, да и еда казалась в его присутствии не столь отвратительной, как обычно. Тем более он сам вынудил его «стажироваться» в участке. Но сейчас этот малец совершил непоправимое! Он съел последнюю конфету из той коробки, что Вирджиния Поттс, его ненаглядная супруга, подарила ему, когда он всё-таки соизволил подписать документы о разводе. Старк искренне уповал, что его жёнушка отравила эти конфеты, но нет. Этот маленький и слащавый презент был блажью излишне мягкой и доброй мисс Поттс, который мужчина не сумел ей швырнуть в лицо! Коробку он опустошил в тот же вечер после развода, но одну конфету зачем-то оставил. Возможно, это и означало, что он завис в стадии принятия, но это не означало, что он был готов позволить изголодавшемуся тинэйджеру съесть её! Да даже попади они на необитаемый остров, он скорее позволил бы Паркеру съесть себя, чем эту несчастную конфету! — Мы пришли? — в надежде сменить тему, поинтересовался школьник. А Старк, усмехнувшись, кивнул, но прежде, чем постучать, поинтересовался: «Помнишь правила посещения лаборатории?». Паркер, закатив глаза, протянул: «Ничего не трогать, ничего не говорить, ничего не спрашивать и вести себя как предмет мебели». — Всё верно, шкет, — снисходительно улыбнулся полицейский. — Но то правила посещения лаборатории Беннера, а здесь будут несколько другие… — Это какие же? — скрестив руки на груди, насупился Питер, но вместо ожидаемого «не дыши и порхай над полом» он получил весьма туманные инструкции: «Делай, что делаешь обычно, но ни в коем случае не делай того, что не стал бы делать я». — Ясно? — смерив парнишку снисходительным взглядом, поинтересовался полицейский. — Ясно, — кивнул Питер, а затем, на манер детектива растягивая слова, нахально протянул, — значит, не есть просроченные конфеты, в особенности если в коробке осталась одна-единственная. Это не вырвалось вопреки воли Паркера, он жаждал отомстить хоть как-то! Но встретившись с вмиг ставшим серьёзным взглядом, натянуто улыбнулся. Видимо, Нед прав, и Старк действительно плохо на него влияет, хотя по мнению того же Неда на него плохо влияли все, в особенности Стрэндж. Ведь теперь он вместо Звёздных войн постоянно разглагольствует и делится с другом фактами о строении человеческого тела и прочей «пугающей хрени»! Но, вопреки ожиданиям подростка, после минутного и самого долгого в жизни Питера Паркера напряжённого молчания полицейский криво улыбнулся и, одобрительно кивнув, проговорил: «Ну, к этому мы с вами всё ещё вернёмся, мистер Паркер, а сейчас…». Мужчина, постучав, резко распахнул дверь. Лаборатория исследовательского института, где, как им стало известно, работал владелец машины, в отличие от лаборатории Беннера была более просторной и жизнерадостной, если так можно было сказать. Большое светлое помещение, залитое солнечным светом, вызывало только положительные ассоциации. Но общее впечатление портил резкий, сильно бьющий в нос запах от клеток, что стояли вдоль левой от входа стены. Питер насчитал десять штук, в каждой из которых было по две или три обезьяны. Те, к удивлению юноши, вели себя тихо и будто заторможено, из-за чего сложилось ощущение, что те в глубочайшей депрессии. И глядя на их печальные, подёрнутые дымкой глаза, Паркер был уже почти готов и сам провалиться в пучину депрессии, когда детектив обратился к ещё одному обитателю лаборатории. — Доктор Алекс Беруби? — без приветствия окликнул Старк невысокого смуглого мужчину, что стоял в халате у одного из микроскопов, где Паркер заметил пробирки с кровью. «Кровью бедных животных», — подумал он. — Да? — всё ещё не отрываясь от микроскопа, увлечённый работой, отозвался мужчина. — Полиция, — громче прежнего, но без любой другой чётко выраженной эмоции, кивнул полицейский. И только теперь мистер Беруби обернулся к ним, но выражение его смуглого лица Питер охарактеризовал бы как никакое. И даже беглое предъявление удостоверения полицейским не заставило того измениться в лице. И это было странным, ведь каждый человек невольно напрягается только от одного присутствия стража правопорядка (может, в Канаде и не так, но в Нью-Йорке определённо никак иначе). А доктор был излишне спокоен! И расслаблен! — Вы уделите нам пару минут, — вежливо оскалился Старк, глядя на того сверху вниз. Весь его облик кричал о превосходстве и о том, что никаких прав отказаться у исследователя нет. — Право, я очень занят, — идеально ровным голосом отозвался мужчина, с тем же выражением лица взял со стола папку и уткнулся в неё, что-то старательно вычитывая. Подобное отношение совершенно не взволновало детектива, и на заявление исследователя он лишь кивнул: «Учтём». — Скажите, вам известно, что вчера ваша машина участвовала в полицейской погоне? — дежурно улыбнулся Старк, сразу переходя к делу. — Простите? — удивлённо выдохнул Беруби, но, опять же, без особой заинтересованности. — Светло-серебристая Volvo V70 ваша, доктор? — с нажимом поинтересовался полицейский. — Да, — неуверенно протянул коренастый мужчина, а затем, обернувшись к Старку, нахмурился. — В чём она участвовала? — В преступлении, — кивнул Тони — Вы этого разве не знали? — усмехнулся он. — Нет, не знал — жёстко кивнув, ставя мысленный заслон от всех нападок, отступая на два шага назад и возвращая бумаги на стол, отозвался доктор Беруби. Питер успел заметить, что прежде чем опустить папку на стол, тот зажевал губы, но обернулся он всё с тем же нейтральным выражением лица и, будто только вспомнив, проговорил: «Я сам не езжу на той машине, я одолжил её своей домработнице». Старк снисходительно кивнул, принимая и этот ответ и, слегка обернувшись в сторону мальчишки, но обращаясь к доктору, поинтересовался: «На чём же вы ездите, позвольте узнать? На автобусе?». — Я езжу на другой машине, — процедил сквозь зубы учёный, задетый ничем не прикрытым пренебрежением со стороны детектива, который и на этот ответ снисходительно закивал: «Ясно-ясно». А Паркер, старательно следивший за диалогом двух мужчин, в итоге не устоял и обернулся к клеткам. Ему было искренне жаль этих ни в чём не повинных животных, но сделать что-либо для них он всё равно не мог. И это осознание раздражало Паркера, и, сделав еще один шаг к клеткам, он непроизвольно протянул к ближайшей к нему мартышке руку. Но та, словно восковая кукла, стояла неподвижно и, казалось, вообще не замечает окружающий мир. А Старк продолжал задавать один вопрос за другим, а доктор Беруби продолжал отвечать, также односложно и странно, но его ответы осложнялись и тем, что детектив уже не просто стоял на месте: он, разумеется, ничего не трогал, лишь пристально изучал приборы и микроскопы, тем самым неимоверно раздражая Алекса Беруби. — Прошу вас! Не пугайте их! — взвизгнул на манер обезьяны доктор, когда Питер подошёл к клетке вплотную. Этот эмоциональный всплеск красноречиво свидетельствовал о подавленной агрессии, но об этом юноша не думал — он как ошпаренный отскочил и залился краской: — Простите! Я… я думал, они ручные, — тихо и неуверенно пробубнил Паркер, непроизвольно опуская взгляд в пол. — Они часть эксперимента! — живо откликнулся исследователь. — Эксперимента с колёсами или льдом? — спросил Старк. — Меня в чём-то подозревают? — на мгновение замерев, ощетинился Беруби. — Нет, — с лёгкой насмешкой ответил полицейский. — Тогда позвольте на этом закончить! У меня очень много работы, — запричитал на повышенных тонах доктор. А Паркер, сконфуженный, бегло оглянулся на детектива, который, ни коим образом не расстроенный, сообщил контактные данные и попросил учёного связаться с ним, если тот что-то вспомнит. И они покинули кабинет. И, выйдя в коридор, Старк поинтересовался: — Тебя укусили? — Нет, но пытались, — думая совсем не об несчастных обезьянах, удручённо отозвался юноша. — Парень, ты что, раскис? — развернувшись в сторону выхода, со смешком осведомился полицейский. — Но из-за меня мы ничего не узнали! — Если бы ты не был столь увлечён своими меньшими братьями, то ты бы понял, что мы узнали всё, что надо. Мы там даже ещё прилично задержались, — криво улыбнулся мужчина, потрепав подростка по плечу. Замечание о «братьях меньших» Паркер пропустил мимо ушей и, слегка расслабившись, спросил: — А дальше куда? К домработнице? — Нет. Зачем? — Но как же?.. — замялся Паркер: ему казалось, задача полицейских — опросить всех подозреваемых, но, видимо, он всё ещё слабо понимал суть их работы, или принцип работы Старка. На данный момент ему казалось, что тот просто ходит из одной ключевой точки в другую и просто раздражает всех. — И так всё ясно, как божий день. — И что же вам ясно? — язвительно поинтересовался юноша. — А то, что мистер Беруби рьяно следит за судьбой Мексиканского бейсбола. — Но в этом же нет ничего такого, — недоуменно откликнулся Паркер, припоминая плакат с бейсболистом и наклейку с логотипом ассоциации Мексиканского бейсбола на крышке ноутбука, что покоился на одной из клеток, а затем добавил: «Многие интересуются бейсболом». — И кто же, например? — усмехнулся мужчина, открывая перед подростком дверь. — Я, — с вызовом ответил школьник, а Старк невозмутимо заверил, что это не считается. Настроение его как никогда было прекрасным — день был солнечным, а расследование плёвым. Поэтому Тони решил не зацикливаться на вмиг приунывшем из-за темы бейсбола пацане: он знал, что тот расстроился отнюдь не из-за того, что он, Тони Старк, презирает бейсбол. Причина была куда менее прозаичной — бейсбол любил покойный дядя Бен. Разглагольствовать, что боль утраты со временем станет менее ощутимой, Тони всё равно бы не стал, да и утешать он не умел. Всё, что он мог сделать, так это не сюсюкаться с Питером и просто дать ему смириться с тем, что как раньше уже не будет. — Ну-с, твоё мнение о скромняге Беруби? — осведомился полицейский. — Не такой он уж и скромняга, — буркнул школьник, отводя взгляд в сторону, а затем, спустя мгновение, добавил: «Думаю, он врёт». — Думаешь? — оскалился полицейский и, смерив каштановую макушку хитрым взглядом, спросил: «И в чём же именно он соврал?» — Что у него есть домработница? — предположил Паркер. Тони мотнул головой, сказав, что домработница действительно есть. «А врёт он, что машина его». — Но она же зарегистрирована на него? — Поверь, малыш, есть большая разница, когда ты ездишь на машине и когда она просто зарегистрирована на тебя, — ответил полицейский; выудив телефон, быстро набрал номер и, ожидая ответа, задал очередной, по мнению Паркера, не относящийся к делу вопрос: — Чем славится Мексика? — Пирамидами? — заранее зная, что это неверный ответ, первое, что пришло в голову, сказал Паркер. Детектив, нахмурившись, качнул головой. — Текилой? — снова предположил юноша. Старк, усмехнувшись, подтвердил, что и этим, но всё равно нет. Тогда Питер начал перечислять всё, что знал о Мексике, и, в итоге так и не угадав, сдался. — Наркокартелями, — ответил мужчина, зло глядя на экран телефона, где высветилось, что его звонок был в очередной раз сброшен. Они уже были на улице, когда Питер, прикрыв глаза рукой от внезапно выглянувшего солнца, протянул: «Так уж и знаменита?». — В определённых кругах, — всё так же хитро щурясь, заверил мальчишку полицейский. И тут же отвернулся. На его третий звонок всё-таки ответили — видимо, человек на той стороне осознал, что Тони Старка просто невозможно переплюнуть в настырности. — Солнце моё, — нарочито жизнерадостно заговорил Тони, прижимая сотовый плечом к уху и открывая машину, — сбрасывать не стоило. Мы ведь так редко видимся, я так соскучился! Так соскучился, что прям сейчас хочу увидеть тебя и твои сияющие звёзды-глаза, — промурлыкал мужчина. А Паркер, невольный свидетель этого приторного фарса, поперхнулся воздухом. «Солнце»? «Сияющие звёзды-глаза»? «С кем это Старк так разговаривает?» — подумал юноша. И глядя на острый взгляд и расчётливую ухмылку, искривившую лицо полицейского, Питер осознал, что не особо и хочет это знать.***
Они остановились на парковке напротив небольшого сквера, где, кроме тележки с хот-догами, ничего примечательного и не было, но на вопрос Паркера, зачем они вообще сюда приехали, Старк, выудив пачку сигарет, пожал плечами, что они остановились «пообщаться». А Питер, несколько попривыкший к уклончивым ответам детектива, нахально протянул: «Окей. Пообщаться. Неужели с вашей пассией?». Тони, смерив его одобрительной усмешкой, не ответил и, мотнув головой назад, протянул: «Будь добр, шкет, переместись на заднее сидение». «Точно с пассией», — хмыкнул Паркер и перебрался назад, радуясь, что наконец сможет отписаться Нэду, который ещё с самого утра шлёт ему сообщения, спрашивая, где он, чёрт возьми, шляется! Пока Питер строчил сообщения, Тони задумчиво пялился в боковое зеркало, наблюдая за мирно гуляющими гражданами, но они его не интересовали. И, выловив приближающуюся к ним фигуру, не сдержал ухмылки: «Это что, ирокез?». А мужчина в чёрной куртке с красной нашивкой на рукаве, обойдя старенький форд детектива и бегло оглянувшись, дёрнул дверь на себя и с усталым вздохом опустился на переднее сидение, где около минуты назад ещё сидел школьник. И вместо приветствия человек со светло-каштановым ирокезом возмущённо протянул: — Я не проститутка, Старк, чтоб меня вызывать! — Ну это как посмотреть, Бартон, — ехидно оскалился детектив и, смерив друга и его новую «причёску» оценивающим взглядом, игриво изогнув брови, протянул: «Я б заплатил за часик с тобой». — Боюсь, денег не хватит, — колкостью на колкость ответил тот и, метнув взгляд на наручные часы, устало вздохнул: «Шутки шутками, друг мой, но я работаю». «И я тоже», — отозвался детектив, тут же заверив коллегу, что как раз о работе он и хотел поговорить. Тони без дальнейших разъяснений протянул тому тонкую папку с бумагами, что до этого показывал Паркеру. Клинт с тем же усталым вздохом выудил из кармана куртки очки и, быстро натянув их на нос, начал листать документы. Его брови то и дело сходились и расходились. — Как ты узнал, что мы уже месяц ищем эту машину? — обернулся к Старку без прежней усталости в голосе с долей возмущения, свойственного всем, чью работу сделали за них, осведомился полицейский. Тони Старк, закатив глаза, пожал плечами: он, в отличие от некоторых, обладает чутьём на подобное, да и в целом зрение у него не хуже орлиного, и он уж точно может разглядеть то, что у него под носом. Это самодовольное заявление заставило Паркера, что без интереса вполуха слушал разговор полицейских, и Бартона, возмущённого очередной колкостью, практически синхронно фыркнуть. Клинт резко обернулся, только сейчас заметив, что они со Старком не одни. — Тони, у тебя в машине ребёнок, — резко понизив голос, громким шёпотом обратился тот к владельцу авто. — Да, ребёнок, — слегка пожав плечами, согласился детектив. — Я б сказал, что данный экземпляр тринадцати лет европеоидной расы успешно переживает пубертат, — будничным тоном, будто в этом не было ничего сверхъестественного, добавил он. — Мне пятнадцать! — отрываясь от телефона, ощетинился Паркер, но скорее для проформы, чем действительно задетый замечанием Тони. — И как он сюда попал? — продолжая пялится на подростка, спросил офицер. — Подкинули, — удручённо кивнул мужчина. — Подкинули? — А как, по-твоему, появляются дети, Бартон? — возведя глаза к потолку, на полном серьёзе осведомился Старк. — Их подкидывают, когда ты отходишь отлить на заправке, — поделился жизненным опытом мужчина. — Да ладно! — воскликнул следователь из наркоотдела и, отвернувшись к окну, мечтательно протянул: — Эх, когда же нам с Энджи подкинут кого-нибудь… А Паркер, почти привыкший к подобным знакомствам, сидел всё с тем же вытянутым лицом, когда незнакомец, напрочь забыв о документах и работе, развернулся к нему и протянул руку: «Клинт Бартон, но можно просто Клинт», — представился он. Питер пожал протянутую руку, собираясь представиться в ответ, когда полицейский быстро перехватил его предплечье и слегка дёрнул его на себя. И единственное, что мелькнуло в голове мальчишки: «У них у всех, что ли, этот нездоровый хватательный рефлекс?». А «просто Клинт» всё тем же громким шёпотом, так, чтоб слышал Тони, проговорил: «Парень, если он удерживает тебя против твоей воли, моргни два раза. Если он шантажирует тебя и твою семью, моргни левым глазом три раза. А если это ты его шантажируешь, то я выступлю свидетелем с твоей стороны во всех трёх вариантах». Единственное, что сумел выдавить из себя Паркер, это хриплое: «Что?». — Отстань от него, Бартон, — закатил глаза Старк, — он стажёр. — Стажёр? — отпуская предплечье юноши, недоверчиво переспросил офицер. И окинул Питера быстрым, поверх очков, взглядом. — Не знал, что Фьюри теперь выдаёт мини-стажёров. — Да, акция в том месяце была, — хмыкнул Тони. А Паркер без привычного волнения и раздражения буркнул: «Да врёт он всё. Я не его стажёр». — А кто ты тогда? — с интересом поинтересовался «просто Клинт». Но тут Питер завис и замялся, и, наткнувшись на насмешливый взгляд детектива, с трудом промямлил, что он стажёр доктора Стрэнджа. Клинт хмыкнул — «ясно» — а затем, будто тема исчерпала себя, выудил из кармана двадцать долларов и, протянув их мальчишке, с искренней радостью обратился к нему: — Будь другом… — Питер, — любезно подсказал юноша. — Будь другом, Пит, — улыбнулся Бартон. — Сгоняй до тележки и купи мне два хот-дога. А то смерть, как есть хочу, а свой перерыв вынужден тратить на этого тирана, — кисло улыбнулся мужчина, кивая в сторону Старка. А Паркер, подавив необходимость ляпнуть, что он на этого тирана потратил пятницу, убрал телефон в карман и взял протянутую купюру. Покинув машину, Питер, бегло оглядев дорогу, быстро пересёк её и, оказавшись на территории маленького сквера, двинулся в сторону тележки с хот-догами. Это не было чем-то необычным — все, кто ни попадя, посылали его куда-нибудь: Старк за кофе, Стрэндж за Вонгом, а тот, в свою очередь, за сэндвичами, что продавались в забегаловке напротив участка. Паркеру подобное было не в тягость, и он был уверен: даже будь он настоящим стажёром, он навряд ли бы в первое время делал что-нибудь иное. А так он просто школьник, который провёл в участке одну почти полную неделю и три дня по три часа, так что только хот-доги покупать он и был способен. Но Старк, как ни странно, этого не понимал, а, может, и понимал, но всё равно заставлял его сегодня весь день задавать вопросы людям, которые хоть как-то связаны с «их делом». Что хотел этим добиться полицейский, юноша смутно догадывался, но всё равно слабо в это верил. Флегматично рассуждая о том, что он и сам не против парочки хот-догов, подросток встал в очередь. День был промозглым, солнце, за последнюю неделю затянувшееся мутной дымкой, совершенно не грело. Зима полностью вступила в свои права, и уже к декабрю синоптики обещали первый снег. Питер ждал его, как и каждый год до этого, с нетерпением, но беглая мысль, что первая за долгие года зима пройдёт без дяди Бена, вгоняла в тоску. Купив хот-доги, Паркер вернулся к авто, но очередного странного-полицейского в его жизни — «просто Клинта» — он уже не застал. — Бартон свалил, сказал, что ты можешь оставить хот-доги себе. Чтоб у тебя сложилось о нём самое благоприятное первое впечатление! — с иронией проинформировал Питера Тони. Юноша, несказанно обрадованный этим стечением обстоятельств, из вежливости протянул второй хот-дог полицейскому; тот, кивком поблагодарив, принял его. И, как зверь вгрызаясь в сосиску, сообщил, что с делом они покончили, теперь прочие заботы взял на себя Клинт, так как наркотики — это по его части. И на это Питер облегчённо вздохнул. День был очень долгим и всё, что он сейчас хотел, так это съесть этот чёртов хот-дог! В итоге он так ничего и не ответил, и воцарилась уютная тишина. Но она не была долгой, её разорвал Старк резким возгласом: «Что ты, чёрт возьми, делаешь?». Паркер из-за внезапности окрика подскочил на переднем сидении и почти выронил несчастный хот-дог, с которого до этого старательно смазывал салфеткой горчицу. «Вы о чём?» — прошипел юноша, с досадой созерцая жёлтое пятно на рукаве. — Не знал, что ты извращаешься над едой? Чем тебе горчица не угодила? — возмущённо осведомился полицейский, уже практически прикончив свой хот-дог. — Я не ем её, — огрызнулся школьник, аккуратно комкая салфетку так, чтоб не огрести за испорченную обивку салона Старка. Выслушивать сетования и по этому поводу Питер не хотел. — У тебя аллергия на неё? — предположил полицейский. — Нет. — Ты презираешь её? — Нет. — Ты относишься к тем извращенцам, что предпочитают сосиски с чесноком? — Нет, — в очередной раз мотнул головой юноша, тут же нахмурившись. — А разве так едят? — Так в чём проблема? — проигнорировав вопрос, с нажимом осведомился мужчина. — Ну, Мэй считает, что все соусы и добавки вредны… Так что я привык есть без них, — начал оправдываться школьник, злясь на себя за лепечущий голос и всё равно не понимая, что же задело детектива! Они и прежде обедали, и Питер, с осторожностью относящийся к соусам, отказывался от них, если те входили в блюдо. Да он даже еду не подсаливает! Мужчина устало потёр переносицу, а затем, вырвав у Паркера хот-дог, засунул его в автомобильную пепельницу, из которой тут же посыпался пепел и окурки, раздражённо шипя себе под нос: «Как же всё запущенно». Игнорируя возглас пацана «что вы творите?», он завёл машину и, выехав с парковки, твёрдо проговорил: «Забей на это дерьмо в дешёвом хлебе. Я куплю тебе нормальный хот-дог и покажу, как его правильно есть!». — Вы что-то путаете, мистер Старк! — вспылил раздосадованный и обескураженный произошедшим Паркер. — Я не первый и не третий вариант! И указывать, как мне есть или как жить, вы не можете! — едко добавил он то, о чём думал весь этот чертовски долгий день. — Конечно же могу! — не согласился Тони и, сверкнув глазами, едко добавил. — Для таких случаев у меня есть четвёртый вариант!