«Нужно находить баланс между свободой и долгом». Всё о Муми-троллях
Символы, слова, наименования и язык в целом возникли в мире, как и многое, по договорённости. А последующие поколения приняли это как данность и некое условие собственного существования. Особо не зацикливаясь, что многие слова имеют не одно, а несколько значений, или одни и те же понятия обозначаются несколькими словами. И выходит, что крайне сложно описать событие таким, какое оно было на самом деле, и ещё труднее представить человека и его жизнь, не приуменьшив его заслуг или, напротив, не преувеличив его злодеяний (это если исключить тот факт, что многое из этого делается людьми весьма сознательно). Поэтому никогда нельзя быть уверенным, что человек сказал тебе то, что имел в виду, так же как и нельзя быть уверенным, что всё было истолковано верно. Ирония во всей своей красе! — Человек искусственно создал язык для облегчения собственной жизни, но тем самым крайне усложнил её. Ведь столько войн и прочих даже самых незначительных и пустяковых конфликтов произошло именно из-за слов, из-за неточности перевода или из-за бесчисленного количества трактовок. Куда проще узнавать истину из поступков. Но человек и в этом вопросе также усложнил всё сверх меры: он научился врать не только словами, но и поступками. Многое из того, что Питер сделал за последний месяц, он предпочёл бы не делать. Он бесчисленное количество раз динамил Неда, забивал на их совместные походы в магазин комиксов, в последние минуты до сеанса кино бросал Лиз, из-за поздних приходов домой ругался с Мэй, совсем не вежливо отшивал мистера Тумса с его намерениями «просто поговорить». Всё это (теперь, собственно, как и всё в его жизни) было тесно связано с детективом. Продолжая тему изменений привычного ритма жизни, Паркер, пожалуй, добавил бы, что мистер Аллен стал частым гостем в их доме. Сначала это радовало юношу, ведь Мэй, хоть и отошедшая от похорон и суда, к жизни возвращалась медленно. Она по-прежнему предпочитала оставаться одна. Питер старался как мог: сидел часами с ней на кухне, если и не разговаривал, то молча поддерживал, помогал готовить и ходил с ней за продуктами, садился в гостиной к ней близко-близко и обнимал, даже заставлял с собой смотреть фильмы! Но что бы он ни делал, на контакт Мэй шла с превеликой неохотой. Было ли это связано с тем, что она не хотела обременять племянника своими переживаниями, или просто ещё не могла говорить об этом, Питер не знал. А с Эдрианом она, напротив, раскрывалась, и это вызывало в Паркере волну неподдельного облегчения. Правда, только на первых порах. Причиной частых визитов Тумса стало отнюдь не горе Мэй, а, как ему позднее заявил тот же Тумс, его, Паркера, «безответственность». Лиз, огорчённая поведением Питера и узнавшая о «стажировке» от Неда, рассказала о ней отцу. Тот, непременно из самых благородных побуждений, намеревался вразумить подростка, что ситуация со Старком, мягко говоря, подозрительная. Серьёзный разговор особо впечатления на Питера не произвёл. Все доводы мистера Аллена с трудом, но выслушал, но обещать прекратить общение со Старком не стал. Вот тогда-то, в надежде повлиять на него, Эдриан рассказал обо всём Мэй. Был страшный скандал. Следствием которого стал своеобразный домашний арест Питера и уход Мэй Рейли Паркер из дома. Юноша утешал себя тем, что ушла его тётя не так уж и далеко. «Всего-навсего взяла недельный отпуск и уехала восстанавливать душевное равновесие в дом Алленов! Делов-то!» — снедаемый обидой и тоской, убеждал себя Паркер. Его тюремщиком и конвоиром на этот срок стал сам Тумс. Он не только жил с ним в квартире, но и возил в школу и забирал (если то позволяло плотное расписание), готовил, помогал с прочей бытовой ерундой, но самое главное и, пожалуй, самое ужасное — тщательно следил за ним. И это был не эфемерный, лишь на словах озвученный факт ареста, а это был самый настоящий домашний арест. Но не всё было так плохо — с Тумсом, которого он знал с восьми лет, Питер всегда ладил. Мужчина вопреки всему, чего можно было бы ожидать от строгого босса твоего дяди, был всегда приветлив, отзывчив. Никогда и ни на чём сильно не настаивал, всегда внимательно выслушивал своих подчинённых и старался им помочь, даже если это ущемляло его как финансово, так и с точки зрения потраченного времени. Признаться, Паркер любил те дни, когда мистер Аллен после напряжённого дня на стройке ненадолго заходил к ним, ведь тот непременно приносил что-нибудь для него. Мэй так же, как и Питер, любила мистера Аллена: он всегда умел её рассмешить и сделать пару-тройку комплиментов. Но Бен, в отличие от жены и племянника лишённый наивности, со взращённой с юности гордыней, терпел всякие подачки со стороны босса с трудом. Он безмерно уважал мистера Аллена, но в силу характера не мог не ощущать, что его права главы семьи ущемляются. Поэтому даже зная, что Эдриан Тумс, будучи крайне великодушным, будет давать деньги безвозмездно, всегда, если брал в долг, возвращал. Ведь он не мог отделаться от тревоги, что, однажды попросив босса об услуге, он уже навсегда останется его должником. И, даже вернув всё до цента, выплатить проценты ему никогда и ни за что не удастся. Видимо, то самое ощущение тревоги после смерти Бена перешло Питеру и засело на задворках его сознания. И именно из-за этого, сидя сейчас на кухне и в гробовой тишине поглощая свои хлопья, которые лезли в горло с трудом, юноша испытывал дискомфорт из-за присутствия мистера Аллена. Хотя теперь от общения со всеми, кроме Старка, он испытывал лёгкое и будто совершенно не навязчивое раздражение. Ведь каждый, как ему казалось, своей целью избрал «разлучить» его, неразумного ребёнка, с плохим и дурно влияющим на него полицейским. Но усерднее всех и успешнее всех палки в колёса колесницы их общения с детективом вставлял Тумс. Мэй, всегда баловавшая его, не могла или, скорее, не была в состоянии повлиять на него, а вот мистер Аллен мог — его авторитет был для Питера таким же незыблемым, как и авторитет дяди. Но всё же он оставался лишь добрым другом семьи и не более того. — Вы не дядя Бен, — вяло опуская ложку в миску, озвучил юноша заевшую как пластинку мысль, что была лейтмотивом почти их всех предыдущих «бесед». — Да. Я не Бен, — согласился Тумс, отпив глоток растворимого кофе, который терпеть не мог, но за неимением альтернативы (пакетированный чай он презирал, а у Паркеров был только такой) довольствовался им. — Но я обещал ему, что позабочусь о тебе, — добавил он. — Говорите так, будто Мэй уже свалила заботу обо мне на вас. — Питер! — грозно рыкнул мистер Аллен, а Паркер, осознав, что ляпнул, сконфуженно уткнулся в тарелку, где сиротливо плавали разбухшие как трупы утопленников остатки хлопьев. — Я не то имел в виду, — отодвигая тарелку, вздохнул юноша. — Я знаю, что Мэй меня любит. И я её люблю, — флегматично глядя в окно, заявил он. — Также я знаю, что вы, Лиз и Дорис хотите, как лучше, но… — в последнее мгновение замялся Питер и, переведя взгляд на человека, что не раз выручал Бена и их с Мэй, закончил: «Но я предпочёл бы разобраться со всем сам». Школьник не видел проблемы там, где видели её все остальные. Он всего лишь хотел, чтоб ему позволили общаться с тем, с кем он хочет! А именно в этот период своей жизни и конкретно в этот момент он ощущал странную нужду в детективе. На это лейтенант Романов однозначно сказала бы, что в его голове, душе или сердце присутствует неразрешённый конфликт, который, как уверено его подсознание, способен разрешить только Старк. Или же Питер как типичный ребёнок хватался за то, что у него хотят отнять даже не потому, что это действительно ему нужно, а просто из противоречия и юношеского максимализма. Но, тем не менее, его жутко бесило, что ему указывали. — Пит, ведь ты даже ничего не знаешь о его намерениях! — вскипел Тумс, снова возвращаясь к теме вчерашнего разговора/скандала о том, что Старк тогда в участке замял дело о машине Томпсона не просто так. — Да нет у него никаких намерений! — Ты не понимаешь… — начал Тумс, а Паркер, распаляясь в ответ, перебил его: — Вы думаете, я не знаю, каков он? — резко спросил подросток, а затем, возведя глаза к потолку, уже спокойнее добавил: — При всём уважении, мистер Тумс, мне не пять лет, и я в состоянии распознать, что у человека на уме. Тем более, мистер Старк не сделал мне ничего плохого, даже, напротив, помог. Это заявление было спорным, но из-за искажения восприятия Паркер верил в то, что говорил. Тем более, если не считать того раза, когда детектив опоил его и избил или когда отправил в морг, то ничего дурного тот действительно не сделал. А все домыслы, пустые рассуждения Мэй и Эдриана о том, какой же Тони ненадёжный, вызывали в Питере злость. И не из-за того, что он был не согласен с ними, напротив — из-за того, что они были правы… Питер даже не был уверен, нравился ли ему Старк. Скорее уж нет, чем да. Детектив воплощал в себе абсолютно всё, чего его с младенчества учили остерегаться. Паркер ни в коем случае не идеализировал полицейского (если только слегка), да и Тони не старался быть с ним милым, в лучшем случае он был вежлив, но почти всегда был самоуверенным гавнюком, наглым нарциссом и беспринципным энтузиастом. «Скорее это он меня бесит, чем я его!» — скрипя зубами, иной раз думал Питер, созерцая едкую ухмылку или выслушивая очередную колкость в свой адрес. Но сильнее всего школьника раздражало в детективе извечное стремление того поиздеваться/испытать его! И более того, Тони никогда не позволял ему находится в поле своего зрения без дела. Однажды он даже заставил его вместо себя писать отчёт! Правда, Романов быстро спасла его от участи офисного планктона и наехала на Старка, но в остальном всё было не так уж и плохо. И Паркер не мог не признавать, что его сильно подкупало исключительное отношение к нему со стороны полицейского; тот не показывал этого и тем более не говорил об этом. Но время от времени в жестах, мимике это проскальзывало. И Питер цеплялся за эти похлопывания по плечу, мягкие усмешки и редкие полуобъятия непозволительно сильно — возможно, именно это и не устраивало его близких, в особенности Мэй и мистера Тумса. — Питер, есть существенная разница в намерениях и действиях. Ты никогда не можешь быть уверенным, что у него нет скрытого мотива, — серьёзно проговорил Эдриан Тумс с какой-то непонятной Паркеру досадой. Да и в целом юноша не понимал, зачем тот уже третий по счёту день напрягается, объясняя ему то, что он и так знает, и то, о чём он уже сам не раз думал. Старк, равнодушный ко всему, зачем-то таскал его с собой на расследования, требовал его мнения о том или ином деле и страшно закатывал глаза, когда юноша отказывался от совместного поедания хот-догов и прочего фастфуда или отказывался лезть в какую-нибудь дыру (было дело в заброшенном складе в портовых доках, куда Паркер наотрез отказался пробираться, но в итоге сделал то, от чего открещивался. И из-за чего был вынужден просить Мэй купить ему новые джинсы, ведь те, что тогда были на нём, он порвал. И хуже того — в них залез в какую-то жижу. «Битум», — саркастично подсказал Старк). И, не находя этому другого объяснения кроме того, что детектив от одиночества цепляется за него и, возможно, испытывает облегчение от общения с ним, Питер успокоился. — Почему мистер Старк не может хотеть проводить время со мной? — Потому что сорокалетние полицейские не могут просто так интересоваться подростками и тем более жаждать проводить с ними время, не требуя ничего взамен! — Но вы ведь делаете то же самое. И вам ничего от меня не нужно! — ощущая незримое давление со стороны мистера Аллена, с издёвкой в голосе воскликнул Паркер. — Это другое, — тихо процедил сквозь зубы мужчина. — И чем же его намерения отличаются от ваших? — едко выплюнул юноша и, тут же осознав, что перегнул палку, напряжённо замер. Он раньше никогда не позволял себе разговаривать в подобном тоне с мистером Алленом. Он никогда даже помыслить не мог о подобной грубости! А теперь говорил всё, что вертелось на языке, и всё это по вине Тони Старка. Эдриан Тумс впервые за все семь лет, что его знает Питер, утратил добродушное выражение лица и побелел, а сошедшиеся на переносице суровые брови сообщили, что побелел он от ярости. — Пит, — глухо и напряжённо начал он. — Предупреждаю, подобного тона я больше не потерплю. Ладно ты так разговариваешь со мной, но прошу, будь поласковее с Мэй. Поверь, подобного она не заслужила, — тяжело вздохнул он. Питер, утративший весь боевой запал, расстроился из-за неприкрытого разочарования в глазах мистера Аллена. И когда тот в очередной раз потребовал от него прекратить всякое общение с детективом, Паркер расстроился ещё сильнее. Ведь в любой другой ситуации он бы не задумываясь заверил Эдриана, что так и поступит. Но сейчас он не хотел врать, и не потому, что лжец из него никудышный, а потому что не хотел давать обещание, которое даже не постарался бы сдержать. Его молчание было встречено очередным усталым вздохом, и, выйдя из-за стола, Тумс, опустив ему руку на плечо и не глядя на него, проговорил: «Что же с тобой происходит, Питер? Раньше ты был другим», — глухо сказал он. — «Хорошим», — добавил он. Парализованный этими словами юноша так и не сумел скинуть тяжёлую и такую неприятную руку со своего плеча. И, получив в свой адрес очередной тяжёлый вздох, почти не удивился, когда мистер Аллен уже привычно добродушным голосом проговорил: «Бери рюкзак. Отвезу в школу».***
Острая тоска, досада и злость сковывали Паркера, словно цепи. Всё валилось из рук, и без того паршивое настроение окончательно испортило замечание мистера Харрингтона, что он, отличник и последняя надежа потока на высокий рейтинг успеваемости, «не старается». Это не могло задеть Питера сильнее слов Тумса, но, тем не менее, это стало последней каплей. Предупредив Неда через смс, что он уходит, юноша дождался звонка на четвёртый урок и без особого труда улизнул через спортзал. Для Питера Паркера прогулы не были нормой, но когда он стал пропускать один-два последних урока — вполне могли ею стать. Он пропускал занятия даже не потому, что обстановка в школе была нездоровой, и не потому, что Флеш из раза в раз старался задеть его посильнее. Скорее, его нежелание находиться там было связано с простым осознанием, что в школе он не получит ответов на интересующие его вопросы. И что там ему точно не дадут ответов на самый главный вопрос: «А как же устроен этот мир?». И он имеет в виду не устройство Вселенной, и не то, сколько полезных ископаемых зарыто в недрах земли, и не иерархии в судебной системе. Его интересует нечто более важное. Смерть Бена изменила всё. А пришедшее с ней понимание собственной беспомощности, неопытности, наивности и, самое главное, несостоятельности выводили Питера из себя. Он не только не знал, в какой университет пойти, но и не представлял, кем в будущем хочет стать. Смерть Бена открыла ему глаза и на Нью-Йорк. Он не возненавидел его и не проклял, просто стёкла его розовых очков треснули, и он наконец-то увидел город таким, каков он есть. Не романтизированной мечтой людей с периферии, не радушным мегаполисом и не рогом изобилия для страждущих. Город предстал перед ним гигантским монстром, состоящим из бетонных блоков и металла, который никогда по-настоящему не спит. И, постепенно разрастаясь, он жрёт энергию, топливо, деньги и всевозможные ресурсы, в том числе и человеческие. Только за прошедший год этот крупнейший город США сожрал четыреста девятнадцать человек (это если исключить естественную смерть и несчастные случаи). Пятьдесят семь процентов из которых погибло от пули, двадцать один — от ножевого ранения, одиннадцать процентов — от бейсбольных бит, шесть — от банального мордобоя, а последние пять погибли от прочего насилия. Питер, вопреки желанию перешагнувший грань, уже не мог видеть мир так, как прежде, да и не хотел. Он ощущал, как затягивающаяся рана делала его сильнее, а жизненные уроки Тони — жёстче. Он хотел, чтоб и Мэй стало легче, но утрата истончила её душу и сломила волю. Она оказалась не способна увидеть мир таким, каков он есть. В связи с чем она и не смогла понять и разделить тяги племянника к Тони Старку. Но задевало Питера не это, а именно недоверие с её стороны, да и не только с её стороны. Он никогда прежде не давал поводов для недоверия ему, никогда не подвергал сомнению собственную благоразумность, свою искренность и, самое главное, никогда никого не подводил! «Идеальный ребёнок», — говорили про него, хотя таковым Питер себя и не считал. А теперь выходило так, что ему не доверяли ни тогда, ни сейчас. Он не юлил, когда говорил мистеру Аллену, что понимает, что тот имеет ввиду. Но именно сейчас подобная «опека» и «забота» выводили его из себя. Ему хотелось заорать: «Где же вы все, чёрт возьми, были со своей опекой и заботой? Когда я каждую ночь выбирался через окно и бродил по улицам в поисках убийцы дяди?!». Бредя вдоль слегка окутанной серебристой дымкой улицы, вне стен юноша успокаивался. Токсичные мысли-переживания, отягощающие его в школе и дома, имели волшебное свойство растворятся, стоило ему удалиться от зон поражения. Из-за раннего ухода из школы людей в метро было мало, и, вдоволь наслушавшись музыки, он успокоился окончательно; когда он снова выбрался на поверхность, даже сумел улыбнуться. И с такой же жизнерадостной улыбкой он пересёк три с половиной квартала. Зайдя в Бургер Кинг, этой же улыбкой он одарил хмурого паренька за кассой. — Два двойных чизбургера плюс один обычный. Соусы — барбекю, горчица. И одну большую порцию фри, пожалуйста, — жизнерадостно протараторил Паркер, выуживая из рюкзака пару смятых банкнот. — Напитки? — флегматично и без должного уважения отозвался парнишка за кассой, что лишь на четыре-пять лет был старше Паркера. — Нет, спасибо. — На вынос? — Да, пожалуйста, — кивнул школьник. — С вас двадцать три пятьдесят, — холодно проинформировал кассир. Но его недовольство жизнью никак не могло задеть Питера, ведь на ближайшие четыре часа — а в лучшем случае шесть — он будет свободен. И свободен настолько, что сможет ни о чём не волноваться, а самое главное — ни о чём не думать. Пока Паркер, залипая в телефоне, ожидал заказ, к кассе подобрался плотного телосложения мужчина с аккуратно стриженой практически седой бородкой и густыми и чёрными как сажа бровями. Питер не обратил бы на него никакого внимания, если б тот громко не пробасил: — Что такой кислый, дохляк? В школе частенько макают головой в унитаз? — обратился тот к угрюмому сотруднику Бургер Кинга и, проигнорировав сдержанный ответ, рассмеявшись, заключил: «Макали-макали». — Уже что-нибудь выбрали, сэр? — предпринял попытку уйти от туалетной темы хмурый паренёк. — Конечно-конечно, — закивал мужчина, а затем, облокотившись на стойку, со злым весельем в голосе, глядя на сотрудника ресторанчика сверху вниз, пробасил: «Ставлю свои яйца на отсечение, что твоя мамаша в постели такая же угрюмая, как и ты». Паркер и дальше бы наблюдал это прескверное зрелище, но его заказ был уже готов, и, с явным облегчением взяв пакет, он покинул ресторанчик быстрого питания. И, идя вниз по улице, он постарался искоренить из себя то неприятное чувство, что вызвала даже не собственная беспомощность, а здравомыслие. Ведь он такой же рохля, как и тот паренёк, да и навряд ли бы он сумел ответить тому бугаю что-нибудь кроме вежливого блеяния. «Будь здесь Тони, он однозначно вмешался бы», — подумал школьник, невольно оглянувшись на вывеску Бургер Кинга, что была слегка заледеневшей из-за капавшей с крыши воды. А затем, кисло ухмыльнувшись, что будь он хотя бы отчасти как Тони, то тоже бы вмешался, а так он лишь Питер Паркер — «Хороший мальчик». Перехватив пакет поудобнее, Питер, быстро оглядев удачно пустой перекрёсток, перебежал дорогу. Пройдя ещё двадцать футов, он замер и, выпучив глаза, выдохнул: «Какого чёрта?». И, тут же сорвавшись с места, быстрым, но не слишком шагом двинулся в сторону безбожно яркого, страшно приметного, блевотно-жёлтого фургончика GMC. Подойдя к нему вплотную, юноша ещё раз огляделся и, не заметив ничего подозрительного, дёрнул заднюю дверь — та с противным скрежетом отъехала, и он быстро забрался внутрь. — Вы вконец спятили? — ошарашенно и обеспокоенно воскликнул Паркер, прерывая размеренную беседу двух полицейских. Те лениво обернулись в его сторону, и Клинт, словно только заметив его, выдохнул: «О! Привет, Пит!». — Тебя видели? — обратился к нему детектив. А Питер, всё ещё ожидая ответа на свой вопрос, сначала кивнул, а затем помотал головой: — Нет. Не знаю. — Ну и славненько, — с благодарной улыбкой забирая пакет из рук юноши, беззаботно кивнул Бартон. И тут же поинтересовавшись: «Сколько с меня?», добавил: «Паркер, что бы мы без тебя делали?». Питер быстро заверил мужчину, что нисколько тот ему не должен и, проигнорировав риторический вопрос, всё ещё взволнованный и сбитый с толку, заключил: «Вы психи!». — А ещё поприметнее машину достать не могли? — не сумев подавить саркастичность в голосе, поинтересовался Паркер. — Боюсь, пурпурный кадиллак был занят, — театрально вздохнул Бартон, разворачивая чизбургер, и тут же хмыкнул: «А вообще все вопросы к Тони, это он машину оформлял», — пожаловался он, откусывая смачный кусок от фастфуда. Переведя взгляд на спокойного детектива, юноша поджал губы и, откинувшись на сидение с громким «Пф», поинтересовался: «Это хотя бы имеет смысл? А то я-то, неразумный, считал, что фишка тайной слежки в том, чтоб о тебе и не подозревали!». — Верно мыслишь, карапуз, — принимая чизбургер от Бартона, кивнул Старк. — Но эта схема ломается в тот же миг, как только «цель» узнает о слежке. И поверь, наши горячо любимые наркоторговцы знали о нас с самого начала. — Знали? — Конечно, Пит, знали, — закивал Бартон с набитым ртом. — Эти тараканы всегда всё знают, — угрюмо уведомил подростка полицейский. — Тогда зачем вы уже неделю здесь сидите, и я вместе с вами? Боже, они и обо мне знают, да? — ужаснулся подросток. — Скорее нет, чем да, — хмыкнул Старк и, бросив через плечо беглый взгляд, ткнув в Паркера ломтиком картофеля, добавил: «Они знают, что за ними следят, количество человек, номера и марки машин, но на этом всё». — То есть я в безопасности? — Если б ты хотел быть в безопасности, шкет, то сейчас был бы в школе, а не в ярко-жёлтом фургоне напротив наркокартеля, — ухмыльнулся детектив, впиваясь в чизбургер, как голодный волк в горло отбившейся от стада овцы. Крыть эту колкость Паркеру было нечем. И, как бы странно это ни было, школьник действительно ощущал себя в салоне фургончика GMC куда спокойнее, чем в собственной комнате. Поэтому, вздохнув и принимая этот ответ, он потянулся за пакетом с едой. А Бартон, частично утолив голод, пояснил, что они сегодня в качестве «приманки», оттого и такой приметный цвет. «Наши ребята сидят в синем форде дальше по улице», — добавил он, прежде чем отправить картофель фри себе в рот. И этот ответ удовлетворил Паркера, и он кивнул. — Мистер Старк, вы взяли мой чизбургер, — развернув бутерброд, протянул школьник. — А была разница? — Да, — кивнул юноша. — Я брал вам двойной. — Сойдёт, — хмыкнул детектив, легко пожав плечами. — Не буду же я отбирать еду у ребёнка. — То есть, вчера тебя не смутило отобрать её у меня? — драматично вскинув подбородок, осведомился Бартон. — Из-за тебя я чуть с голоду не сдох! На это заявление Старк лишь закатил глаза и, перехватив чизбургер поудобнее, якобы случайно сложил пальцы определённым образом, показав тому средний палец. Заметив это, Бартон наигранно трагично схватился за грудь, изображая воткнутый в его сердце нож (изобразить нож в спине было крайне проблематично из-за отсутствия простора для действия). Аналогия с холодным оружием особого восторга в Паркере не вызвала, хотя каламбуры и позёрства полицейского из наркоотдела он любил. — Клинт, можешь взять мой чизбургер, я что-то передумал, — предложил Питер, стараясь подавить возникший в горле ком. — Оставь себе, Пит. Я, как и Тони, еду у детей не отбираю, — кивнул Бартон. Выудив откуда-то сбоку термос и отпив из него уже остывший чай, скривился. А затем, сведя брови, словно в пустоту поинтересовался: «Почему это Тони — Мистер Старк, а я Клинт?» Паркер на пробу откусил котлетку, медленно работая челюстями, и с набитым ртом пробубнил: «Потому что!». — Хорошо, — кивнул Бартон, размышляя вслух. — Тебе я представился «просто Клинтом», но с Тони же ты давно уже общаешься… а сколько вообще? — озадачился он. — Он ещё не дорос меня по имени называть, — опираясь на руль, фыркнул детектив. — Вот стукнет ему двадцать один. Там и посмотрим. На этот ответ Питер закатил глаза. Тема, что затронул Клинт, была около щекотливой, по крайней мере, для детектива. Паркер, может, и хотел бы называть полицейского по имени, но в наглую, без разрешения, как-то язык не поворачивался. Да и из тесного общения с Тони школьник понял, что тот позволял обращаться к себе по имени лишь узкому числу лиц, к которому он не относился. «И это меня нисколечко не задевает», — убеждал себя из раза в раз юноша. Большинство обращались к мужчине «детектив Старк», «Старк» или же как Питер «Мистер Старк», и того это вполне устраивало. — Это, конечно, твоё право, Тони, но мне кажется, это самое настоящее чванство, — хмыкнул Бартон и, сделав ещё один глоток чая, обратился к школьнику: «А ты что думаешь по этому поводу, Пит?». А Питер по этому поводу ничего не думал; точнее, не хотел ничего из того, что думал, озвучивать. Поэтому, откусив от чизбургера, замотал головой, мол, он не может ничего на это ответить. И спустя некоторое время осознав, что с Клинтом отмалчиваться крайне сложно, решил сменить тему. Он преувеличенно бодро заговорил о школе, но практически сразу же об этом пожалел. Ведь тут же всплыл вопрос, почему он, собственно, эту школу прогуливает и почему он там сейчас отсутствует. Вслед за этим всплыл и его скандал с Мэй (об утреннем разговоре с мистером Алленом подросток решил умолчать). Как оказалось, Клинт мог быть не только серьёзным, но и пугающим, когда того хотел. И в тот момент, когда был задан первый вопрос, Питер ощутил себя на самом настоящем допросе. О чизбургере юноша напрочь забыл, и тот, недоеденный, свалился на пол. — То есть, ты ей так и сказал? — сурово сведя брови, осведомился Бартон. — Что она променяла тебя на бутылку? — Не совсем, — глухо и отчаянно возразил Питер. — А как тогда? Паркер плотно сжал челюсти: он не мог ответить, собственно, потому что да! Он действительно так и сказал. Он знал, что не имел права так говорить, но в тот момент, в порыве злости и обиды он был готов сказать что угодно, лишь бы Мэй поняла, как ему было больно и неприятно каждый божий день на протяжении нескольких месяцев находить на кухне вместо своей тёти бутылки из-под пива! И, бросив на Старка беспомощный взгляд, даже не в надежде найти поддержку с его стороны, а просто так — он совершил очередную ошибку. — Ты знал об этом, Тони? — проследив за взглядом школьника, обратившись к детективу, строго спросил Клинт. А Старк, продолжая буравить юношу тяжёлым взглядом, с усмешкой, обернувшись к полицейскому, уточнил: «Про бутылки или скандал?». — Да обо всём! — возмущённо воскликнул Бартон. — Ещё скажи, что ты разрешаешь ему прогуливать школу! — Да ничего он мне не разрешает, — уязвлённо возразил Питер. — Это я сам решил не ходить, — буркнул он. — Пит! — хватаясь за переносицу и зажмуривая глаза, вздохнул полицейский из наркоотдела. — Допускать твои прогулы и разрешать их — это одно и то же. — Скажи ещё, Клинт, что это мистер Старк разрешил мне наехать на Мэй! — едко выплюнул подросток, скрещивая руки на груди и бросая очередной взгляд на Старка. — Пит! — морщась из-за тона школьника, воскликнул Бартон, начиная «воспитательную тираду». — Клинт. Замолчи, — с холодным и почти хищным оскалом, от которого у подростка пробежал холодок, потребовал детектив. И, уже окончательно развернувшись к подростку, в напряжённой тишине полицейский спросил: «Чего же ты хочешь, Паркер?». — Ты хочешь, чтобы я сказал, что ты прав, а твоя секси-тётя нет? — вскидывая брови и кривя рот, осведомился Старк. — Или ты хочешь, чтобы я соврал тебе о том, что твоя ссора с ней меня огорчает? Или ты хочешь, чтоб я разрыдался от того, что ты поскандалил с ней из-за меня? — холодно усмехнулся он, продолжая буравить застывшего школьника тяжёлым взглядом. — Или же ты ждёшь от меня вербального подтверждения, что мне не всё равно на тебя? И, прочитав ответ на бледном лице подростка, Старк не сдержал смешка: «Не знал, что ты настолько инфантилен, Паркер. Мог бы и предупредить». А Питер, плотно сомкнувший челюсти, яростно задышал. Как же сильно он возненавидел детектива в этот момент! Юноша знал, что тот намеренно бьёт по самому больному, но от этого осознания легче не становилось. А закипевшая от обидных слов кровь ударила Паркеру в голову, и он едко выплюнул детективу в лицо: «Неудивительно, что от вас ушла жена. Странно, что с таким-то отношением она вообще у вас была». Говорить о подобном однозначно не стоило, даже думать о подобном было несправедливо по отношению к человеку, остро переживающему развод. Но Паркер, испуганный равнодушием детектива, как самый настоящий инфантильный мальчишка, вскользь знакомый с концепцией прощения, хотел причинить тому ответный вред. Оттого и ляпнул первое, что пришло в голову. Вот тебе и «хороший мальчик». Старк, как дикий зверь в момент атаки, резким рывком схватил юношу за руку и, дёрнув того на себя, что было крайне проблематично (их разделяло приличное расстояние и сидение), яростно прошипел: «Не говори о том, о чём не знаешь, щенок!». «Я покойник!» — единственная мысль, что успела озарить голову Паркера. И она была столь чёткой и всепоглощающей, что кроме неё и ужаса, сковавшего его, ничего не было. Но через мгновение, когда расплаты так и не последовало, Питер ощутил болезненную свободу, а за ней резкий хлопок передней двери. Детектив ушёл. Бросив затравленный взгляд сначала на пустое водительское сидение, а затем на ошарашенного Бартона, Питер уткнулся лицом в ладони и застонал. Он снова всё испортил! Как и тогда с Беном, он потребовал от человека то, чего тот дать ему никак не мог! А беглая мысль, что ему удалось вывести из себя, задеть Тони Старка, которого, казалось, даже смерть щенков не сумела бы застать врасплох, вызвала смесь раздражения, досады и злости на самого себя. — Про Пеппер ты это зря, — устало массируя переносицу, вздохнул Клинт. — О, ты так думаешь? — съязвил Паркер и, тут же скривившись, протянул: «Извини». Мужчина, совершенно не обидевшийся, кивнул. — Тони тот ещё кусок дерьма, но он стал таким не от хорошей жизни, — горько усмехнулся полицейский и, глядя на понурую голову подростка, поразмыслив, добавил: «А всему виной такое же, как у тебя, нежное сердце». — Клинт, я люблю твои шутки, но сейчас я не в настроении, — прогудел Питер куда-то в пол сквозь плотно прижатые к лицу руки, соображая, что же ему делать дальше. А Клинт после очередного тяжёлого вздоха снова позвал Питера, и тот, вопреки желанию, всё-таки поднял на полицейского глаза. — Тони никогда не признается в этом, но он привязался к тебе. Не как к собаке или напарнику, а как-то по-своему, — хмыкнул он. — С чего ты это взял? — Со стороны заметно. Но не жди от него «вербального» подтверждения этого. Он никогда не говорит о чувствах. Да и никто не говорит. Просто потому, что взрослые о таких вещах не говорят, — криво улыбнулся Клинт. — Только если в фильмах, — поразмыслив, хмыкнул он. — Но почему? — Потому что всё, что не добило нас в юности, методично добивает сейчас, — философски, в меру пафосно, заявил полицейский. И, бросив сочувствующий взгляд на юношу, добавил: «Я к тому, что чувства никого уже не волнуют. Обычно есть общие интересы — болеете вы за одну и ту же команду — считай, что вы друзья! А нет этого, нет и дружбы», — пожал он плечами. — «Это в детстве подошёл и сказал: «Теперь ты мой друг», а когда тебе почти сорок — подобное неуместно». — Но вы же с ним друзья? — тихо и как-то вымученно протянул Питер, вкладывая в этот вопрос надежду, но надежду на то, в чём он и сам не мог себе признаться. — Друзья? — удивился Клинт. — Нет, мы не друзья, — замотал головой он. — По крайней мере, Тони таковым меня не считает. Да и поладил я с ним уже только после того, как ушёл в другой отдел, — грустно улыбнулся Бартон. — Отстой, — искренне выдохнул Паркер, и полицейский, насколько сумел извернувшись в кресле, потрепав подростка по плечу, подтвердил, что отстой. А затем, как будто и не было конфликта со Старком и последующего разговора по душам, спросил: «Сгоняешь за кофе? А то у меня чай остыл». — Клинт, отправь ты меня сейчас хоть за Хрустальным черепом — я тебе и его достану, — вяло улыбнулся Паркер.***
Возвращался из Старбакса Питер медленно, насколько вообще позволяла ему его ноша. Юноша был уверен: если принесёт холодный кофе, то Бартон с чистым сердцем отправит его за новым. Полицейский из наркоотдела, к удивлению подростка, был страшный транжира, хотя Старк утверждал, что тот лишь выпендривается и в реальной жизни настоящий скряга. Паркер не хотел быть в глазах полицейских размазнёй или, того хуже, инфантильной размазнёй, но даже он понимал, что это он такой и есть. И, быстро отказавшись от самокопания и рефлексии, он начал размышлять над тем, как успеть извиниться перед детективом прежде, чем тот успеет его послать. «Мистер Старк, простите! Я совсем не хотел проливать кофе на вас! Скажите спасибо, что тот был не адски горячим, так как я шёл очень и очень медленно, а всё из-за того, что думал, что вы убьёте меня! Ах да! И простите меня за те слова о вашем неудавшемся браке. Я сказал их, не подумав…» — весело и одновременно зло представлял Паркер возможную ситуацию, если, конечно, Старк вообще позволит ему к себе подойти. Питер не хотел верить словам Клинта, ведь те внушали надежду на благополучный исход, но школьник из жизненного опыта знал, что у него по определению в жизни не может быть ничего хорошего. Уже второй раз за какой-то час он остановился как вкопанный перед чудовищно жёлтым фургончиком GMC, но на этот раз не из-за его цвета. Машина стояла по-другому — она была слегка вывернута влево. И, вопреки правилам парковки, морда машины торчала на дороге. Двери были распахнуты, а работающий вхолостую двигатель сообщил, что кто-то спешно пытался выехать, но в последний момент передумал. Неприятный холодок прошёлся вдоль позвоночника, и Паркер судорожно обвёл взглядом странно пустую улицу, только сейчас заметив, что на тротуаре он совершенно один. Быстро ощупав карман куртки на наличие телефона, Питер чертыхнулся. «Видимо, в машине оставил», — подумал он и двинулся в сторону блевотно-жёлтого фургона. И действительно: подойдя к нему, сквозь тарахтение двигателя подросток расслышал Имперский марш. И радость от мысли, что о нём не забыли, а пытались дозвониться и разъяснить происходящее, приятным теплом разлилась по телу. Но добраться до телефона он не успел. Обернувшись на звук стремительно приближающихся к нему шагов, он увидел, как плотного телосложения мужчина с аккуратно стриженой бородкой и чёрными как сажа бровями, бежит в его сторону, а за ним, вывернув из-за поворота, гнался Бартон. «Приказываю остановиться! Полиция Нью-Йорка», — не переставая требовал полицейский. Это вполне могло бы быть рядовое ограбление или даже неосторожный грабёж под носом у полицейских, но разглядев зажатый в руках Бартона пистолет, Паркер осознал, что это не так. «Стой! Стрелять буду!» раздалось на периферии. И, прежде чем всё тщательно обдумать и даже просто подумать, Питер отступил прочь от машины обратно на тротуар, тем самым перегородив преступнику путь. «С дороги!» — разъярённо прорычал запыхавшийся мужчина, а Питер, якобы только его заметивший, сдвинулся чуть правее, тем самым вынудив преступника обойти себя. Паркер едва ли соображал, что делает, действовал на инстинктах. Двигатель продолжал тарахтеть, телефон — отыгрывать Имперский марш, когда Паркер, сделав ещё один опрометчивый шаг вправо, заметил, что в руках преследуемого нож. «Свали, дохляк!» — отчаянно рявкнул преступник. Он, явно проигрывающий своим телосложением вёрткому Бартону, что уже практически настиг его, был на грани. И в отчаянной попытке убрать Паркера с дороги тот взмахнул рукой, а школьник, опять же инстинктивно, выплеснул на того кофе. Раздался душераздирающий вопль, и всё, о чём успел подумать Питер, когда на него замахнулись ножом, так это: «А кофе всё ещё горячий». Всё произошло в считанные секунды — выставив руки, как мнимую преграду, юноша плотно зажмурил глаза. Расслышав какой-то окрик позади себя, юноша слегка дёрнулся, но не сдвинулся, чтоб уйти от ножа. И как назло в голове был полнейший вакуум, и воспоминаний о своей короткой жизни он так и не увидел. Правое предплечье мазнуло ледяное лезвие — раздались два выстрела — настала оглушительная тишина. «Твою мать, Паркер!» — внезапно рявкнули на него и резко оттащили куда-то сторону. «Ты в порядке?» — спрашивал его тот же яростный голос, что и дёрнул его. Но Питер, пребывающий в шоковом состоянии, навряд ли сумел бы что-то из себя выдавить, даже если и сильно того захотел. А на языке вместо «да, всё в порядке» вертелось неуместное: «Меня-то никогда не макали головой в унитаз». И только через тридцать секунд, слегка совладав с собой, он заставил себя открыть глаза. Мир вертелся и никак не хотел складываться в привычное с ясно читаемым горизонтом и фоном изображение. И единственное, что Питер чётко воспринимал, так это тело того мерзкого типа из Бургер Кинга и склонившегося над ним Бартона. Полицейский, бледный и с лёгкой отдышкой из-за погони, убрав руку с шеи преступника, мотнул головой. И из-за этого простого действия Питер ощутил слабость в ногах, и если б такой же запыхавшийся из-за бега Старк не было бы рядом, то школьник однозначно рухнул бы на тротуар рядом с мёртвым телом. И ещё спустя полторы Питер сообразил, что детектив, бесцеремонно продолжавший ощупывать его на наличие ран, излишне сильно сжимая его плечи и руки, продолжал требовать от него ответа на простой вопрос: «В порядке ли он?». И получая в ответ тишину, яростно шипел и ругался. И его бранные слова как раскалённые иглы впивались в сознание юноши, но он их даже не слышал. Его никак не отпускала мысль, что так и умер дядя Бен. Страх не позволял ему нормально дышать. Кровь, липкая и горячая, пропитала почти весь рукав и уже стекала с запястья на холодный тротуар. Боли Паркер не ощущал. — Жить будешь, — удовлетворённо хмыкнул полицейский, осмотрев его, и тут же зло добавил: «Если я тебя сейчас сам не прикончу, конечно!». — О чём ты вообще думал, Паркер? Мозгов совсем нет? — яростно прорычал детектив. А юноша, постепенно отходящий от шока, перехватив руку Старка, вяло прохрипел: «Вы застрелили его? Зачем?». Полицейский от внезапно хриплого и жалостливого голоса мальчишки замер. И Питер, которого начинала бить крупная дрожь, спросил снова: «Зачем?». Старк некоторое время смотрел подростку прямо в глаза, но ничего не говорил. А затем, расстегнув куртку школьника, схватил того за ремень джинс, вытянул его, и потребовал, чтобы Питер приподнял повреждённую руку. Тот подчинился, и детектив аккуратно, но надёжно зафиксировал ремень выше плечевого сгиба, вздохнул, вытерев окровавленные руки о собственные джинсы, и зло ощетинился: — Форма отчёта, связанная со смертью преступника, в разы короче формы отчёта о смерти гражданского, — с сарказмом протянул он. Получив едкий ответ, Питер кивнул и отвёл взгляд в сторону. Но в то же мгновение его челюсть сжала крепкая рука Старка. Мужчина заставил школьника отвести взгляд от мёртвого преступника, на которого тот то и дело пялился, потребовав взглянуть на себя. — Твою мать, Паркер! Это шутка! Шутка! — слегка встряхнув подростка, зло рыкнул полицейский. И Питер, встретившись с бешеными, полными ярости и неподдельного беспокойства глазами детектива, осознал, что Тони Старк был каким угодно, но равнодушным — точно нет.